Ловцы и охотники

Скорок и Ясь бок о бок сидели на бревне перед Вихровой заимкой и наблюдали, как из-за леса неторопливо выползает Луна. Они смотрели в звёздное небо, передавали друг другу флягу и молчали, ожидая от ночного леса какого-то знака. Лес тоже молчал и ободрить их ничем не спешил.

Как интересно и волнующе было слушать хвастливые рассказы старших парней об охоте на ухокрылов! На словах всё казалось столь понятно и просто, что друзья без тени сомнения решили попытать счастья сами.

В свои четырнадцать кругов оба знали и умели уже многое. Не впервой им было собираться на промысел под завистливыми и восхищёнными взглядами малышни, идти через лес охотничьей стёжкой... Только добыча обычно была простая: белка, мышь да лесная коза. В горшок положить можно, но много ль в том чести? Нынче они шли за особой дичью, в глубинный Торм, куда дорожка лежит лишь настоящим ходокам. Чтобы стать с ними вровень, следовало шагнуть в неразведанное. Или признать перед собой и лесом, что не по зубам зубатки, и, пряча глаза, воротиться домой.

Первым не выдержал Скорок.
- Ну что, ходу?
- Пождём чуток, - отозвался Ясь.
Глядя на ветку ивы, он загадал: вот сейчас шевельнёт ветер листья, тогда и пора. Но воздух точно заснул, а короткая ночь травостава продолжала течь мимо. Тогда Ясь вздохнул и спросил Скорка:
- А на что тебе ух?
- Сделаю из крыла плащ и пойду к Марыське свататься. Пусть её родня видит, что охотник пришёл, а не так, репоед паршивый.

Листочки на иве застыли, словно воздух в лесу разом превратился в кисель. Ясь вздохнул ещё печальнее и сказал ещё тише:
- У нас с тобой и сети-то нет...
- Обойдёмся. Одноглазый Вихор вон без сетей ловит, руками.
- Так ты ж не Вихор.
- Слушай, не тяни, а так прям и скажи: струсил, мол, пойду назад, к мамке под юбку. А то сидит тут, вздыхает...

Вдруг повеял слабый ветерок, листва зашелестела, а Ясь понял, что уже довольно давно слышит откуда-то сзади слабое, но вполне отчётливое постукивание. Он резко обернулся - и чуть не ахнул. В дверях заимки (лёгок на помине!), прислонившись к косяку, стоял сам Вихор. Луна ярко освещала изуродованную шрамами правую половину его лица с пустой глазницей, чуть прикрытой свисающим со лба седым вихром. Зато здоровый глаз смотрел из темноты живо и с интересом. В руке Вихор держал флягу и равномерно постукивал по ней ногтем.
- Так-так, - насмешливо сказал он, убедившись, что, наконец, замечен. - И что сидим? Дела пытаем или от дела лытаем?

Вихор был человек не злой, но с большой чудиной и, как говаривали старшие, вконец изракшасившийся. Жил он один-одинёшенек, слоняясь по берегу Ночь-реки между несколькими заимками, пугал своей страховидной мордой рыбаков да полощущих бельё баб. Раз в луну являлся в город, приносил на продажу ухокрылью кожу, змеелюдью чешую, а то и этловы слёзы*. Товар у Вихра всегда был хорош, потому платили ему не скупясь, на зависть многим. Но деньги у него не держались. Едва распродавшись, шёл он к Большому Бодуну и пропивал всю выручку до последней медяшки, а потом возвращался в лес, к своему странному полудикому житью.

Ясева бабка сказывала, что круга три назад Вихор был нормальный мужик: смотрел на мир двумя глазами, имел свой хутор, стадо коз, жену с тремя детьми, пил в меру, ходил помаленечку на охоту... Но однажды Вихру случилось совершить в лесу какой-то грех, за который его покинула добрая доля. Сперва от непонятной болезни помер Вихров старший сын, потом жена ушла к реке полоскать бельё и сгинула, а самого его среди бела дня чуть не задрал насмерть какой-то бешеный ух. С той поры он словно повредился головой: коз порезал, поля запустил, спровадил младших детей к родичам за Ограду, сам же ушёл жить в лес, к нелюди и зверью.

Редко бывало, что Вихор выходил к какому-нибудь хутору, чтоб сменять мясо на хлеб или новую рубаху. Тётки, завидев его, прикрывали подолами детей и творили охранные знаки. Но нынче парни сами явились к Вихровой заимке. Лесное вежество требовало, чтоб незваные гости ответили на вопрос, коль пришли не со злом.

Скорок встал с бревна и сказал:
- Маэль в помощь, дядь Вихор.
- И тебе того ж, Скорок Лисов сын. Чего вас с товарищем в такую ночь по лесу носит?
- Мы сбирались уха ловить.
- А сюда зачем забрели? У меня на дворе ухи не водятся.
- Да так, вроде на удачу.
Вихор фыркнул:
- На кой вам моя удача одноглазая...

Помолчав чуть, Вихор приблизился неторопливо, сел на бревно рядом с парнями и спросил по-деловому:
- За ухом, значит, собрались. А кто из вас хоть раз живого уха сблизи видел?
Ясь и Скорок дружно уставились в землю под ногами. Вихор усмехнулся:
- Не видали, значит. Ну, пусть. Всяко дело когда-то да творится в первый раз. И как вы этого уха промышлять будете?
- Во, у нас тут приманка, мыши, - поспешно поднял кузовок Ясь.
У Вихра единственный глаз раскрылся во всю ширь.
- Мыши? Ну-ка, ну-ка, что там за мыши? Копчёны хоть, на закусь сойдут?

- Не, сырьём, - скромно потупившись, ответил Ясь.

- А во фляге что?

- Сурица**...

Вихор рядом как-то странно вздрогнул. Ясь присмотрелся, и понял, что тот беззвучно смеётся, скаля крепкие белые зубы.
- От, дурни... Нашли что во флягу лить... Надо во - хотя нет, не дам. Мне потом Лисова жена остатнее око выцарапает... Ладно. Давайте, сказывайте, как охотиться собрались. Вот пришли вы на берег, там темень, камыши везде, ухи летают... Что делать будете?
- Петлю поставим, - деловито заговорил Скорок.
- Это как на зайца, что ли?
- Ну, да. За ней приманка, мышь, значит. Ух прилетит, полезет хватать её, морду сунет - петля и затянется.
- А ты? Сам держать её будешь или как?
- Ну, сам...
- Ну и улетишь вместе со своим ухом и мышью прямо в небеса, к Лунной Деве в гости.
- Не буду я верёвку руками держать, - предложил Ясь, - я кол в землю вобью.
- Так, уже лучше. Положим, твой колышек из земли не вылетел, верёвка не порвалась, а ух, на твою снасть глядючи, не околел со смеху. Он, значит, влез в петлю, бьётся, крыльями во все стороны тычет, орёт дурниной... Что делать станешь?
- А я его дубинкой. По башке.
- Дубинка - да, дубинка - это правильно... Какой там длины твоя дубинка?
- Во, - Ясь продемонстрировал крепкую палку длиной в поларшина.
- А у уха крыло много длиннее. И когти - во. Думаю, это он тебе по башке, а не ты ему, - и Вихор снова беззвучно рассмеялся.
Ребята приуныли. "Ну всё,- подумал Ясь.- Сейчас даст по шее и погонит домой." Однако Вихор смахнул с ресниц слезу и сказал, переводя дух:
- Ой... Спаси вас Маэль, ребятки, распотешили... Только вправду так не делайте, а то ухи вас самих схарчат, а после сурицу вашу вылакают и мышом закусят...

Повеселившись всласть, Вихор глянул на ребят вполне серьёзно и спросил уже без шуток:
- А чего не пошли днём, с ватагой из города?
- Придурки они, - зло процедил Скорок, - лесной правды не соблюдают.
- Сетями да огнём - это не по-людски как-то, - робко добавил Ясь.
- Смотрю, ребята-то вы неплохие, - задумчиво сказал Вихор. - Если хотите, могу научить, как по-настоящему добыть уха. Только чур, уговор: держаться вместе, и всё, что я говорю, делать сразу, без размышлений. Ну как?
Скорок и Ясь, боясь вспугнуть словом такое везение, молча закивали.
- Тогда спать.
- Как?!
- Ну вот, не успели уговориться - уже возражаете. А вот так: спать, и всё тут. Ночью только нелюдь бродит, а нормальные люди - спят.

Утром Вихор разбудил свою ватагу довольно рано и, нагрузив походной поклажей, погнал к реке. Там, в тихом месте, вдали от любых ухокрыльих нор, у него был припрятан плот.
- Будем строить скрадку, - объяснил он.

Скрадка оказалась чем-то вроде большого решета из ивовых прутьев. Её установили на плот дном вверх, а потом снаружи утыкали листьями, стеблями камыша, пучками пахучей травы чемерицы, чёрной полыни и мяты. Под скрадкой тоже расстелили траву и камыш. Теперь на плоту можно было лежать в тенёчке и наблюдать сквозь множество щелей всё, что творится снаружи, при этом оставаясь невидимыми.

- Красота, - сказал Вихор, когда работа была закончена. - Теперь о деле. Чтоб вы знали, ухокрыл тварь не очень сообразительная, да и зрение у него так себе. А вот слух и нюх - остры, не нашим чета. Потому мы можем, накрывшись скрадкой, сидеть прямо у ухов под норами, но вести себя придётся тихо, молчком. А ещё - горох не жрать и прям сей миг вымыться, чтоб потищем не несло. Всё ясно? Или есть какие вопросы?
- А что будем делать у нор?
- Правильный вопрос, мне нравится. Прежде всего - лежать и смотреть. Поглядим, кто там есть, как летают, где пьют-едят... Выбрать верно добычу - уже полдела. Бывает, ухи собираются всем стадом на охоту, а в норах оставляют только молодняк, старьё да одного из взрослых на их прокорм. Под утро такого кормильца уже еле крылья носят, поймать его, усталого да не сторожкого, просто. А вот если вся стая дома - тут сложнее. Надо ждать, пока кто из ухов от своих отдалится да зазевается, и валить его, пока другие не видят.
- Чем его валить-то, дубинкой?
- Ножом. И запомните, на земле уха бьют только со спины. Причём так, чтобы он сразу лёг и не зачирикал: в затылок или под левую лопатку.
- А коль он мордой развернулся, что тогда?
- Ну, что тогда... Тогда, считай, у тебя неприятности, - и Вихор провёл ладонью по шрамам на щеке.
- А если издаля его, из лука, как птицу?
- Тоже можно. Но с ножом надёжнее. От стрелы ух может и увернуться. Потом, надо понимать, что стрела должна быть одна, и сразу наповал, потому как раненный ух - штука страшная, да ещё на его вопли всё стадо слетится. Нам же того не надо, в нашем деле главное - чтобы никто ничего не заметил.

Около полудня Вихор привёл плот в густые камыши у острова Майвин. Противоположный, ярый берег Ночь-реки был отсюда виден, как на ладони. На обрывистой стене виднелось десятка полтора ухокрыльих нор, но возле них было тихо и пусто. Впрочем, оно и не удивительно: для ночных летунов приближалось время самого глубокого сна.
- Ну вот, - объяснил Вихор молодым охотникам, - теперь мы на месте, можно ложиться спать.
- Как спать? - удивился Скорок. - Нормальные люди ведь по ночам спят.
- А мы с вами теперь ненормальные. Нам несколько дней по ухокрыльему обычаю жить. Так что...

Вихор, как ни в чём не бывало, улёгся на кучу травы и закрыл глаза. Похоже, он обладал счастливой способностью засыпать в любой удобный миг.

Камыши шуршали мягко, успокоительно, вода чуть качала плот, Око пригревало так ласково и жарко... Скорок с Ясем в полной тишине маялись от безделья: следили за пустым берегом, считали снующих в воде рыбок, нашли по карманам горсть мелких камешков, сыграли в засевку***, потом начали позёвывать и клевать носами... Наконец, как-то незаметно дрёма сморила и их.

Вечерняя прохлада заползла под одежду. Око Маэля на небе сменилось глазком Девы Луны, а покой и тишина - пронзительными воплями. "Охота... Вихор... Ухокрылы!" - вспомнил Ясь и окончательно проснулся. Обрыв кишмя кишел ухокрылами! Их было десятков пять, не меньше. Все они лазили по стене вокруг нор, толкались, хлопали крыльями и оглушительно орали. Очень крупный чёрный ух залез на бровку и что-то прокричал сородичам. На мгновение у обрыва стало потише, но вскоре ухи снова разом загомонили, задвигались, начали перелетать с места на место. Потом почти вся стая вдруг поднялась в воздух и с пронзительными криками полетела прочь, к верховьям реки.
- На охоту пошли, - едва слышно, одними губами шепнул Вихор.

В тот же миг на берегу захрустел камыш. Вихор приложил палец к губам и замер, казалось, даже дышать перестал. Скорок и Ясь тоже поспешили прикинуться безмолвными тенями, и вскоре увидели весьма странную процессию. Сперва из зарослей вылез крупный чёрный ухокрыл. Он прошёл так близко от скрадки, что казалось, протяни руку - и коснёшься его бока, покрытого бархатной шерстью. На миг ух повернулся к притаившимся охотникам лицом. Большие уши его чутко подрагивали над головой, глаза отсвечивали яркой зеленью, из-под верхней губы торчали острые кончики клыков. Ясю стало не по себе от такого соседства, однако взгляд уха лишь скользнул по укрытию, не проникнув внутрь.

Даже выпрямившись во весь рост, ухокрыл едва ли достал бы макушкой до подбородка любому из охотников, зато крылья его, сложенные за спиной, были просто огромны. Одно оказалось повреждено, потому ночной летун и топал по земле неуклюжими мелкими шажочками вместо того, чтобы взмыть в небо. Следом за ним шли три ухи, плоскогрудые, щуплые и невзрачные на вид. Ясь сперва принял их за подростков, но после разглядел, что две из них несут на загривках детёнышей, обросших густым серым пухом. Третья на ходу кормила грудью голенького серо-розового младенца, прикрывая его запястьем крыла. За хвост этой ухи держался старичок, костлявый, седой и, видно, почти ослепший от ветхости. Замыкал шествие ещё один ух, с рваной раной на боку. Этот плёлся с трудом, волоча по земле крылья и оставляя кровавый след.

Пешие ухокрылы выбрались из камышей. Чтобы попасть к обрыву, им предстояло пройти через широкую полосу чистой воды. Ухи-бабы с детьми на закорках поднялись в воздух и тяжело полетели над самой речной гладью. Старика чёрный взвалил себе на спину и пустился вместе с ним вплавь. Раненный ух в воду не полез, прилёг наземь и затих. "Этому самому не переправиться, - подумал Ясь. - Неужто тут и помрёт?" Однако чёрный вскоре вернулся. Чуть отдышавшись, он взвалил товарища на спину и снова побрёл в реку.
- Ай да ухокрылы, не бросили своего, - тихонечко шепнул Скорок. - Вот только чего они ему рану не перевязали?
- Не умеют. Дикие, - отозвался Вихор. - Но им в лекарских штуках и нет нужды: на них что может зажить, заживёт само, а чему не судьба, ты хоть облечись - добра не выйдет.

Между тем на другой стороне реки жизнь шла своим чередом. Переплыв глубокое место, чёрный ух вылез из воды, положил свою ношу у подножия яра, а сам полез на стену и принялся копать нору. Тем же были заняты и пришедшие с ним ухи, пока старый дед следил за малышнёй.

Ухокрылье жильё строится хитро. Сперва ух цепляется за стену когтями на крыльях, а копает ногами. И только потом, когда в стене образуется небольшая ниша, строитель может залезть в неё и копать всеми четырьмя, постепенно углубляя нору.

А местные жители продолжали свои дела, не обращая на пришлых внимания. Два крупных уха, бурый и серебряный, притащили тушу козлёнка и уселись с ней на бровке обрыва, но сами не спешили есть. К ним слетелась стайка подростков, ещё не до конца сбросивших серый детский пушок. Взрослые начали раздавать им мясо. Каждый, получив свой кусок, отлетал в сторонку и принимался за еду. Один хитрец, быстро проглотив свою порцию, сунулся было за второй, но бурый ух вместо мяса выдал ему лёгкий подзатыльник и отогнал прочь.

Мелькали в воздухе ещё двое чёрной масти: длиннокрылый ух с яркой, блестящей шкурой и маленькая, худосочная уха с белым завиточком между глаз. Эти то и дело подлетали к норам со всякой мелкой добычей.

Вроде, ничем уха с завитком - звёздочкой во лбу не была примечательна: такая же тощая, нескладная и ушастая, как другие. Но почему-то каждый взрослый ух норовил покрутиться возле неё, а тот чёрный, что летал с ней, и вовсе из шкуры вон лез, лишь бы в его сторону глядела. Уха же, словно неверная милка, и его от себя не гнала, и с другими запросто похаживала. Один раз вовсе скандал получился. Вздумал за ней поувиваться серебряный ух, но тут вдруг из норы вылезла другая уха, с виду непраздная, подняла визг на всю реку, а потом кинулась охаживать серебряного рыбиной по щекам! Скорок, потешаясь над ними, зашептал:
- Чисто мои батя с мамашей. Он придёт с Бодуна наракшасимшись, а она его тряпкой по башке... Умора...

Серебряный ух оказался нравом помягче старого Лиса: жену за буйство наказывать не стал, а просто дождался, чтоб она отшумела, и увёл назад в нору.

- Дядь Вихор, - спросил Ясь, - а что все к той мелкой ухе лезут, точно она мёдом обмазана?
- Видать, у ней течка. Холостая уха течёт каждую луну, как коза. Какой ух её запах учует, тот сразу прилетит. Если холостой - будет женихаться всерьёз, а женатый - просто рядом покрасуется.
- Что ж тогда говорят, будто ух своей подруге всегда верен?
- Пару-то они составляют один раз на всю жизнь. Но от запаха течной ухи и у женатого между ног чешется. А уха, если вдруг ей никто из женихов не мил, выберет себе такого, кто уж семейный, чтобы за ней поухаживал да прочих поотгонял, а сам залезть на неё не пытался.

На исходе ночи случилось у нор ещё одно событие: едва научившийся летать ухокрылыш вывалился из норы. Тут бы ему, бедолаге, и конец, да ух с повреждённым крылом, копавший себе нору ниже по склону, бросился к нему и поймал на лету. Только ухокрылыш какой-то бестолковый оказался: он потом ещё много раз вниз падал, но его родитель уж под норой начеку стоял. А Ясь со Скорком на то смотрели и про себя думали: дурной народ эти ухокрылы. Любой человек уже вразумил бы дитя хворостинкой и к делу какому приставил, чтобы не баловалось. А ух знай себе ловит его да назад в нору засовывет. Наконец, дошло и до уха: отнёс детеныша помогать нору копать, а сам улетел. Вернулся - принёс копальщикам кролика.

К утренней заре жизнь возле ухокрыльих нор затихла, и молодые охотники подумали, что ничего примечательного уж до вечера можно не ждать. Однако оказалось, не все ухокрылы добропорядочно спят днём. Чёрный ух потихонечку прокрался через обрыв. Прицепившись когтями к стене возле одной из нор, он вскинул морду к рассветному небу и завыл протяжно и звучно. На зов из норы вылезла уха со звёздочкой между глаз, и тоже начала подвывать. Вскоре они уже выводили рулады в две глотки, тревожа берег своим странным пением.

Соседи-ухи недолго терпели галдёж. Из норы повыше высунулся чей-то хвост, из-под которого на головы певцам обрушилась мощная струя жидкого помёта. Нарушители тишины с визгом и криками кинулись наутёк, а владелец хвоста вылез на стену полностью и громко выбранился им вслед.

Происшествие у нор не испортило настроения крылатой парочке. Чёрный и звёздочка опустились на свободный от камыша пляжик, и, звонко перекликаясь, принялись отмываться. Сперва каждый из них был занят только собой, но потом они сблизились, начали тереть и мыть друг друга. Постепенно их движения делались всё более мягкими, бережными, веселье уступило место ласкам. Небо и река уже посветлели, озарились пробудившимся Оком, а они всё стояли по пояс в спокойной воде, приникнув друг к другу и обмениваясь нежными прикосновениями. Потом чёрный обхватил подружку крыльями и, прижав к груди, понёс на берег. Там он лёг среди высокой травы, а уху посадил на себя верхом.

Крылья укрывали ухов, словно диковинные плащи, и Ясь не сразу догадался, что происходит между ними. Зато ушлый Скорок вмиг всё понял и разъяснил товарищу доходчивым жестом. Стыд припёк Ясю щёки, но заставить себя отвести от ухокрылов взгляд он так и не смог. Ритмичные движения их тел завораживали. Уха была похожа на всадницу, пустившую коня в галоп, а чёрный, как тот самый конь, помогал ей резкими толчками снизу. Потом они вдруг разом замерли в напряжении, будто лук с натянутой тетивой. Ещё миг - и невидимый лучник выпустил стрелу: уха выдохнула протяжно и сладко - и поникла чёрному на грудь. Так они и остались вместе лежать в траве, расслабленные, неподвижные, умиротворенные.

- Айда домой, отсыпаться, - шепнул Вихор. - Ухи на покой - и мы на покой.
Он вылез из-под скрадки, взял шест и потолкал плот восвояси.

Как ни хотелось после бессонной ночи завалиться поскорее на лавку, Вихор сперва заставил парней поесть и даже прибраться в избе, а потом, усадив перед собой, спросил:
- Ну? Валяйте, рассказывайте, что интересного высмотрели в четыре глаза.
Ясь пожал плечами, а Скорок, усмехнувшись, ответил:
- Дурни мы были, соломенные головы. Ухокрылы на самом деле и крупнее, и умнее, и много шустрее, чем нам с хутора казалось. Теперь-то я понял, почему их сетью ловят, а не петлёй. Да и так всяко случается: и порвут, бывает, сеть, и утащат... По-другому с ними надо.
- А ещё они красивые, - задумчиво проговорил вдруг Ясь.
- И всё у них, как у людей, - добавил Скорок живо. - Кто вкалывает, а кто по кустам с девчатами обжимается.
- Мда, - невесело сказал Вихор. - Вас, по ходу, пусти - так вы б сами к течной ухе женихаться побежали. Не о том думаете, братцы. Вот кто из вас мне скажет, сколько там у нор взрослых ухов сейчас околачивается?
- Я десятерых углядел, - тут же заявил Скорок. - Серебряный, да бурый, уха с чёрным, да этот, который с крылом, да три ухи с детёнышами, да та ещё, что серебряному морду била.
- Ухокрылье бабьё нам без надобности, - решительно сказал Вихор. - Пускай живут и новых ухов рожают, чтоб нам после было с кого крыло срезать. Ух с битым крылом тоже пока без интересу. Заживёт - вот тогда по его душу и придём. Остаются трое, да ещё тот, что с попорченным боком. Кого бить станем?
- Серебряного! - воскликнул Скорок. - Он самый красивый.
- Не угадал. Сперва подранка. С такой дыркой в боку он всё равно не жилец, только помирать будет долго и скверно. У него вон даже не достало сил на день закопаться, так под обрывом и валяется. Бурый тоже сгодится - в возрасте уже, устаёт быстро, и на правый глаз подслеповат. Вот только есть тут для нас одна занозочка. Заметили, что они всё время по двое шастают? Я ни разу за день не увидал, чтоб кто-нибудь из них сел на землю в одиночку.
- Чёрный! - Скорок хлопнул себя ладонью по колену. - Он несколько раз один охотиться улетал.
- Глазастый ты, Лисёнок, - похвалил Вихор. - И куда он один летал?
- Раз на кроличью пустошь, да два раза в камыши, на остров.
- Вот туда к вечеру и встанем. Ухи и впрямь во многом как люди: в место, где им хоть раз повезло, всегда возвращаются.

Примечания:

*Этловы слёзы - алмазы. Их ищут в русле Ночь-реки. Ещё там можно найти золотой песок, который тормалы называют кровью этла.
**Сурица - напиток из сброженного на солнышке травяного настоя с мёдом. Количество алкоголя в ней ничтожно, но всё-таки он там есть.
***Засевка - тормальская игра, для победы в которой надо как можно скорее занять все клетки игрового поля своими фишками - ”зёрнами” и собрать их, а заодно по возможности фишки соперников. Очерёдность “посева” и споры за “урожай” решаются бросками костей.