LOVE треугольник

Открывая окно, Женя машинально коснулась дырчатой крышки батареи. Топят сильно — как надо бы в разгар зимы. И не обращают внимания, что снежные сугробы уже пожухли и примялись серым. Да и оставались они лежать только там, куда их заботливо сгружают дворники. На дорожках же уже ровный чёрный асфальт, пригреваемый с каждым днём ниже спускающимся солнцем. Весна понемногу входит в свои права.

Собственно, от скопившейся жары и приходится открывать окно. Ну, ещё из-за того, что сегодня в этом зале побывало многовато посетителей, а при них проветривать нельзя. Начальство не разрешает, боясь, что не люди, посещающие сие подобие спортивного клуба, простынут и перестанут приходить. Это же начальство зачем-то ещё и организовало дежурство в то время, когда записи и, соответственно, посетителей уже нет. Всё-таки начальники — люди странные. Заставляют каждого по очереди сидеть тут, без клиентов, и даже практически без охранника. Нет, охранник, конечно, есть, но он далеко — до него нужно топать метров пятьдесят по пустому гулкому коридору, среди закрытых дверей других залов. Открыт сейчас только Женин. В котором она сегодня и дежурит. И в котором кроме неё никого нет. Даже тот самый охранник, как обычно, ушёл в свою каптёрку и, скорее всего, даже не выглянет, когда Женя будет уходить.

Зато от нечего делать можно навести какой-никакой порядок. Не слишком порядочный, но идеального, наверное, не стоит добиваться там, куда приходят нормальные люди и во всю используют инвентарь. Не сказать, чтобы сильно спортивный — Женя подрабатывает не в настоящем спортивном клубе, а скорее в кустарном и больше досуговом — для тех, кто не хочет идти на нормальный спорт, но душа требует активности. Для таких и установлена шведская стенка, что-то вроде гимнастического бревна, набор небольших гантелек и дутые фитболы. Вроде домашнего физкультурного уголка. За порядком в котором призвана следить Женя. Что она сейчас и делает, двигая ногой покосившееся бревно и шелестя по ковролину поролоновой, обитой кожзамом трубой — через неё можно пролезать.

В комнату через открытое окно безмятежно проникает дыхание весны. Ещё прохладное, но уже с обещанием грядущего тепла. И успокаивающе вечерний гул звенит по опустевшему пространству. Этот день неминуемо подходит к концу, хоть солнце ещё и золотится в собранном тюле, уступая дорогу спокойному вечеру. Женя расслабленно тянется вверх, выгибая спину и чувствуя, как обнажается пупок. И улыбаясь собственным мыслям.

До ГОСов ещё далеко, и дома вроде всё нормально. Сейчас бы пережить эту скучную смену, и туда — к Таньке с Максимом. Осталось не много.

Раздался наружний хлопок подъездной двери, который отчего-то заставил Женины мысли испариться, а сердце заколотиться быстрее.

Их спортивный зал располагается на первом этаже жилого дома. У Жени даже была дверь, в тудаедущая — на случай пожарной эвакуации. Сейчас, конечно, закрытая, но связка ключей-то висит сверху, у самого дверного косяка.

Женя насторожилась, прислушиваясь к приближающимся шагам. Длинные и уверенные, чуть проскальзывающие резиной по плитке. И короткие и бойкие, будто подскакивающие. Слишком знакомые — обе пары — но разум не спешил радуваться. Мало ли, кто там ходит.

Шаги перестали хрустеть аккурат перед Жениной дверью, но это ещё ничего не значит. Тембр голосов, приглушённый подъездом, тоже может показаться знакомым только ошибочно. А вот уверенный и твёрдый стук в дверь...

Обыкновенно осторожная Женя даже не попыталась выяснить, кто же явился по её душу. Просто сдернула ключи и торопливо шоркнула ими в замок.

— Я же сказала, что вас на пущу, — даже не пытаясь скрыть улыбку или напустить на себя злобного вида, открыла она дверь.

На её лишенное всякого смысла заявление никто не прореагировал, а Таня так и вовсе юркнула в комнату прямо мимо её плеча, прощекотав его пушистым шапочным помпоном.

Вообще и ей, самой Жене, не помешала бы такая шапка — из подъезда на неё дохнул совсем не весенний и неприятный холод. Хорошо, что ненадолго.

Куртка Максима хоть и успела впитать февральского духа, но всё равно была мягкой. Прижиматься к ней было приятно, и если хорошо прижаться, то она начинала греть не только своего обладателя, но и стоящую в своём спортивном костюмчике Женю. Особенно когда тёплые руки легли ей на спину, а горячие губы накрыли собственные.

— Привет, — тихо прошептала она, улыбаясь в подставленную, холодную щёку. Шептала не потому, что боялась, Тани. Просто при Максиме хотелось говорить тихо. Он всё равно всё услышит.

Таня тем временем покидала своё лёгкое пальто и шапку на ближайший тренажёр и гордо заняла самый большой фитбол — огромный резиновый мяч, предназначенный, чтобы на нём прыгать. Мяч насыщенно-розового цвета, так что создавалось впечатление, что Таня сидит на огромном пузыре жвачки. Весело подёргивая стопами в высоких белых носках, то ставя их на самые кончики маленьких пальцев, то бухая на округлые пятки. Куда она успела запихтерить обувь?

Максим выверенными, чёткими движениями скинул куртку с плеч и уложил её за полку, заложенную всякими эспандерами. Так, чтобы за неё не цеплялся глаз. И с бесшумным подскоком взлетел до самой верхней перекладины древенчатой лесенки. Наверное, это было опрометчиво — в полную силу всё равно не подтянешься, только головой стукнешься. Но даже от неполной амплитуды движения спина Максима через лаконично-светлую футболку очерчивалась красивым перевёрнутым треугольником. Интересно, а как получается, что работает Максим руками, а напрягаются у него ягодицы? Натягивают на себя тёмную ткань джинсов. А ещё интересно — помогает ли сгибание в ровных коленях улучшить подтягивание? Или просто помогает хвастаться не успевшей испачкаться белой подошвой новых кроссовок?

Наверное, лучше бы Максиму работать здесь — он более спортивный.

Хотя нет. Группа поддержки в виде обтянутых миленьких девушек, которым вечно надо помогать и страховать, Максиму явно не нужна. По крайней мере, на Женин взгляд. Да и Таня её наверняка в этом поддержит. Так что девушки предпочли единолично наблюдать, как Максим, словно космонавт, взлетает к потолку и возвращается на бренную землю.

Красиво на самом деле. Как торжество человеческого духа через красивое, крепкое тело.

Таня, уставшая, видимо, монотонно подпрыгивать, принялась делать на фитболе круговые движения попой. Фитбол от этого скрипел и проминался.

— Лопнешь его — будешь покупать новый, — предупредила её Женя, дверь на замок. Не нужен им тут никто.

Для Тани это, конечно, прозвучало вызовом, и она принялась особенно рьяно и даже азартно давить на ни в чём не повинное резиновое тело. И в конце концов добилась успеха. Шар, правда, не лопнул — слишком качественным оказался — но вот Таня на его вершине не удержалась и с коротким писком соскользнула на ковролиновый пол. Оставив торчать в воздухе только обтянутые носками ноги. Женю такой результат вполне себе устроил.

Максим тем временем закончил минутку демонстрации широчайших и гепардом соскочил вниз. Видимо, небольшая разминка обострила его охотничьи навыки, потому что у Жени ускользнуть от него не получилось — руки плотно и уверенно обхватили её за талию, задевая щекотные точки. Пришлось машинально согнуться. А потом почувствовать через ткань и футболки, и лифчика, приминающе-уверенное прикосновение. И короткое влажное касание к шее, которое ни с чем не перепутаешь. И к которому захотелось приникнуть в ответ.

Таня тем временем перекувырнулась в более физиологическое состояние и, притворившись маленькой милой пони, на четвереньках уползла от предательского фитбола. Смешно и коротко подтягивая к животу спортивные лодыжки.

Кажется, самой неспортивной в этом зале была Женя. Просто физиология не позволяла разжиться волнующими изгибами — с природной худобой бороться сложнее, чем с полнотой. Зато можно почти не переживать, когда Максим берёт её на руки. Как, например, сейчас.

Женя по инерции вскрикнула, покрепче хватаясь за чужие плечи. И уже через пару секунд весело дрыгала в воздухе длинными ногами. А Таня, оставив в покое найденный и узурпированный эспандер, с деловым видом щёлкнула собачкой дверного замка. Уже не на входной двери, а на той, что ведёт в коридор. Дополнительная перестраховка.

Стало очень тихо. И Женя поуютнее устроилась на Максимовых руках. Прижимаясь к надёжному и твёрдому от напряжения плечу. И укладываясь распушённой головой на груди — так, чтобы мягкие волосы легли на шею, прикрывая её от возможных опасностей.

А вот от Таньки прикрыть никого не получилось. Естественно — она подкралась сзади и, без предупреждения, запрыгнула Максиму на спину, обхватывая крепкими бёдрами пояс.

Максим, засмеявшись от неожиданности, пошатнулся. Почувствовал, как предательское тело плечами уходит назад. Но Таня быстро сориентировалась и как-то рыбкой дёрнулась, помогая парню восстановить равновесие. И ещё плотнее прижимаясь сзади, так, чтобы Максим мог почувствовать всю её.

— Дамы, вы не находите, что нас слишком многовато? — шутливо вопросил Максим в обе стороны, убедившись, что больше не шатается и твёрдо стоит на ногах. Даже очень твёрдо — двойной вес, пусть и девичий — очень способствует заземлению.

— Намекаешь, что мы тяжёлые? — обиженно вздёрнула короткий нос Женя, перекрещивая под грудью руки. Отчего эта грудь приподнялась и уверенно соприкоснулась с Максимом.

— Думаешь, что мы обидимся и уйдём? — вторила ей сзади Таня.

— Не дождёшься! — получилось уже хором.

И Максиму оставалось только пожать плечами — в смысле, что теперь с вами поделаешь? — и направился к возвышающейся в углу горе матов.

Были они разных цветов, новые и напоминали собой аппетитный срез слоёного торта. На верхушку которого, как украшение, Максим и сгрузил Женю. Та сразу, попав на привычную среду обитания, ловко уползла с его края на середину, приминая собой плотную красную обивку, пуская её лучи-складки во все шуршащие стороны.

Таня тоже не стала засиживаться и, как кенгурёнок, соскочила со спины Максима. Уселась рядом с Женей, из-под длинных ресниц загадочно глядя на Максима.

Девчонки оказались как-то на особенной линии света, который теперь мягко скользил по их лицам, заставляя щуриться и выбеляя кожу. Очень ярко высвечивая их глаза бликами, делая похожими на драгоценные камни. Ровный голубой аквамарин — это Женя. Пятнистый янтарь, от которого не известно, чего ожидать — это Таня. Такие вроде бы разные, но в чём-то неуловимом практически неразличимые. В чём-то очень главном.

Если бы Максим был фотографом, он бы непременно запечатлел этот кадр — томная светловолосая русалка Женя принимает на коленях егозу Таню, которая безжалостно упирается в эти самые колени в попытке прогнуть чужие ноги балетной лодочкой. На что Женя исподтишка дёргает что-то у Тани на спине.

Но Максим не фотограф, так что излишние заботы об искусстве не мешают ему подминать коленом плотную верхушку матового «торта». И, не слушая его возмущённых выдохов, ползти в направлении поджидающих его девушек.

То, что ей стало слишком уж свободно, Таня почувствовала не сразу. И поначалу даже не поняла, с чем связана внезапная лёгкость в её теле. Пока не сделала нескольких резких движений и не ощутила, как грудь от них не иллюзорно вырывается на свободу — это противная Женька ухитрилась расстегнуть её лифчик прямо через футболку. Что определённо достойно отмщения, поэтому с приглушенным кошачьим визгом Таня бросилась этой самой освободившейся грудью, сдерживаемой теперь только расслабленными лямками, на обидчицу.

Та, надо признаться, за свою жизнь успела поднатореть в подобных схватках с мелкой и имела все шансы на победу. Но в этот раз удача её оставила, так что Таня без проблем впечатала Женю в красный кожзам.

— Говори: пусти засранку! — Танька вцепилась в Женькины плечи сверху. Такие тонкие и хрупкие, что очень хотелось проверить их и сжать посильнее.

Но, радуясь лёгкой победе, мелкая не учла одного обстоятельства. Которое уже сгребло её в охапку и обеспечило надёжную поддержку освобождённых недавно грудей.

Запоздало осознав, что она тут самая слабая, Танька покорно задрала руки в знак капитуляции и сдавлено запищала:

— Сдаюсь! Сдаюсь!

Конечнно, только для того, чтобы усыпить внимание «врагов». И стоило Максиму поверить и ослабить хватку, как Танька змеёй вывернулась из его рук. Но не для того, чтобы получить вожделенную свободу, а лишь дабы попрактиковать запрещённый приём. В виде захвата его твёрдых от напряжения бёдер собственными коленками. Из положения «лёжа на животе».

Максим, в отличие от неё, так быстро сдаваться не собирался, так что с удовольствием усилил их контакт, сделав нижней частью движение навстречу. И Таня не без внутреннего удовольствия ощутила его твердеющий член. Решив не упускать возможность, прижалась к нему посильнее. Чтобы контакт получился чуть ли не на уровне проникновения. И, будто углубляя его, крепкая рука Максима вдавила её за заднюю часть шеи в мат. Так, что щека почти слилась с его красной поверхностью, а в нос ударил непонятный запах.

Сила. Та сила, что при желании может тебя уничтожить. Которой бесполезно сопротивляться. И которая ничего тебе не сделает. Потому что — немножко твоя. И потому, что ты ей тоже нужна. Это обоюдное желание будто потянуло что-то внизу живота и от напряжения застучало приятным, пробирающим пульсом.

А хватка уже давно ослабела, и крепкая рука просто оглаживала плечи, плотно проходилась по каждому позвонку и чувствительно сжимала кожу, путаясь в утолщённой ткани горловины. Танино дыхание стало медленным и глубоким. Моргать стало лень.

Женя наблюдала, как Максим ласкает Таню и чувствовала, как что-то внутри становится больше. Что-то, тянущее в животе и собирающееся тугими волнами в грудях. Заставляя кожу под бюстгалтером идти мурашками и упираться в сетчатую материю сосками. Мышцы пресса сами собой поджимались, оголяя продольные полоски на светлой коже. Её видно, потому что спортивная кофта задралась. Да и вообще она слишком тёплая. Надо бы снять.

Обманчиво-весенний воздух лёг на плечи и живот, покрывая их мелкими мурашками. Которые становятся крупнее от вида того, как Максим уже дышит через рот и склоняется над покрасневшей щеками Танькой. А та пытается растопыренными пальцами подгребать скользкую поверхность мата. Живот Максима упирается в Танькину спину, а её ноги уже ослабели и упали коленками на красную поверхность. Покорно раздвигая бёдра по сторонам.

Волна внутри Женьки стала плотной и нетерпеливо бухнулась ей то ли в рёбра, то ли в пах. Её парень ласкает... не её. И прижимается поднявшейся ширинкой не к ней. К другой... И в то же время — не совсем другой. Это Таня. Самый близкий ей в этой жизни человек. Которая — Женька не сомневалась — пойдёт за ней в огонь и в воду, и всегда будет на её стороне. Которой можно доверять больше, чем себе. Значит, это Таня — это немного она, Женька. Значит, это не считается.

Поэтому можно наклониться к Максиму и задрать его лаконично-светлую футболку. И на полных правах пройтись обеими руками по расширяющемуся, сильному торсу. И отвести с Таниного носа непослушно-длинную прядку волос — мешается ведь.

Танька приоткрыла глаза. Зрение мутилось от плывущих впереди цветовых пятен — видимо, солнце попало на сетчатку. Но всё равно смогла различить тонкую и аккуратную ладонь Женьки. Которая у самого лица оглаживала мягкую поверхность. Волнующими, плавными и рассеянными движениями. И Таньке ревниво захотелось, чтобы эта ладонь коснулась и её, а не какого-то дурацкого мата.

Дыхание Максима обожгло в самое ухо, заставляя волоски на затылке приподниматься. Танька максимально повернулась, чтобы видеть не только Женину руку.

Их лица. Рядом друг с другом. Укутанные светлыми Жениными волосами. Такие родные и красивые лица. Просто каждое лицо становится красивым, когда оно уже своё.

ТанЬка принялась неловко елозить, чтобы перевернуться с живота и избавиться от риска вывихнуть шейные позвонки.

Максим. И Женя. Женя. И Максим.

От одного этого ощущения хотелось разрастись от счастья.

Но всё-таки, не май месяц. Так что обнажённым телам оказалось прохладно. Особенно при том, что солнце начало скрываться и погружать мир в голубоватую прохладу. Пришлось срочно становиться ближе, чтобы сохранить остатки тепла.

Танька прильнула к Жене, обхватывая её за тонкую, вытянутую талию и потянулась губами к твёрдому подбородку Максима. Едва заметная, проступившая к вечеру щетина приятно зазубрила линию нижней губы. А мягкая женская ладонь ласково легла Тане на спину, будто поддерживая. Не важно чьё дыхание проскользило по макушке, шевеля волосы и отправляя вниз змейку мурашек. Прикрыв глаза, Таня ощутила себя в двойных чужих объятиях, словно в тесном плену. Из которого захочет выбраться только умалишённый.

Мягкая податливая грудь, упираясь Тане в плечо, заставляет думать о сплошной осторожной нежности. А плечо Максима не даёт утратить опоры и веры. Остаётся только со всей силой приникнуть к ним.

Руки оглаживают сливающиеся тела, исследуя их мягкость и движущиеся очертания. И их тепло позволяет забыть о прохладе внешнего мира.

Женя уже сидит на коленях Максима. Таня видит её ровную, вытянутую спину, плавно переходящую в аккуратные ягодицы. Порозовевший оттенок обыкновенно светлой кожи хорошо выделяется на оливковой — Максима. Небольшая грудь покорно приминается под чужими губами. И неслушные волосы шторкой маются, уходя на плечо парня.

У Максима очертились все мышцы, поддерживающие и прижимающие Женю. Пальцы захватывают её затылок, приближая к себе. А Женя, коленками двигаясь ближе к чужим бёдрам, неловко переваливается ближе в нему. Ягодицы приходят в движение, насаживаясь туда, куда Тане не видно. Что пока доступно только ей с Максимом.

Тот протяжно вздыхает, судорожно обхватывая Женину изогнутую талию и облапывая выше, к расширяющимся рёбрам. А тело Жени приходит в неожиданно слаженное движение. Будто она — кошка. Вроде бы двигается только низ, но импульс отдаётся до самых плеч. До раскрасневшихся губ. До полуприкрытых глаз.

Лицо Максима наливается краснотой. А у Жени пересыхают губы — оказывается, она дышит через рот вместе с ними. Подчиняется их рваному ритму, будто она сама совершает эти незамысловатые, но такие сладкие движения. Кстати, бёдра у неё действительно сжимаются и расслабляются в такт, отражая в теле чужое удовольствие. И сердце сладко стучит по всему телу. А когда Таня понимает, что скоро Максим вот так вот сделает и с ней... Сильная волна удовольствия заставила сжаться ноги особенно сильно — так, чтобы в промежности ожидающе стукнуло, а спина сама собой прогнулась.

Женя уже не двигается, а больше бухается на Максима сверху, обвивая руками в настойчивом поиске его губ. Да и бёдрами двигает уже не столько она, сколько Максим. Движения которого становятся всё медленнее и резче. С оттенком отчаяния. И со сдвинутыми густыми бровями.

Стоны этих двоих сливаются в унисон, отчего Тане окончательно становится жарко. Она вроде как подглядывает за чужой любовью. Делает то, что нельзя. И это ещё сильнее возбуждает.

Хочется и коснуться себя, задеть возбуждённый клитор, но что-то внутри злобно ноет, что это будет не то. А то — тут, перед ней.

Женя уже буквально вдавливается в тело Максима. Они настолько близко и плотно друг другу, что не просунуть и ладони. Только смотреть, как кожа трется о кожу. С характерным влажным звуком.

Наконец, движение Максима вышло самым напряжённым, он замер. С протяжным, несдержанным стоном. До красноты сжал Женино предплечье и упёрся лбом ей в плечо. Выдохнул, и на лбу у него заблестела влажная полоска.

Таня подалась всем телом вперёд. И когда Максим решительно, глядя на неё без тени мысли, двинулся вперёд, она по-обезьяньи повисла на его теле.

От Максима исходил сильный жар. Пот собрался, казалось, на всём его теле и поблёскивал, делая его всего похожим на драгоценность. А решительные, сильные движения не оставляли никакой возможности остановиться.

Почти сразу — сверху на неё. Всем телом. Так, что собственное Танино сердце едва не ухнуло от восторга. И захотелось полностью прижаться к Максиму. Почти что раствориться.

Губы впиваются в собственные, лишая их свободы и даря взамен пьянящее ощущение нужности. И внутри всё ревёт от восторга.

Максима входит без подготовки, сразу скользя членом между припухших половых губ. Смазки с обоих сторон уже достаточно. И Женина промежность начинает тяжело пульсировать. Кажется, каждое движение — именно такое, как надо. Задевающее там, где надо. И проникающее всё глубже и глубже.

Наконец-то. Её...

Кажется, они сразу стали единым механизмом. Или организмом. Да неважно... Лишь бы это единение тел на заканчивалось. Лишь бы Максим не вздумал замедлить ритм.

Танино тело трясёт изнутри. В голове разливается пелена тумана — слишком много сигналов от тела. Слишком напряжены все нервные окончания. Слишком хорошо...

Крик вырывается из неё сам собой. Громкий или, наоборот, тихий? Таня не в курсе. В курсе только, что давящий пузырь удовольствия в паху вот-вот взорвётся. Хочется немного оттянуть момент, и Таня отстраняется. Насколько может. А Максим, будто поняв это, делает особенную фрикцию — будто с оттяжкой. Чтобы внутри у Тани всё замерло в ожидании. А потом сильно ухнуло, отзываясь волной в теле и закладывая уши.

Дышать почти невозможно от тесноты в груди. Слышен только собственный стук сердца. Внутри — только удовлетворение и чужая, наполняющая радостью влага. Только чистое счастье, струящееся по телу.

Ослабевшим телам совсем не хочется двигаться. Так что они продолжают лежать на поскрипывающем мате, будто шепотом обещающим хранить их тайну.

— По-моему, такие тренировки гораздо полезнее, чем твои здесь, — не без лёгкого ехидства покосилась в сторону Женьки Таня. Правда, увидеть её не получилось — обзор закрывала мечущаяся вверх и вниз Максимова грудь.

— Предлагаешь организовать мастер-класс? — улыбнулась белому потолку Женя. Смотреть по сторонам всё ещё было лень.

— Думаю, эту разработку лучше пока оставить в тайне, — вместо Тани отозвался Максим. — До проведения всех стадий исследования.

— А камер тут нету? — запоздало поинтересовалась Танька, мечась взглядом в поисках «волшебного глаза».

— Вечером в соцсетях узнаешь, — хмыкнула в ответ Женя. Знающая, что камер здесь нет. Но всё равно почему-то осмотревшая все углы.

— Ладно, — успокоилась её ответу Танька. — Может, хоть станем знаменитыми.

А Максиму было всё равно. И вообще очень лень думать. Даже фразу про исследования он выпалил чисто на автомате. Видимо, парень был из тех, кому счастье отключает мозги. Что ж... Без мозгов тоже можно жить.