Луг

Почти сразу, за нашим хутором, в полтора десятка хат, раскинулся луг. Широкий разнотравный степовой луг. Раньше на нём наши деды и отцы пасли коней, коров, овец и коз, ныне мы только косим это духмяное разнотравье для кроликов. Да, не у всех есть кролики. Они тоже часто мрут, а лекарства дорогущие и пользы от них, как с лесного красного ежа сала.

Сколько себя помню, столько и помню наш хуторской луг. Он прекрасен. Он божественен. Травы на нём высоченные, иной раз, и взрослый, немалого росту дядька идёт, а его не видать. Словно он муравей, а не человек. А уж, что говорить за мальца. Я по лугу ходил, словно по лесу, только вместо берёз и осин, тысячелистник и огроменные колючие стебли волчатника. Бродил,счастьем полный, по этому зелёно-желтовато-синему морю, а над моей рыжей башкой порхали белокрылые, словно ангелы, бабочки капустницы, деловито гудели быстрые пчёлы и крупные важные шмели, да стрекозы егозы, моталися над травой, как скаженные.

Проголодавшись к полудню, снова забыв, положить в карман дырявых джинс кусок хлеба, собирал тонкие зеленовато-белые круглики, либо дедовским ножичком резал жирный стебель лопуха, и грыз его потихоньку, заместо колбасы, а иной раз, не ленился, телепался на самый луговой край, ближе к Чёрному Озеру, чтобы выкопать корни рогоза, мыл их в озёрной водице, чистил и хрумкал помаленьку. Потом, наевшись, уже плавал в озере, разгоняя прочь лягушек и мелкую рыбёху, но не теряя контроль - в озёрах, щуки и сомы, так и ждут вкусной снеди. Взрослого они не тронут, а такого вот мелкого шпанёнка, могут и утащить в глубину.Были такие случаи.

Шли потихоньку годы. Я повзрослел и уехал в далёкие края, где ещё жарче и озёра великая редкость. Там я учился, работал и немного повоевал. В жестокой дали чужбинной, я поймал черепушкой осколок мины. Осколок неоперабельный к сожалению. Так мне доктора сказали. Жить он мне особо не мешает, просто, голова частенько болит и я пью дешёвые зелёные таблетки.

Повоевав, да подлечившись, и прожив на чужой земле пару непростых лет, я вернулся на родной хутор. К тому времени, из всей родни осталась у меня только тётя Нюся. Все остальные поумирали по разным причинам. Хоть, и не город, а Костлявая собирает дань со всех. Вот, и почти всех моих утащила.

И, стал я жить в нашей родовой хате, на родном курене. Как мог, сделал ремонт и стал жить себе потихоньку,да ножи изготавливать на продажу в город, хотя, иной покупатель, до меня сам приезжал. Кто за охотничьим ножом, кто за надёжным рабочим помощником, которым можно гвозди резать. С тех ножей, да с огорода я жил и живу. Небогато, но мне хватает.

А коли, сильно тошно на душе становится и лезут в мозг плохие чёрные мысли, то тогда, я бросаю всё и иду на луг. Брожу по нему как в детстве, устав, лежу на его доброй травяной ладони, гляжу в равнодушное синее небо и засыпаю. А на следующий день пишу дурные неказистые стихи в большой толстой тетради, чтобы, в зимние вечера, пить вино и листать тетрадь со стихами. Тогда, и осколок в голове так сильно меня не терзает, поражаясь корявости моих рифм.

Семью заводить, смысла не вижу. Семье я ничего не дам, кроме боли, а уж болью, наш мир заполнен по самую маковку. И не совсем один я в этом равнодушном пространстве бытия. Тётушка, ещё живая. Мы про друг друга не забываем. Пока есть силы и пока есть луг.

Несколько лет назад, когда я отходил в госпитале от ранения, захотел луг присвоить себе один борзявый горожанин. Приехал он с тремя амбалами в наш хутор, стал понты колотить и всех пужать, обещая быдло колозное скрутить в бараний рог, да только пропал без вести горожанин. Ну и братва его тоже исчезла вместе с Джипом. Уж потом сколько искали их, да так, никого не нашли. И на нары никого отправить не смогли. Полгода пошумели, сникли и перестали досаждать. Тут им не город, и ой да, не их власть!

Луг трогать нельзя. Он древний и славный. В луговой памяти ещё ярки картины времён Дикого Поля. Нет на нём древних сарматских курганов, но память осталась. Луг хранит покой отважных бойцов. Имён мы их не помним век с лишним, но память сарматов чтим,а коли, луг не сохраним, придёт на нас беда великая, сгинет пропадёт наш хутор и мы вместе с ним, а может, и весь мир.

А пока мы защищаем луг, древние забытые боги хранят нас. Хранят как могут, в меру своих сил. Тем мы друг друга сберегаем. И сбережённый луг порадует новых бедовых огольцов.