Ловец Забвения

Кай ловил эхо. Не те, что отражаются от стен, а те, что застревают в трещинах Ларкспира — обрывки чужих «а что, если», забытые «прости», обугленные «я люблю». Его инструмент — сеть из поляризованного света, сплетённая из старых субтитров. За каждое пойманное эхо Сириус платил секундами тишины. Кай верил, что это лучше, чем слушать правду.

Правду о том, что его собственные воспоминания — монтаж.

— Сегодня улов скудный, — Сириус разливал вино по бокалам из осколков экранов. Его пиджак сегодня был из цифрового дождя — капли стекали, превращаясь в даты на полу. — Город жаждет драм, а ты принёс... реквиемы.

Кай молча высыпал на стол добычу: эхо женщины, которая могла бы стать поэтессой, но стала официанткой в «Баре Осколок»; эхо старика, мечтавшего сжечь свои дневники. Последним — крошечный осколок, светящийся знакомым золотом.

— Что это? — Сириус прищурился.

Кай коснулся осколка. Вспышка: он сам, лет семь, бежит по аллее за кинотеатром «Вечный Экран». Кричит: «Папа, подожди!». Мужчина оборачивается — лицо залито белыми помехами.

— Глюк, — Сириус накрыл осколок ладонью. — Иногда эхо путает сюжеты.

Но Кай уже видел — дата на дожде-пиджаке: 12.09. День, когда исчез его отец.

Он спустился в Глубины — канализацию Ларкспира, где текут реки из удалённых сцен. Лодка из киноплёнок плыла мимо лиц-призраков: мать, которая не узнала сына; друг, ставший тенью в чужой драме.

Эхо привело его к стене, заклеенной афишами с одним названием: «Кай: Версия 1.0».

На экране:

Кай вырвал плёнку. Город взвыл.

— Ты нарушил правило, — Сириус ждал в монтажной, где вместо стен висели экраны с кричащими версиями Кая: ребёнок, старик, женщина. — Настоящее — скучно. Иллюзии — питательны.

— Где он? — Кай сжимал обугленную плёнку.

Сириус вздохнул. Его кожа треснула, обнажив проектор внутри груди. На экране — отец Кая, прикованный к креслу в зале «Вечного кино». На билете: «Зритель №0».

— Он выбрал правду, — Сириус поймал слезу Кая, превратив её в монету с надписью «Забвение». — Хочешь заменить его? Или — он кивнул на экран, где Кай-ребёнок смеялся с отцом-призраком, — вернёшься в сценарий?

Кай посмотрел на сеть в руках. Субтитры на ней светились: «Ложь спасает», «Правда убивает».

— Нет, — он бросил сеть на проектор Сириуса. Свет вспыхнул, спалив экраны.

Теперь Кай сидит в «Клубе Реквием», слушая, как его отец пересказывает свой фильм снова и снова. Он больше не ловит эхо. Он собирает осколки — свои и чужие — и вставляет их в трещины Ларкспира. Город шипит, обрастает новыми сюжетами, но Кай знает: однажды плёнка порвётся.

А на столе у Сириуса лежит новый контракт. На нём — свежий осколок с надписью: «Кай: Версия ∞».