Лоскуток от платья

Ник О дин

сегодня в 11:48

Улыбнувшись судьба оставила

Лоскуток на долгую память.

О том как я разминулась

С тем чего не исправить.

Лоскуток платья

Я стояла у витрины и все никак не могла собраться с мыслями.

Кажется вот оно – мое выпускное платье.

Висит и ждет меня. А я все не могу собраться и наконец то решиться купить его.

Все подруги, то есть Машка и Маринка, сшили себе на заказ в местном ателье что то «#сногсшибающее». Новомодных журналов пересмотрели кучу. Вынесли мозг мне раз пятнадцать каждая за те полгода приготовления. Вытянули всем нервы в тоненькую ниточку, достаточную, чтобы дотянуть ее до соседней галактики и обратно…

В общем – платья удались.

У Маринки папа даже чуть в больницу не попал. Точнее попал, но быстро выписался.

Выпускной. Три медалистки. Три красавицы. Три подруги.

«Закадычные» подруги…

Не то что бы мы ненавидели друг друга, просто стараемся быть первыми во всем. Соревнование у нас такое примерно со старшей группы детского сада. А может еще и с яслей? Но за восемнадцать лет я позабыла, кто начал первый и когда.

Но не в памяти дело, а вот в этих самых платьях.

Нужно поразить соперниц с первого выстрела, сразу и на «глушняк». Что бы у них даже НЕ возникло желания перетянуть внимание на себя в этот вечер. Вадик этого стоит.

Точнее Вадик был достоин только одной из нас. И каждая готова была порваться на флаг островной державы, чтобы завладеть вниманием двухметрового голубоглазого блондина с милой ямочкой на щеке. А его ресницы…

- «… Так. Стоп… Не думать о нем. А то мысли уведут туда, откуда не скоро вернуться. Не думать о красной лысой обезьяне…»

- А при чем тут обезьяна?..

- Маш… Я что то в слух сказала?

- Вик. Ты все в слух сказала. Только я ничего не поняла.

- Ну и хорошо…

- Хорошо, что ты что то непонятное сказала или то что я не смогла понять твои высказывания?

- Не напрягай. Пара дней потерпи меня. Совсем чуть осталось.

Я смотрела на Машуню с высоты своих метра пятьдесят семь и просчитывала варианты ее отравления, убийства кирпичом и заталкивания ее в бочку бетономешалки, которая неспешно катилась мимо нас…

- Что осталось? Что я пропустила?

- Вик пропустила пару смыслов в своем повествовании только что. А я вот не могу понять – она снова издевается или и в правду считает себя эксклюзивной?

- А что она сказала?

- Марин. Забей. Тебе не догнать.

Кучка моего сарказма вновь не смогла пробить толстокожесть Марины. Ей вообще по барабану – кто и что о ней думают. Главное, что она о себе думает, а это был такой коктейль, что напалм показался бы детской присыпкой.

- Вик. Два дня до выпускного. Ты себе что то купила или сшила? Колись давай - у кого заказывала? На «Третьей Радиусной»?

- Некогда мне. У меня через час начнутся отборочные, а я тут с вами тусю.

- А с кем тебе еще тусить?

- Точно. Не скем. Я побежала…

«Не думать о лысой обезьяне… Не думать о лысой обезьяне… Не думать о лысом…»

Машина просигналила почти на пятках моих кроссовок.

«Но кто же так выворачивает с парковки. Подрезал вон «тонар». Ты сейчас не со мной разборки чинить будешь, а вон с тем лысым мужичком с монтировкой… Не думать о побитой лысой обезьяне…»

- Кажется еще не начали. Или я совсем опоздала?..

- Ты как всегда за пару минут до окончания взвешивания. На что надеешься?

- Виктор Ильич. На вас надеюсь, на ваши наставления и на то, что попадется сразу та, с Речного…

- «Пятьдесят четыре килограмма ровно…»

«Млять. Снова набрала сто грамм. Или я тогда в другом белье была?»

- Ты о какой обезьяне думаешь? Зачем в кроссовках взвешивалась?

- О лысой…

- О чем?

- О лысой обезьяне думаю…

- Помоги ей Господи не слить бой. Через сорок минут на ринг. Иди разомнись.

«И первое место на межрайонных соревнованиях занимает…»

«Ох моя голова. Так приложиться об ринг еще умудриться нужно. Щека просто горит огнем. плакал мой выпускной и Вадик то же на него не пойдет. Нефиг пялиться на посторонних. Вот только оклемаюсь и прогоню лысую обезьяну и сразу ему об этом скажу.»

- Держи призовые и к врачу съезди. Вон круги под глазами. И отоспись пару дней. Во вторник не опаздывай…

-Ильич. Родненький. Спасибочки большое. Но скорее всего я не приду больше на тренировку. Выпускной у меня и я уезжаю…

- Во вторник… Без опозданий. Поняла?

Он отвернулся и быстро зашагал по гулкому коридору в свет открытого окна.

А мне было больно смотреть на его слезы. И на свои слезы было больно. И вообще глазам было больно. И щеке, что алела полосками царапинок по которым текла маленькая слезинка…

Детство закончилось очень внезапно.

Наверное так и нужно…

Как присохший к ране бинт - одним рывком. С вскриком и сжатыми зубами.

Мое трикотажное платье молочно-кремового цвета так и осталось висеть в витрине магазина. Точнее там остались одни лоскутки, когда Вадик въехал в витрину на угнанной машине. Машка и Маринка получили легкие травмы и беременность в тот вечер.

И во всем виноват Вадик. Он напоил. Он соблазнил. Он сел за руль. Он и сел. Даже в армию не дали убежать.

На немного. Но когда выйдет сыну и дочке будет по четыре годика.

А я вытащила из осколков лоскуток трикотажа и обмотала его вокруг руки. Потом сделала почти авторский браслет с бусинками, разноцветными ниточками. То украшу его чем то ярким, то поснимаю все. И тонкая веревочка почти сливается с запястьем.

Во вторник я пришла на тренировку с огромным синяком под глазами. С опухшими глазами. С покусанными губами.

До посинения метелила ни в чем не повинную грушу, думая о противной лысой обезьяне.

Ильич ходил вокруг и поправлял стойку, чуть постукивая по оттопыренной попе или опущенному локтю.

А потом я стояла под душем и смывала с себя всю тяжесть, что собралась во мне…

Почти восемь лет прошло

А как вчера…