Лодка

Обычная северная погода нагоняла на душу привычную тоску.

Угрюмое море тёмными волнами накатывалось на крутые скалистые берега, не желая сдаваться в своих приступах. Ржавые камни сейчас от воды были такими же серыми, как и небо над головой. Никакой растительности на вершинах скал. Ни одного кустика на уступе. Ни одного зелёного листочка на одиноких веточках, торчащих из узких расщелин. Ничего, кроме каменных награждений, глыб и плит. Редкие чайки с противными криками низко носились над водой, выискивая мелкую треску. Ледяной ветер с моря дуя, остужал небольшие лужи в каменных чашах.

Мичман Вредный не любил север. Юношеский задор быстро исчез, оставаясь в самолёте, стоило сделать по трапу первый шаг. Куда делись непроходимые леса, видимые из иллюминатора. Вокруг аэродрома росли мелкие карликовые берёзки, похожие на сплетенный между собой непроходимый кустарник. И резко в глаза бросалась рябина, со своими оранжевыми шапками плодов.

Робкие сомнения о правильности выбора профессии, тогда уже заскребли душу, но Вредный надеялся, что это были только первые впечатления. Подумаешь, нет растительности, ледяной ветер сшибает с ног ( хоть по календарю лето) и воздух разряженный такой, что нечем дышать. За то, романтика. Впереди интересная служба, восторг и приключения. Солёные брызги в лицо, золотые звезды в погонах, северная большая зарплата. Красота. Перспективы огромны.

Однако, дальше было ещё хуже.

Большой город остался позади, асфальт сменился грунтовкой и вместо привычной жизни в миллионнике, молодой мичман с головой окунулся в гарнизонную жизнь маленького поселка. Военного городка, как его здесь называли. Городка, своей разрухой и инфраструктурой, напоминающий место из книг об будущем апокалипсисе.

Пятнадцать лет службы пролетели, как один день. Оставляя лёгкую седину на висках, память об автономках, о браке и жене, которая любила, но не справилась с частыми разлуками, и вернулась обратно в Воронеж, об алиментах и дочке, которую видел иногда в редких отпусках.

Мичман Вредный ненавидел север, катком прокатившимся по его жизни, и мечтал поскорее окончания последнего контракта. Да, люди здесь были лучше, породистые, что ли, чем в средней полосе или на юге. Но и это объяснялось просто: на север когда-то отправляли ссыльных, грамотных людей, неугодных режиму, а не проституток на выселки. Или те же, взять, грибы. Подосиновиков столько по осени, что косить косой не перекосить. А никому не нужны. В Финляндии через дорогу олени едят. Другое дело шампиньоны. Благородные грибы. Белые и офицерские. Царская закуска. Востребованы всегда. И не растут на севере! У мичмана Вредного была тайная мечта: выйти на пенсию и разбить в подвале родного дома грибную плантацию. Военный моряк чувствовал, что может озолотиться на этом деле. Чуйка, выработанная годами, не могла подвести. Можно, конечно, выращивать заодно и клубнику, но основной доход могут принести только грибы. Открыть свою сеть распространения, вот это мечта, так мечта. Мичман Вредный был одержим идеей обогащения, чувствовал, как в нем загибается предприниматель и копил книги по разведению шампиньонов. Вырезка к вырезки, книжечку к книжечке и тяжёлый чемодан было уже не поднять.

Последнее место службы досталось по великому блату. Второй попытки печень бы не выдержала. Теперь, вместо автономных плаваний и солёных брызг в лицо, служба была исключительно на берегу и считалась очень комфортной. Попасть бы на неё раньше, пятнадцать лет назад, глядишь и жена бы была рядом. Да только, что об этом сейчас говорить. Гол, как сокол. Один сертификат, сумма которого вряд ли покроет стоимость комнаты в Воронеже.

Конечно, это был не склад с довольствием. Можешь пить с кем угодно и сколько угодно, но на склады простым смертным мичманам в жизни не попасть.

Мичман Вредный по-прежнему служил на подлодке и считался подводником. Только лодка стояла в доке на берегу и являлась самой большой и престижной в мире. Поэтому её не распилили и не пропили, хотя многим и хотелось, и сделали музеем, в память о былых заслугах. Обслуживали бывший подводный крейсер сорок восемь мичманов. Каждый день на борт поднимались от пяти до десяти экскурсий. В основном детских. Из специализированных школ, шмонь*, лицеев и кадетских корпусов. Водить экскурсии по подлодке не служба, а рай. Мичман Вредный подбивал клин к каждой преподавательнице таких групп, надеясь хоть как-то устроить свою судьбу, но все попытки заканчивались грандиозными провалами и скандалами. Руку и сердце мичмана почему-то не хотели высокомерные городские учительницы.

Если бы музей — лодка находился во Франции или в другой европейской стране, всё бы точно выглядело по-другому. С лампочками и цветной иллюминацией. С клоунами и шарами в виде собачек и котиков. С огненными шоу и шестами стриптизёрш.

Только подводный крейсер находился в России.

В скалистой бухте, надёжный укрытый каменными массивами. От ветров и вражеских лазутчиков. И лодка была практически сохранена в первоначальном виде. Заводи дизеля и вперёд. Даже бетонный док, со своими подземными этажами никак не был изменён и мог выдержать прямой ракетный залп.

После глотка кофе, всегда хотелось курить. В условленный час из своих кают на палубу огромной подлодки выползли заспанные техники. Здесь можно было гонять на мотоциклах и лавировать на грузовиках, но все сгрудились возле рубки, места отведенного для курения. На всю команду был один велосипед и тот со спущенными колёсами. Гоняли иногда на нем по скалам самые отчаянные. Желая убиться в самоволке. За куревом обсуждали последние новости. Военные операции за рубежом. В последние время их стало так много, что уже не могли понять, что происходит.

— Вот, как такая махина, может стоять на приколе, когда в мире такая неразбериха? Она же подплыть может к самой Америке и ни один радар ее не засечет! — горячился мичман Вредный. Его не поддерживали.

— Тебе бы только подкрасться и жахнуть из всех стволов.

— Конечно! Чтоб боялись! Чтоб головы не подняли! Капиталисты!

— Эта лодка уже отстреляла своё.

Подтрунивая друг над другом, моряки лениво курили по третьей сигарете и не спешно переговаривались, ожидая командира лодки-музеи капитан-лейтенанта Смирнова. Были опасения, что командир может не приехать, тогда придётся действовать по накатанной и принимать группы экскурсантов самим. Обычное дело. Смирнов мог уходить в недельные запои и прикрыть его считалось священным долгом.

Как только закурили по четвёртой, через кп вырулил знакомый уазик.

— Принесла нелёгкая.

— Вспомнили.

— Думал, не появится сегодня.

Из кабины выпрыгнул почти трезвый капитан-лейтенант, в сопровождении молоденького старшины, взмахнул команде и браво застучал лабутенами по металлическому трапу, поднимаясь на палубу.

— Опять блатника привёз.

— Сколько можно срочников на лодке скрывать? Пускай служит в казармах!

— И это, когда другие проливают кровь в военных операциях! — гневно выпалил мичман Вредный.

— Здорово, бойцы! — начал из далека кричать капитан — лейтенант Смирнов. — Общее построение!

— Да, чтоб тебя, — заворчали мичмана — ветераны, переглядываясь. Отвыкли они строиться. Видно командир был совсем не в духе. Дежурный по палубе дёрнулся вниз, передать распоряжение.

— Стоять, — пригвоздил его окрик Смирнова. — Я же пошутил, бойцы. Стоим, курим. Есть у кого? Угостите!

Кто-то из мичманов протянул красную пачку «Магмы».

— С ума сошёл? — испугался командир. — Я такое дерьмо не курю. Есть у кого «Винстон»?

Закурили по пятой. Капитан-лейтенант смотрел в глубину дока, тыкал сигаретой в массивные балки.

— Вот раньше делали. На века!

— А, что там в мире, командир? Будет война? — обеспокоенно спросил мичман Вредный.

— Тебе лишь бы воевать, Вредный!

— Ему жахать охота!

— Жахнул уже какую-нибудь преподавательницу?

— Нет, — сокрушенно ответил мичман Вредный.

— Жахни! Тогда про войну спрашивать не будешь!

— Да я про новости хотел узнать. У нас интернет через раз ловит.

— Новости самые обычные, — начал увлечённо говорить Смирнов. Новые он не знал, так как ничего не менялось. — Мы по-прежнему никому не нужны. Одними санкциями пугают. А, что?

— Да, товарищ капитан — лейтенант накроют же северный флот ракетами. Мы же стратегически важный объект! Вот я и переживаю!

— Нашел над чем переживать! И что?!

— А то, что до пенсии шесть месяцев осталось и жилищный сертификат я так и не использовал!

— И не используешь! — уверенно начал каплей. — Если война начнётся, то мы в самом эпицентре взрыва окажемся. Или чуть левее от центра. Мурманск, Североморск сразу снесут, Кольский полуостров треснет и уйдёт под воду и кабздец общий.

— Мы им в ответ жахнем! Из всех шахт! — загорячился кто-то из мичманов.

— А то! — согласился командир лодки-музея. — Те, кто уцелеет сметет мир напоследок. Это мы легко сможем. Даже малыми силами!

— Выходит, нас бить будут наверняка? — задумчиво сказал мичман Вредный. — Чтоб не уцелели? И не огрызнулись?

— Логично! — согласился каплей Смирнов и зевнул. Ужасно хотелось чёрного крепкого кофе и солёных огурцов. Надоела ему эта политинформация: в штабе, в новостях соцсетях, везде. Он снова зевнул. Кому они нужны! Ну, что за страхи нелепые. Поиграют все в санкции и на этом силы противника иссякнут.

— А прикиньте, если мир лопнет по швам, а наша лодка останется! — весело воскликнул один из блатников, молодой мичман. Старики задумались. Кто-то привычно сдвинул фуражку почесать голову. Стали переглядываться. Каплей искал нужные слова, крутя бычком сигареты пируэты в воздухе.

— Да вполне может от мира только она и остаться. Смотрите какой док. При СССР строили. Сейчас таких нет. Он точно пару ракет выдержит. Да и лодка сама чего-то стоит. Её для такой войны и строили. Тоже, кстати в СССР. А там сами понимаете, госты были, без шар.

— Ну, ядерные вряд ли, — вмешался Вредный.

— Да кто по нему бить станет? — изумился каплей. — Наш музей — это не стратегический объект! Просто может в эпицентре оказаться, где все сдохнут, а те, кто на лодке останется — нет. Только не завидую я им.

— Это да, — с таким доводом согласились все. Каждый был в автономке не по разу. Крышняк через полгода ехал капитально. А тут, остаться на лодке добровольно навсегда, зная, что за стенами ад и выхода нет. Молодого мичмана передёрнуло от ужаса, который могли испытать будущее поколение. Ветераны довольно улыбались, видя такую реакцию. Но на самом деле все испытывали такие же чувства. Ужас, страх и обреченность. Уж лучше, как Мурманск — сразу под воду и секундная смерть.

— Гроб, — пробормотал кто-то.

— Огромный гроб-люкс!

— Гостиница гробов!

— И на борту одни людоеды, так как провизия быстро закончится.

— Почему быстро? — возмутился мичман Вредный. — А, если грибы выращивать? Фермы, закрытые в доке сделать. Вентиляцию провести. Шахты! Глядишь, и жили бы какое-то время уцелевшие!

— Заткнись, Вредный!

— Достал ты, Вредный, со своими грибами!

— Угомонись. — Посоветовал и капитан-лейтенант. — Ой, мужики! Заговорился я с вами, мне ещё лампочки покупать. Ехать пора в город! Старшину пристройте. Ему дослужить осталось совсем ничего. Чтоб не обижали.

— Есть не обижать, — отозвались мрачно и злорадно мичмана. Главный старшина поежился под суровым мужскими взглядами и захотел обратно в казармы.

— А зачем лампочки? — наивно спросил мичман Вредный.

— Зачем? — переспросил каплей. Быстро придумал ответ. — Чтобы стенды новые делать. Надо экспозицию ко Дню ВМФ приготовить. Удивим начальство!

— Удивим, — вторили ему унылые голоса мичманов. Вечно командир занятие мог найти для подчинённых.

— Не раскисать, мужики! Вы же все технари! Что вам стенды сделать?! Я погнал! Чтобы сегодня все трезвые были! Вечером приеду проверю! Сегодня по расписанию примите семь экскурсий. Покажите им всё. Вредный! Держи руки при себе или сразу пиши объяснительную! Достал!

— Есть, писать сразу объяснительную!

Мичман Вредный завидовал командиру Смирнову. Знал он эти «лампочки» : синеглазые, кареглазые молоденькие студентки пединститута готовы были распахнуть двери женской общаги перед капитан-лейтенантом. В надежде выйти замуж за военного моряка. Знали бы они правду! Скорее ядерная война случится, чем кто-то охомутает Смирнова.

Лабутены командира уже стучали внизу трапа, и мичман не добро посмотрел на старшину, готового юркнуть под шумок в лодку и забиться где-нибудь на камбузе, поближе к еде.

— Куда? Смирно! Стоять, карась! Как зовут?!

— Главный старшина, — начал рапортовать молоденький моряк и дальше его голос заглушили въезжающие экскурсионные автобусы с детьми. Первая старая «Вольво» звонко посигналила, привлекая к себе внимание и мичман Вредный отмахнулся от говорящего, как от назойливой мухи.

Имя можно и потом спросить.

Начинался рабочий день.

________________________________________

шмонька* -морская хабза