Ловушка для монстров

– Стас, ну мы просто обязаны туда пойти! Ты что, не понимаешь? Это же эксклюзив! И сенсация!

Майя трясла у мужа перед носом двумя яркими билетами, а он отступал.

– Майюш, это не сенсация, это ерунда какая-то! Просто завлекалово и разводилово! Ты же умная у меня, неужели ты поверила в эту чушь?

Жена сердито топнула ногой:

– Ну какое разводилово?! Билетов не достать ни за какие деньги, шеф по своим каналам добыл! Блин, разве часто я тебя прошу со мной куда-то сходить, а?

Стас попробовал зайти с другой стороны:

– Нет, не часто. Но каждый раз, когда ты меня куда-то с собой зовешь, это оказывается лютая трешанина. То спектакль иммерсивный, где реальный маньяк зрителей резал. То квест, который чокнутые на всю голову ребята делали и ужасами игроков до сердечных приступов доводили. Ты забыла уже? А я вот каждое такое твое приглашение помню. Потому что после него приходится то коньяком, то валерьянкой отпаиваться. И тебя, кстати, отпаивать.

Майя потупилась. Стас, конечно, был прав. Но что поделать, если работа у нее такая - триллер-корреспондент? То есть, человек, который не только ищет информацию о загадочных преступлениях и происшествиях, но и сам зачастую становится их участником, ведя эфир прямо с места событий. Ее часто путали то с криминальным обозревателем, то с эзотерическим журналистом, но всё это было не то. Ее должность – уникальная в своем роде, выдуманная их главным редактором. И именно Майя часто добывала для издания самую читаемую и цитируемую информацию. Да, порой с налетом мистики и чертовщины, но ведь тем интересней!

В последние дни во всех сетях обсуждали «бомбу» – спектакль «Ловушка для монстров», поставленный одновременно сценаристами, психологами и психиатрами. Релиз утверждал, что пьеса выстроена таким образом, чтобы давить на особые участки подсознания. И психически неадекватные люди, маньяки, садисты обязательно во время и после спектакля должны определенным образом отреагировать. Каким – не уточнялось. Но зато потенциальных зрителей предупреждали о том, что в зале висят камеры, фиксирующие реакции смотрящих на сцену. А с начала и до конца постановки в холле театра будет дежурить полиция и бригада психиатров и врачей.

Завтра вечером – премьера. Желающих пощекотать себе нервы было гораздо больше, чем мест в зрительном зале. Для Майи шеф билеты добыл – их журнал не мог пропустить такое событие. Но настоятельно посоветовал взять с собой супруга: шеф тоже не особенно верил, что после спектакля из зала выйдет толпа кровавых маньяков, но мало ли. Майя бы ослушалась и пошла с какой-нибудь подружкой, но, как на грех, все подружки либо были заняты, либо откровенно опасались. Вот и пришлось «дожимать» мужа, одной идти ей всё же не хотелось.

В итоге Стас согласился. Он знал, что есть моменты, когда его отказ ничего не значит, а есть – когда значит многое. Жена рвалась на «сенсацию» и «эксклюзив», но отчаянно боялась. Он, к стыду своему, тоже чувствовал некоторое опасение, но признаваться в этом не стал. И они пошли в театр.

Народу у храма Мельпомены собралось изрядно. И масса журналистов, которым, в отличие от Майи, не удалось проникнуть на премьеру – организаторы спектакля прессу и телевидение, как это обычно бывает, не приглашали. Более того – было жесткое требование не снимать происходящее. И не менее жесткое условие: мобильные телефоны, фотоаппараты и камеры перед спектаклем сдавать. Конечно, далеко не все были согласны, но несогласные в зал не допускались.

Майя держала мужа под руку, и он чувствовал, как ее трясет. Впрочем, она тоже чувствовала, насколько напряжен Стас: его рука была «каменной». Да и все остальные зрители, несмотря на голливудские улыбки и роскошные наряды, явно чувствовали себя немного не в своей тарелке. На входе не обошлось без эксцессов. Кто-то сдавал один телефон, но охрана с помощью сканера находила второй, спрятанный в потайном кармане. Кто-то отказывался сдавать гаджеты и пытался что-то объяснить или подкупить стоящих на входе охранников. Их уводили в сторону, а потом выводили. Шкафоподобный мужчина рычал, что он телохранитель, поэтому должен быть и при связи, и при оружии. Но и его увели, вместе со строго, но дорого одетой парой, которую он сопровождал.

Несмотря на то, что далеко не все, купившие билеты, смогли пройти и занять свои места, зал был полон. Майя подумала, что организаторы «подсадных уток» посадили на свободные кресла. Шепнула об этом мужу, но тот только отмахнулся. Было видно, что происходящее нравится ему все меньше и меньше. Сама Майя ощущала и свою нервозность, и общую нервную атмосферу в зале. Да, всем было интересно. Но большинство боялись! И не могли этого скрыть.

Наконец, раздался третий звонок и зал погрузился во тьму. Четыре прожектора освещали сцену снизу, четыре – сверху. Когда занавес разошелся, Майя впилась глазами в «эксклюзивные» декорации. Черное и красное. Задник и боковины сцены были полностью задрапированы черным материалом, издалека похожим на бархат. По центру стояла металлическая конструкция ярко-алого цвета, удивительно напоминающая детскую дворовую карусель с несколькими сиденьями. Спиной к зрителям на «карусели» сидела женщина. И тишина.

Зал молчал. Не скрипели кресла, не слышалось шелеста и шепота. Вдруг раздался звук, похожий на скрип какого-то механизма. На этот звук «наложилась» партия фортепьяно, потом вступили скрипки. Громко, сильно, надрывно. «Карусель» провернулась, и женщина оказалась лицом к залу. Впрочем, не лицом. Она держала в руке маску на палочке, прикрывавшую лицо. Маска представляла собой женскую черно-белую фотографию: большие темные глаза, застенчивая улыбка, прямая челка. Одета актриса была в серый юбочный костюм, на ногах – простые черные туфли без каблука, на голове – красный берет. Из-под маски раздался звонкий девичий голос:

– Меня звали Катя. Мне было девятнадцать лет. Я училась в педагогическом институте и мечтала стать учительницей русского языка. Однажды я допоздна засиделась в библиотеке и, чтобы быстрее дойти до общежития, решила воспользоваться тропинкой в сквере. Я часто ходила там днем и не думала, что мне что-то грозит поздним вечером. На меня напали сзади. Мне порвали горло гитарной струной и вырезали сердце. Моей маме прислали мои глаза, и она умерла от инфаркта. Таким же образом «Гитарист» убил еще восемь девушек. Его не нашли.

Зал погрузился во тьму, музыка смолкла, зал ахнул. Майя вцепилась в руку Стаса и почувствовала, какая влажная у него ладонь. Свет снова вспыхнул. Тот же «скрежет», та же музыка. Актриса с другой маской – добродушное лицо пожилой женщины. Одежда – платок на голове, теплая длинная юбка, войлочные боты, растянутая шерстяная кофта на пуговицах. Голос из-под маски – старческий, скрипучий:

– Ольга Васильевна меня звали. Позвонили мне, сказали, счетчик придут проверять. Я и ждала проверяльщика. Пришел парень, показал удостоверение какое-то, там мелко было, я не разобрала. Но впустила. Он ударил меня по голове. Привязал к кровати. Изнасиловал пять раз. Восемнадцать раз ударил ножом. Когда я умерла, вырезал сосок из моей правой груди и ушел. Так же «Геронтофил» убил еще пять пожилых женщин. Его не нашли.

На зал снова упали тишина и тьма. И в этой темной тишине или тихой тьме раздался мужской вопль:

– Хватит! Перестаньте! Прекратите это показывать!

Майя задрожала. И без того напряженный муж словно заледенел. Снова свет. «Скрип». Музыка. Актриса. В бейсболке, джинсах, кедах и толстовке с каким-то мультяшным персонажем. И маска, Господи… Мальчик. Лет десяти. И детский голос из-под маски:

– Меня звали Женя. Мы с друзьями вечером играли в парке. Потом я пошел за мороженым, и из кустов меня позвала женщина. Попросила помочь ей вытащить щенка, который запутался поводком в ветках. Я подошел, нагнулся и темнота. Потом еще несколько раз я приходил в себя. Но было так больно, что снова уходил в темноту. Пока не ушел совсем. Меня резали на куски. Потом эти куски сложили в черный мешок и утопили в реке. Меня так и не нашли. И вместе со мной не нашли еще шестерых мальчиков. Они рядом со мной. В мешках. На дне.

Майя разрыдалась. Она уже не обращала внимания ни на погасший свет, ни на крики в зале. Она рыдала, оплакивая тех, чьи судьбы описывала актриса. И не почувствовала, как на ее шее смыкаются сильные мужские ладони.

Для Майи свет больше не зажегся. Ей просто не повезло. «Ловушка для монстров» сработала восемь раз. Жертвой стала только Майя – она оказалась абсолютно во вкусе своего маньяка-мужа. Другие «монстры» были обезврежены без жертв.

Спектакль «Ловушка для монстров» запретили. Но он оказался реально работающим. Теперь его создатели думают над киноверсией. И над безопасностью зрителей в зале, где будут проводиться показы. Чтобы никто из них не повторил судьбу Майи. Впрочем, как сказал один циничный доктор, муж и так бы её убил рано или поздно. А спектакль ей помог уйти без мучений: Станислав Агарков душил своих жертв в последнюю очередь. После того, как измывался над ними несколько часов. Так что Майе, видимо, наоборот, повезло. Только она об этом не узнала.

P.S. Сюжет этого рассказа – мой сон. Я прописала только детали, начало и концовку. Сцена, декорации, название приснились мне в кошмаре. Так бывает.