Лоскутки. Про то, что было

Официально наша масленица называлась «Проводы Зимы».

Насколько я могу судить, расцвет сего ежегодного действа пришелся на 70-ые. В центре села перед Домом Культуры загодя ставили столб с поперечиной для крепления приза на самой макушке. Готовили сцену для речей и место для перетягивания каната. На краю площади устанавливали бревенчатые «козлы»; оседлав их в праздник, два наездника должны были лупить друг друга большими подушками – пока один не валился на землю.

Кульминацией действа – на наш мальчишечий взгляд – был проезд трех богатырей: ряженых в кольчуги мужиков на богатырских конях (сейчас думается, что это были владимирские тяжеловозы). Уж не знаю, как связаны проводы зимы с Ильей, Алешей и Добрыней, но – факт! – укомплектованные мечами, копьями и щитами богатыри мне запомнились сильней, чем уличные блины, сжигание чучела и бои подушками (они – на втором месте).

В 80-ые праздник стал хиреть. Количество богатырей уменьшилось, потом они и вовсе перестали появляться. Бои подушками тоже ушли в небытие. Конкурс со столбом остался, но после того, как все вывешенные призы стал собирать пьяненький электрик с железными когтями на ногах – веселым и интригующим это зрелище уже было не назвать...

Но зато какие масленичные костры устраивали мы в 80-ые!

Отцы у нас были шоферами и механизаторами. В полукилометре от наших улиц располагался полигон, где стояла всякая разная сельхозтехника. Вот оттуда-то – с полигона – еще по зиме, за месяц до масленицы мы и катали брошенные покрышки. А то и не покрышки, а целые колёса – и потом бортовали их, ломами и деревянными черенками сковыривая с металлических дисков истёртую резину.

Особенно много возни было с задними колесами от всяких МТЗ и ЮМЗ – попробуй тягу такую подними, выровняй, да кати по дороге так, чтобы в кювет не уехало – оттуда уже можно и не достать. Счастье было, если удавалось разжиться широкой резиной от Т-150 или К-700. Втроем, впятером облепливали шину – и доставляли к месту, где складировалось резиновое топливо для «масленицы»…

Родители, порой, помогали. Шины они не катали – не по статусу. Но могли при случае закинуть старую резину в телегу и выгрузить у кустов: «Забирайте, пацаны!»

Почему у кустов? Потому что колеса приходилось прятать. Село у нас хоть и небольшое, но делилось на райончики: «сельхозтехника» свою масленицу делала, «мелиорация» – свою. Соревновались – у кого костёр больше будет. Вот и подворовывали резину из чужих схронов – а где ее еще взять, если к проводам зимы не то что на полигоне – ни на обочинах, ни на свалках колёс уже не найти – всё подчистила молодежь, перетащила в укромные места за окружной дорогой…

Тридцать-сорок шин – это считалось нормой, стандартом. Меньше, как бы, не так интересно жечь.

Однажды, помню, набрали мы аж девяносто разнокалиберных покрышек. А у кого-то, по слухам, было больше ста двадцати...

За день или за два до масленицы начинали складывать шины и колеса (не все удавалось разбортовать) в пирамиду. Выходила она выше человеческого роста, в несколько «колодцев». Та еще работа была! Хочется же повыше сделать. Пыхтишь, громоздишь – а «колодец» кривой вышел, наклонился, да и посыпался… Эх!

Как сложилось всё, построилось – опять переживания – не украли бы! Пирамиду видно издалека, чернеет в поле на снегу. Ходишь к дороге, сам посматриваешь, и друзей потом спрашиваешь: проверял масленицу? Стоит? Не украли? Не упала?

Наконец, близится нужный вечер. Уже все улицы знают – сегодня! Взрослые порой подходят, спрашивают: «Что, мальчишки, когда будете зажигать?» Отвечаем важно: «Да как стемнеет, в одиннадцать…»

Но до одиннадцати еще дотерпеть надо! Соберёмся: «Ну, что, пора? Пошли! Вроде, темно. А пока дойдем, пока разожжем – совсем стемнеет…»

Кто-то дров из поленницы прихватит – своей или соседской, кто-то газет возьмёт, кто-то промасленную ветошь добудет, а кто и настоящий факел смастерит. Но главное – солярка или бензин. У отцов в гаражах запас всегда есть – чуть отольешь – тайком, или с позволения…

Сразу разжечь задубевшую на холоде резину не всегда удается: то горючего мало, приходится за добавкой бежать, то ветер задувает, то еще чего… Издалека видно, как наши огоньки в поле трепещут – так что народ с улиц уже подтягивается, собирается. Кто-то, глядишь, и горючки поднесёт…

Наконец, принялось. Огонь гудит, лезет выше, жирный чёрный дым хоботом ползёт над землёй – далеко тянется, запах на километры чуется. Истоптанный изломанный наст вокруг костра начинает оплывать. Пять, десять, пятнадцать минут – и жар становится нестерпимым, лицо печёт метров за двадцать. Все отступают, глядят, ждут.

Взрослым тоже интересно, пришли со всех улиц, многие с маленькими детьми. Мы чувствуем себя королями – это мы, мы устроили, это наша масленица, вона какая!!

Через полчаса пирамида выгорает, рушится, летят искры свивающимися жгутами – и начинается самая веселуха: пацаны, отворачивая ошпаренные лица, лезут к горящим шинам, обтирают с них сажу голицами. И носятся, играют в догонялки: догнал, мазнул приятеля по щеке, по лбу – куда попал; тот разозлился, отомстил – не просто мазнул, а зажал твою голову под мышкой и всю рожу тебе голицей истёр – и вот уже все как черти чёрные, только глаза красным огнем отсверкивают.

А завтра в школу. Кто-то так черным и придёт – сажа почти не отмывается, держится несколько дней. Но матерям стыдно чумазого сына в школу отправлять, утром будут тереть, скоблить – в класс ребенок придет ободранный, красный, в ссадинах. Уж лучше бы, наверное, чёрным – даже учителя понимают, что это не простая грязь, а так – следы вчерашней забавы…

Развалившаяся масленица догорает. Уже совсем темно. Если повернуться лицом к ночи, выйти из круга света, подняться на пригорок или на дерево влезть – то можно увидеть и другие костры. В Назорном жгут… В Шумятине… А «мелиорация» только запалила свою пирамиду. Махнем к ним потом?..

Час-два – и веселье кончилось. Но теплиться хорошая масленица будет дня два, а то и три.

И уже летом, идя в лес через поле, специально свернешь к кустам и постоишь у выгоревшего пятака, где свернулся мотками проволочный корд, рассыпающийся в пальцах рыжей пылью – скелеты сгоревших покрышек, ржавый прах масленицы…