Луиза

Ты висел на голой стене. Все остальные нарисованные мной некрасивые портреты красавиц были сложены на балкон. Сложно описать всех девушек — я создала большую коллекцию из милашек, модниц и мадмуазелей. Я брала их красоту и огрубляла её. Например, салатовое платье превратилось в рвотно-зелёное или острый нос становился, как рыболовный крючок, острее. Или модница так перестаралась с косметикой, что стала походить на мима. Я с лёгкостью создавала некрасивых красавиц, но не смогла никак испортить твой образ.

Сама не знаю почему. После того, как я предложила Константину Грейву прогуляться, а он лишь, посмотрев на меня, как на мошку, ответил: «Чего тебе?» — твой портрет просто обязан был быть изуродованным. Но посмотри на себя. Теперь каждый день, приходя из вуза, я смотрела на тебя, на твой идеально выверенный подбородок, а ты, ты всегда глядел на меня, на девушку, которая никогда не надевала юбки из-за своих куриных ножек. Поэтому я всегда ношу широкие брюки. Больше всего мне не хотелось, чтобы ты видел мои ноги, поэтому и переодевалась в домашнее трико на кухне, а после готовила наш предзакатный ужин. Все вечера проходили по одному сценарию. Чтобы сократить историю, то расскажу на примере того самого ужина, перед которым начались последующие события.

В тёмной комнате горели свечи. Ты висел на стене, а я напротив тебя поставила стол и уселась есть.

— Сегодня я снова встретила тебя, — сказала я, — точнее, того, ну, ты понял. Всё время поглядывал на этих, — цокнула, — красавиц. Он смотрел на них, а я на тебя, и никак не могла понять. Чем он мне так приглянулся? Точнее чем он раньше мне нравился? — немного поела крабовый салат. — Хотя всё-таки его стоит поблагодарить. Если бы не вот это, то я бы никогда не создала тебя. А почему ты не ешь? А, точно, ты никогда ничего не ешь и это логично.

Я криво улыбнулась. Всё-таки не стоило говорить о нём. Я это и так знала, но почему-то тогда мне так хотелось доказать тебе, что уже всё. Твой взгляд изменился — ты осуждал меня. Мне так показалось. Но через несколько минут неловкого молчания ты снова смотрел на меня тем самым добрым взглядом. Я, конечно, понимала, что ты простил меня, но моя ладонь сжимала вилку, а дышать становилось так тяжело.

Краем глаза я увидела, как через шторы просочился лунный свет.

— Пошли на балкон, — сказала я.

Наши предзакатные вечера всегда заканчивались балконом. С наступлением темноты город заполнялся беспорядочными огоньками. Я любовалась сияющими окнами, мысленно думая, как же уловить красками такое свечение.

Когда звёзды в городе погасли, я повесила тебя на стену и пошла спать.

Весь последующий день в вузе, как все остальные дни, мне не запомнился. Единственное, что я помню, так это красавиц в юбке. Капрон обтягивал их ножки, выделяя бедра и икры. Мне бы такие... Последнюю пару я так просидела, поглядывая на ножки тех самых красавиц, пока все не стали расходиться.

Я быстро собрала сумку и пошла в гардероб. По пути я зашла в библиотеку, чтобы вернуть Гофмана, которым зачитывалась ночами, но, как только встретила там Константина Грейва, сразу положила книгу обратно в сумку. Почему-то загляделась на его причёску и так захотелось... Мой милый мальчик, это было лишь помутнение, но тогда мне так захотелось окунуться пальцами в его волосы.

— Чего тебе? — спросил Константин Грейв.

Он окатил меня холодным взглядом. Я не слышала, что он говорил дальше. Не слушала. Не хотела слушать.

— Задумалась, — сказала я.

— Ещё раз прошу, простите, что вот так грубо с вами выразился, точнее, обратился, точнее... Всё, пока, — сказал Грейв и ушёл из библиотеки.

Он был похож на античную статую из благородных линий чистого мрамора, а ещё у него была чарующая мальчишеская улыбка, такая же как и у тебя. Когда Грейв исчез из поля зрения, то я пошла домой, забыв сдать книгу. Все мысли были о тебе и о том, что же сегодня приготовить на ужин.

Когда свечи уже горели на столе, я села и начала тихо есть. Не могла сказать ни слова. Почему-то я избегала твоего взгляда.

— Знаешь, — наконец-то я вымолвила слово, — сегодня встретилась с Костей и он представляешь что?

— Чего же? — подумала я твоим голосом.

— Да так. Ничего, — сказала я и вздрогнула.

Я не могла поверить. Ты смотрел на меня, мой милый мальчик, таким же взглядом, как и он. Словно метель выбило моё окно и окатила меня. Тот самый взгляд. Разве ты мог смотреть на меня таким взглядом? Я надеялась на то, что со временем ты снова будешь добр и ласков, как всегда. Ясно дело, что ничего не поменялось. Конечно, я пыталась исправить это. Ради нашего будущего я перерисовывала твои глаза — мириады мазков, месяцы работы, время на еду и сон — всё было потрачено впустую.

Со временем я сдалась. Наши вечера проходили, как всегда, только вместо разговоров была тишина, и мы не смотрели на звёзды. Я всё чаще ловила тебя, что ты смотришь на мои ноги, на эти обтянутые кожей кости. Вроде ничего не изменилось, такая же поза, но почему-то мне казалось, что ты, мой милый мальчик, смотрел на меня сверху вниз.

И так происходил каждый вечер. Я готовила еду, например, салат. Стук о деревянную доску отчеканивался по всему дому. Дождь окрашивал окна в серый цвет. Спина чувствовала, что ты смотрел на меня. Садилась и ела. А дальше тушила свечи и уходила спать. И так всё повторялось, пока в комнате раздался слабый треск — это я протыкала твои глаза, стараясь не повредить ресницы. После того, как я это сделала, не знаю, что из меня исторгло — то ли вопль, то ли смех, то ли крик.

— Наконец-то! Всё... Свобода.

Я радовалась и одновременно с этим представляла рутинную жизнь, где всё время буду поглядывать на ножки красавиц и прятаться от Константина Грейва. А дома буду только спать. И завистью портить красоту. И всё без тебя. Я замолчала. Почему-то мне захотелось взглянуть на тебя, но никак не могла, ведь знала, что ничего уже не исправить. И не надо. На меня смотрели две тёмные бездны, а я улыбалась им, мой мальчик. Ты был прекрасен. Даже лучше, чем раньше.