Логика тьмы

17 октября3224 года от Столпотворения, город Песчаный

В отличие от большинства современных молодых идеалистов, идущих в полицию из желания изменить мир к лучшему, Вейлен Подорожник относился к этому как к сравнительно непыльной и выгодной работе в прекрасных условиях. Впрочем, если вспомнить, что предложение о службе поступило после отмены второго расстрела, он бы на что угодно согласился. Лихая карьера: от опасного преступника к одному из мелких винтиков в машине правосудия, кому скажи — не поверят.

Вейлен и не говорил. Кому надо — те в курсе, а кому не надо… В общем, ему же лучше, если о некоторых деталях прошлого будет знать как можно меньше народу. Сейчас он герой Большой войны, уважаемый человек, коренной житель городка Песчаный. Пример воспитательного действия коллектива и войны на мелкого жулика и беспризорника, — пусть так и остаётся.

Тем более воспитательный эффект всё это действительно возымело, сейчас бы ему и в голову не пришло подрезать кошельки у честных отдыхающих. Даже наоборот, Подорожник весьма решительно шугал воровскую шушеру, которую неплохо знал изнутри, так что был у начальства на хорошем счету — без дураков. Дослужился вот даже до начальника отделения.

Кроме карманников и мелких квартирных краж в Песчаном, почитай, полиции и заняться было нечем. Городок маленький, обшарпанный войной, по зиме безлюдный, но — со славной историей, причём достаточно долгой. Война прокатилась по этим местам, как и по половине страны, оставив новые шрамы, но здешние горы помнили и другие трагедии. Всё соснами поросло, всё слизало море, всё развеял ветер.

Вейлен любил этот город и считал его родным. Отлично знал все окрестные овраги, знал, где можно покидать удочку с берега, чтобы не уйти с пустыми руками, где грибов набрать, где ягод, а где и силки на птицу поставить. Знал каждую улочку и каждый дом — от старого порта до Дома-на-горе, настоящего древнего замка, и от быстрой мелкой Песчанки — до Коровьего мыса. Да и за пределами, что мелочиться. На день вокруг всё истоптано.

Подорожник относился к числу людей, которые не любили мечтать о грандиозном и недоступном, а если порой такие мысли и появлялись, то изживались быстро и безжалостно. В столицу он не рвался — далась ему эта столица, новых «клычков» на погонах не искал, вполне удовлетворённый нынешней жизнью. Сидишь себе в крошечном, зато отдельном кабинетике, листаешь то ли книжку, то ли свежую газету, мусолишь в зубах зубочистку да поглядываешь на часы в ожидании окончания рабочего дня. Благодать!

Была. Ровно до того момента, как в дверь без стука ввалился сержант Мутай Каштан и с восторженным придыханием спросил:

— Ты видел новую инквизиторшу?!

— Я и старую не видел, — хмыкнул Подорожник и демонстративно уткнулся обратно в газету. Понимал, что спокойно дожить оставшийся до конца дежурства час не получится, но из принципа цеплялся за надежду на лучшее.

— Какую старую? — опешил Каштан.

— Если есть новая, должна быть старая, — лениво пояснил он. — У нас ближайшее отделение Инквизиции в Поречном, и там мужики. Все трое.

— Да ну тебя! — Недовольство начальника вторжением сержант заметил, но проигнорировал и плюхнулся на стул для посетителей. — Инквизиторша в город приехала. Остановилась у старой Капусты.

— И как она? — сдался Вейлен и всё-таки задал этот вопрос.

— Капуста? — невинно глянул сержант, но тут же прекратил дурачиться, пока не выгнали, и принялся делиться новостями.

Инквизиторша была при форме, значит — по делу. Приехала на утренней «калоше» из Поречного, значит, уже своим доложилась. Немолодая, худая, чернявая — типичная, в общем. И если Вейлену интересно его, Мутая, мнение — интересно оно не было, но кого это когда останавливало, — в их Песчаном готовились открывать своё отделение инквизиции.

— Туфта, — зажав зубочистку между клыками, сквозь зубы припечатал Вейлен. — На наш район и троих в Поречном много.

— Значит, она по какому-то делу, и закончится всё расправой и расстрелом, — не сдался сержант.

— Ну и отлично, народ любит зрелища, — флегматично отозвался Подорожник.

— Ты как-то слишком спокоен и тебе как будто совсем не интересно, — наконец признал очевидное Каштан.

— Представляешь? — ухмыльнулся Вейлен. — Совершенно не интересно. Я, видишь ли, точно знаю, что Инквизиция тут не по мою душу, поэтому не дёргаюсь. А вот с чего ты так беспокоишься?

Он даже снял ноги со стола, выпрямился, опёрся на столешницу обеими ладонями и вперил подозрительный взгляд в подчинённого.

— Нет, ну у меня тоже совесть чиста. Да я вообще не маг, что до меня за дело Инквизиции!

— Юлишь? Оправдываешься? — сощурился Подорожник.

— Ты шутишь? — осторожно предположил сержант.

— Отчего же? Честного человека прибытие инквизитора беспокоить не должно!

Мутай Каштан был неплохим парнем, но наивным и не очень умным, так что издеваться над ним можно было безнаказанно очень долго. Правда, скучно, поэтому Вейлен даже обрадовался отрывистому стуку в дверь. Удивлённо вскинув брови — в эту дверь очень редко стучали, обычно все вламывались так, — он разрешил:

— Войдите.

— Добрый вечер, товарищи полицейские.

Как в дурной комедии, на пороге возникла инквизиторша — наверное, та самая, которую они только что обсуждали, вряд ли за последние часы в Песчаном появилась ещё одна. Хотя с описанием сержант лопухнулся: худая и чернявая — да, но едва ли ей было больше тридцати. Мало того что молодая, так ещё весьма привлекательная, с большими выразительными глазами и правильными чертами точёного лица. Внешность не портил даже длинный раздвоенный шрам, наискось пересекавший половину лица.

Каштан вскочил, забормотал что-то то ли извиняющееся, то ли подобострастное, то ли лоялистское. Вейлен на месте гостьи сразу же взял бы его на карандаш, но та только усмехнулась. Как-то подозрительно знакомо, даже глазам не верилось.

Подорожник, не спеша следовать примеру сержанта, прикрыл один глаз, сощурил второй и, вытянув руки, большими пальцами прикрыл в своём поле зрения длинный шрам через половину лица и короткие тёмные волосы.

— Инквизитор второй ступени Юстафия Грач, — тем временем назвалась она, с интересом наблюдая за манипуляциями хозяина кабинета. — Это знак одобрения или вы практикуете жестовые техники проклятий? — полюбопытствовала насмешливо.

— Неэффективность жестовой магии доказана ещё лет пятьсот назад, — блеснул познаниями Вейлен, поднялся и протянул руку. — Вместе с другими архаичными глупостями. Лейтенант Вейлен Подорожник, начальник отделения. А это сержант Мутай Каштан.

Инквизиторшу он узнал. Она его, кажется, тоже.

— Я как раз об этом и хотела напомнить. О неэффективности. — Она крепко пожала протянутую ладонь. Вейлен на несколько мгновений задержал в руке длинные тонкие пальцы, неожиданно холодные — октябрь выдался тёплым, но гостья этого, похоже, не замечала.

— Пожалуй, пойду я, — проявил неожиданную понятливость Каштан — или просто сообразил наконец, что у него есть возможность удрать.

— Идите, — снисходительно кивнула Грач.

— Инквизитор второй ступени, — повторил, пробуя на вкус, Подорожник, когда хлопнула дверь, и жестом предложил садиться. — Ого. Даже не знаю, восхититься или посочувствовать. Склоняюсь ко второму.

— Отчего же? — Гостья устроилась на стоящем боком стуле для посетителей, облокотившись на стол и подперев подбородок ладонью.

— Ну… не обижайся, но последствия службы у тебя на лице написаны, — отбросил официальный тон Вейлен. Это было грубо — указывать женщине на недостатки внешности, но не похоже, чтобы Грач их стеснялась, а Подорожник никогда не страдал излишней обходительностью. — Вот этого пять лет назад не было, да и теней под глазами тоже. Хотя стрижка тебе идёт. Чай, кофе? — вспомнил он о гостеприимстве.

— Не откажусь от чая, если есть приличный, — действительно ничуть не обиделась она, только рассеянно потёрла кончиками пальцев широкую белую полосу шрама.

— Приличного нет, есть паршивый, но зато со смородиной и вишней. Местными, соседка снабжает. Любительница всяких травяных сборов и хозяйка самого большого сада — из горожан, имею в виду.

Юстафия милостиво кивнула. С минуту в комнате висела тишина, пока Подорожник заливал в небольшой медный чайник воду из стоявшей тут же канистры. Видно было, что кабинет обжит давно и основательно.

— Давай подогрею, — предложила Грач, когда он начал громоздить чайник на подставку, и выразительно щёлкнула пальцами, выбив длинный жёлтый огонёк.

— Да у меня электрический. Даже в нашу глушь добирается прогресс, — он выразительно подёргал шнур и с преувеличенной бодростью поинтересовался: — Какими судьбами в наших краях? Опять в отпуск?

Подорожник редко испытывал неловкость и терпеть этого чувства не мог, а вот сейчас оно пыталось сгуститься. Не то чтобы у них двоих было, о чём смущённо помалкивать, не так уж недавно и не так долго общались, но всё же…

Инквизитор. Надо же, кто бы знал.

— Да как сказать... — протянула Грач. — В отпуск, но по работе.

— В столице теперь так принято? — не сдержал он смешка.

— Почему сразу в столице?

— Ну… извини, я просто не представляю, где ещё можно в… сколько тебе, не помню? Двадцать пять? В общем, инквизитор второй ступени в таком возрасте — это надо в гуще событий быть, а всякое дерьмо как раз туда стекается.

— Логика неожиданная, но справедливая, — развеселилась она.

— Что в ней неожиданного? Это же очевидно.

— Обычно считают, что в столице сидят кабинетные крысы, которые звания получают на халяву. По протекции ещё, — добавила со странным смешком, явно вспомнив что-то личное.

— Потому что идиоты и завидуют, — невозмутимо пожал плечами Подорожник. — А я не завидую, мне тут хорошо, так что могу быть честным и непредвзятым. Ничего хорошего в крутой карьере нет, но большинство понимают это только к старости и выходят в отставку в местечки вроде Песчаного, угробив перед этим жизнь и здоровье.

— А ты, значит, умный и понял это уже сейчас?

— Я это всегда понимал, — ухмыльнулся Вейлен. — Поэтому живу тут и получаю от жизни удовольствие.

— У вас и правда хороший город. Хотя ты вообще не похож на полицейского, ни за что бы не догадалась.

— Взаимно, — рассмеялся он. — Хотя нет, сейчас похожа. Тебе идёт форма, хотя цвет лица мог бы быть поздоровее.

— Да ты мастер по части комплиментов, — снова не обиделась она, даже оценила шутку. — Не ожидала встретить тут знакомое лицо. Но приятно...

— Так что там с отпуском? — уточнил Подорожник, потому что собеседница умолкла.

— Меня отправили с важным заданием. Но я точно знаю, что это заговор, никто даже не пытался скрывать. — Юстафия кивком поблагодарила за поставленную перед ней большую кружку, испускающую яркий смородиновый дух, и, не чинясь, взяла с предложенной тарелки подсохшее печенье.

— Заговор? У нас? — опешил Подорожник.

— У вас — и заговор? — Она выразительно вскинула брови. — Ты что! В столице, конечно.

— Подсиживают?

— Наоборот, — улыбка потеплела, — начальнику надоело видеть меня с тенями под глазами и нездоровым цветом лица, которые ты наблюдательно отметил, поэтому придумал повод надолго отправить в необременительную командировку, чтобы отдохнула по-человечески.

— А просто в отпуск принудительно отправить не мог?

— Не принято, — Юстафия пожала плечами. — У нас всё ещё по привычке живут по законам военного времени, тем более тёмных магов действительно очень много развелось…

— И что за дело нашлось для целого следователя Инквизиции в наших краях? — Подорожник вольготно устроился на своём месте — так, словно не на казённом стуле, а дома в удобном кресле.

— Дом с привидениями, особняк некоего Хомяка.

— «Сорочье гнездо»? — Вейлен удивлённо вскинул брови и от души расхохотался. — Ну да, тот ещё повод поработать!

— Что в этом смешного? — озадачилась она.

— Да нет там ничего загадочного — ну не больше, чем в любом старом заброшенном доме. Болтают всякое, но я его в детстве облазил сверху донизу. Конечно, в детстве все эти зловещие истории цепляли, но сейчас-то чего? Я пару раз на жалобы реагировал и осматривал, даже один раз тщательно, когда по делу. Дом как дом.

— Вот как… — Спорить Грач не стала, только достала из кармана початую пачку сигарет. — Не возражаешь? Угощайся. — Она протянула добычу хозяину кабинета.

Тот вытащил одну, с удовольствием понюхал, в это время достав откуда-то из ящика стола пустую пепельницу. Водрузил хрустальное чудовище с отбитым углом на стол перед гостьей и вернул ей сигарету, с интересом наблюдая, как Юстафия прикуривает от длинного жёлтого языка пламени, танцующего на кончиках пальцев..

— Прикурить тебе? — не поняла она.

— Забери. Я бросил. А ты, видимо, подобрала? — предположил со смешком.

— Вроде того. У нас невозможно не пристраститься, вся Инквизиция дымит, — усмехнулась она. — Дрянь редкая, но прекрасный повод для разговора или перерыва.

Некоторое время они ещё лениво болтали о пустяках — вреде табака, нравах инквизиторской курилки и суевериях. Для дела бесполезно, но зато чувство неловкости ушло, не успев до конца оформиться.

Курортные романы прекрасны ничтожной вероятностью позже пересечься с партнёром по этому приключению, но ничтожная — не значит нулевая. Пять лет назад они оба были легче и легкомысленней, только закончилась война, осознание этого пьянило, и разруха вокруг совершенно не беспокоила. В Поречный первый раз после войны стекались отдыхающие. Вейлен там сдавал аттестацию и радовался жизни, а Юстафия — отмечала защиту диплома.

Кто ж знал, что эта вчерашняя студентка с двумя девчоночьими косичками окажется инквизитором.

Тему общих воспоминаний пока, не сговариваясь, обходили оба — ну было и было, разошлись без обид, — и вообще по молчаливому согласию не касались личных тем. Да, встреча вышла странной, но то короткое увлечение ни к чему не обязывал обоих, к чему ворошить прошлогодние листья? Постепенно разговор приблизился к более важной теме, приезду Юстафии.

В отделение полиции Грач явилась из этических соображений — как-никак, основное представительство органов охраны правопорядка, — да и первичную консультацию проще и интереснее получить от коллег, пусть и другого ведомства.

Дом Хомяка, он же — «Сорочье гнездо» был живописным старым особняком в двух кварталах от набережной, в тихом зелёном районе — впрочем, других в Песчаном и не водилось. Давным-давно, лет пятьсот назад, его построил для себя местный дворянин Гореван Сорока, маг-исследователь. Никакими значимыми свершениями он в истории не отметился — ни тёмными, ни светлыми, просто тихо жил, пугая соседей своими странностями. О нём болтали много разного, причём легенды эти бродили в народе и поныне, но большинство из них выглядели откровенно глупыми. И младенцев он крал, и кровь девиц пил, и тёмные ритуалы совершал…

Ерунда, конечно. В несметных архивах Инквизиции нашлось упоминание об этом человеке и о проверках: поступали жалобы, не могли не откликнуться. Тёмным магом он не был, дар имел развитый, но спокойный, а пара пропавших девиц после недолгих поисков обнаружилась в соседнем Поречном в добром здравии: они просто сбежали из дома в поисках лучшей доли. Одну нашли в борделе, вторую — в роли подавальщицы в кабаке, то есть она тоже далеко не ушла. Было ещё несколько заявлений, но таких обстоятельных расследований никто не проводил, содержались лишь скупые отметки «не подтвердилось» и «не найдено состава преступления».

Даже несмотря на свою нелюдимость и, возможно, чудаковатость, Гореван женился, обзавёлся сыном, передал ему особняк — и странности.

Наверное, это была какая-то наследственная психическая болезнь, сейчас-то уже не понять, но последующие Сороки все как один имели репутацию одиночек и затворников. Город к ним потихоньку привык, перестал обращать внимание и дёргать без повода Инквизицию, и больше в поле зрения этой славной организации семейство не попадало — во всяком случае, Юстафия таких сведений не нашла. Чуть меньше ста лет назад последний представитель старого рода тихо и безобидно скончался одиноким стариком: в отличие от предков, он так и не обзавёлся семьёй. Это рано или поздно должно было случиться при их «общительности».

Несколько десятков лет дом пустовал. К Сорокам привыкли, но всё же особняк пользовался дурной славой и был овеян тайнами и легендами, так что смельчака, рискнувшего бы там поселиться, долго не находилось, даже несмотря на то, что место было хорошее, да и построили дом основательно, на века.

В шестидесятых годах прошлого века «Сорочье гнездо» приобрёл известный рыбопромышленник для дочери на её свадьбу. Весьма радостное для богатея событие: дочь вышла за аристократа из старого рода Филинов и принесла в семью его магию. По указанию покупателя дом перестроили, оформили в модном тогда цветочном стиле. В последующие годы жили в нём мало, в основном, приезжали на лето отдыхать, и своей тёмной славы дом не подтверждал. Никто не умирал страшной смертью, никто не исчезал бесследно, и молва начала забывать прежние страхи. Они даже не сумели приучить город к новому имени: особняк так и называли «Сорочьим гнездом» или домом Хомяка. Купив для дочери, промышленник, однако, оставался его законным владельцем.

Тихое благолепие продолжалось до памятного девяносто первого года, начала восстания. Сейчас эти три года мучительных изменений Белоземья в горниле гражданской войны всё чаще называли Столпорушением.

Новые хозяева, однако, не пополнили сборник легенд «Сорочьего гнезда». Филин с женой и детьми удрал куда-то за границу, Хомяк неплохо устроился в столице при новой власти — он сам не был аристократом и магом, вовремя понял чутьём опытного коммерсанта, куда дует ветер, и сделал верную ставку.

Постарались другие.

Когда первые столкновения докатились до Песчаного, дом уже опустел. Тогда началась новая страница его жизни, прояснить детали которой мало кто взялся бы — слишком много ходило баек разной степени недостоверности. Город переходил из рук в руки, его даже занимали интервенты из соседних стран, желавших урвать лакомый кусок у неспособного, казалось, дать отпор Белоземья. Именно в революционные годы на стене в подвале появились многочисленные следы пуль — нетрудно догадаться, при каких обстоятельствах.

Когда утвердилась новая власть, старый особняк пытались использовать по-разному, но ни одно учреждение не продержалось долго и ни одно начинание не прижилось.

Потом в едва оправившееся от прошлых потрясений Белоземье — и маленький Песчаный — пришла новая, Большая война, которая и «Сорочье гнездо» не обошла стороной.

С тех пор особняк окончательно забросили. Город подумывал сделать из него музей — памятник цветочного стиля, но на это пока не хватало денег. Дом хирел и осыпался, ожидая своей участи.