Лучший друг

Как любил приговаривать кастелян Рискайской крепостицы, у дневального разве служба? Так, сплошное расслабление. Знай себе спи, отдыхай. Только и заботы, чтоб на конюшне порядок был, когда проверяющий придёт. Поутру напоил из ведра сорок лошадиных душ, раздал овёс, навоз по стойлам собрал — и спи, отдыхай. Правда, перед тем конюшенные проходы замести надо. И спи себе, отдыхай, пока патрульные на службу не соберутся. Они, конечно, как станут лошадей чистить да седлать, везде натопчут, намусорят, в амуничнике всё перевернут вверх дном, но это ж прибрать — плёвое дело. Они за дверь, а ты прибери — и спи, отдыхай. Среди дня разве что целитель придёт больных лошадей пользовать. Но тут ведь только и дела, что ему лошадь вывести да подержать. Ну и если кто из командиров прикажет подать лошадь — замахнёшь, поседлаешь, выведешь, и иди себе обратно на конюшню, спи-отдыхай, пока снова не позвали, чтоб лошадку командирскую принять: отшагать, расседлать, вытереть досуха, замыть копыта, сбить заклейки… Управился — и спи, отдыхай. А там патрульные со службы вернутся, снова везде натопчут, грязи натащат, в амуничнике разгром учинят. Уберешь за ними — и спи, отдыхай. Только сперва надо с целителем пройти по конюшне, помочь осмотреть вернувшихся из патруля лошадей. А там уже и вечернее кормление: попои сорок душ, покорми, навоз собери, проходы замети, и спи себе до утра, отдыхай. Ночью-то ведь и делать ничего не надо, только раздать полуночную пайку сена да после замести…

Именно этим и занималась Торвин: старательно скребла по проходу метлой, надеясь урвать немного сна до утреннего кормления. Вдруг на дальнем конце конюшни хлопнула дверь, ведущая во внутренние помещения крепостицы. Торвин оглянулась и успела заметить метнувшуюся за поворот, в торцовую конюшню, фигуру в казённой серой рубахе. Почти тут же дверь снова хлопнула. В торцовку молча проскользнули ещё двое, из ночной стражи. Раздался топот, испуганные вздохи лошадей, звуки ударов, тихий вскрик. Нахмурившись, Торвин перехватила поудобнее метлу и поспешила на шум. Опять «старички» вздумали кого-то из новобранцев воспитывать. Только сменой ошиблись: Торвин в своё дежурство не собиралась допускать на конюшне непотребств.

Свернув за угол, она увидела всех троих нарушителей порядка. Парень, вбежавший на конюшню первым, оказался не слишком-то проворен, преследователи настигли его раньше, чем он успел заскочить в амуничник и запереться там. Теперь один из «старших товарищей» крепко держал его сзади за локти, а другой не спеша охаживал кулаками по груди и животу, приговаривая сквозь зубы:

— Сильно грамотный, да? Рапорта, значит, писать умеем? А тому, что стучать некрасиво, барышню в монастыре не учили?

Бедный парень даже не пытался вырываться. Он и на ногах-то ещё стоял только потому, что его сзади надёжно держали, не позволяя упасть.

— Эй, может, хватит? — грозно прикрикнула Торвин, издалека замахиваясь черенком метлы.

— Слышь, Чирок, — сказал тот, что держал пленника, — заканчивай, белобрысина прискакала.

Чирок напоследок ещё раз саданул свою жертву кулаком под дых и согласно кивнул. Уронив избитого посреди прохода, оба спокойно, с самым равнодушным видом прошли мимо Торвин к выходу из конюшни и беззвучно прикрыли за собой дверь.

Торвин подошла поближе к парню, сидевшему на полу. Это был новенький, младший гарнизонный целитель. Звали его, вроде бы, Венсель. Всего-то полдня во взводе — и уже влип в неприятности. Ну-ну…

— Живой? — спросила она.

Парень кивнул.

— Сам до своей конуры дойдёшь?

Новый кивок в ответ, однако притом никаких попыток подняться на ноги. Торвин уже собралась было подсобить делу, ухватив беднягу за пояс, но тут, как на грех, принесло проверяющего. Ворота, ведущие во двор, распахнулись и на конюшню вошёл командир взвода.

— Что происходит? — спросил он прямо с порога.

Торвин поспешно вытянулась в струнку, взяв метлу, словно копьё, в положение «на плечо». Венсель тоже кое-как отлип от пола, хоть выпрямиться толком и не сумел.

— Целителя лошадь ударила, — бестрепетно глядя взводному прямо в глаза, соврала Торвин. — Мне показалось, будто у Хмеля колики. Венсель зашёл в стойло, чтобы осмотреть его, а Хмель по нему задом отмахнул.

Взводный с сомнением глянул на Венселя. Тот испуганно захлопал глазами, покосился на Торвин и молча кивнул.

— Почему не вывели лошадь на развязку?

— Не хотели пачкать в проходе.

Брови взводного сурово сошлись к переносице.

— С правилами безопасности ознакомлены?

Торвин с Венселем дружно кивнули.

— И всё равно нарушаете. Жить надоело? Лень метлой лишний раз махнуть?

Две пары глаз в притворном раскаянии уткнулись в пол. Посверлив провинившихся строгим взглядом, взводный вздохнул неодобрительно и проворчал:

— Ладно, на первый раз ограничимся устным замечанием. Впредь будьте осторожнее.

После он быстро осмотрел конюшню, амуничник и кормовую, расписался в журнале проверок, и, уже уходя, сказал Венселю многозначительно:

— Надеюсь, барышня, это послужит вам хорошим уроком. И вот ещё что: до утреннего построения потрудитесь привести причёску в соответствие с требованиями устава. У нас тут не пансион для благородных девиц.

Когда дверь за командиром взвода, наконец, закрылась, Венсель повернулся к дневальной и спросил оторопело:

— Это он... мне?

Торвин покосилась на него и едва сдержала смешок. Целитель внешне и впрямь напоминал воспитанницу пансиона при монастыре: узкие плечи, длинная, не тронутая загаром шея, изящные, ухоженные ручки, каштановые локоны вокруг нежного, по-девичьи смазливого лица. А на лице этом — застывшее выражение испуга и брезгливого недовольства всем происходящим. «Как эта сахарная куколка вообще сюда попала?» — подумала поморийка, а вслух ответила грубовато:

— Ну не мне же.

Венсель возмущённо уставился на неё. Ту, что сей миг стояла перед с ним с метлой наперевес, не то что барышней, девушкой назвать язык бы не у всякого повернулся. Ростом Торвин была чуть выше него самого, притом отличалась широким разлётом плеч, и даже сквозь рабочую рубаху было видно, что её поджарое, мускулистое тело мало напоминает девичье. Вдобавок лицо Торвин уродовал грубый шрам, тянущийся через переносицу и вниз по щеке. Видимо, её когда-то ударили кинжалом, целя в глаз, но промахнулись. Подумав об этом, Венсель вздрогнул и поспешил отвести взгляд.

— Но почему барышня? — спросил он уже чуть спокойнее.

— Шутка такая. Обычное прозвище для младшего гарнизонного целителя, пока тот не заслужит себе новое.

— А белобрысина? Это тоже… прозвище?

— Нет, — сказала Торвин, стаскивая с головы шапку, — это просто правда.

Действительно, её волосы, остриженные коротким ёршиком, цветом напоминали спелую солому. Венсель поморщился.

— Обязательно стричься так коротко?

— Нет. Достаточно укоротить патлы настолько, чтобы за них невозможно было схватить в бою. Слушай, ты уйдёшь отсюда когда-нибудь или тебя вытолкать взашей? — резко сказала Торвин, теряя остатки терпения. Этот придурок своей болтовнёй отнимал у неё и без того недолгие мгновения отдыха!

— Уйду, не волнуйся. Только ответь мне на ещё один вопрос: почему ты соврала взводному? Те два урода…

— Чирок и Травень — не уроды, а нормальные ребята, у них не в обычае распускать руки без причин! — всё больше раздражаясь, оборвала его Торвин.

— Я заметил, — Венсель потёр рукой живот.

— Сам думай, чем ты их достал. К слову сказать, с тобой обошлись вполне по-человечески: руки-ноги не поломали, морду не расквасили. Так, поучили слегка. Но если будешь выпендриваться и дальше, пеняй на себя, столби койку в лазарете. О каком таком рапорте говорил Чирок?

Венсель глупо заморгал, хлопая длинными ресницами.

— Рапорт? Рапорт… А! Сегодня Сокол вернулся из патруля с глубокой засечкой*. Я залечил, но о таких травмах положено докладывать взводному и старшему целителю…

— И ты накатал рапорт? — воскликнула Торвин, глядя на него с гадливым восхищением. — Ай да поганец… Считай, Чирок по твоей милости лишился наградных и отгула в конце седмицы. А он, между прочим, за своей лошадью всегда хорошо следит. Засечка — дело случайное, даже у лучших всадников иногда бывает.

Венсель нахмурился и пробормотал виновато:

— Хм… Я не думал, что всадника из-за этого накажут…

— А думать, вообще-то, полезно! Особенно прежде чем портить бумагу и подставлять хороших людей! Всё, вали отсюда! Выметайся! — и Торвин, распахнув дверь во внутреннюю галерею, выпихала Венселя за порог метлой.

— Пиратка белобрысая! — обиженно крикнул тот, прежде чем дверь с треском захлопнулась у него за спиной.

— Барышня, — рявкнула Торвин, задвигая засов. — Княжна Венсиэль.

На следующее утро Венсель проснулся задолго до рассвета, дрожа от холода. Пронизывающая до костей сырость сквозь щелястую раму сочилась в окно, а по крыше уныло стучал дождь. В родном замке, конечно, тоже в хлябь бывало холодновато и гуляли промозглые сквозняки, но там хоть можно было кликнуть слугу, чтобы тот разжёг камин. Или взять в постель собаку.

Где-то в глубине крепостицы ударил колокол — пробили первую утреннюю склянку. (Склянкой здесь звали здоровенный песочный времяизмеритель, который дежурный переворачивал двенадцать раз за смену, каждый поворот отмечая ударом в колокол.) По галерее прогрохотали шаги дежурного, спешащего в казарму. Проходя мимо перевязочной, он стукнул в дверь и выкрикнул весело:

— Подъём, Барышня! В монастыре, поди, уже заутреню поют!

Венсель с тяжким вздохом высунул нос из-под одеяла. Если вчера он был весьма рад тому, что его поселили отдельно от прочих новобранцев, в каморке при перевязочной, то теперь в голову лезли мысли иного рода: в казарме всю ночь дышали пятнадцать душ, там, верно, хоть немного, но потеплее. И можно не вылезать из постели ещё несколько мгновений, пока дежурный доберётся до спящих от своего поста.

В казарме сыграли зорю. Зажмурившись, словно ныряя в холодную реку, Венсель вскочил и торопливо натянул одежду. Она омерзительно выстыла и отсырела за ночь. Вдобавок всё тело ныло после вчерашних побоев. «Стоила ли овчинка выделки?» — уже в который раз думал Венсель, с тоской изучая отражение своей заспанной рожи в ведре воды. Затея со службой в гарнизоне с каждым мгновением нравилась ему всё меньше и меньше, но отступать было поздно. Как он мог так глупо вляпаться?

Всё началось три седмицы назад, во время бала по случаю дня рождения матери. Обычно Венсель старательно избегал подобных мероприятий, предпочитая танцам, охотам и прочему бессмысленному ногодрыжеству и рукомашеству тишину, покой и общество книг, но в тот раз отец был непреклонен. Он сказал:

— Сколько можно сидеть в библиотеке, глотая пыль? В свете начинают болтать, будто младший сын Ронуальда Нортвуда не то изуродован дурной болезнью, не то страдает слабоумием. Хочется тебе или нет, но сегодня ты спустишься к гостям.

— Зачем? Всё равно я не умею держать себя в обществе и почти не помню танцевальных фигур…

— Вот и будет повод освежить их в памяти.

Так Венсель, причёсанный и втиснутый в неудобный парадный камзол, очутился в нарядной и шумной зале. К его ужасу, там было полно незнакомых людей: разодетых в пух и прах барышень, их мамаш в кисейных чепцах и солидных папаш, а также громких, самоуверенных юношей и молодых мужчин, по виду которых нетрудно было догадаться, что большую часть своей жизни они посвящают фехтованию и скачкам по буеракам за какой-нибудь облезлой лисой. Как мучительно неловко Венсель себя чувствовал среди них! Всё было терпимо, пока удавалось обойтись поклонами издалека, любезными улыбками и ничего не значащими вежливыми фразами. Но потом начались танцы и, конечно же, выяснилось, что одной из многочисленных подруг сестрицы Амели не хватает партнёра.

Венсель упирался, как мог. Он честно признался, что танцевал последний раз кругов пять назад (в ту пору отец ещё не махнул на него рукой и заставлял учиться всякой приличной рыцарю дребедени). Обучение танцам закончилось тем, что Венсель довольно быстро оттоптал ноги обеим своим сёстрам и был с позором выставлен из залы вон. Однако барышень его рассказ ничуть не смутил. Напротив, его нашли забавным, а кузина Мюриэль сходу заявила: «Ах, Амели, твой брат очарователен! Чур я первая с ним танцую!»

С этого мига Венсель был обречён: красавица Мюриэль назначила его своим бессменным кавалером на все дни празднества. Мучаясь от собственной неловкости и сгорая от стыда, он составлял ей пару в кадрилях и котильонах; сочинял в её честь дрянные вирши; носил за ней веер; добывал прохладительные напитки; играл с ней в воланы, всякий раз проигрывая с разгромным счётом; сопровождал на конных прогулках; опекал за столом… Кроме того, вдруг оказалось, что в его обязанности входит проводить вечера подле неё, в маленькой гостиной, где отдельно от взрослых собиралась для игр и развлечений молодёжь.

Мюриэль, без сомнения, была королевой этих собраний, её постоянно окружала толпа поклонников. Однако это ничем не облегчало Венселю жизнь. Напротив, красавица не отпускала его от себя ни на шаг и дразнила прочих своих обожателей, осыпая его знаками внимания. В такие моменты Венсель буквально кожей чувствовал, как половина собравшихся в замке барышень и больше половины молодых людей мечтают его удавить, а остальные — тихо презирают. И всё же… Мюриэль была восхитительна, её внимание льстило. И если сперва Венсель тяготился свалившимися на него заботами, то вскоре он, сам того не замечая, начал находить в них прелесть. Впервые за долгое время в нём нуждались. Более того, его услуги принимали с милой, изысканной учтивостью. Возле Мюриэль Венсель стал ощущать себя куда увереннее и свободнее, ведь кузина, как ему тогда казалось, понимала и ценила его, как никто другой. Она не зевала во время разговоров с ним, и даже находила его рассуждения весьма занятными. Но лучше всего было то, что при ней Венселю не приходилось скрывать своё умение управлять потоками силы.

Однажды во время прогулки девушку ужалила оса. Испугавшись за её здоровье, Венсель сперва исцелил укус, и только после сообразил, что наделал. Но вместо страха или осуждения он услышал от Мюриэль лишь слова благодарности и обещание сохранить случившееся в тайне. Целых три дня он был счастлив, ему казалось, что в незримой стене, с рождения отделяющей его от прочих людей, приоткрылась дверца. А потом пришла пора расплаты за излишнюю доверчивость и легкомыслие.

Ночью, накануне предпоследнего дня празднества, Венсель вышел в сад и прилёг среди цветов. Как прекрасно было хоть ненадолго вырваться из затхлой духоты замка, вытянуться вдоль потока силы, приникнуть к живой земле! Он, конечно, понимал, что садовник непременно наябедничает матушке, а та станет жаловаться отцу и упрекать его самого за неподобающее поведение… Чтобы избежать всех этих неприятностей, Венсель скрыл себя от посторонних глаз завесой невидимости и только после с блаженным вздохом раскинул руки и уставился в звёздное небо.

Совершенно случайно он выбрал для отдыха клумбу под окном спальни своей милой кузины. Комнату та делила с младшей сестрой. Венсель вовсе не собирался подслушивать или, упаси Маэль, подсматривать за девушками, но окно оказалось открыто, и молодой человек невольно стал свидетелем их разговора.

— Ну и скучища же все эти провинциальные балы, — непривычным, надменно-капризным тоном произнесла Мюриэль, усаживаясь перед окном с гребнем. — С ума сойти. Жду-не дождусь, когда можно будет покинуть этот занюханый клоповник и вернуться домой.

— А мне показалось, будто ты неплохо проводишь время, — раздался нежный голосок её сестры.

— Ах, Джоли… А что мне остаётся? Прилюдно обливаться слезами? Подлец Тайрон снова ухлёстывает за облезлой курицей Мэлоди, и это после всего, что между нами было!

— Я полагала, ты сама дала ему отставку ради юного Нортвуда. Кстати, как он тебе?

— Малыш Венсель? — Мюриэль насмешливо хмыкнула, пожав плечом. — Прескучный тип. Танцевать не умеет, верхом ездит отвратительно. Охоту не одобряет, дуэли считает варварством, а у самого едва хватает сил, чтобы подсадить девушку в седло. Когда Эрвин нарочно толкнул его, нарываясь на ссору, знаешь, что он сказал? Извините!

— Надо же, вежливый. И, наверное, умный.

— Даже чересчур. Говорить с ним совершенно не о чем: одни силовые потоки да таблицы Йонеля в голове.

— Вот уж не думала, что подобное ещё кто-то учит. Зачем знать всю эту нудятину?

— Милая, Нортвуды не даром держат его взаперти и никому не показывают. Венсель — маг, — в голосе Мюриэль послышалось горькое разочарование.

— Ах, Мю, до чего интересно! Маг, к тому же красавчик, и так мило ухаживает за тобой…

— Толку-то? За все три дня этот шут гороховый ни разу даже не попытался меня обнять!

— А что было тогда, в саду? Не лукавь, сестрица, я видела из-за кустов: Венсель целовал тебе грудь. Или он оказался не слишком-то хорош?

— Представь себе, он меня лечил! Знаешь, как сложно было незаметно засунуть осу в декольте? И больно, между прочим. А Венсель… Едва притронулся губами, а потом всю оставшуюся прогулку извинялся без остановки и краснел, как варёный рак. Разве это мужчина? Барышня в камзоле. Признаться, меня порой так и подмывает прижать его где-нибудь в углу и выяснить наверняка, мальчик он всё-таки или девочка.

Джоли в ответ залилась серебристым смехом, а Венсель почувствовал, как сердце его разрывается на куски. Потихоньку он прокрался на конюшню, обнял за шею свою светло-серую лошадку, и жгучие слёзы обиды покатились по его щекам. Впрочем, чего ещё можно было ожидать от привыкшей к всеобщему обожанию пустоголовой куклы? Однако он не знал, что самые горькие мгновения ему только предстоит пережить.

На другое утро, как обычно появившись среди гостей, Венсель то и дело ловил на себе странные взгляды и слышал за спиной шепотки, смолкавшие, стоило ему обернуться. Он удивился слегка, но значения этому не придал.

После завтрака планировалась верховая прогулка. Венсель участвовать в ней не собирался: он надеялся, ускользнув от гостей, пробраться в библиотеку и хоть немного побыть в тишине и одиночестве, привести мысли в порядок. Однако чтобы попасть туда, следовало прежде всего незаметно смыться из большой гостиной, и именно с этим возникли сложности.

Прямо перед выходом стояли, мирно беседуя между собой, четверо молодых людей. Венсель подошёл, остановился против двери, обозначая желание выйти, и был даже замечен, но демонстративно проигнорирован. Время шло, ситуация начинала выглядеть глупо, толкаться же, прокладывая себе путь, совершенно не хотелось. Венсель тихо кашлянул. Стоявший у него на пути рослый красавец обернулся и с любезной улыбкой произнёс:

— Неужели вы нас покидаете, Венсиэль?

Произнесено это было с самым невинным видом, и незначительное искажение, превратившее имя Венселя в женское, вполне можно было бы принять за случайную оговорку, если б не озорные искры в глазах всех присутствующих.

— Да. Разрешите пройти, — как можно спокойнее ответил Венсель.

— Как обидно! — воскликнул шутник, даже не подумав посторониться. — Без вас прогулка потеряет большую часть своей прелести. Сжальтесь, не лишайте нас своего общества!

Один из его товарищей тут же придвинулся ближе, перекрывая Венселю возможность протиснуться в дверь даже боком.

— Ты излишне навязчив, Тайрон, — сказал он доверительно. — Мало ли причин не любить верховую езду? К примеру, не все барышни обладают должной силой и смелостью, чтобы научиться уверенно сидеть в седле.

— В самом деле? — Тайрон удивлённо приподнял бровь. — А я полагал, что барышни нашего сословия, как правило, сильны и отважны.

— О, как видно, не всегда. Но это не так уж страшно, в барышне важнее миловидность и кроткий нрав. Одного не могу понять: зачем некоторые из них рядятся в мужское платье?

Вокруг раздались сдержанные смешки. Венсель почувствовал, как кровь кинулась к ушам и щекам. Оказывается, длинный язычок Джоли за одно утро успел наделать немало дыр в его репутации. Пока, правда, задиры ограничивались намёками, не переходя к прямым оскорблениям. Венсель, взяв себя в руки и мысленно сосчитав до десяти, произнёс:

— Господа, вы вольны обсуждать наряды барышень, сколько вам угодно, но делайте это, пожалуйста, без меня. Дайте пройти.

— Ого! — тут же с довольным видом воскликнул Эрвин. — Барышня не только носит камзол, но ещё и умеет дерзить?

В принципе, на такое следовало бы ответить оплеухой и тем самым заработать гарантированный вызов на дуэль. Однако саблю Венсель в последний раз держал в руках примерно тогда же, когда учился танцевать, причём с тем же сомнительным успехом, и потому благоразумно промолчал. Не дождавшись ответа, Эрвин насмешливо скривил губы и сказал по-прежнему тихо, любезным тоном:

— Пожалуй, Мюриэль была права на его счёт. Таким больше пристали корсет и пяльцы. Прошу…

Отступив в сторону, он освободил Венселю дорогу. Но стоило тому рвануться вперёд, ловко подставленная подножка едва не отправила его на пол. В последний миг Тайрон со смешком подхватил Венселя под локоть, не позволив упасть. Венсель вырвался, отскочил в сторону и возмущённо прошипел:

— Не смейте прикасаться ко мне, вы, неотёсанный нахал!

— Прекрасно, — отозвался Тайрон. — Должен вам напомнить, что раз уж вы носите мужской камзол, то и отвечать за свои слова придётся, как мужчине. Завтра на рассвете, в Соколиной роще. И не забудьте саблю, если она у вас есть.

«Вот и поговорили, — думал Венсель, бегом взлетая по лестнице к своей каморке на чердаке. — Замечательно! Теперь мне остаётся либо запереться у себя до конца жизни и прослыть трусом, либо отправиться завтра ни свет ни заря в Соколиную рощу, чтобы этот безмозглый красавчик настрогал из меня котлет. Ящеров хвост! Они позволили себе издеваться надо мною только от того, что сильнее, наглее и умеют фехтовать! У меня нет ни малейшего шанса! Хотя… Тайрона ведь не смущает тот факт, что ему придётся драться с практически беспомощным противником? Что в таком случае мешает мне использовать против него моё собственное оружие, то, которым не владеет он?»

У Венселя не было ни малейшего желания убивать или калечить кого-либо. Он надеялся совсем маленьким разрядом молнии заставить противника уронить оружие, парализовать на время руку — и только. Удар предполагался болезненным, но не опасным для жизни.

Идея на первый взгляд выглядела просто, но требовала хотя бы минимальной обкатки. В каморке для подобных репетиций оказалось маловато места, а в библиотеке мешали пыль и духота. Сунув саблю под мышку, Венсель прошмыгнул в сад, выбрал на этот раз место подальше от любых окон и занялся приготовлениями.

Сперва следовало сотворить подобие противника. Обычная тень тут не годилась, требовался вполне вещественный морок, который реагировал бы на удары молнии примерно так же, как настоящий человек. К тому же он должен был двигаться, достаточно жёстко имитируя атаку. Его удары должны были быть быстрыми и сильными, как у настоящего бойца.

Поигравшись вволю и придав своему мороку внешность, слегка схожую с реальным Тайроном, Венсель взялся за дело. Первая попытка закончилась провалом: едва сабля Венселя соприкоснулась с оружием морока, довольно яркая молния слетела с лезвий и унеслась в сад. Запахло горелыми кустами. «Матушка будет в ярости», — подумал Венсель, уменьшая мощность потока силы и блокируя следующий удар. Посыпались искры, разряд снова ушел в сторону.

Вдруг откуда-то из темноты раздался спокойный, несколько сонный голос:

— Разряд отклоняется под действием встречного потока силы, который управляет големом. В бою с реальным человеком этого не произойдёт.

— А, ну да! — воскликнул Венсель. — Как я об этом сразу не подумал?

Он на мгновение отвлёкся, повернул голову, чтобы хоть кивком поблагодарить нежданного советчика, но забыл прежде остановить своего магического противника. В тот же миг сабля морока широко рубанула его по груди. Мир вокруг взорвался ослепительными искрами боли и погас.

Первым вернулось осязание. Венсель почувствовал твёрдую поверхность каменного пола под спиной. Лежать было неудобно: жёстко и к тому же мучительно холодно. Но он не мог ни изменить позу, ни хотя бы чуть приоткрыть глаза. Даже для того, чтобы дышать, приходилось напрягаться так, что ни на что другое не оставалось сил. А ещё Венсель смутно ощущал какое-то неудобство особого рода, словно невнятный гул в заложенных ушах. Постепенно он становился всё яснее, начал напоминать человеческие голоса. «Тут люди? — вяло подумал Венсель. — В самом деле. Мужчина и женщина. Какой у неё неприятный голос… Почему она так кричит?» Прислушавшись, он понял, что может даже разобрать слова. Где-то рядом бушевала матушка.

— Пропустите! — кричала она. — Где мой сын? Я хочу его видеть! Немедленно, сей же миг!

— Прекрати истерику, — прервал её голос отца. — Ты увидишь Венселя чуть позже. Пока что Итан не велел его беспокоить.

Мать это ничуть не вразумило.

— Ах, вот оно что! Итан? — воскликнула она, срываясь на визг. — Ну конечно! Мой бедный мальчик мёртв, а мне не позволяют даже увидеть его тело! Да пропустите же, вы, жестокий человек!

— Амидэ, уймись!

— И не подумаю!

— Рози, Берт, проводите госпожу в её покои…

— Итан? — подумал Венсель всё так же сонно. — Где я уже слышал это имя? Ах да, Итан Стенгрейв, старый друг отца. Он, кажется, служит где-то в Приоградье, на границе с Диким Лесом, и оттого редко бывает в родных краях. А в этот раз приехал ради праздника…

— Перенесём-ка его на диван, — сказал обладатель голоса, который Венсель слышал ночью в саду.

Венселя подняли с пола, переместили на куда более удобную поверхность, укутали одеялом, а затем чьи-то жёсткие пальцы ощупали его горло, заставив сглотнуть.

Рядом раздался непривычно тихий голос отца:

— Как он?

— Гораздо лучше. Дышит уже сам. Думаю, его жизнь вне опасности. Скажи, как часто Венсель использует магию для повседневных дел?

— Никогда. В нашем доме подобные вещи под запретом.

— Хм… Друг мой, похоже, ты многого не знаешь о собственном сыне.

Отец как-то устало вздохнул.

— Увы, это так. Я слишком мало уделял внимания воспитанию мальчика. Следовало быть с ним построже: заставлять чаще бывать на людях, как-то ограничивать бесконечные посиделки за книгами…

— Поверь мне, всё вышло к лучшему. Оставив парня в покое, ты дал ему возможность без помех развивать природный дар. Способность управлять двумя потоками силы одновременно встречается довольно редко, а тут и вовсе уникальный случай: оба потока равны по мощности, к тому же уровень контроля весьма высок.

— Магия! Откуда только на мой дом свалилось подобное несчастье! — раздражённо проворчал Ронуальд.

— В твоём роду прежде встречались обладатели дара силы? Не обязательно маги, возможно, просто люди с особенным чутьём на опасность, умеющие лечить прикосновениями или предсказывать дождь?

— Нет. Хотя… Старший брат моего отца, вроде бы, умел разыскивать водяные жилы. Да ещё бабка неплохо угадывала погоду. Но тут, скорее, следствие ревматизма, чем дар силы.

— Что ж, это многое объясняет. Взяв в жёны правнучку Огнерукого Амарэля…

— Ах, Итан, какой смысл теперь копаться в прошлом? Скажи лучше, что мне делать с Венселем дальше!

— Поскорее найти ему подходящего наставника. Пусть использует свой дар во благо людям вместо того, чтобы растрачивать его на опасные шалости. Не стоит сильно переживать из-за случившегося. Твой сын уже не мальчик, он много крепче, чем кажется вам с Амидэ. Покой, тепло, обильное питьё — и завтра к вечеру он снова будет на ногах.

— Так долго? — с трудом прошелестел Венсель, распахивая глаза и пытаясь встать. — На рассвете мне следует…

Голос отца тут же обрёл привычную силу и резкость.

— Вам, молодой человек, следует беспрекословно выполнять рекомендации целителя. О свидании в Соколиной роще можете забыть. Считайте, что вы под арестом. Так же, как и те, кто вас туда пригласил.

— Кстати, юноша, вам известно, что с прошлого круга дуэли в Западной Загриде запрещены особым указом князя? — спокойно добавил Итан, уверенным, мягким движением укладывая Венселя обратно на диван.

Вот так получилось, что Венселю пришлось провести остаток ночи и почти весь следующий день под присмотром мастера Итана, старшего целителя Приоградного гарнизона. Хоть прежде они не были знакомы, Венселя вовсе не раздражало его присутствие. Этот почти посторонний человек кое в чём вдруг оказался ему ближе родного отца: ещё не понимая причины в точности, Венсель сразу почувствовал между ними скрытую схожесть. Мастер Итан, так же, как он сам, жил, отделённый от прочих людей властью силы. Но, в отличие от Венселя, совершенно этим не тяготился! Ещё более удивительным казалось то, что обычные люди не сторонились его и не пытались задеть. Определёно, этот спокойный, доброжелательный человек умел по своей воле открывать и закрывать потаённую дверцу, отделяющую мир силы от привычного мира вещей. Каким образом он это делал, Венсель не понимал, но очень надеялся подсмотреть секрет, научиться вести себя так же. И как же мало у него оставалось на это времени…

Окончательное решение Венсель принял за прощальным ужином. Из всех сидевших за праздничным столом людей только один имел для него значение, и именно этот человек собирался на следующее утро сесть на коня, чтобы надолго, возможно, навсегда покинуть Загриду. А Венсель должен будет снова спрятаться в своей пыльной библиотеке, словно улитка в ракушке, никому не нужный, замечаемый родными чуть реже кухонного кота. Впрочем, оно и понятно: кот хотя бы ловит мышей.

Когда все встали из-за стола, Венсель, кое-как собравшись с мыслями, подошёл к целителю и спросил:

— Мастер Итан, вам случайно не нужен помощник? Я хотел бы учиться у вас. Возьмите меня с собой в Приоградье.

Обращался он только к одному человеку во всём мире, но почему-то каждый из присутствующих в зале счёл нужным выразить своё мнение: вокруг зашептались, мать ахнула, отец покосился недоверчиво, среди молодёжи послышались смешки… Только Итан стоял спокойно, молча смотрел на Венселя и едва заметно улыбался. Краснея, бледнея и отчаянно потея, Венсель терпеливо ждал ответа. И наконец, дождался.

— Молодой человек, надеюсь, вы в полной мере осознаёте, о чём просите? Для того, чтобы учиться у меня, вам придётся покинуть родину и поступить на службу в Приоградный гарнизон. А это — обязанности и ограничения. Много скучной, порой опасной работы. Придётся выполнять приказы, не обсуждая их, даже если будет казаться, что командир не прав. Кроме того, вам потребуется пройти обучение вместе с прочими новобранцами, так как в случае нужды каждый в гарнизоне должен быть готов встать в строй.

— Я понимаю, — ответил Венсель. Как же, многое он тогда понимал! — Я согласен.

— Вы говорите по-тормальски? Или хотя бы на языке Восточной Загриды?

— Тормальский мне хорошо знаком. Моя нянька была родом из Приоградья**.

— Тем лучше. В таком случае готовьтесь в путь. Выезжаем завтра на заре.

Таким было последнее приличное воспоминание: он уходит из залы, а вслед летят восхищенные вздохи барышень и завистливые взгляды парней.

Дальше всё хорошее закончилось. Начался десятидневный переход через Гриды, а вместе с ним постоянный недосып, отваливающаяся поясница, собачий холод по ночам, неистребимая грязь везде, где только можно, стёртые в кровь колени, задница и конская спина… Венсель узнал на деле, чем дневной переход верхом отличается от верховой прогулки той же протяжённости: после прогулки ты отдаёшь лошадь конюху, а сам переодеваешься в сухое и идёшь к камину пить горячий грог. После перехода всё иначе: лошадь как можно скорее устраивается отдыхать, а ты прямо в мокрых сапогах и со стёртой задницей отправляешься за водой, хворостом, лапником и прочими необходимыми для ночлега удобствами.

Вскоре выяснилась и причина, по которой матушка навьючила самого Венселя и его лошадку целой кучей на первый взгляд бесполезного барахла. Если, отъезжая от дома, Венсель был сердит на родительницу, чьи старания сделали его больше похожим на удачливого старьёвщика, чем на странствующего мага, то возле перевала он, завернувшись во всё взятое сразу, в мыслях благословлял её без остановки и жалел, что отказался прихватить с собой ещё один тёплый плащ.

Венсель надеялся, что путь станет проще, как только тропа пойдёт под уклон, но вместо облегчения спуск принёс новые неприятности. Его лошадь захромала, поймав в копыто острый камешек. Наминку Венсель залечил, но до тех пор, пока в повреждённом месте не нарос новый рог, ему пришлось топать пешком, взяв на себя часть груза. В результате он сперва научился в рекордные сроки залечивать потёртости на ногах, и только потом постиг тайное искусство правильного мотания портянок. А господин Итан всю дорогу со спокойным добродушием во взгляде наблюдал за своим спутником, слегка посмеивался над его злоключениями, но не торопился ничему его учить. Радовало только одно: путешествие близилось к концу, и, прибыв на место, Венсель надеялся хотя бы вымыться как следует и отоспаться. Не вышло даже и этого.

Хребтецкий посад, куда они направлялись, оказался маленьким, но чистеньким городишком, жмущимся вокруг одноимённых ворот в Ограде. Подъезжая к гостеприимно распахнутым Посадским воротам, Венсель подумал, что у людей тут, верно, очень мирная и спокойная жизнь. Но едва их с Итаном увидели стражники при воротах, старший вышел навстречу и взволновано сказал:

— Господин старший целитель, какое счастье, что вы вернулись! Поспешите в лазарет, Вожан там в одиночку уже с ног валится!

Оказалось, что даже в таком тихом на вид месте не всё обстоит гладко: после стычки с поморийцами из Рискайской крепостицы в лазарет привезли троих раненых, причём двое из них — в тяжёлом состоянии. В лазарет Венселя, конечно, не пустили, зато Итан, похоже, канул туда безвозвратно. А Венселя отвели к ротному командиру, штаб-квартира которого находилась у Мостовых ворот, заставили прочитать, заполнить и заверить подписью целый ворох бумаг, а потом отправили в казарму при Рискайской крепостице. Там кастелян снабдил его пренеудобной форменной одеждой, грубым и серым постельным бельём и жутковатой на вид конной амуницией.

На гарнизонной конюшне нашлось стойло для его лошади, а ему самому выделили койку в каморке при перевязочной. Там же, на стене, Веснель обнаружил список ежедневных обязанностей дежурного целителя. Больше никто и ничего объяснять вновь прибывшему не торопился. Все вокруг были заняты какими-то срочными и совершенно непонятными Венселю делами, и он, бродя по крепостице в одиночку, чувствовал себя не то привидением среди людей, не то тараканом, угодившим в механизм башенных часов. И единственным человеком, кто за последний день просто по-человечески поинтересовался, жив ли он вообще, была дневальная с конюшни, странная поморийская девка с метлой и уродливым шрамом на лице…

Из воспоминаний Венселя выдернул приближающийся топот дежурного. Стукнув в дверь, он позвал:

— Эй, Барышня! Заснул ты там, что ли? Дуй скорее в манеж, на построение!

— Ящеров хвост! — подумал Венсель, снова увидев своё отражение в ведре с водой. — Причёска!

Быстро собрав волосы в косу, он откромсал её большими ножницами как можно ближе к затылку, чуть подравнял лохмы на висках и, слегка встряхнувшись, выскочил в галерею.

Примечания:

* Засечка - травма, возникающая в результате удара краем подковы одной ноги о другую ногу выше копыта. Такие раны могут возникать у лошади из-за неправильной ковки, порочного постава ног, иногда при спотыкании и даже просто от усталости.

**Люди Приоградья и Торма говорят на одном языке. Загридинские языки во многом схожи с тормальским. Но если язык Восточной Загриды отличается от тормальского примерно в той же степени, что русский от украинского (пять слов из десяти имеют понятные корни, а о значении остальных можно с горем пополам догадаться), то разница между тормальским и западнозагридинским уже сопоставима с разницей между русским и болгарским (общих корней процентов 50, но произношение отличается, и многие сходно звучащие слова имеют разное значение).