Луна и кит

1

Если бы кому-то однажды захотелось вырубить изо льда статую муатрийской воительницы, он выбрал бы для образа жену Дре́нгара Тиано, Ула́нию — бабушку трёх недавно родившихся сорванцов, которой было ещё далеко до старости. Улания находилась в поре собственного полнолуния. В той самой, когда муатрийские женщины заканчивали растить детей и начинали потихоньку передавать невесткам премудрости поддержания очага, заниматься внуками и быть просто почитаемыми членами семьи, внося свою долю в общий котёл. Улания не просто вносила, а делала это наравне с Дренгаром, главой рода Тиано.

Юный Дре́нгар первый раз увидел девушку, только расставшуюся с куклами, на одной из охотничьих стоянок. Сердце его застучало как бубен, который вызывал духов. Улания стала являться ему во снах столь ярких, что просыпался он с чувством потери. Нужно было свататься. В качестве испытания Дренгар прожил при хозяйстве Генда Дирруа, отца Улании, с начала движения льдов у побережья и до окончания Истинной Ночи. Дренгару приходилось приносить добычу с охоты в четверном размере, чтобы доказать возможность кормить семью. Были целые дни, когда он напряжённо работал скребком по кожам добытых моржей, чтобы удалить лишний жир. При этом ни разу не проснулась в нём мысль бросить испытание. Кожи были нужны для строительства новой лодки Дирруа. Вместе с двумя братьями Улании Дренгар занимался заготовкой материалов для неё. А когда лодка была готова, преподнес Генду ещё и новые сапоги для дочери. После того, как срок испытания вышел, Генд согласился отдать дочь Дренгару в жёны. Духи одобрили союз.

Едва молодые начали совместную жизнь, как с юга налетела чёрная штормовая туча. Война с Деоркином. В пору цветения ландышей королевские войска, водой из опрокинутого ведра, стали разливаться по Муатрии. Но ранние морозы сковали движение этой воды, не дав ей залить много. Весть о чужих сапогах на клановых землях быстро раскатилась по стране. Дошла до самых отдалённых муатрийских семей — и даже оттуда, на собаках или оленях, вьюгой неслись пополнения для войска.

Волей вождей удар наносили сразу в трёх местах. В середине третьей Истинной Ночи с начала войны деоркинцы покинули зимние снега Муатрии. С тех пор граница между Муатрией и Деоркином стала считаться по зимнему снегу.

Во время войны Улания стала одним из редких примеров для юных муатриек, желающих связать себя с воинским делом. В войско она пришла знахаркой. Вожди заметили, как молодая женщина бьётся, пытаясь вытащить каждого из раненых с поля боя. Так Улания стала бойцом. Она не только была для соратников костром в ночи, отгоняющим тьму врагов. Рядом с ней зажигались огни муатрийских сердец. На щит она прямые удары почти не принимала. Но, за счёт ловкости и гибкости, уходила от вражеских выпадов и тут же заставала врагов врасплох ответными ударами копья.

Дренгар в том же войске бился в отряде лучников. Он был окрылён, наблюдая в боях неистовый танец своей молодой супруги, которая ручьями вражьей крови поила родную землю. На привалах у них появлялась возможность ненадолго присесть рядом. Дренгар тогда брал её дрожащие руки, тяжёлые от невероятной усталости, и замечал блуждающий взгляд. В эти моменты от Улании шло глубокое спокойствие, которое приходит к людям с преодолением испытаний. Но она никогда не говорила, насколько ей тяжело.

После войны продолжилась мирная жизнь. Это уже не был сон с оружием в руках в ожидании внезапного нападения. Это были обычные будни, наполненные ежедневными спокойными заботами людей, которые ещё не забыли крики врагов.

Улания, стальной клинок войны, поначалу не могла свыкнуться, что её роль теперь — хозяйственный нож. Сетовала, что не может сидеть дома, поддерживать очаг, что не предназначена для воспитания детей. А потом, когда Дренгар нарисовал ей свою картину доблестного рода воинов и охотников, который пойдёт от них, изменила своё мнение. И у них выросли два сильных сына и две благонравные дочери. А теперь появились ещё трое внуков от старшего сына.

Дренгар, лёжа на медвежьей шкуре в подвижном свете горящего очага, зажмурился с силой, потом открыл глаза. Четыре полнолуния минуло с того момента, как его придавило льдами во время охоты. Очнулся он уже в доме Ингера Белого Филина. Боль была такая, словно его разорвали пополам. Шаман работал над ним много дней. Стало легче, но ноги не слушались. Совсем. Белый Филин уверил, что в этом мире уже сделано всё возможное и теперь на всё воля Духов. Сыновья забрали Дренгара в его дом. Спина всё ещё сильно болела, приходилось часто пить отвары, которые немного облегчали боль. Теперь, не имея возможности передвигаться, оставалось только покрываться инеем, лёжа на одном месте.

— Ла́ни, моя стойкая Лани, — обратился он к до сих пор ещё горячо любимой супруге, когда она обмывала его в очередной раз. — Сколько нам еще суждено вот так?

— Ренг, ты так часто спрашиваешь это, — прикрыла глаза рукой Улания. — Духи не говорят Ингеру, когда это закончится, ты же знаешь. Мы молим их всем родом, чтобы ты встал.

— Я знаю, что вы делаете всё возможное, но дальше так не может продолжаться, Лани.

— Не начинай опять этот разговор, — насупила брови любимая.

Эта её привычка навевала Дренгару воспоминания о ней во время войны. Вся забрызганная кровью, со щитом и копьём, в пластинчатом доспехе, Улания Тиано являла устрашающее зрелище для врагов. Для соратников же она была Сестрой, гордостью и живым знаменем. Глядя на то, с каким мужеством бьется девушка в первых рядах, никто из муатрийцев даже не думал об отступлении. Их напор и сила духа были выше, чем когда-либо. Они даже не замечали ран, сражаясь с Уланией в одном строю. В битве под Сагеном, деоркинцы нацелились на Уланию, словно поняв, что это она придает ярости и бесстрашия дерущимся рядом воинам Муатрии. Но эти воины так бешено защищали свою Сестру, что в том бою деоркинцев полегло в пятнадцать раз больше, чем муатрийцев, и они позорно покинули поле боя. К сожалению, не везде врага удавалось быстро разбить. Его бойцы тоже бывали отважными и напористыми. Захваченные ими в начале войны, территории были укреплены лагерями, долго потом не сдававшимися. Это оставило множество шрамов на теле Улании. Его стойкой Улании.

2

После войны у них родился первенец. С пелёнок он уже показывал характер тетивы: прямой, натянутый и готовый к атаке. Такой же, как мать. Дренгар видел, как брови сына собираются вместе и сжимается рот, когда ему что-то не по душе. В роду Дирруа так делали многие.

Улания бросилась в материнство с той же самоотверженностью, с какой ходила в бой. У неё получалось чувствовать Регора настолько, что почти никогда до его плача дело не доходило. Молодая мать словно от природы ведала признаки недовольства, голода, боли у своего ребёнка.

Ещё до того, как Регор вылез из люльки, Улания сказала, что не хочет её снимать с потолка, как можно дольше. Дренгар понял, что материнство заменило ей войну. Духи дали им только семерых детей, один из которых не дожил до своего первого слова, а ещё двое — до своих первых шагов.

Как только дочери стали способны поддерживать очаг, Улания полностью вмёрзла в охоту. Дренгар больше предпочитал охотиться из засады и выслеживать добычу. Во время добычи тюленей он до половины дня мог проводить, обходя их продухи. Улания же больше увлекалась активной охотой, особенно промыслом китов и оленей. Сыновья их разделились в увлечениях. Старший сын шёл в отряде матери. Младший — по лыжне отца.

Сейчас Регор уже построил дом и привёл туда жену, а дочерей выдали замуж. Подыскивал невесту и Двирген, который стал опорой дома и теперь сам ходил на охоту и рыбалку.

— Лани, звезда в моей ночи! — в очередной раз просил бессильный Дренгар супругу. — Я мучаюсь здесь, как тюлень, пронзённый гарпуном. Меня словно держит поплавок, не даёт уйти в глубину. Нужно вынырнуть и покончить с этим.

— Что ты, Ренг, — подносила она ему отвары из трав. — Я верю, что ты скоро встанешь на ноги.

— Лани, — он вгляделся в морской лёд её глаз. — Ты лжёшь мне. А самое страшное — самой себе. Ты же прекрасно понимаешь, что я сейчас — лишний рот в семье.

— Прошу тебя, не говори так!

— Только не уходи! — Дренгар взял супругу за руку.

Не хотелось отпускать её, не договорив. Лёжа на полу, он любовался своей Лани, вспоминая совместные победы над трудностями и общие радости. Её линии лица сейчас казались и впрямь вырубленными во льду: прямой нос, высокие скулы, чёткий подбородок. Любимая со временем изменилась, но осталась настолько же прекрасной, как в момент их первой встречи.

Улания прилегла рядом с ним и обняла, крепко прижавшись теплой грудью.

— Все знают, что я оставляю следов на снегу за двоих, а может, и больше! — взгляд её стал ледяным копьём в этот момент.

Это копьё поднималось каждый раз, едва лишь рядом вздымалось знамя беды: когда на одной из первых охот кто-то случайно ранил юного Регора; когда проезжий незнакомец пытался приобнять маленькую Ларению; когда Дренгар начинал говорить о своей болезни.

Две вертикальные морщинки трещинками на льду появились у её переносицы. Родные, они позволяли понять, когда шутить не нужно. Отец наставлял Дренгара, что женщина должна заниматься только домом, давал советы, как её заставить. Но, в отличие от братьев, Дренгар не следовал этим советам. И не потому, что боялся проиграть, а потому, что между ними было нечто большее, о чём знали только двое.

Улания была его светом. Едва они разлучались, в его сердце наступала Истинная Ночь. Сильнее это ощущалось, когда он оставался дома, а уходила она, будь то на охоту или в другую деревню помочь местным знахарям. Ожидание его всегда заканчивалось тем, что она нежно обнимала его, пока он вдыхал такой родной запах её волос, чуть отдающих сосновой хвоёй. Обнимала и с обмороженным в буран лицом, и с притащенной на волокуше тушей оленя, и со сломанной при падении ногой, к которой была привязана часть древка от копья.

Единственным, кому Дренгар говорил о своих чувствах к супруге, был Генд.

— Береги её, — сказал ему тесть, когда узнал, что Лани собралась на войну вместе с мужем.

— Буду беречь. Ведь она — моё самое большое сокровище в жизни, — ответил ему Дренгар тогда.

Генд, положа руку ему на плечо, ответил, что понял. Но понял он слова, а не чувства.

Дренгар снова заглянул в чистые глаза супруги. По преданию, у Мираи́ — духа летних полей, — глаза это два озера, навсегда затягивающие в свои глубины неосторожных купальщиков. Так и его когда-то затянули глаза Улании. Навсегда.

— Лани! Ты же видишь, что со мной. Я больше не охотник, не воин, не мужчина. Я не защитник, — словно стрелы, пускал Дренгар полушёпотом. Какая-то должна была попасть в цель.

Она нежно приложила свой палец к его губам.

— Тише, Ренг. Ты мой муж, ты отец и дед. Ты — глава семьи. — убрала она палец и легонько прикоснулась своими губами к его губам.

Он хотел возразить, но не мог. Посчитал момент неподходящим для продолжения этого разговора.

— Лани, сияние над моим морем, дай мне обещание подумать, — он произнёс едва слышно, глядя ей прямо в глаза.

Лани не отказала.

3

Красная луна заглядывала в окно на закате. Такая была видна в ночь свадьбы. Дренгар тогда ввёл Уланию за нежную девичью руку в их новый дом. Очаг готовила она, а Дренгар высекал огонь, представив, что это огонь любви разгорается из искры. Всё получилось сообща и почти без слов. Они встали лицом друг к другу в слабо мерцающем свете очага. Дренгар взял возлюбленную за руки. Её удивительные косы цвета спящей травы лежали поверх тоненькой рубашки, которая всё ещё скрывала от Дренгара до сих пор не виданные им изгибы её тела. Он смотрел в глаза Улании, искрящиеся, словно снег под лучами утреннего солнца. Молча и слегка дрожа от неизвестности, они стояли, робко держась за руки. Вдруг на лице Улании засияла улыбка. Эта улыбка словно лучом коснулась глаз Дренгара, и он улыбнулся в ответ. Неосознанно и искренне. Его рука слегка сжала её пальцы. Лани шагнула к нему, и он, робко, точно боясь поранить, заключил ее в объятия. Лёгкий аромат сосновой хвои от волос любимой и запах от горящего очага смешались с чем-то едва уловимым. Эта смесь вскружила голову Дренгара, и он, словно по следу в тумане, нашёл губы Улании, чуть коснувшись их своими. Это был их первый поцелуй наедине.

Снова они смотрели друг на друга, понимая, что оба уже не будут прежними, теперь у них одна жизнь, они едины. Осознав это, они опустились на шкуру медведя, чтобы обрести одну плоть и кровь.

А красная луна, заглянувшая в окно под утро, показалась хранительницей их тайны.

Сейчас Дренгар лежал уже на шкуре, добытой много позже самой Уланией, и всё, что у него оставалось — воспоминания.

— Я замечаю, что ты мало ешь, мой Ренг! — поставила она рядом с ним тарелку супа и сама села тут же. — Чтобы встать на ноги, тебе нужно есть больше.

Она помогла Дренгару передвинуться и сесть, привалившись спиной к стене, чтобы он смог принять пищу.

— Есть сколько раньше мне не хочется, Лани!.. Эта болезнь… Она меня ест... Ты не достойна такой участи! — он показал рукой на свои недвижимые ноги.

— Не говори о том, чего не ведаешь, — точно в кожу ледяными иглами впились слова. — Чего и кто достоин не скажет даже Белый Филин.

Дренгар, словно рыбак в отсутствие клёва, решил сменить снасть:

— Я видел красную луну сегодня, — медленно проговорил он, закончив трапезу.

— Такую, как в ночь второй охоты Регора на волков? — она принялась разглядывать свою ладонь.

— Такую, Лани, как в нашу свадебную ночь.

— Тогда я ее тоже видела, а сегодня — нет.

— Тогда мы видели ее оба и для нас все только начиналось. Теперь я видел ее один и все заканчивается для меня. — привычный лёд в глазах Улании был готов растаять.

Это Дренгар замечал у нее очень редко.

— Ты не перестаёшь об этом говорить, — испустила она вздох.

— Просто потому, что я по прежнему ничего не чувствую ниже пояса. Ты обещала подумать…

Она посмотрела в сторону окна и снова вздохнула. На этот раз тяжелее.

— Узнай у Ингера, как тебе лучше поступить, — попросил Дренгар.

— Я посоветуюсь с ним, муж мой, — ответила Лани, поцеловала его в лоб и вышла, пряча глаза.

Он давно уже убеждал себя, что это конец. А обретя уверенность и находясь в одном шаге, вдруг задумался. Что, если она права. И ещё он не мог понять одного. За что его наказали Духи. Листал в памяти все свои поступки и не находил ни одного достойного такой кары.

— Это ещё одно испытание на твою долю, Дренгар, — укрепил решение Дренгара Белый Филин, зайдя его проведать. — Для чего оно тебе послано, нам неведомо, но пройди его так же, как жил. Твоя супруга поможет тебе в этом. Вы — одно.

Вечером Лани пришла к нему, опустилась рядом и начала гладить по волосам.

— Ренг, я говорила с Ингером.

— Я тоже, Лани.

— Он сказал, что это испытание для тебя.

— Ингер и мне это сказал, — подтвердил Дренгар. — А еще добавил, что мы с тобой — одно.

Его сильная Лани шумно вздохнула.

— Я буду с тобой и мы пройдём это испытание вместе, — она не знала о чем говорит. — Я не отдам тебя просто так, — блестели, словно перед боем, ее глаза.

— Я знаю, Лани. Ты не отдашь. Поэтому я туда не пойду, — усмехнулся Дренгар. — Я скажу тебе, что делать когда ты будешь готова.

Она легла рядом, прильнула к нему сбоку всем телом. Какое-то время полежала так, а потом вышла, не глядя на него.

Он снова остался наедине с воспоминаниями.

Когда их младший сын, Двирген, начал играть с луком, были кусачие морозы. Такие, что из домов выбирались надолго только по крайней надобности. Дренгар с отцом сидели рядом в свете окна и отец вдруг изрёк:

— Сын, я вижу ты уже можешь меня заменить. Мне пора к твоей матери. Она зовёт меня ночами все сильнее. Сейчас — лучшее время для этого.

— Отец… Я… не готов…

— Я тоже не был готов к уходу отца. Да к этому и нельзя быть готовым. Но я все решил. Меня ждут. — глаза отца блуждали где-то, словно он уже был в другом месте.

Смириться с этим Дренгар не мог:

— Не уходи, отец! Мне всё ещё нужны твои наставления в семье и возле моря.

— Мне давно нечему тебя учить, сын. И потом, у тебя есть Улания. Я тоже хочу воссоединиться с Иданой. Я с вами, но она ждёт меня.

Дренгар знал этот обычай. Видел, как старики из других семей уходили в снега. Всегда зимой. Всегда по одному. Тела некоторых из них потом находили и поднимали на помосты, чтобы приблизить к Духам. Эти старики оставляли семьи, чтобы облегчить им быт.

— Отец, тебе не обязательно уходить. Ты нас не тяготишь, — не было ничего, чего не хватало в семье.

— Я всё решил. — повторил отец и направил руку в сторону двери, где у стены были лыжи, копьё и небольшой мешок, которые он брал на охоту раньше. — Любовь в тебе говорит, что я ещё нужен. А ты отпусти меня вот здесь, — он поднёс указательный палец ко лбу сына. — и я всегда буду с тобой здесь, — коснулся его груди.

Дренгар оставил попытки сделать эту талую воду льдом.

— Когда ты уйдёшь?

— Сейчас. Я хотел попрощаться с тобой, — отец повернулся, чтобы взглянуть в лицо Дренгара. — Ты полностью готов вести Род. Жаль, твои братья не дожили до этого момента, но ты теперь глава Тиано. А мы с твоей матерью будем всегда рядом, сынок.

Глаза Дренгара ощутили ветер. Но ветра не было. Он глубоко вздохнул. Отец встал, взял вещи и направился к двери. Вся семья должна была прибежать, когда хлопнет дверь. Дренгар готовился сдерживать их. Объяснять всем что-то. Но дверь за отцом закрылась, а подошла только Улания.

— Я объяснила детям, — сказала она, обняв его за плечи. — Вирг спросил уйдём ли мы когда-нибудь. Я пока не стала ему говорить.

Они стояли у окна и наблюдали, как уходит отец. Потом ещё долго просто стояли вместе. Потом стоял один Дренгар, все еще глядя в окно.

— Ви-и-ирг! Двирген! — позвал он сына.

Двирген неслышно подошел и опустился рядом с ним на колени.

— Да, отец!

— Ты же помнишь, как ушел дед?

Двирген ничего не ответил. Только чаще заморгал.

— Настала моя очередь. Дай мне договорить! — видя, что сын собирается перебить, спешно произнес Дренгар. — Ты уже вырос, сынок. Теперь ты — поддержка для брата, а он будет старшим Тиано. Ваша задача укрепить и прославить род. Вам поможет в этом кровь Дирруа. В случае чего, вы всегда можете обратиться к ним, — он вздохнул и продолжал: — Ты уже охотник. Немного терпения, чуткости и ты станешь таким, как дед.

— Я хотел бы быть, как ты, отец.

— Ты уже как я. Но дед был лучше. Его путь закончился так как хотели Духи.

— Но ведь твой ещё не закончился. — Дренгар узнал эти попытки отговорить.

— Не надо, Вирг. Я уйду. Так же, как дед. Туда же. Ты должен…нет, я прошу тебя, — он положил свою ладонь сзади на шею Двиргена, — принять это. Мы обязательно встретимся. Просто помни меня, сынок, — с этими словами Дренгар тепло обнял сына.

— Ты звал меня отец? — вот и старший пришел по просьбе, переданной Уланией.

— Да, Регор. Садись.

Сын без лишних вопросов сел. Лицо не лёд — камень.

— Я ухожу, сын. Ты теперь будешь главой большой семьи. Тебя будут слушать все. Может быть, кроме матери, — улыбнулся Дренгар. — Ты будешь главным Тиано. В ответе за весь Род. У тебя давно уже есть всё для этого.

— Я готов, отец. Ты можешь быть спокоен. — да, он был характером в мать, но его холодность была унаследована не от неё.

4

— Лани, ты готова?

С утра Улания вела себя рассеянно и суетливо. Дренгар, заметив это, попрощался с сыновьями и настоял, чтобы Регор взял брата на ночь к себе в дом.

— Да, я готова к прощанию, Ренг, — в её глазах не было никакого льда.

Дренгар видел лишь огонь очага, отражающийся в её зрачках. Он лежал на боку. Любимая легла лицом к нему и крепко обняла. Они забыли о времени в объятиях друг друга. Запах ее волос заставил его покрыться мурашками. Метель потери скроет следы всех остальных её трудностей, но это Лани сможет пройти.

Он поцеловал её в губы в последний раз и попросил:

— Помоги мне перевернуться на спину.

Она помогла и оказалась на нем сверху. Дренгар взял её ладони и положил себе на шею по бокам.

— Я ухожу, любимая. Да хранят тебя Духи. — метнул он, как гарпун.

Глаза Улании округлились, рот приоткрылся. Дышать она стала чаще и громче.

— Помоги мне прекратить страдания. Сожми вот здесь изо всей силы, — крепко держа её руки, он чуть надавил на них, — и не отпускай, пока я не уйду. Когда тебе покажется, что уже конец, держи ещё столько же. Ты справишься!

— Я не могу! — растерянно проронила Улания и попыталась убрать руки с его шеи, но Дренгар не позволил ей этого сделать.

— Мы много уже говорили об этом! Нет нужды повторять. Там мне не будет больно, — показывая глазами наверх, произнёс он, словно раскладывая приваду. — Просто помоги, прошу тебя. Никто другой мне не поможет.

Улания застыла на какое-то время. Её лицо, на котором замешательство медленно сменилось участием, побелело, и она сказала:

— Прощай, Ренг! Мой любимый муж. Я была очень счастлива с тобой всегда, — она начала сдавливать его шею своими крепкими руками.

Он ещё успел ответить:

— И я был счастлив…

А потом увидел яркую вспышку света.

5

Улания сдавила шею любимого, как лёд сжимает реку. Руки Ренга помогали ей.

— И я был счастлив… — донеслись до неё, как из-под снежного покрывала, его слова.

Спиной кита из-под воды мелькнуло счастье в его глазах, и сразу этот кит ушел на глубину. Вода сперва забурлила, а потом помутнела.

Бороться за жизнь он не стал. Ренг превозмог природу силой воли. В тусклом дрожащем свете очага сама тьма пыталась вырваться из черных неподвижных зрачков Дренгара.

Дышал он все медленнее и медленнее, затем перестал. Вскоре легонько вздрогнул, и его тело обмякло. Руки Улании, лежащие на его шее как на закрытой двери, чувствовали слабое биение. Биение это было уже не стуком в дверь, а колебаниями двери от удаляющихся шагов Дренгара.

Бураном разбушевались краски. Завертелись рыжие, бурые, серые и чёрные. Чуть погодя и красные добавились в круговерть. Вдохи Улании стали частыми и короткими, а каждый выдох сопровождался то ли вскриком, то ли стоном.

Ренг вдруг забился всем телом, задрожал словно олень, получивший тяжёлую рану. Его мышцы как будто свело от мороза. Но это был лишь последний всплеск энергии в его теле. Улания знала, что ещё немного, и он начнёт остывать по-настоящему.

Теперь уже было ничего не вернуть. Она продолжала сжимать его шею до тех пор, пока он не обмяк снова. Протаяли в памяти слова: “держи ещё столько же”. И она держала дальше. В плотной завесе густого тумана смешались явь, бред и воспоминания. Она сосредоточилась лишь на том, что чувствовали её ладони.

Когда туман проредился, она осмелилась заглянуть в его оледеневшие глаза. Любимый так долго пытался поговорить с ней об уходе, а она обрубала все попытки. Не допускала и мысли, что вернувшись в очередной раз домой и усевшись на лавку, ее плечо не встретит теплого и такого родного плеча мужа. А теперь Ренг и правда ушел.

Улания, ещё не полностью осознав произошедшее, разжала пальцы. Она не могла их узнать. Пальцы, только что нанёсшие ей самую тяжелую рану за всю жизнь. Оторвавшие половину сердца. И, в то же время, подарившие любимому покой, о котором он так просил. Улания провела руками по щекам мужа, опустила ему веки. Положила свою голову ему на грудь и полежала так какое-то время. Потом села на пол рядом с любимым, сложила его руки на живот. Затем, обхватила свою голову руками и сидела так до утра, словно окоченев. Слушала в ушах шум бушующего моря с редкими криками плачущих чаек. Сидела, теперь одинокая, как выброшенный на берег кит.

6

Два дня и две ночи минули, и настало время проводить любимого к Духам. В доме собрались все Тиано и несколько близких к ним семей. Двирген привёз сестёр из других селений.

Улания встала на колени рядом с мужем. Слева и справа от неё, на полшага позади, преклонили колени сыновья с барабанами. По бокам от сыновей — дочери. Остальные разместились вокруг, передавая кружки с прощальным отваром трав.

Мысли Улании продирались в эти дни точно сквозь метель, а сейчас было ясно видно, что Дренгару в этом мире осталось совсем недолго. Прощальная песнь, после которой его отнесут на погост Тиано. Положат на приготовленный там помост вместе с его луком, копьём, гарпуном и топором. Эти вещи могут пригодиться ему Там. Так завершится его Путь.

Улания тихонько шевельнула правой кистью и тут же сыновья застучали в барабаны. Двумя глубоким быстрыми ударами и, после короткой паузы, шестью короткими ритмичными:

ТУ́К-ТУК…

Тук-тук-ту́к-тук-тук-тук…

ТУ́К-ТУК…

Тук-тук-ту́к-тук-тук-тук…

Люди вокруг стали медленно двигаться, то склоняясь вниз, то вздымая руки вверх. Улания затянула песню, как могла. Другие женщины подпевали, протягивая разные звуки. Слов не знал никто. Они сами шли изнутри, и Духи давали им выход.

Ой,

как во поле ледяном

Да стоит дворец…

Во дворце том тебя ждут

Твои Мать да Отец…

Там следы не оставляют

Ни птица и ни зверь

И никто не закрывает

Во дворце том дверь…

Эй! — хором вскрикнули мужчины.

Что есть женщин! — пауза и стук барабана в тишине.

Плачьте по ушедшим!

Эй! — снова мужчины завершили свою часть.

Ой,

Ты муж мой родной

Стала я теперь вдовой

Слёзы буду лить

Что мне делать, как же быть?

Без тебя, мой свет

В жизни счастия мне нет.

Дети выросли,

Дом покинули!

Много было куплетов у песни. Улания, прощаясь с мужем, благодарила его за все. За совместную жизнь, за его отношение к ней, за детей, за поддержку, за доброту и ласку. А ещё, отдавая так жертвы Духам, описывала своё безмерное горе. Такое, которое понять не мог больше никто.

Эй!

Что есть женщин!

Плачьте по ушедшим!

Эй!

Ой, мы с тобой

Были связаны судьбой.

А теперь тебя не стало,

Только память мне осталась.

Я тоскую по мужу.

Будет холодно мне в стужу.

Без твоих объятий — горе.

Твой последний вдох я помню…

Улания замолчала, и через некоторое время успокоились барабаны. Люди стали покидать дом в полной тишине. По щекам Улании, словно весенние ручьи текли, не унимаясь, слезы.