Лотерея

1.

Над куполом Старой церкви плыла огромная, неоновая надпись — «Если я буду вам нужен — вернусь». В нашей забытой богом колонии Нового Солнца говорили, что бог ушел, но обещал вернуться. Избранные же Седьмые, потомки последних переселенцев с Матери, говорили: «Не прощайся, если планируешь вернуться». Вот только я не планирую, как впрочем и бог, чтобы он там не обещал.

Колония Roman G 289 официально считалась колонией Нового Солнца, вот только солнца здесь давно никто видел. Орбита карликовой планеты, где люди нового мира добывали ресурсы для выживания, была сильно вытянутой и большую часть времени находилась вдали от звезды, так похожей на далекое солнце Матери. О прошлом Матери Земли можно прочесть только в библиотеке Мертвого Веба, доступ к которой предоставляла церковь.

Церковь все еще несла свой крест, раздавая людям не только веру, но и доступ к Мертвому Вебу. В церкви к нему мог подключиться любой желающий, даже такой, как я, ноль с пылью в карманах. Но за всё приходилось платить, не успел я перешагнуть порог, как в мою нейросферу с шумом ворвалась реклама. Ничего не поделаешь, фильтры я использовать не мог, потому оставалось терпеть.

Вам интересно, почему Веб мертв?

Первые колонисты, следуя древней религиозной традиции, описанной в изначальной Библии, распяли старика на кресте, а потом провели через его тело Контакт, превратив тело в биоаккумулятор.

Новой мир отказался от иллюзорного и виртуального, он выбрал материю и безотходное производство.

Что из этого получилось?

Я.

У меня нет длинного серийного номера, в моих венах течет кровь и она красная, я даже рожден как человек, только исторгнувшее меня лоно — искусственное. Инкубатор — самый надежный способ родиться в новом мире. Он может обеспечить тебя всем необходимым. Всем, кроме Матери.

Как символ Мать Земля много раз меняла облик, но как планета все еще оставалась голубым шаром, хотя теперь ее цвет определял неоновый свет экранов. Святая же Мать, как и все женщины на гала-иконах, всегда была обременена. Вы не найдете ни одного изображения женщины без младенца, Седьмые об этом позаботились. Колонии были зависимы от деторождения — кто-то должен был работать на благо человечества и строить Новый мир.

Но иногда инкубатор совершал ошибки и появлялись такие, как я. Геннонедомодифицированные, не способные к слиянию с системами обслуживания. Для связи мне требовался проводник, для всех же полноценных граждан колонии внешние проводники давно стали атавизмом. Многие из них искренне верили в Мертвого Веба и считали, что таких как я, стоило распять и превратить в биоаккумулятор. Я был лишним, но умирать не хотел. И светить ни для кого не хотел. И моё право на жизнь защищала Церковь, запрещая эвтаназию и осуждая самоубийство. Чтобы как-то использовать «глухое мясо», в мой череп встроили точку контакта для Веба. Но я всё равно оставался мертв для общества, так же как и древний бог.

Церковь оказалась пуста. «Если я буду вам нужен — вернусь» — сияла надпись над алтарем. Бог выполнил свою функцию — стал символом, идеей, которая сплотила колонию. Все ждали его возвращения. Ждали, что он явится из черноты космоса и снова спасет человечество, придет и укажет людям путь, но не в царствие Небесное, а домой, к планете Земля.

Вот, когда он вернется…

Дожить бы Возвращения…

Да будет на его пути меньше материи…

Шёл бы ты туда, откуда не возвращаются.

Над чашей для пожертвований светилась голограмма ВИМ — Виртуальной Интерактивной Матери, которая могла утешить, отпустить грехи или выписать таблетки. Автоматы стояли тут же, у стены, закованные в броню. В темноте углов копошились уборщики-многоножки, а по потолку ползали дроны-ремонтники.

Шум в моей голове поутих, и я мог слышать плывущие голоса распевающие псалмы под звук органа. Махина инструмента пряталась в темноте за алтарем, а ее трубы уходили высоко под своды купола. Орган, привезенный с одного из первых кораблей-ковчегов, был старше самой церкви. Я подошел к алтарю, положил ладонь на дно чаши и стал ждать. Ждать милости божьей — счастливый лотерейный билет.

Когда-то давно бог играл с людьми в лотерею и как оказалось, эта традиция сохранилась до сих пор. Победитель получал билет в новую жизнь, но чтобы выиграть твоя нужда должна быть самой отчаянной.

ВИМ мигнула и я выдохнул, чувствуя, как боль проникает в кости.

От волнения мои внешние слои закоротило, я задрожал и по спине побежали струйки пота. Мою заявку приняли. Теперь у меня появился шанс. Шанс полететь домой — на Мать Землю.

2

Я с сожалением покинул безопасный приют Старой церкви и оказался в холодном, равнодушном лабиринте, где никому не было до меня дела. Если верить старым архивным снимкам, мой город сильно отличался от городов Матери. Замкнутый, он избегал углов, верх и низ для него потеряли смысл. Сплошная сферическая система, где каждая отдельная часть сливалась в единое целое, зацикливались, стремились к общности и все больше напоминала головоломку.

Все отверстия строго функциональны, ручки и петли исчезли, они потеряли смысл ведь новый мир обрел точку контакта в черепной коробке и стал реагировать на мыслеобраз. Поверхности покрылись искусственной кожей, чувствительной к прикосновениям. Цвета стали глубже, ведь сенсоры воспринимали спектр, ранее недоступный человеческому глазу. Сам же человеческий глаз потерял ценность и был беспощадно заменен системой слияния, не страдающей от радиации.

И люди перестали смотреть друг другу в глаза.

Одежда тоже сменила функцию и превратилась в периферийное устройство, способное вступать в симбиотическую связь с оболочкой и любыми техническими системами обслуживания. Такие, как я, получали от Церкви однотипные каркасные оранжевые комбы и облегающие спецовки для герметичных помещений. Атмосфера на нашем «камушке» не менялась с первого поколения, и одежда служила дополнительной защитой от радиации. Из-за случайной ошибки в мозгах инкубатора моя оболочка явилась в мир лишённая элитной функции «нутрикулы», позволяющей восстанавливать ДНК, поэтому я зависел от таблеток, которые выдавала Церковь. Слабое утешение по сравнению с полным циклом, доступном избранным.

Функция редактирования стала возможна благодаря геному древних существ из океанов земли: медуз и осьминогов, но об этом уже мало кто помнил, разве что Мертвый Веб и его аватара в Библиотеке Первого Аска. Именно Аск, в момент нахлынувшего «слабоумия», рассказал мне о лотерее, и я поверил ему. Устаревшие программы, как и сетевые чистильщики, часто становились проводниками. Они помогали увидеть как выглядел тот, старый мир. Иногда они путались, словно выжившие из ума старики, переключались на древние языки, приводя в восторг архивариусов, но в их речи всегда скрывалось зерно истины, просматривалась тонкая путеводная нить. Сквозь туман она вела на далекий берег, к истокам, из которого вышло человечество.

В городе я оказывался отрезан от Веба и захвачен в кольцо белого шума. Мой слух обычно не улавливал радиочастоты, но иногда что-то прорывалось — фантомы, ошибки. Я мечтал услышать голос бога или его последователей, но вместо этого меня посещали лишь голоса далеких зондов, заблудившихся в космосе. Я хорошо понимал как это — заблудиться, мир вокруг меня крутился, менял форму, а я оставался дрейфующим и слепым. Без симбиоза я не мог стать полноценной частью Системы, а значит не мог работать. Я настолько медленно воспринимал поток информации, что даже мусорный пресс думал быстрее меня.

Так что же я делал, спросите вы? Дышал. Ел через трубочку. Утилизировал биоотходы. Иногда принимал душ и менял внешние слои. Если повезет, побирался в стоках ресторанов. Молекулярная кухня — элитарна, а элита как известно, может себе позволить отбросы.

Ходили слух, что Нули, подобно крысам в древних городах — переносчики заразы — цифровой чумы, поэтому многие полноценные граждане завидев оранжевый спектр, меняли траекторию движения. Где-то в недрах новых переплетений города росла карта, на которой нас отмечали, как аномальные зоны. Кто-то даже утверждал, что улицы перепрограммированы, что для нас Город отращивал новые пешеходные уровни. И, конечно же, они вели в никуда.

Но все-таки мы жили. Строили обиталища возле церквей и ресторанов, мигрировали по подземным туннелям и шахтам, находили убежище в недрах брошенных гигантских машин. Рано или поздно вездесущая пыль убивала все неживое, машины выходили из строя, их мозги вскипали от радиации, члены ржавели, суставы поражал пылевой артрит. Мы разбирали их и собирали заново, возвращая функцию и смысл, давая шанс на новую жизнь.

Аск называл нас «санитарами леса», но я не понимал, при чем тут леса. Космические леса строят наномиты. Людей, с любой степенью симбиотической связи, к этому не допускают.

Именно из-за космических лесов я никогда не видел звезд.

Над головой всегда только пульсирующий свет от пешеходных уровней, грузовых вертикалей, магнитных эшелонов и транспортных сетей. Где-то высоко просматривался Нимб — обитель Седьмых, где растет Инкубатор и алые Лики Марии смотрят в космос. Если я выиграю в лотерею, то бог заберет меня оттуда — из сияющей обители, куда еще не ступала нога Нуля.

Я часто представляю себе этот момент: мое лицо отражается в тысячах линз, я улыбаюсь и говорю: «Если буду вам нужен — вернусь». И в ответ — гром аплодисментов.

Чтобы привлечь внимание бога, нужно быть самым лишним. В мире, где все стремятся объединиться, ты должен выбрать одиночество. Если следовать этой новой религии, мне пришлось бы отказаться даже от редких посещений Церкви. Но самым радикальным шагом считалось отказаться от точки Контакта — разорвать связь с Мертвым Вебом. Остаться наедине с белым шумом, больше не видеть мир через сенсоры и сеть. Сосредоточиться только на своем теле: видеть глазами, слышать ушами. Стать настоящим отшельником. Возможно ли пожертвовать несуществующими связями? Стану ли я от этого еще более одиноким? Оценит ли бог такую жертву? Теперь, когда на моих костях был выжжен номер, я мог узнать ответы на эти вопросы.

3.

Они называли себя адамами — несущими новое семя. Верили в плоть и в то, что когда-то люди рожали детей естественным путем. Они мечтали вернуть тот мир, но все их попытки создать человека без инкубатора проваливались. Как и любое сообщество, они то развивались, то деградировали. Популяцию адамов сокращали то дроны зачистки, находившие их убежища, то агрессивные вирусы.

Адамы, как и Нули, были лишними, их тела не могли взаимодействовать с Едиными Системами колоний Нового Солнца, это автоматически делало их паразитами, которых стоило бы уничтожить, но Церковь запрещала геноцид.

«Созданное богом, богу и подвластно», — говорили священники. И адамы жили.

И адамы умирали от болезней о которых я никогда не слышал. И всё потому, что они были машинами, запрограммированными считать себя людьми. Часть их искусственного сознания хранила память о том, что значит быть живым.

О человечестве, которого больше не существовало.

С Найнти Би Ваном, адамом, я познакомился в библиотеке Аска. Худой, высокий, с однослойной кожей, под которой виднелись мышцы. Лицо слишком подвижное, а глаза — неестественно застывшие. Ван изучал древнюю медицину, искал лекарства от болезней адамов. Он хотел понять, что убивает адамов. Сам он выглядел здоровым, без следов пыльного артрита, с идеальной кожей, он больше походил на человека, чем я. Я удивился, что он свободно перемещался между сферами, но потом заметил на его шее бирку: «Собственность ОМ».

«Отдел Модификаций» — проект Церкви. Он давал приют отбросам, пытался встроить их в общество, но пока их использовали только в библиотеках, хранилищах и палатах Плоти и Вещей.

Най, веривший в плоть и отвергавший Контакт как зло, заразил меня идеей очищения. Он говорил о чистилище из старой Библии, о том, что душа должна пройти полагающийся ей путь, чтобы попасть в рай. Разве я не на таком пути? Разве я не стремлюсь к лучшему миру? И не потому ли бог выбирает отчаявшихся и лишних, что они ближе к нему? Я понял, что должен попытаться стать человеком по образу и подобию. А что может быть более жалким, чем уязвимая человеческая плоть в бескрайнем космосе?

Того, кто согласился проводить меня, звали Фо Си Найн. Он тоже был адамом, но отличался от Найнти цветом кожи, что означало принадлежность к другому гнезду. На Фо Си тяжело было смотреть, лицо его изрыли проплешины кратеров там, где с него пытались снять кожу. Он знал как выглядит, но носил своё увечье с гордостью. В отличие от своих собратьев, он легко мог сказать: «Я не человек» — и улыбаться.

Не принимающие свою истинную суть адамы шарахались он него.

Лишний среди лишних. Именно он согласился отвести меня к тем, кто удалит из моего черепа точку Контакта.

4.

Фо Си несколько раз взмахнул рукой, но я его понял. Нули и адамы привыкли общаться с помощью языка жестов, ведь новый мир был глух к ним. Да и речь сотни лет как потеряла актуальность, если бы не Церковь с псалмами и молитвами, новый мир давно бы её утратил. Бог требовал от нас говорить, и адамы справлялись с этой функцией лучше других, потому что человек создавал их по своему образу и подобию. А еще они не утрачивали навыки, некогда заложенные в их синтетические мозги.

— Чем ты будешь платить? — вдруг спросил Фо Си вслух, видимо решив, что я не понял жестов.

— А что им нужно? — ответил я, с некоторым трудом. Я редко разговаривал и мой речевой аппарат забился пылью.

— Они бы взяли твой глаз или другой орган, что лишнего есть у лишнего? — спросил Фо Си.

Я задумался. Мне нужны были глаза, чтобы видеть, также я не хотел терять конечности или важные органы — это сделало бы меня калекой. Бог вряд ли хотел бы такой жертвы.

— Я готов отдать всю периферию, они возьмут оба слоя? — спросил я.

Фо Си удивился, но ничего не сказал. Это меня насторожило. Периферийная кожа считалась очень ценной, ведь её создал ИНКУБАТОР.

— Ты правда веришь, что сможешь выиграть в лотерею, — наконец произнес Фо Си. Он не спрашивал, а утверждал.

Я кивнул и сделал жест, означающий, возвращение к началу.

— Без кожи ты умрешь, — равнодушно констатировал Фо Си: — Если ты готов, то пойдем сегодня, через подземку.

Идти через подземку означало идти через мрак. Заброшенные тоннели не освещались. Связь с Вебом отсутствовала и единственным ориентиром была схема, которую кто-то нарисовал светящейся краской на стенах. Указатели и метки попадались повсюду: на ржавых боках брошенных бурах, на стеклах машин, лишенных нутра. Те, кто ходил этими темными тропами, знал, как здесь легко заблудиться, и специально оставлял след из ярких крошек. И Фо Си знал как по ним ориентироваться, еще с того самого первого раза, когда вернулся с дырами на лице. После он много раз ходил во тьму и возвращался, а потом стал водить к Ядру других желающих. Вот только возвращался Фо Си всегда один.

— Они не возвращаются, потому что не хотят, — отвечал он всем любопытным, после чего любопытных значительно поубавилось. Но иногда к Фо Си приходили Нули, такие как я, которым нечего терять. Целью их было не просто дойти до Ядра, а стать настоящим человеком. Ведь только настоящие люди могут возродить старый мир.

Мы преодолели несколько отметок глубины и началась земля. Рыхлая и мягкая, я такой земли никогда не видел. От воды она превращалась в грязь под ногами, в жижу, проваливаясь по колено, мы шли несколько часов. А дальше я удивился еще сильнее, когда преодолев несколько стыковочных люков, мы оказались в просторной пещере и над головой у нас вдруг вспыхнул свет. Будто тысячи звезд смотрели на нас с потолка пещеры.

Фо Си никак не прокомментировал красоту этого места, а только поторопил меня.

У него был график, он планировал вернуться на поверхность не позже, чем Око Седьмых сделает оборот.

Следующая наша остановка оказалась еще невероятнее. Мы вошли в поток света, тот бил из-под стеклянной поверхности под ногами, разгоняя темноту. Белый свет рассеивался и пульсировал, я ощутил влагу, нет, не кожей, как сделал бы человек, а сенсорами. Холодную влагу в холодном воздухе.

О температуре мне говорили цифры. Они плавали на границе моего сознания и я всегда знал показатели внешней среды. Холод или тепло принимали на себя периферийные слои кожи, а мембранный слой, плотно прилегающий к телу, создавал внутри идеальную температуру для моего организма. Мое изначальное тело являлось ядром, которое я ни разу не видел. Поверх слоев плоти, плотно прилегая, как еще одна кожа, был надет оранжевый комбинезон. И от всего этого я собирался избавиться. Пожертвовать, чтобы добраться до своей человеческой сути. Я пришёл сюда стать еще слабее и беспомощнее, и тем обратить на себя внимание Бога. Если надо, я готов даже умереть, как сделал тот, другой его сын.

И мне дали такую возможность.

Чего я ожидал? Священнодействия. Торжества жертвенности и восхищения моей смелостью. Стерильной чистоты как в инкубаторе. Но я ошибся, как может ошибаться лишь тот, кого создала идеальная система, тот, кто глубоко внутри все еще верил в нее. Верил в разумность замысла. Но как только яркий луч света погас, вместе с ним погас и весь мир.

В темноте мои линзы автоматически переключились на инфракрасный диапазон и я увидел их. Они кинулись на меня из щелей как крысы, загребая руками и разинув слюнявые пасти. Парочку я смог отбросить, но их оказалось слишком много. Они повалили меня на пол и стали рвать на куски. Длинными пальцами с острыми когтями голодные твари легко извлекли меня из комбинезона и сотней острых зубов впились во внешний слой моей кожи. Сенсоры еще некоторое время отражали состояние слоя, а потом один за другим стали выходить из строя.

Истекая потом и охладительной жидкостью, я смог обернуться.

Фо Си стоял и смотрел как меня пожирают.

Он так и остался черной тенью на краю моего сознания. До последнего мгновения, продолжая ощущать его присутствие, я тянулся к нему изо всех сил остатками своей периферии, не в проблеске обиды или гнева, а с немым вопросом — почему? Что заставило тебя так поступить? Он так и не ответил мне, или я уже не мог услышать его ответ. В какой-то момент, удивленный болью, я отключился. Мое ядро оставалось целым, но слои кожи превратились в жидкое месиво, а чудовища с когтями и на двух ногах, так похожие на человека, продолжали пожирать мою оболочку.

5.

Меня разбудил свет, боли не было, часть сознания успела даже удивиться, но я не сфокусировался на этой информации. Ворочаясь в луже искусственной плоти, я понимал, что уже не смогу повернуть этот процесс вспять. Мое появление на свет выглядело как акт насилия над всеми чудесами нового мира. Чудесами, которые я таким образом отвергал. Отвергал совершенную плоть инкубатора, отвергал защиту внутри безопасного лона. Я лежал в темноте, нагой и беспомощный. Новорожденный. Как и полагалось человеку — слабый и уязвимый. Так я думал. Думал, потому как понятия не имел как выглядит акт рождения. Несколько раз я выключался, но снова приходил в сознание. Когда я очнулся в третий раз, тьма вокруг меня изменилась. Я больше не лежал в луже собственной плоти и крови, мое положение изменилось, частично я мог видеть, но лишь движение по ту сторону яркой пелены. Откуда-то из угла падал свет. Меня окружала тишина, слишком глубокая, и я подумал, что лишился слуха, но тут кто-то заговорил со мной. Голос звучал приглушенно, как через модификатор:

— Поздравляю, ты выиграл в лотерею! Добро пожаловать домой!

Что-то совсем рядом заскрипело, как несмазанные суставы буров. Мне хотелось увидеть говорящего, но из-за яркого света, перед глазами плыли пятна. Прошло несколько минут, прежде чем зрение вернулось и я, наконец, смог рассмотреть худые ноги и руки с тремя пальцами, два контакта на запястьях и паутину вен. Лицо моего спасителя закрывала маска, а голова на тощей шее показалась непривычно вытянутой. Из бледной макушки торчали четыре канала, а рядом, уходя вглубь черепа воронками, пульсировали точки контакта. Над всем этим сиял нимб, запутавшийся в паутине волос. Передо мной стоял Мертвый Веб, это было очевидно, но я не мог поверить. Спаситель изобразил подобие улыбки и кожа вокруг глаз сложилась складками. Это были морщины, а значит я видел перед собой человеческое лицо, как на старых записях в библиотеке.

— Ты человек? — хотел спросить я, но вместо звука своего голоса услышал длинный прерывистый звуковой сигнал.

— Правая сторона, — сказал Мертвый Веб и справа от меня что-то снова заскрипело. Моя голова, по ощущениям лишенная шеи, не поворачивалась, вместо мышц я напрягал мысль, но не мог вернуть контроль над телом.

Телом, которого больше не было. Свет из угла переместился и теперь падал по центру, рассеянный и тусклый, он очерчивал поле моего зрения.

— Левая сторона, — сказал мой спаситель и заскрипело слева. — Корпус, — продолжал Веб проверять повинуюсь ли я командам. И я повиновался, повернулся, всем своим огромным, бледно-серым корпусом и, наконец, смог рассмотреть себя, вместо правой руки гигантская огромная клешня, вместо левой — бур.

— Молодец, малыш! — довольно воскликнул Веб и стукнул меня по узлу колена. — В прошлый раз тебе достался порченный ностальгический код, мы называем его «душа поэта», но мы все исправили, чтобы грызть мерзлую породу душа тебе не потребуется.

Огромный ворота за спиной Мертвого Веба дрогнули и створки начали медленно расходиться. Если бы я мог задержать дыхание… Но я больше не дышал. А может и никогда не дышал. Передо мной зиял черный провал, в свете прожектора яркими искрами летел снег. Часть моего сознания не удивилась, другая часть моего сознания подумала, что я умер и вернулся. Вернулся туда, где был нужен, как и обещал.

— Давай, малыш, ты справишься. Пришло твое время собирать камни. Вперед!

Отказаться я не мог. Как и всякая машина я был наделен функцией, лишен выбора и … счастлив.