Лучик

В трясущихся руках Анна держала письмо, бумага которого промокла от слёз: они большими каплями стекали с её бледных щёк. В это время её ребёнок мирно посапывал в своей колыбельке, а рядом с леди, склонив голову, стоял вождь племени Цай-Кхи, Алан.

В его голове крутилось множество мыслей: как ему спасти дочь и жену? Как защитить народ и свои земли, что он так долго оберегал? Как вразумить бушующего монарха? Что ему нужно сделать для спокойствия жены?

Треск свечей и курлыканье голубей нарушали гнетущую тишину. Она со всей силы давила им на головы, не давая даже взглянуть друг на друга.

– Солнцеликий, нам пора, – зайдя в комнату, тихо произнёс слуга.

Не проронив ни слова, Алан молча пошёл вслед за слугой в зал переговоров.

Огромная комната, в которой вместо ровного белого потолка, как в лучших дворцах королевства Барион, был вытесанный, словно в пещере, свод, плавно переходящий в неровные стены, увенчанные картами континентов и гобеленами разных родов, соединивших свою судьбу с Сотэрами. В противоположном конце зала стоял трон из загадочного чёрного металла, который, по заветам племени Цай-Кхи, нашёл первый вождь, когда собственноручно умертвил гигантского серого медведя. Его чучело до сих пор стоит в приёмной вождя, пугая непрошеных посетителей своим большим размером и устрашающим видом. Все, кто был на аудиенции с Аланом, в один голос говорили об ужасных остекленевших глазах чудовища, которые смотрят в никуда, но в то же время направлены на тебя. Это впечатление мог стереть лишь вид разгневанного вождя-чужеземца.

Алан прошёл сквозь расступившуюся перед ним толпу. Каждый его шаг эхом разлетался по залу, а полы расстёгнутого дээла развевались и падали. В глазах местных такое отношение к их традиционной одежде обычно не приветствовалось, но Алану было позволено всё, ведь он – спаситель, дарованный свыше.

Сев на трон, он взглянул перед собой. Перед ним стояли славные воители. Они верили в него, а он надеялся на них. И пока тонкий баланс сохранялся, у его людей был шанс на свободную жизнь.

– Приветствую всех вас, я рад, что в этот трудный час у нас есть возможность предотвратить бедствие, – голос Алана звучал твёрдо и гордо, как и подобает правителю, но вот в глазах была только тревога, которую он так отчаянно пытался скрыть. – Король Максимилиан Барион послал к нам отряд золотых карателей, и, возможно, кто-то из нас уже не увидит рассвета. Поэтому нам нужно вывести детей, стариков и женщин из племени. Если кто-то из вас, мои воины, хочет сложить оружие и трусливо сбежать, я не буду вас корить.

– Мы умрём ради Цай-Кхи и защитим наш род! - Склонившись на одно колено произнёс сотник Тендзин.

– Мы умрём ради Цай-Кхи и защитим наш род! – раздался дружный, раскатистый ответ.

Алан кивнул, чувствуя, как по спине пробежал холодок, но не от металла трона, а от осознания глубины их преданности. Он видел в их глазах не страх, а решимость, ту самую, что веками закаляла их племя, делая его непобедимым. Но сейчас сила была не на их стороне. Королевство Барион, с его бесчисленными армиями и золотыми карателями, было подобно неумолимой волне, готовой поглотить их скромные земли.

— Я знаю, что вы готовы сражаться. Слушайте мой приказ: Бейбарыс и Бурундай поведут в Харайдас беззащитных. Я доверяю в ваши руки наше будущее, так что не подведите меня.

— Не посмеем, солнцеликий, — в унисон сказали доверенные и тут же вышли из зала.

Старая дверь скрипнула, погружая мысли остальных в пучины самых отчаянных страхов.

— Мы займём оборонительную позицию. Если выступим в бой, то проиграем, — глядя на взволнованных людей, начал объяснять план вождь. — Почти все в золотых карателях обладают неимоверной силой и магией. Мы будем ждать, когда Алтан прибудет обратно в племя и перекроит им внутренние сосуды, чтобы биться с ними на равных.

— И как долго нам нужно продержаться? — сведя брови, спросил юный воин Дарадей, поднимая гул среди воинов, но один взмах руки Алана заставил всех замолчать.

— До первого Естати, — сухо произнёс он.

— Это же… пять… дней… — делая долгие паузы в словах, произнёс Дарадей.

— Если ты боишься, можешь идти, как я и говорил.

— Нет. Я буду стоять за Цай-Кхи, за землю моих предков, — опустив голову вниз, дрожащим голосом произнёс Дарадей.

Смерти не боится лишь глупец, а в племени их было мало, так что, как только закончилось собрание, все побежали в свои дома прощаться с жёнами и молить предков о победе.

Рёв труб и боевой клич соплеменников ознаменовал начало самой жесточайшей битвы. Это было первое сражение с магами, на котором не присутствовал шаман. Именно это и стало ключевым моментом падения Цай-Кхи. Даже самые крепкие воины не могли ничего противопоставить бушующим стихиям. Боевой дух всех окончательно пал, когда глава золотого карательного отряда пронзил сердце солнцеликого Алана.

Спустя много лет Цай-Кхи восстанет из пепла, и на защиту встанет новый вождь, но память об отважном вожде, который пал за свободу своего народа, никогда не забудут.

Среди руин, где когда-то возвышались юрты Цай-Кхи, теперь лишь ветер свистел, разнося прах и пепел. Золотые каратели, чьи деяния навсегда отпечатались в истории как символ безжалостности, ушли, оставив после себя лишь опустошение и скорбь. Но даже в этой бездне отчаяния, где казалось, что надежда умерла навсегда, тлел уголёк сопротивления.

Дарадей, юный воин, чья дрожь в голосе тогда выдавала страх, теперь стоял на обломках прошлого, его взгляд был твёрд, а сердце наполнено решимостью. Он помнил слова Алана, помнил жертву своего народа, и эта память стала его щитом, его мечом. Он видел, как выжившие, сломленные, но не сломленные духом, собирались вокруг него, ища в его глазах отблеск той же неукротимой воли.

- Мы не можем позволить им забыть, – говорил Дарадей, его голос звучал как эхо былой славы. – Мы не можем позволить им стереть нас из памяти земли. Цай-Кхи не мертв, пока мы живы. Пока мы помним.