Лут и окрестности

— А это, Медяна, танец с платком, — Руслан подался назад, уводя девушку. — Наши его не так часто пляшут, но если делают, то с душой, с сердцем…

— И с платком, конечно же, — вставил Мусин.

Медяна вроде пообвыклась, пообтерлась среди Ивановых, но некоторые их традиции и ценности до сих пор ей не давались.

Но тут уж — только смотреть. Своим умом постигать.

Багряным платком русого снабдила пышногрудая певичка, по мнению Медяны имеющая сходство с кудрявой канарейкой. Волоха быстрым движением повязал его вкруг бедер, белозубо усмехаясь в ответ на непристойные замечания.

Танцующие расступились, музыканты тянули шеи — не иначе, чего-то ждали.

Дятел, в числе прочих, попятился, высвобождая пространство. В центре остался один Волоха.

Вот, стихло все.

Волоха вскинул руки над головой, звучно хлопнул в ладоши, ударил каблуком, раз, другой и — еще, еще, задавая ритм — и ему откликнулись прочие. Русый откинулся назад, почти задел пальцами доски, выпрямился и тут уж музыканты ожили, подхватили…

Волоха же легко прошелся по кругу, наращивая темп, и в круг прыгнул первый желающий. Вот приблизился, протянул руку, желая сорвать платок — Волоха увернулся, не дал себя коснуться.

В толпе засмеялись азартно.

— Это что-то вроде танца-игры? — спросила Медяна, припомнив Кон.

У нее зудели ладони поддержать танцующих, и она не стала сопротивляться: быстро поймала ритм.

— Что-то вроде. Кто совладает, добудет платок, тому… Честь и слава, так сказать.

Охотников и впрямь оказалось немало. Медяна даже разволновалась, но, кажется, зря — русый вертелся волчком, не шел в руки, как своевольный кот.

Пока в круг не вступил Дятел. Поначалу они двигались друг против друга, как против течения, оценивающе и медленно, и только затем цыган — как нож выбросил — сделал невидимое глазу движение.

Добытый платок одним концом быстро закрутил на запястье, Волоха проделал то же самое.

Остальные же выстроились, закинули руки на плечи соседям, быстро заключили пару в несколько хороводных колец. Минула короткая тишина — и музыканты грянули с новой силой, а танцующие двинулись по кругу, бешено отбивая каблуками…

***

…бешено отбивая каблуками.

Ставр глаз не сводил.

Тот, кто кружился в оке бури, тот, кто был центром всего — русоголовый, зеленоглазый, мальчишка, в сущности, мальчишка, что провел по Хорде корабеллу.

Счастливый, дико взъерошенный, в распахнутой рубашке, с горящими, горячими глазами, пьяный без вина, одним своим успехом, одной — любовью Лута.

А Лут его явно любил.

Ставр наслушался о небывалых, завиральных каких-то похождениях русого. Сколько правды в них было? Он не был доверчив, умел делить на два, на четыре, но — сам был видоком, сам был среди встречающих корабеллу, прошедшую стеклянной дорогой.

Русый гикнул, рассмеялся, сцепился ладонями с чернявым, мощным молодцем — из себя по виду цыганом.

Ставр смотрел на танец; привалившись к деревянной опорке трактирчика, цедил холодное, снежное вино.

Ставр захотел его себе.

Сразу, как только увидел.

Как только увидел. Они ехали по рынку верхами — а Ставр тогда стоял у прилавка, приценивался к легким цикладам, и абрикосовый ветер колыхал занавески, яркие ткани, что берегли от солнца и солнечных бабочек… И первый всадник со смехом отвел полотнище рукой, и так же, смеясь, откинулся на круп коню, почти лег русым затылком… Его спутник лишь голову закинул, зажмурился блаженно, позволяя душистым шелковым кистям мазнуть по лицу.

Смуглая девушка бросила ему яблоко и он поймал, благодарно сверкнул зубами.

У обоих еще сочилась влага с волос; солнечные пятна скользили по голым рукам и ногам, расцвечивая загорелую кожу под шкуры пустынных котов.

Кони не были оседланы, из всей сбруи — брошенные на шеи веревки. Шадо, догадался Ставр, морские гады с трех-углыми зубами, игривые и умные, точно дельфины. Под винночерной глянцевой шерстью ходили сильные, как течение, мышцы. Загнать шадо в неволю было делом немыслимым, с людьми они сотрудничали лишь по собственному желанию. Значит, эта пара сухопутных чем-то им глянулись.

— Кто это? — спросил Ставр.

Голос даже для него самого прозвучал глухо, как из-под воды.

— Волоха, уважаемый. Отчаянный, что взялся привести корабеллу от Хорды.

— В одиночку?

— Он ручался, что справится один, но с ним будет его друг.

Ставр задумчиво подбросил цикладу, прищурился.

— Хотел бы я взглянуть, как юнцу удастся проделать то, что не удалось опытным капитанам и гвардейцам.

Торговец поправил очки — зеленые стекла в витой оправе защищали слабые человековы глаза от бабочек дюн, несущих на крыльях очи куда свирепее. С поклоном протянул покупателю дегустационный нож, похожий на кривую усмешку.

— Это легко устроить. Мой племянник держит лучшие места на зрелище, вы можете оказаться среди первых, кто увидит, как русый приводит корабеллу в порт.

Ставр без спешки взрезал ножом мягкое персиковое брюхо циклады, прижался к ране губами, с наслаждением вобрал в себя освежающую мякоть.

— Или нет. — Ответил, знаком веля отсыпать в сетку приглянувшийся товар. — Стеклянная дорога не отдает добычу. Почему он уверен, что сможет разжать ей челюсти и увести корабеллу?

— Ставки высоки. Желаете и вы испытать удачу?

Ставр задумался, рассеянно скользнул взглядом по ловчим зеркальцам, при свете дня непроглядно черным — отдавать свет они начнут, едва ночь задернет полог.

— Почему нет. Если русому повезет…

— Дело не в везении, уважаемый. — Торговец с новым поклоном передал ему сетку, приятно-тяжелую от спелых плодов. — Говорят, сам Лут благословил его поцелуем.

…Ставр был в ликующей толпе, среди тех, кто встречал вызволенную у Хорды корабеллу. Прекрасную, как в день своего исчезновения.

Ставр опустился на лавку рядом с русым — дождался, когда он останется один, когда отойдет прочь его шалый цыганистый приятель. Что-то подсказывало, что они не поладят.

А чутью своему Ставр — капитан, браконьер, шанти — привык доверять.

Русый не повернулся к нему, едва ли вообще заметил. Он не был сильно пьян, но внимание его рассеяли удача и торжество, забрала новая игра — среди тарелок и чаш дрожали разноцветные нити, похожие на канитель. Русый, подперев подбородок, осторожно подцепил бородкой спицы одну, алую, с сильным блеском, и потянул ее, и ловко сместил вниз, не задев другие, набросил на хвостик яблока.

Выпрямился, сверкнув глазами. Очевидно, теперь ход был за цыганом. На другой стороне стола ждали игрока коклюшка и спица.

В кружево хорошо было играть компанией. Ставр знал, что путевая паутинная игра эта скрашивала долгие вечера и могла многое поведать без слов… Он чуть склонил голову, разглядывая сотканный в воздухе узор. Линии зыбко вздрагивали и переливались в пропитанном солнцем табачном мареве, но Ставр увидел — красавицу-корабеллу, вольно и смело идущую в открытом Луте…

Ставр усмехнулся.

Ставр заговорил.

— Забрать у Хорды корабеллу — не каждому по плечу.

— Я знаю, — довольно рассмеялся русый, потягиваясь.

— Но куда сложнее провести корабеллу по Хорде, не будучи ее капитаном. Воистину, для такого нужно быть фаворитом Лута. Или изрядным плутом.

— Одно другому не мешает.

— И много ты выручил за эту авантюру?

— На кое-что хватит.

— И даже на собственную корабеллу?

Волоха впервые глянул прямо. Глаза у него оказались зелеными — точь-в-точь северная заря. Сабля лежала под рукой, как любимая кошка; Ставр не видел ее обнаженной, но по повадке хозяина мог предположить валентность.

— Истинная корабелла бесценна. Ее не купить.

— Купить нельзя, но можно выкупить. Есть красотка на примете?

Волоха оглянулся, как будто выискивая глазами своего помощника. Почуял опасность? Ставр тоже глянул поверх его головы — чернявого пока видно не было.

— Агата, — сказал негромко.

Ставр присвистнул одобрительно. Вот уж, губа не дура.

— Высоко целишь.

— Знаю, что она будет моей, так или иначе, поздно или рано.

— Скорее, поздно. Но с моей помощью счастливый момент можно приблизить. Я дам тебе столько, чтобы хватило на выкуп и еще осталось на экипаж.

Волоха быстро провел пальцами по ножнам.

— Но что ты спросишь взамен?

Ставр медленно улыбнулся.

***

Едва ли не впервые жалел Дятел, что рядом не оказалось зануды-Михаила. Вперлось же ему остаться на последнем Хоме, пособлять какому-то старому хрену с постройкой дома. Будто один бы не управился! Да и на что такой рухляди новый дом, впору уже домовину отстраивать да обживать…

Но нет, Михаилу, как бобру, непременно надо было завалить дерево и нашлепать хвостом хатку. Странный парень, видит Лут.

Расставаясь, Дятел только радовался: отдохнем, мол, друг от друга. Отдохнули! Теперь он страстно желал, чтобы Плотников был здесь, гудел над ухом, что твой комар.

Как бы они ни собачились между собой, Дятел признавал — у Михаила был редкий дар говорить с Волохой так, чтобы тот не только слышал, но и слушал, даже в самой лютой горячке.

То, что предлагал мутный мужик Ставр, долбать его в челюсть, было безумием чистой воды. Проход по Хорде и без того дался Волохе тяжело, а тут — новое погружение.

— Ну же, ответь, ответь, вынь уже свою медвежью бошку из задницы, — прошипел цыган, яростно встряхивая ни в чем не повинный ихор.

Плотников, конечно, мог просто пустить по елде вызов, но… Михаил прекрасно знал, что по пустякам Дятел к нему бы не сунулся.

— Дятел? — Михаил откликнулся, когда цыган почти решил бросить.

— Твою мать, в какой жопе ты сидел по самые уши?!

Плотников закатил глаза.

— Если ты только за этим, то…

— Стой! — заорал Дятел так, что собеседник вздрогнул. — Это Волоха!

У Михаила поменялось лицо и выражение глаз — от снисходительного раздражения к тревожному вниманию.

— Что с ним?

Дятел, выдохнув, как можно скорее обрисовал картинку, подытожив емким и горьким.

— Опиздоумел наш капитан!

— Тааак. И куда он… Они направились?

— Облако Аорты!

Михаил сказал ооо, и замолчал. Дятел весь разговор метался от борта к борту, как муравей по куску сахара, не в силах совладать с собой. Плотников же, по обыкновению, думал. Эта его привычка ужасно раздражала.

Наконец, Михаил разродился:

— Крайне опасное мероприятие.

— А то я не знаю! — Дятел в отчаянии так рванул себя за хвост, что между пальцами остались черные волоски. — Это самоубийство! А тащиться сразу после Хорды?!

Михаил размышлял, глядя сквозь Дятла.

— Я бы поставил на то, что этот Ставр хочет его смерти, — сказал жестко.

У Дятла сердце покрылось льдом и треснуло.

— Что?! — тупо переспросил он, удивляясь, что выдох не обернулся морозным облачком.

Михаил постучал ногтями по чему-то твердому. Еще одна доставучая манера, которая теперь вообще не царапнула.

— Хорошо. Приеду так скоро, как смогу. Ты ждешь рейс?

— Я спер веллер, — нехотя буркнул Дятел, внутренне готовый к рацеи о честности и порядочности.

— Молодец, — усмехнулся Михаил. Посмотрел на Дятла и, смягчившись, добавил. — Ничего не потеряно. Мы успеем. Сбрось координаты.

— Облако Аорты! Да проще сунуться голой жопой в Кипень! Не охреневай, гаджо. Тебе отдохнуть, а не опять на подвиги переться!

— Тебя не спросил, что мне делать, — огрызнулся русый.

Ставр ел циклады, слушал перебранку с непроницаемым лицом, с ликующим сердцем. Цыгану он, как ожидалось, сразу не понравился. Но поводок тут держал русый. А вот ошейник сдавливал щетинистый кадык цыгана. Русый еще не выучился править виртуозно, одними мизинцами, дергал и рвал сгоряча, но когда-нибудь, непременно, добьется немалых успехов во владении строгачами и шамберьерами…

Но не сегодня.

Сегодня удача улыбалась Ставру.

Молодые, они все на это ловились, на голый, сверкающий крючок тщеславия.

Ставр видел, как вспыхнули глаза русого. Конечно, он хотел себя показать. Любовь Лута — что может противопоставить ей любовь человеческая?

Ставр с насмешливой любезностью склонил голову, словно бы нехотя признавая правоту чернявого… как там бишь его? Даже не представился.

— Безусловно, ты прав. — Проговорил с сокрушенным вздохом, вытирая салфеткой липкие от сока пальцы. — После Хорды следует отдохнуть… и я бы не осмелился просить, если бы не крайне удачный случай — Облако подошло близко, так близко, насколько это вообще возможно для образования подобной природы. Действовать нужно быстро.

Волоха кивал, как завороженный. Дятел смотрел на Ставра так, что он счел за лучшее откинуться на спинку и незаметно проверить клинок в ножнах. С цыгана сталось бы просто броситься — и будь что будет.

— У меня отличная корабелла и надежный экипаж, но мне нужен капитан, подобный тебе. — Ставр покрутил кистью, подбирая слова. — А такие встречаются… не чаще эфебов Первых.

— Хорош уже маслить, он и без твоих нализываний в курсе своей охуенности, — рявкнул цыган.

Ставр пожал плечами, игнорируя выпад.

— Решать в любом случае тебе. Я отправляюсь, как только скроется солнце, и буду рад, коли ты решишь составить мне компанию. Ну и твой спутник тоже может присоединиться. Если не боится, конечно.

Цыган ощерился.

— Я могу тебя на нож поставить, падла, или на кулак натянуть!

Став кивнул с ласковым прищуром.

— Уверен, ты в этом хорош. Однако меня интересуют исключительно таланты твоего друга.

Русый пришел, когда солнце село, а зеркала раскрылись, щедро рассыпая тончайшую солнечную пудру, на мерцающий свет которой бестолково летели насекомые. Летели, чтобы попасть и пропасть в черных, окаймленных лаковыми рамками, пастях.

— Рад, что решился, — Ставр протянул руку, но русый, не глядя на него, легко махнул на крыло, подтянулся, оказавшись на борту и так же легко спрыгнул на палубу.

Ставр улыбнулся почти нежно.

Ах, молодость, молодость.

— Тебя ждет большое будущее в абордаже, — усмехнулся Ставр.

Русый был хмур — не иначе, в мясо, в щепки разругался с приятелем. Ставр знал такие союзы, кипящая смола с лезвиями. Не выбраться.

— Если ты не готов…

— Я готов.

***

— Зачем бы этому Ставру вообще тащиться с Волохой в Облако?

— Полагаю, он хочет убить двух зайцев одним камнем. Добыть нужное, и попутно прикончить конкурента, фаворита Лута.

— Знаю я, когда можно двух зайцев сразу завалить, надеюсь, до такого у них не дойдет, — проворчал Дятел.

Михаил и впрямь прискакал быстро — Дятел не стал уточнять, на каких попутках долетел.

Он и так безмерно, безумно протупил. Никакая ущемленная гордость не стоила той пробоины в груди, что оставила после себя их последняя стычка. Нет. Не последняя, одернул себя цыган. Он еще выскажет все, что думает, глядя в бессовестные зеленые глаза.

Дятел дотянул до рассвета — и корабелла Ставра, разумеется, ушла очень далеко.

Михаил не вдавался в расспросы, за что Дятел был благодарен. А еще Плотников явился при оружии — значит, готов был ввязаться в бой. И за эту молчаливую, без лишнего говорения, поддержку, цыган был признателен вдвойне.

— Опиши мне его. Какой он из себя, этот Ставр?

Дятел поскреб в затылке, подвигал густыми бровями.

— Да обыкновенный ебака. Не старый еще пердун, обстрижен-выбрит что твой гвардеец, соль с перцем, рябой слегонца. Рожа не меченая, носяра на месте, зубы тоже, уши целые. На виске шрам, видать, добрый человек промазал. Моргала светлые, глядит как гвоздит… Росту… ну, поменьше, чем в тебе, с Волоху, пожалуй. В плечах не широкий, но и не жидкий, убористый, по повадке видать, что махаться не дурак.

Михаил слушал внимательно. Дятел порой мог удивительно точно охарактеризовать человека, задействовав лишь пару фраз из своего лексикона.

— Какой у нас план? — спросил цыган. — Кроме как переться в Облако Аорты следом.

— Хорошо бы подрезать паршивцев, но, видит Лут, мы их и догнать не сумеем, не то что перегнать.

— Уверен? — в голосе цыгана появились те знакомые нотки безумия, что отличали их с русым.

Михаил мысленно подобрался.

Проследил взгляд Дятла. За бортом резвились пустокрылы. Точнее, пустокрылки, самки, не так давно оставившие потомство ради охоты. Люди, в отличие от многих других обитателей открытого Лута, им были не к столу, но Михаил понял, почему цыган так возбудился.

Создания, каждая не меньше грузовой метафоры, бесшумно кувыркались в сиянии Лута, радуясь движению и свободе. Михаил невольно залюбовался: видовой чертой существ, за которую они получили прозвище, были огромные крылья, кажущиеся слепками пустоты, дрожанием полуденного зноя, расцвеченного самоцветными линиями — от самого хребта.

На их брачные танцы знать Хомов собирала выезды: подобное световое представление немыслимой красоты не могло подарить даже бродячее Сияние.

За крылатыми созданиями тянулись охотничьи зобы. Эластичные вакуоли, подобие огромных мыльных пузырей, куда пустокрылки собирали добычу — точнее, загоняли, плавными, гипнозными взмахами крыл — и позже волокли в гнездо на прокорм детенышам.

Гнездилищем тварей Лутовых было Облако Аорты. Михаил угадал мысль цыгана и вспотел.

— Дятел, нет.

— Да! Сам подумай, деревянная твоя башка! Засунемся в пузырь, они нас протащат по своим дорогам, и хопа-жопа, вылезем в лучшем виде прямо в Облаке!

— Мы вылезем не в лучшем виде, — честно возразил Михаил. — Это охотничьи пузыри, даже если хватит воздуха, то совсем не факт, что по прибытии нас не разорвет их выплод.

— Ха! Да я сам кого хочешь порву, — уверенно фыркнул Дятел. — Давай, хватай руль! Или у тебя есть план получше?

Михаил закатил глаза.

— То, что предлагаешь — не план, а экспромт.

— Да хоть ебанный в рот, главное, чтобы сработало!

— Ты можешь придерживать язык хотя бы со мной?

— Я бы рад, но при виде тебя он сам распускается, как пьяный шанти, — Дятел выпучил глаза и вывалил язык лопатой.

Михаил поднял руки, признавая поражение в битве, и отступил к рулю.

Нырнуть в охотничий мешок оказалось проще, чем полагал Михаил.

Похоже, до них этакий кунштюк просто никому не приходил в голову. Лут был опасным местом и без упражнений на самоубийство.

— Волоха бы оценил, — вздохнул Дмитрий с тем удивительным выражением сентиментальной нежности, которое появлялось на его небритой роже только при разговоре о русом.

— Да уж, он бы знатно посмеялся, какие мы с тобой идиоты, — самокритично заметил Михаил, оглядываясь.

Внутри мешка оказалось не так уж и плохо. Воздуха и пространства хватало, через радужные стенки был виден Лут и иногда, размытыми всполохами — сами крылатки. Дятел верно угадал, твари двигались к Облаку своими тропами, чем-то схожими с рукавами Оскуро. Михаил прислушивался, но движение не чувствовалось, они будто стояли на месте и при этом мчались вперед со скоростью, доступной, наверное, только Машинам Оловянных и немногим истинным корабеллам.

В пузыре, который они выбрали в качестве промежуточного хозяина, помимо них оказалась печальная коровья голова, разбитый веллер и одна мелкая тэшка, заросшая мехом. Негустой улов, что сказать — Михаил надеялся, что по пути им не попадется какой-нибудь активный хищник или свой брат-человек.

— Как вообще вышло, что вы с русым разошлись? — осторожно спросил Плотников.

— Разосрались, как жопа с ежом, — буркнул цыган, почесывая шею под кудрявым хвостом.

Михаил деликатно не стал уточнять, кто из упрямцев кто.

Он достаточно провел бок о бок с этим гораном и привык к своеобразной внутренней термодинамике отношений, но порой все равно удивлялся. Удивлялся, но не лез. Хватило случая в самом начале совместных путешествий. Тогда они остановились в дрянной гостинице со стенами не толще сытого клопа, и Михаила посреди ночи буквально подбросило — соседи его не только ругались, но и, кажется, выясняли отношения на кулаках.

Плотников, привыкший ожидать худшего, сразу представил, как хозяин зовет гвардейцев и их выводят носом вниз, лебедями. Вздохнул и пошел работать ручным тормозом — предотвращать катастрофу.

На настойчивый стук в дверь открыл цыган, босой, всклокоченный и в одних портах, уставился дикими глазами, рявкнул:

— Чего тебе, бессонная опилка?!

Михаил ответил твердо и с достоинством:

— Не знаю, что у вас случилось, но советую оставить ссору до утра. А лучше вовсе вынести разборки за пределы гостиницы.

Дятел удивленно оглянулся на Волоху, после чего, русый, фыркнув, так и залился смехом. Цыган окаменел лицом.

— Мы не ссоримся, — сказал отрывисто и захлопнул дверь перед носом Михаила.

Тот хмуро почесал ногу о ногу, сложил два и два, и пошел себе, вспоминая, захватил ли беруши.

Впрочем, он достаточно изучил обоих, чтобы понять: русый сожалеет о размолвке, но признать это в силу своей гордости не может.

Дятел совершенно точно сокрушался и, вероятно, думал о том же, судя по поджатым губам и сведенным бровям.

— Не переживай. Я уверен, мы успеем, да и Волоха отнюдь не дурак, чтобы так просто подставиться Ставру.

— Не дурак, но такой самовлюбленный придурок!

— Это да, — глубокомысленно согласился Михаил.

— Жаль, тебя тогда не было рядом, — проговорил Дятел, глядя в сторону. — Тебя бы он послушал. Ты же мастер толкать телеги.

— Это не так. Боюсь, мое присутствие ничего бы…

— Ну конечно! — Дятел вдруг вскочил так резко, что Михаил отшатнулся. — Ты бы его слышал! Миша то, Миша се, Миша все! Думаешь, мне не обрыдли его речи о тебе? Чуть накосячу, сразу все эти охи-вздохи, а вот Миша бы никогда… Миша, мать его, Мишенька!

Дятел в сердцах так пнул борт, что веллер опасно загудел.

Михаил глубоко вздохнул.

— Я тебе не соперник, — сказал.

Дятел вскинул на него глаза — злые черные озера.

Такие, знал Михаил, лежали в самом нутре глухих чащоб. Недвижные, непроницаемые, утопленные в самих себя.

И если Волоха был таким лесом, то Дятел был его сердцем. Они были сращены на уровне корней.

Плотников сплел пальцы. Они с цыганом и впрямь не всегда ладили, во многом расходились, на многое смотрели по-разному, но камень преткновения всегда был один.

— Мне известно, что вы с русым — друзья детства. Горан. Я не претендую на твое место подле него. Да это и невозможно, немыслимо… Волоха дорожит тобой паче прочих.

Цыган горько фыркнул.

— Пусть и не всегда это показывает. Случись ему выбирать, он выберет — тебя, тебя одного. Даже в ущерб себе.

— Меня это не радует, веришь ли. Если с ним что-то…

Дятел сухо кашлянул, потер рот, будто запрещая себе говорить дальше, больше.

Устало вздохнул, опустив плечи на миг:

— Я не против твоей компании, Миха. И я в самом деле рад, что ты здесь.

***

Волоха всегда знал, что он — особенный. Знал, что Лут его выбрал, знал, что способен видеть и делать больше, лучше других. Знал, что умеет притягивать к себе людей и люди тому были только рады.

В этом было какое-то стыдное, темное удовольствие: наблюдать, как человеческие куклы танцуют, чтобы только он их заметил.

Но наравне с этим Волоха понимал, в кого может превратиться, если не научится себя сдерживать. Лес и Лут раздирали его на части, но хуже было с гораном.

Он сожалел о сказанных Дятлу — в пылу ссоры — словах, и даже красота Лута не скрашивала горечь.

Цыган не заслужил ни одного упрека. Он был, пожалуй, единственным, кто знал его настоящего, без позерства и блеска.

Знал и принимал.

— Выглядишь расстроенным. Что-то не так?

Ставр подошел слева, как к брыкливой лошади. Волоха выпрямился, отбросил волосы со лба.

— Слушаю Лут, — сказал, по обыкновению уходя от прямого ответа. — Хорошо идем, скоро будем на месте.

— Есть опасения?

— Разумеется. Лут не прощает глупцов и гордецов…

Коих я достойный образец, додумал с тоскливой досадой.

Ставр глядел пытливо, точно мерки снимал. Волоха расправил плечи, возвращая себе вид беспечного победителя.

— Впереди тягуны, но я проведу корабеллу, если разрешишь.

— Стоит ли? У меня опытный рулевой, да и корабелле не впервой.

— Как знаешь.

Потянулся потрепать за плечо, но Волоха отодвинулся.

Ставр усмехнулся.

— Побереги силы, русый. Успеешь еще показать себя во всей красе.

Волоха проводил его взглядом. Немногочисленная команда была занята. Сплоченным экипажем они не были, скорее — вольнонаемным сбродом. Хорошо, подумал Волоха. В случае общей беды каждый будет биться за себя.

Русый чувствовал их настороженный интерес — всей кожей, покалыванием тончайших, легчайших иголок.

Так ощупывал добычу ногоед, обитатель Хома Кайона. Людям, оказавшимся в сизых лесах, казалось — это лишь ветер касается сгоревшей на солнце кожи, лишь ветер тревожит пряди, лишь ветер царапает песок и скрипит ветвями… Казалось до тех пор, пока сверху не падала зубастая пасть. Лакомка, ногоед не съедал добычу целиком — отхватывал вершки, ровно по пояс.

Они с Дятлом как-то встретились с этим существом…

И вернулись — единственные из всей группы.

Извинюсь, подумал русый с мрачной решимостью. Я извинюсь первым, когда все закончится.

Но пока — все только начиналось.

Ставр не лукавил, Облако и впрямь переместилось куда ближе, чем можно было от него ждать.

Облако Аорты, наверное, было одним из страннейших Лутовых созданий. Образование или живое существо, вещь или явление? Никто не знал доподлинно. Со стороны оно казалось вертушкой, смерчем; появлялось внезапно в открытом Луте, жадно вбирало в орбиту вращения все, что попадалось на пути — живых, живучих и условно живущих, корабеллы с экипажем и мусорные останцы… Более того, находились существа, остроумно приспособившие Облако под собственные нужды. Пустокрылки, например, выводили там потомство. За внешней оболочкой из вертунов скрывалось — по предположениям ученых мужей — вполне доступное для обитания пространство. Правда, набитое всякой непредсказуемой всячиной.

Именно эта всячина влекла авантюристов. Некоторые из прихваченных корабелл и веллеров хранили в себе сокровища, а из дальних углов Лута Облако вполне могло принести какую-нибудь редкую и ценную дичь, например, мешок, жировик-вместилище диких лутонов. Нырнуть в Облако и вынырнуть с добычей в зубах — практически недостижимая, непостижимая мечта.

Волоха, остыв, стряхнув горячку победы над Хордой, теперь смотрел на предстоящую экспедицию трезво: у него был шанс завести корабеллу в Облако, но вывести?

Впрочем, трудности его лишь будоражили.

Ставр знал, на что ставить.

Чем больше Волоха понимал, тем сильнее мрачнел, стискивая зубы и чувствуя себя распоследним придурком. Привыкший играть другими, сам угодил в ловушку всеми четырьмя лапами.

Потер щеку: когда-то давно — сам не вспомнил бы — обморозил лицо и теперь скула немела, когда Волоха волновался.

В любом случае, Ставр предполагал для Волохи безвыигрышную позицию: имея под рукой фаворита Лута, он мог оказаться в Облаке и, даже не обнаружив там искомого, получал возможность без ущерба вернуться обратно.

Провернуть такой трюк в одиночку было равносильно самоубийству.

Но кто поручится, что Ставр не избавится от него, едва он перестанет быть полезным? Избавится разом от конкурента и свидетеля? Гарантий не было. Значит, Волоха должен был обеспечить их себе сам. И действовать наверняка — с опережением.

Облако он почувствовал прежде, чем увидел.

Так происходило всегда. В Луте он мог бы скользить с закрытыми глазами. Органы чувств в Луте функционировали иначе.

Так, Облако он предощутил темным, тягучим пятном, стремительно надвигающимся с периферии. Он видел его изнанкой век, спиной, всей кожей — он знал, с какой стороны поднырнуть, как извернуться и поджать ножки, чтобы гладко войти в тянущее нутро, миновав карусельную баламуть орбит.

Обратной стороной дара видения была постыдная беспомощность — растворяясь в Луте или включаясь в корабеллу, капитаны становились легкой, мягкой добычей. Обычно рядом стоял Дятел, готовый защищать и держать. Он был его маяком — как бы далеко ни звал Лут, как бы ни заманивал, Волоха всегда поворачивал, зная, куда возвращаться.

Но здесь ему никто не собирался помогать. Следовало спасаться самому.

Волоха не спешил предупреждать Ставра о близком Облаке. Улыбнулся ему беспечно и потянулся — головой, сердцем — к корабелле, незаметно перенимая управление.

***

Внешние орбиты пустокрылки миновали ловко, зобы скользнули под защитой крыльев. Михаил с Дятлом завертели головами. Дятел искал глазами корабеллу Ставра, Михаил высматривал угрозу.

Да и, чего скрывать, было просто любопытно. Кто из шанти мог похвалиться, что побывал внутри Облака Аорты? Будет что рассказать. Если им, конечно, доведется выбраться невредимыми.

Как много всего, подумал Михаил растерянно. Пространство оказалось плотно набитой всякой дрянью, от обломков незнакомых ему механизмов до костей неизвестных животных. Похоже, это Облако проделало долгий путь.

Выбраться из зоба тоже не составило труда: стенки мешка сократились и образование выплеснуло содержимое. Веллер, покачавшись, застыл, точно прихваченная за крылья бабочка.

Дятел свесился через борт.

— Так, и как тут перемещаться?

— Очевидно, что по тракту. Точнее, его содержимому, — усмехнулся Михаил.

Разнородный химус, при близком рассмотрении, оказался схож между собой оболочкой — глянцевитой пленкой, шелковисто мерцающей собственным перламутровым светом. Пищеварительный секрет? Желудочный сок? Плесень? Мицелий? От одного куска до другого бахромой тянулись тяжи, ажурный узор разбавляли крупные бусины пузырей с матовой, зеркальной поверхностью. Михаил задумался, переваривает ли Облако проглоченное, расщепляя до энергетических волокон, впоследствии укрепляющих орбиты. Или вынуждено наращивать объем, чтобы уместить прибавку?

Дятел не ждал и не думал долго, первым прыгнул на останец какой-то обрешетки. Михаил последовал за ним. На удивление, было светло, будто в летних сумерках — сияние исходило как от пленки и тяжей, так и от двигающихся вертунов орбит. Но в свете этом, прерывистом и неверном, было трудно угадать чужое враждебное движение.

Стоило им с цыганом обозначить себя, как их заметили.

Предсказание Михаила сбылось, однако ровно наполовину. Их действительно ждали — но не выплод.

Плотников отшатнулся, когда к нему на подложку — выпукло-вогнутый черепок неузнанной твари — спрыгнул некто, выглядящий как существо одного с ним племени. Изогнуло хребет и расставило руки, одним движением раскрыв свою нечеловеческую природу. Михаил разглядел острые, как нащипанная лучина, зубы, подвижные блестящие глаза, плоть шелковистого блеска… Тело сработало само, переняв и заблокировав удар. Миг, и противник был отправлен вниз, куда-то в мешанину утробы Облака.

Зато Михаил вспомнил имя существа.

— Вереница!

— Добро пожаловать на хуй, тварина!

Михаил закатил глаза. Впрочем, порой Дятел удивительно точно выражал его собственное, неозвученное.

Вереница приходилась дальним родичем инвертам и эхоломам. Изомер по своей природе — множество одинаково внешне существ, при этом обладающих разной организацией, разными способностями и, самое главное, самой разной реакцией на физическое воздействие. С вереницей сражались, и сражались успешно, но уничтожить ее до конца было невозможно. Она просто меняла структуру, превращаясь в нечто иное.

Однако здесь, в пространстве Облака, вереница сама оказалась плененной жертвой. Выбранный для охоты облик — наверняка слепок какого-то незадачливого странника — не отличался физическим развитием, казался истощенным, больным, и на свежее мясо вереница бросилась с безрассудным отчаянием умирающего.

Дятел явно засиделся — или застоялся — поэтому сорвался в бой без рассуждений. Грохнул выстрел, за ним второй, следом доспел третий… Что же, патронов у Дятла было, что изюма в булках.

Михаил выждал немного, давая товарищу выпустить пар. Понимал — накипело. Лучше вот так, чем крышку ему сорвет в менее подходящий момент. Широколобая сабля Михаила с матовым, точно графитом заштрихованным лезвием, была ленива и предпочитала уютную темноту ножен. Однако в бою не подводила — даже Волоха отмечал силу, балансирующую некоторую медлительность.

Дятел дрался взахлеб, жарко и жадно. Человек крайностей, сабли он не любил: его подручными были револьверы и ножи. Для боя дальнего и для врага ближнего.

От револьверной пули, что должна была вывернуть череп наизнанку, вереница дугой откинулась назад, взмахнула руками — из головы взвились гибкие стебли, раскрылись сырыми, резко пахнущими цветами. Товарка ее, получив ножом в сердце, застыла — и, стоило цыгану выдернуть лезвие, из раны плеснуло горячим, огненным дымом, а следом вся вереница обернулась живым факелом. Дятла спасло то, что ветхая опора под изомерой вспыхнула сухой травой, и вместе они провалились ниже, дальше, глубже…

Он пропустил несколько ударов, но в пылу сражения едва ли их разобрал, слишком увлеченный, чтобы отвлекаться.

Поймал за пояс противника, рывком притянул, буквально насаживая на лезвие, обернул спиной к себе, точно тряпичную куклу, полоснул по горлу — из раскрывшейся щели порхнули, брызнули, острокрылые алые ласточки — бросил тело под ноги другой веренице, заставив ту споткнуться и потерять равновесие. Сам прыгнул с места, зацепился за край какого-то ребристого диска в наростах, качнулся, перебрасывая себя ему на спину.

Михаил вздохнул. Крупная порода Дятла обманывала не раз — он умел двигаться очень быстро и очень тихо.

Стало плохо видно, дальше сражение разворачивалось ярусом выше, но, судя по матерному лаю, цыган схлестнулся с несколькими вереницами сразу. Его самого отвлекло другое — скорлупа или старая обшивка медленно отвалила в сторону, тяжи с пузырями качнулись, смещаясь, и открылось то, чего он точно не ждал.

— Звонарь, — прошептал Михаил.

Не от склонности к нагнетанию — просто горло сжало, как раскаленной гарротой.

Облако Аорты было, пожалуй, одним из ярчайших Лутовых явлений, карманным его зеркальцем, и в точности отражало изменчивый характер живого пространства. Никогда нельзя было угадать, что оно преподнесет в очередной раз.

Например, звонаря со всем набором ловчих веревок.

— Принимай! — крикнул откуда-то сверху Дятел.

Михаил отскочил — кулем рухнуло тело, пробило окаменевшей, ослепшей головой дерево и ушло ниже. Следующий противник оказался удачливее, долетел живым, но Михаил уже ждал его, и ждала сабля.

Вооружение самой вереницы было разномастным, разнородным, в основном — слагаемым из дерева и простого железа. Статут играл на руку людям, Лутовых созданий Слово Оружия жаловало избранно.

Изомера в колоду счастливых избранников не входила. Михаил работал методично, не давая себя коснуться, не тратя себя на ругань и проклятия. На все это дыхания хватало у Дятла, он и сыпал, и бился за двоих.

Вереница явно не ожидала такого напористого отпора и, пересчитав силы, сдала позиции, уйдя в оборону, а после — вовсе отступив.

Михаил опустил оружие.

Пожалуй, им повезло. Они могли нарваться на существ в куда лучшей форме. Или на выплод тех же пустокрылок, острозубых и нечувствительных к боли нимф.

Взъерошенный Дятел спрыгнул с какого-то обглоданного бревна или хребта, опасно покачнув хлипкий плот Михаила. Смачно сплюнул, подбоченился.

— Ха! Нахлебались, сосалки?!

— Дятел, уймись, — цыкнул Михаил.

— Кому мало, расстегните ремни, я добавлю!

— Дятел, заткнись!

— Револьвером и оралом, до кишок проймет!

Михаил, мысленно выругавшись, сунул разошедшемуся товарищу кулаком под колено, роняя рядом с собой. Тут же притянул ближе, загораживая их припасенным щитком из чего-то, похожего на высохший в камень выползок.

— Хорош блажить! — Прошипел сердито. — Здесь колокольница!

Цыган вскинул брови. Его еще потряхивало, а плечо и бочина были раскаленными, как кровельное железо в полдень. Михаил отодвинулся невольно.

— Что, вся?

— Нет. Наше счастье, что только звонарь.

Дятел сглотнул — Михаил увидел, как дернулся небритый кадык. Глаза цыгана сделались внимательными, холодными и темными. Вопреки старательно культивируемому образу, Дятел умел неплохо работать головой, и не только в ближнем бою.

Оба застыли, провожая взглядами опутанную веревками тэшку. Все, что попадалось звонарю, делалось частью ловчей сети — даже эта мертвая корабелла была для них опасна тем, что могла нести на себе щупы разведки.

Михаил судорожно вспоминал, что вообще знает об этом существе, редком и… Метком, увы. Имеющий отдаленное сходство с пауком, звонарь искусно владел набором ловчих веревок разной специализации. Среди них были сигнальные, совсем тонкие; разведывательные, сильно, мочковато ветвящиеся; кормовые, крепкие и жилистые; охотничьи, с зацепами и петлями….

Самые старые, кормовые, постепенно отмирали, когда добыча была выпита до сухого дна.

— Твою мать-медведицу, вот это засада. Ставр с Волохой походу влипли по самые огурцы.

— Я думаю, Волоха нарочно завел их в ловушку, — поделился мыслью Михаил. — Звонаря бы он угадал наперед.

Дятел коротко кивнул, вытер ладони о штаны, стиснул пальцами револьвер.

Если русый, почуяв угрозу для себя, и впрямь на всех парах ввинтил тэшку в объятия звонаря… Ставр, кем бы он ни был, наверняка не оставил подобный экспромт без оценки.

Другой вопрос, понимал ли он, что без того же Волохи обратно не выскочить, а значит, убивать его не стоит. Или сгоряча…

— Все, пошли, — Дятел дернулся, но Михаил его задержал.

— Погоди! Тут нельзя без подготовки!

— В жопу без подготовки нельзя, мы и так еле волочимся!

Иногда — довольно часто — Михаилу страстно хотелось промыть Дятлу рот с мылом. А лучше прополоскать всего, с щелоком, с щеткой, в трех водах.

Когда у меня появятся дети, твердо решил Плотников, ноги Дятла не будет в моем доме. Волоху пригласит потетешкаться, а вот цыгана — нет, пусть у коновязи торчит-гогочет, жеребец нехолощеный.

— Сам подумай! Наш козырь — внезапность! Ни Ставр, ни даже Волоха нас не ждут! Надо использовать шанс!

Дятел руками всплеснул.

— И как?! Ветошью прикинуться?

— Именно!

Дятел заморгал. Огляделся… И, хмыкнув, одобрительно ткнул Михаила кулаком в плечо.

***

Сделал. Видно было, что едва не надорвался — лицо осунулось, тени залегли в подглазьях, виски и затылок потемнели от пота, над губой заблестел бисер, сами кровящие губы обметало белым… Лут расцеловал, выпил.

Но они прошли.

Значит, не врали люди.

Ставр медленно распрямился. Голова еще гудела, а мышцы муторно скручивало. Он никак не ждал такой тряски — тэшку чудом не размололо, не растерло в лохмотья. Они проскочили лишь благодаря русому.

Значит, он действительно был опасен.

Но теперь — слишком уставший, чтобы биться в полную силу.

Ставр кивнул болвану, что с открытым ртом глазел на внутреннее убранство Облака.

— Бык! Присмотри!

Названный Быком, и впрямь похожий на крупный рогатый скот глянцевой чернотой шкуры, массивной грудью и наклоном головы, молча кивнул, свирепо щурясь на Волоху.

Волоха лишь улыбнулся. Отвернулся, подчеркнуто игнорируя наемника.

Команда, возбужденно галдя, пожирала глазами перспективы. Не так далеко виднелась чудно сохранившаяся корабелла в роскошной упряжи, за одну которую можно было выручить на пару домов… Кто-то с возгласом восторга указал на окостеневшую в смерти птицу размером с веллер, густо, точно опарышами, облепленную лутонами и самоцветным грибом… Тяжи мерцали, пузыри блестели, от густой мешанины здешнего варева у Ставра даже в глазах зарябило.

Тэшка висела смирно, будто тоже устала.

Отвлекся и Бык, привлеченный невиданным зрелищем — на мгновение, но этого хватило.

Волоха уронил корабеллу.

Несчастная упала, глубоко зарывшись носом в какое-то переплетение веревок. С ног вновь повалились все, включая Ставра.

Он не сразу смог подняться и не сразу понял, куда они угодили.

Долетел короткий, яростный взрев Быка.

— Ах ты!...

Ставр поспешно обернулся, и успел увидеть, как Волоха легко избежал первого выпада, отклонился от второго, скользящим шагом оказался за противником — подбросил и перехватил подрезанный нож — прыгнул на спину и погрузил лезвие под мясистый затылок.

Пахнуло кровью. Ставр почуял запах остро, как если бы ему плеснули в лицо — влажный, острый, медью отозвавшийся на языке.

Ставр оцепенел — на мгновение, осознав, что Волоха успел, успел и здесь первым. Заколол быка, кровь и мясо его посвятив Луту.

Прочие кинулись тут же, точно свора — рвать, мять, жрать.

— Стоять! — Ставр вскинул руку, без промаха всадил пулю меж глаз самому резвому попрыгунчику, но прочих это не остановило.

Корабелла вскипела, точно аквариум с акулами, куда уронили освежеванную свежую тушу.

Ставр выругался — русого могли и до смерти уходить, а этого парня он собирался убрать лишь после того, как сам выберется…

— Прекратить! — рявкнул еще раз, оказавшись уже в гуще свалки. — Я сам! Мое!

Сброд расступился — медленно, вязко, нехотя.

Волоха держался на ногах — чуть покачивался, но стоял, упрямая тварь. Саблю держал в опущенной руке, улыбающийся рот ее был полон крови. Вскинул голову, глядя ему в лицо. Ставр ответил прямым взглядом, надеясь, что русый поймет.

Должен был понять.

Валентность оружия русого могла сыграть не на пользу, вздумай он биться против него.

— Я сам, — повторил.

Не подведи.

Одним движением выхватил из ножен саблю и в движении ударил, снизу-вверх. Удар должен был развалить русого, точно чучело соломенное, но Волоха за миг до отшатнулся, убрался.

Сабля лишь зацепила, скользнула клыками, распорола от бедра до ключицы, рванула жилы.

Волоха упал, приподнялся на локтях, торопливо отполз дальше…

Ставр надвинулся.

Толкнул в грудь.

Прижал сапогом к палубе мягкие русые волосы. Наклонился, всматриваясь в зеленые глаза.

Подмигнул.

И — отступил.

Русый перевернулся на живот, поднялся, глазами держа перед собой одну цель — борт корабеллы.

Люди качнулись к недобитку, но Ставр остановил их.

Ставру было любопытно. Он следил, не спешил добивать в спину, хотя и мог в любой момент смахнуть голову с плеч.

…до борта он добрался одним прыжком. Обернулся, смерил Ставра ясными, пронзительно-зелеными, нечеловеческими глазами, отсалютовал саблей и, прежде чем кто-либо успел выстрелить — качнулся назад, спиной падая в пространство Облака.

***

— Ах ты, жоподел хуеглазый!

Михаил от удивления чуть не выпустил самодельный щит.

Впрочем, Дятел обращался не к нему. Скорее, мыслил вслух, досадуя на неизвестного мастера, поленившегося как следует проклепать лемех корабеллы.

На тэшке Ставра меж тем наметилась заварушка. Люди, очевидно, еще не сообразили, куда они попали и чьи веревки венами расползались по брюху и бокам корабеллы.

Были слишком заняты своими разборками.

К сожалению, Михаил почти наверняка знал, кто там в центре событий, как кот на псарне.

Ему с трудом удалось укротить порывы цыгана влететь на тэшку с ноги. Они подбирались медленно, прикрываясь наспех собранным мусором.

Как сраные еноты, высказался Дятел.

Как умные люди, возразил Михаил.

Ломиться в лобовую мог каждый дурак, но не каждому дураку будет бесконечно везти уворачиваться от пуль.

— Как мы узнаем, что пора?! Вдруг его там дерут насухую?!

— Дятел, я прошу тебя, сбавь обороты. Волоха вполне способен дать отпор самым настойчивым.

— Но как узнаем?! Он может быть где угодно!

Михаил закатил глаза и собрался разразиться речью о добродетели терпения, но не успел.

Искомый Волоха свалился на них, точно заспавшаяся курица с насеста, сметя хлипкое заграждение и распластав под собой беспокойного цыгана. Вскинул бедовую голову, сверкнул глазами:

— Дима?! Михаил?! Но как вы тут?!

— Как говно в проруби, сраный ты лешак! — взвился Дятел. — Клянусь Лутом, в следующий раз я лучше прострелю тебе колено, чем отпущу!

Волоха счастливо рассмеялся. Коротко, крепко обнял цыгана.

— Тише, мать твою, зачехлись уже, как ты сам не зарезался?!

— Я рад вас видеть, ребята, — сказал Волоха искренне, возвращая оружие в ножны

— Какого хрена, ты весь в крови, гаджо?!

— Ставр постарался…

— Убью суку!

— Ставр постарался, чтобы я успел свалить, — договорил Волоха. Поморщился, цокнул языком, разглядывая ткань. — Ничего серьезного. Рубашку вот жалко.

Михаил, наскоро осмотрев русого, подтвердил — разрезано было с большим искусством и хирургической точностью. Да, и двигаться больно, и крови изрядно, но ничего жизненно важного не задето.

— Шрам останется, — сказал Дятел с сожалением, осторожно обрабатывая края.

— Ничего. Будет мне памяткой собственной дурости.

Цыган кашлянул, но поднял глаза и заговорил:

— Слушай, я…

— Да. Я тоже.

На том и порешили.

После того, как рану закрыли — пригодился Дятлов кушак, не самый чистый, зато изрядной длины и нарядной ширины, и обезболили — тут уже пришлась на выручку походная аптечка аккуратиста Михаила, сели кружком держать совет.

— Значит, осталась сущая безделица — понять, как отсюда выбраться и поскорее, пока Облако не отъехало куда-то в дебри.

— И выручить Ставра, — вздохнул Волоха.

Наклонился, привычным движением прикуривая от сигареты цыгана. Михаил не одобрял, хотя сам порой мог вытянуть пару затяжек за компанию.

— Зачем?! Пусть сам выгребает, умник.

— Затем, что он все же помог мне уйти. Я не уверен, что выстоял бы.

Дятел хмуро сплюнул. Отвернулся, глядя в сторону, насупился.

— Корабеллу занял звонарь. — Михаил оглянулся, но тэшка уже скрылась из виду, их плот отдрейфовал порядочно. — Если команда не очнется, то веревки и до людей доберутся. Ты предупредил?...

Русый покачал головой. Затянулся, полуприкрыв глаза.

— Значит, доберутся.

Все задумались. Голыми через орбиты было не пройти, следовало отыскать средство передвижения. И достаточно крепкое, чтобы выдержало тряску.

— А если тот веллер? — неуверенно предложил Михаил.

Волоха взъерошил волосы и признался, явно наступив на горло собственной гордости.

— У меня не хватит сил, Миха.

— Зобы?

— Пустокрылки раскрывают их только в открытом Луте.

— Хорошо! — Цыган поднялся, щелчком выбросил окурок. — Тут полно скарба, наверняка и тэшка какая завалялась. На жопе ровно преть только яйца насиживать.

— Но сперва придется убить звонаря, — сказал Волоха.

— Нафига?! Обойдем на цырлах!

— Он здесь давно и он наверняка держит не только самые крупные корабеллы, но и вообще все, что могло бы вынести нас наружу.

Михаил в раздумье коснулся перевязи.

— Не представляю, как можно сразить дитя колокольницы.

— Сначала надо его найти, а под каким ободком он сидит, один хрен знает.

— Это как раз просто — идти по узлам сочленения.

Михаил кивнул. Все веревки так или иначе были завязаны на самом звонаре, исток им был один — его тело. И пуповина, и артерия, и жало.

Дятел сощурился, соображая.

— То есть, это Ставрово полудурочье стадо, оно может атаковать, если звонарь науськает?

Михаил переглянулся с Волохой. Русый повел плечом.

— Вполне. Поэтому держимся вместе и ищем звонаря. Вопросы?

— Нет вопросов, — козырнули оба.

Волоха фыркнул и, не сдержавшись, рассмеялся.

Русый их капитан оказался прав. Звонарь распростер свое влияние на значительную часть утробы Облака, веревки его крепко держали крупные корабеллы, которые — в теории — вполне могли бы вынести спутников на себе.

Перемещаться со ступени на ступень — так Михаил обозначил для себя платформы, способные принять и выдержать человеческий вес — тоже оказалось не просто. Волоха, хотя и не жаловался, бледнел до пота при резких движениях, а двигаться и прыгать приходилось постоянно. Дятел старался держаться рядом — суть горана способствовала исцелению, пусть и не быстрому.

Михаил решительно отметал любые сомнения и мысли о том, что они могут не выбраться и сгинут здесь. На их стороне была молодость, а молодость отрицает смерть.

— Так! Ну, кажись на верном пути, а?!

Дятел кивнул на вполне свежую тушу Лутового создания, крепко обмотанную веревкой. Существо было мертво, но веревки пульсировали, точно гнали ток живой крови от добычи к хозяину. Звонарь кормился.

— Точно, — Волоха выпрямился, покачнулся, но устоял, хватаясь за снулый плавник. — Ближе к себе он держит свежак.

— Значит, и Ставровы твари где-то здесь шароебятся.

— И он сам, — задумчиво добавил Михаил.

Наемничий сброд волновал его не сильно, но вот Ставр — судя по рассказам Волохи и Дятла, мужик был не дурак. Вполне возможно, что ему удалось сбежать с тэшки следом за русым. И, значит, вполне хватит ума упасть на хвост к фавориту Лута, чтобы выкарабкаться.

Они были настороже, но все равно, едва не попались — иронично, что их выручила сама природа Лутова образования. Спрыгнувший с разбитого веллера наемник будто не заметил препятствия — или не рассчитал траекторию верно — и столкнулся с пузырем. Волоха, мигом обернувшись, достал его саблей, аккуратно отделив туловище от бедер.

Прочие кинулись, уже не таясь.

Они не стреляли — Михаил не сразу понял причину такого неожиданного благородства, догадался позднее. Статут больше не играл людям на руку, так как людьми они быть перестали, сделавшись охотничьими придатками звонаря.

Михаил провернулся, одним движением снес головы сразу двум удачно зашедшим с тыла наемникам. Может, он медленно запрягал, но когда разгонялся — останавливался с трудом. Знал за собой эту особенность, от того до последнего старался избежать боя.

Но здесь ему не оставили выбора.

Странные движения противника, ломанные, лишенные живой пружинистости, резко контрастировали с гибко двигающимися веревками. Михаил вспомнил, как давно, еще ребенком, наблюдал представление — под куполом летали и кувыркались артисты, и тонкие веревки берегли их от падения. Но там была работа, воздушный танец тренированных тел, а здесь — беспомощное трепыхание пойманных на булавку мух, уже мертвых, но еще содрогающихся в агонии.

Михаил огляделся, выискивая глазами друзей.

Дятел тоже не стоял на месте — прыгнул на зыбун, неряшливо скомканный из пережеванных обломков и останков, с него перескочил на какую-то снулую сушеную рыбину, обросшую шерстяными глазами… За ним увязалось трое. Михаил видел, что их держат — питают? направляют? страхуют? — охотничьи веревки, глубоко ушедшие круглыми ртами между лопаток.

Потянулся, на пробу рубанул по одной такой — сабля скользнула, едва оцарапав.

Михаил сдержанно выругался.

Быстро поменял позицию, не давая взять себя в клещи. Кое-что звонарю все же удалось: он разделил их, вынудив каждого биться за себя. Самое страшное, что у людей, плененных звонарем, были все еще человеческие — разумные — глаза.

Грохнул выстрел.

Михаил смерил взглядом расстояние до новой ступени, и решил не испытывать судьбу. Круто остановился, перебросил саблю в другую руку, поймал охотничью веревку и рывком притянул к себе.

Сработало.

Или звонарь не ожидал такого, или не мог полностью контролировать свою куклу, но противника подтащило к Михаилу. Плотников убил врага быстро, так же быстро, чтобы не передумать, обернул на живот, взрезал ткань рубашки… Веревка мелко подрагивала, как случайно задетая струна. От круглого ее рта под кожей расходились концентрические круги. Значит, вытащить подобное было невозможно.

Михаил вновь негромко выругался, поднялся — как раз, чтобы увидеть, как Волоху теснят к голове чудовищного цветка, махровые лепестки которого больше походили на тщательно, по палитре и лекалам, раскроенные куски кожи… Лепестки шевелились, и Михаил знал, что не хочет видеть то, что таится в сердцевине.

Волоха двигался спиной назад, слепо ставя ноги на узком рее. Отбивался молча, с кривым, застывшим оскалом. Слева воздвигалась, наплывала из бездонной глотки Облака друза. Кристаллическая щетина делала ее похожей на баснословной красоты игольницу. Михаил разобрал несколько старых жертв, дотлевающих в сияющих ее когтях.

Один из наемников, чуя слабину, нажал, но русый извернулся на брусе, проваливая атаку, перехватил и толкнул от себя противника, отбрасывая прямо на блистающее срастание. Этого короткого сильного движения хватило — кристалл проткнул тело насквозь, насадив на себя, как бабочку. И тут же подогнулся птичьим коготком, не давая жертве сорваться.

Напарник убитого никак не выразил скорбь или гнев, не поменялся ни в движениях, ни в лице. Он продолжал атаковать, стремясь достать русого. Увы, железное оружие лишь живому хозяину служило бы честь по чести, согласно Статуту. Волоха, стремительно переместившись, сунул руку в расхлябанное нутро другой жертвы друзы и бросил в лицо соперника содержимое — чем богаты, как говорится.

Враг покачнулся, русый тут же атаковал.

Их маленький театр накрыла тень.

Михаил задрал голову и увидел — и остолбенел.

Из толщи Облака шло нечто огромное, темное, похожее на мятый шелк, на рыбину-сома, с пастью, будто затопленный старый котлован… Пасть была открыта, зубов Михаил не различил, но там шевелилось иное, другое, чему он не знал названия. У рыбы словно не было тела, только голова с зевом, ведущим прямиком в недро, в самое ядро Лута.

Он хрипло, бессвязно крикнул, предупреждая своих. Увидел, как на его карканье обернулся Волоха — и как недобиток вскидывается.

Но, прежде чем Михаил облился холодным потом от ужаса, прозвучал выстрел, и противник рухнул, бессильно повис сломанной куклой на нитке веревки.

Михаил метнулся глазами. Мужчина с седыми висками опустил револьвер. Ставр, понял Михаил. Он стоял на гранитной ступени массивной площадки, заросшей лесом снежистых наростов-кальгаспор.

Рыбина что-то творила с утробой Облака — тяжи и пузыри словно расступались, смещались, давая ей дорогу.

— Это велуга! Велуууга! — крикнул Волоха, без видимого труда удерживаясь на тонком бруске. — Дима, Миха! Прячьтесь, живо!

— А ты?!

— За меня не волнуйся!

— Сюда! — Ставр взмахнул рукой.

Волоха, оглядевшись, что-то крикнул Дятлу и исчез — Михаил не мог видеть, что выбрал русый в качестве укрытия.

Сам он двумя прыжками добрался до площадки кальгаспор, ухватился за протянутую руку.

Дятел тяжело спрыгнул сверху. Уставился на Ставра. Михаил, не давая им шанса обменяться приветствиями или другими любезностями, толкнул обоих.

— Быстрее!

Они нырнули в снежные заросли.

Ставр не ушел невредимым. Но он, в отличие от своих бывших спутников, сумел избежать веревок звонаря.

— Я тебя все равно убью, — хмуро пообещал Дятел.

Ставр устало оскалил зубы.

Михаил цыкнул. Все трое пригнулись, прислушались, задрав головы. Лес скрывал их надежно, берег от твари, что тенью ходила наверху, сглатывая легкую добычу — оставшихся наемников. Кальгаспоры рядом раскрыли чешуйки, защищаясь… Или защищая. Михаил прижался к площадке плотнее, ладонями, коленями чувствуя под гранитом живой, горячий ток. Они прятались, точно блохи в иглах ежа.

Не было ни крика, ни хруста, ни стона, тишина навалилась снежной лавиной.

Плотников надеялся, что велуга насытится и не полезет за добавкой.

И еще — что русый тоже хорошо укрылся.

— Свалило, нет? — Дятел, дай ему волю, выскочил бы давно, но Михаил держал его железной хваткой.

Ставр осторожно приблизился к краю площадки и невольно шарахнулся, когда перед ним вырос русый — живой, веселый и почти здоровый.

— Зеленая дорога, ребята!

— Что это была за ебанина?

— Велуга, сом-дева, — с гордостью улыбнулся Волоха. — Какова, а?!

— Не вернется?

— Не должна, — честно развел руками Волоха.

Он прищурился, кивнул Ставру. Мужчина в ответ наклонил голову и так застыл, когда ему в затылок уперся револьвер.

— Дятел, нет.

Цыган облизал губы и медленно проговорил:

— Скажи, гаджо, почему я не могу вышибить ему мозги прямо здесь?

— Потому, что его мозги полезнее в целом, запечатанном виде. Нам надо выбраться. Потом — все остальное.

Ставр благоразумно не вмешивался, но когда Дятел нехотя отвел оружие, выдохнул с явным облегчением.

— Что теперь? Ищем звонаря?

— И нужно сделать это быстрее, чем он найдет нас. Его новые игрушки разломали не без нашего участия. Будем играть на опережение.

***

— Звонарь забрасывает веревки со спины. Нам нужен доспех.

— Шариться по Облаку в поисках бронированных труханов? Как ты себе это представляешь?

— Можно испробовать другое, — Ставр повернулся, указал рукой на пузырь, — что, если попробовать его обмануть? Нацепить на затылки маски или зеркальную кожу.

— Сдается мне, он не видит зеркала. Может сработать, — Волоха взъерошил волосы, оценивая взглядом пузыри.

— А можем проебаться, — бросил Дятел.

— В любом случае стоит попробовать, — решил русый.

Попробовали.

Михаил не слишком верил в успех затеи, но что он усвоил твердо — у Волохи была потрясающая чуйка и настоящий талант к импровизации. Его безумные затеи срабатывали чаще, чем было положено.

Значит, вполне могло повезти и в этот раз.

— Как думаешь, что это вообще за пузыри такие? Плодные? Прежде не встречал подобных.

— Вполне возможно, — коротко отвечал Михаил.

Охоты болтать с человеком, имевшим намерение погубить его друга, у Плотникова не было. Грубить тоже не хотелось — все же, Ставр дважды спас русого, и теперь они гребли в одной лодке. Дятел же не скрывал своего отношения. Михаил даже немного завидовал цыгану, он себе такого позволить не мог.

Вздохнув, Плотников переложил нож в другую руку, переступил, чуть пружиня, осторожно проверяя ногами крепость тяжей. Подлезть к пузырям иначе кроме как по тяжам, не получилось. К счастью, образования оказались крепче, чем ожидалось. Их вес они держали без труда.

Пузырь мерцал. Шкура его лоснилась, как бока водяного животного. Глубокая чернота то подступала к самой границе, то откатывалась, оставляя легкий глянцевый блеск. Точно там, внутри, что-то делалось, что-то двигалось — живое и любопытное.

Они со Ставром переглянулись и Михаил первым коснулся ножом налитого бока. Замер, выжидая… И уже смелее провел черту.

Ставр, глядя на него, начал работу.

Шкура отходила легко. Даже слишком — будто пузырь сам пособлял людям.

Или же они помогали ему в линьке.

Ставр искоса наблюдал за Волохой. Русый смеялся над какой-то шуткой цыгана, держался за тяжи и трудился наравне со всеми. Рана, пусть и не смертельная, тем не менее должна была доставлять ему изрядно неудобств. Но, кажется, русого она тревожила куда меньше, чем должна была.

Ему неоткуда было взять сильное обезболивающее, значит, причина крылась в ином.

В другом.

В друге?

— Он его горан? — спросил Ставр у Михаила.

Тот хмуро вскинул каштановую голову. Не ответил, но молчание сказало больше слов.

— Что же, это все объясняет. Я мог понять раньше.

— Работай, не болтай, — цыкнул хмурый парень.

Пожалуй, он Ставру нравился. Крупный и молчаливый, одетый просто, но опрятно, без щегольства и замаха, с умными глазами и рабочими руками. В нем была какая-то целостность, прочный каркас. Не огонь и воздух, как эти двое, но земля.

Будь он тогда рядом с русым, Ставру бы не удалось поймать его так легко.

— Ну, если звонарь на это поведется, то думает он сракой, — высказался Дятел, когда добытые куски зеркальной шкуры были прилажены к надлежащим местам.

Конечно, создать что-то полноценно-маскировочное не вышло, зато вполне получилось уценочно-маскарадное: зеркальные полосы привязали к плечам, закрепили поперек груди и пояса. Поспорили, но все же соорудили и подобие шлемов.

— Сракой он успешно держит половину Облака, — справедливо возразил Волоха.

— Да мы как куры-гриль в фольге! Еще и в шапочках!

Дятел всплеснул руками, в самом деле сделавшись похожим на сердитую черную птицу.

Волоха поглядел на него, на Михаила, взглянул на Ставра. И буквально пополам сложился от смеха.

За ним загоготал цыган, следом не сдержался серьезный Михаил и даже Ставр — подхватил.

Михаил смеялся до слез. Более нелепого приключения он не мог вспомнить. Ему казалось, что он грезит наяву — и не чает пробуждения. Единственным, естественным способом сохранить жизнь и рассудок было следовать абсурдным правилам и безоглядно верить их капитану.

Непреложный закон выживания в Луте — если капитан говорит прыгать, все прыгают. И только затем спрашивают.

Странное дело, но смех как-будто вдохнул новые силы, помог расправить плечи. Даже дышать сделалось легче.

— Хорошо. А теперь что у нас по плану?

— А теперь неплохо бы вскрыть брюхо парочке корабелл. Нужна взрывчатка.

Дятел присвистнул.

— Думаешь подсунуть звонарю?

— Думаю.

— Все же, почему звонарь? — вдруг спросил Ставр. — Чем он звенит?

— Мудями твоими, — буркнул Дятел.

Михаил закатил глаза, но Ставр только хмыкнул.

— Вперед, — Волоха хлопнул цыгана по плечу, — будешь потом бахвалиться перед красотками Хома Бархата, а? Не все же книжки им читать!

— Пошел ты, — беззлобно фыркнул цыган.

Русый рассмеялся, Михаил сдержал улыбку.

Волохино подтрунивание имело под собой реальный случай, когда Дятел — вместо положенных его буйной натуре грубых ухаживаний — ночь напролет читал томным млеющим девицам авантюрно-любовный романчик о похождениях родовитой, но бедовой девицы на Хоме Арабески. Таких романчиков у цыгана было в достатке, и что он в них находил, знал, наверное, один только Волоха.

Они обшарили несколько корабелл, но ничего подходящего не обнаружили. Ставр, правда, подобрал вместительную сумку и иногда задумчиво засовывал ей в пасть приглянувшиеся вещицы.

— И здесь ничего, — Дятел разочарованно наподдал ногой, отправляя в дальний угол трюма смятый золотой кубок.

Тот послушно отлетел, но по дороге врезался во что-то незримое, и — из ничего проступили очертания скрытых тонкой материей предметов. Дятел только охнул — контрабанда! Под кисейной барышней возили запрещенку.

Дятел быстро оказался рядом, сорвал защитку и разочарованно сплюнул.

— Тьфу! Доски-бревна да опилки котам поссать. Пошли отсюда

— Погоди. Стой! — Михаил вскинул руку, рассматривая добычу.

Рваные, точно прокушенные, проломы в бортах давали достаточно света. Аккуратно уложенные в ящики чурбаки темной породы были надежно отделены друг от друга аморфной губчатой массой, надежно берегущей груз от потрясений.

Дятел раздраженно упер кулаки в бедра.

— Ты что там, дом собрался строить? Мы тут не настолько встряли, чтобы огород разводить! Придержи свои бобриные струи!

Михаил, не обращая внимание на спутника, аккуратно осматривал дерево.

— Что тут у вас? — в трюм с верхней палубы заглянули Волоха со Ставром.

— Миха кубики себе нашел. Очень он природу любит, — пояснил Ставру цыган, в нетерпении копытя пол. — Хлебом не корми, дай в дупло потыкать.

Ставр с пониманием подвигал бровями.

— Это лес Хома Андо! — торжествующе известил Михаил.

— И что с того?

— А то, что лес этот — единый организм, обладающий разумом и одной корневой системой. Для защиты от браконьеров он выработал особый механизм…

Лицо Ставра осветилось пониманием.

— Кулоны Андо, — проговорил он, уже с другим выражением взглядывая на ящики.

Михаил кивнул, очевидно обрадованный, что нашел соучастника.

— Какие, на хрен, клоуны?

— Клоун здесь один, — отбрил Михаил. — Кулоны изначально были паразитами, поражающими деревья, что-то вроде… ммм, сини. Заселяли годовые кольца…. Ну, наподобие патронов в револьвере. Андо, не сумев одержать победу, заключил с ними союз. Отдавал определенное число своих отпрысков, а взамен кулоны превращали их в мины-ловушки.

— Весьма эффективные, стоит отметить, — вздохнул Ставр. — Со стороны невозможно угадать, какие из деревьев заражены, они выглядят одинаково и не имеют внешних признаков болезни. Но когда дерево спиливают… скажем так, люди несведущие, и по небрежности задевают кольцо кулонов…

Ставр коснулся белесой отметины на виске и продолжал:

— Кольцо разрушается, и кулоны, до этого дремлющие в ячейках, принимают одноименный заряд и резко отталкиваются друг от друга.

— В разные стороны.

— С невероятной силой и скоростью.

— Вы еще засоситесь на радостях, — фыркнул Дятел. — Нам-то что с этого?

— А то, что это отличный план, — медленно проговорил молчавший доселе Волоха.

Дятел потерялся окончательно. Трое многозначительно смотрели друг на друга. Дятел занервничал.

— Так, вы или объясните, или я начну стрелять.

Волоха поднял руку. Глаза у него сделались огромными и вдохновенными, как рассвет.

— Звонарь, по-своему, уникальное создание. Только подумайте, ребята — ногочелюсти! Из них одна пара ударная! Звонарь, в теории, способен пробить бронированную корабеллу. Видит Лут, я бы вырезал эту пару и загнал на Хом Мастеров, или сразу Башне! А какие глаза! Спектральная подстройка!

— Удивительно, — отреагировал Михаил.

— Ебануться, — гаркнул Дятел. — Минусов, я как понимаю, у этой твари нет?

— Есть! То есть, мы используем его силу как слабость!

— Интересно бы послушать, каким образом, — вежливо проговорил Ставр.

— С помощью кулонов. Мы выманим звонаря, заставим покинуть раковину. Спрячем кулоны Андо в чем-то, гм, в чем-то, что не вызовет у него опасений. Вы найдете узлы сочленения, наиболее крупные, прикрепите к ним кольца, отойдете на безопасное расстояние и — выстрелите. Этого, в совокупности, должно быть достаточно, чтобы вывернуть его наизнанку.

Спутники оцепенели, переваривая предложение. Выпали, как роса, мог бы сказать Дятел, но даже он промолчал.

Переглянулись.

Ставр кашлянул.

— То есть, позволь уточнить: если не получится, мы увязнем в звонаре по собственной воле? Да еще и кулонами Андо можем получить?

— Именно так. Но на всякий случай у нас будет по револьверу.

Русый поднес указательный палец к виску и рассмеялся.

Ставр сам понять не мог почему — но против всего сказанного, против правил своих же, против логики здравого смысла — на это предложение лишь задумчиво хмыкнул.

Безумие оказалось заразным.

— Вы найдете узлы, — повторил Дятел едва ли не по складам. Оскалил крупные зубы. — А где будешь ты, гаджо?

— Я буду отвлекать звонаря, — отозвался русый.

Будто даже с легким укором, словно упрекая друга в недогадливости.

— Да хрен там! — взвился цыган. — Я не позволю тебе скакать перед этой твариной с голой жопой!

— Я буду отвлекать его иначе, — успокоил Волоха, — хотя твой вариант, безусловно, интереснее.

— Я пойду вместо тебя, и это не обсуждается!

— Обсуждать нечего, — Волоха сузил глаза. — Ты физически крепче. И ты, и Ставр, и Михаил — вы в разы меня сильнее. Зато я — быстрее, и Лут на моей стороне. У меня больше шансов увернуться от звонаря в лобовом столкновении, а у вас — добраться до сочленений, закрепить кольца и взорвать их. Будем спорить дальше или будем уже выбираться из этой восхитительной клоаки?

Добывать кулоны взялись Михаил со Ставром. Сперва решился вопрос инструмента — под это дело приспособили детали сушеной рыбины, относительно свежей добычи звонаря.

Плавники оказались твердыми и острыми, точно зубья пилы.

Дятел тоже порывался помочь, но от его помощи вежливо отпихнулись. Работа предстояла кропотливая, а Дятел мелкой моторикой и терпением не страдал.

Ящики с большой осторожностью перетащили на верхнюю палубу, где и света было больше, и возможностей, в случае чего, избежать рикошета — тоже.

Дятел с интересом глазел на художественное выпиливание.

— Бьюсь об заклад, груз шел в лапы Тренкадис или прям к Ведуте.

— Или в Башню, — поддержал Михаил, Башню не любивший паче прочих сил.

— А почему исключил Гвардию?

— Ха! Им духу не хватит пользовать такую штуку.

— Это вредное свойство, молодой человек, недооценивать своего противника, — отметил Ставр.

Добытое кольцо кулонов Волоха бережно взвесил в руках, с интересом рассмотрел.

— Красивое, — сказал. — Точно камень драгоценный на спиле. Значит, если хорошо по нему ударить, он ответит?

— Еще как, — кивнул Ставр. — Тебе лучше успеть отскочить и лечь. А в в идеале сразу упасть плашмя, на живот и вниз лицом, чтобы наверняка.

Дятел засопел. Ему совершенно не нравился план, но крыть было нечем, русый разбил бы все его аргументы.

Для подстраховки — чтобы если убиться, то наверняка — добыли еще несколько колец кулонов на брата. Нести их до цели доверили Михаилу, как самому сейсмоустойчивому. Михаил польщен не был, но у него и не спрашивали.

Пока они трудились и потели, Волоха шатался в окрестностях, вернулся сияющий.

— Неужели наш капитан нашел способ иначе выбраться из Облака? — предположил Ставр, вытирая лицо.

— Ха! Плохо ты его знаешь. Наверняка ёбонь какую-ту откопал, вот и радуется. И чего это наш?! Он мой! В смысле, наш с Михой, а ты давай, в сторонку с лыжни…

— Ребята, я нашел звонаря! — не подвел Волоха.

Все кисло переглянулись.

— Ура, — для порядка выдохнул Михаил, осторожно цепляя на плечо сумку с кольцами.

— Звонаря и кое-что еще, — загадочно сверкнул глазами русый.

Ответом было напряженное молчание.

— Лута ради, гаджо! — не выдержав, взмолился Дятел, усилием воли проглотив ругательства. — У меня итак от твоих затей все волосы седые, хватит уже нагнетать!

Ставр окинул буйную черную гриву внимательным взглядом, но уточнять не стал.

— Я все расскажу, но позже.

— Насколько позже?

— Тебе первому! Сразу после звонаря! — пообещал русый.

Дятел только выругался — Волоха мог быть убедительным, как лом. И столь же несгибаемым.

***

Волоха, закинув русую голову и чутко замерев, глядел наверх, в густое марево, в ажурное переплетение веревок — гнездо звонаря. Одухотворенное лицо его, тронутое мраморной бледностью, казалось тоньше и уязвимее, лучезарные глаза сияли звездами, весь он был точно в мгновении схваченная зарница Лута — и все они, Ставр, Михаил, Дятел, смотрели на него, только на него.

Ставр повел плечами, не без труда отворачиваясь, почти с физическим усилием отводя глаза.

Дикое обаяние русого держало крепче веревок.

Полно, человек ли он вообще, подумал Ставр, скрывая новое смятение от самого себя. Что в нем от человеческой породы, кроме крови и плоти.

— Этот мальчишка однажды будет адмиралом, попомни мои слова, — сказал он Михаилу.

Тот ответил хмурым взглядом.

— Я не желаю ему такой судьбы, — произнес мрачно.

— Он наперсник Лута. Отсидеться на Хоме не получится в любом случае. — Сказал Ставр и добавил задумчиво. — Он слишком мало человек.

У Михаила дрогнули губы, словно он желал возразить — и промолчал.

Волоха, как условились, пошел первым.

Трое спутников провожали его взглядами.

Сумасшедший, сумасшедший, думал Ставр, против воли чувствуя уважение, зависть и — липкое, противное беспокойство. Волоха выглядел очень уверенно, но…

— Ну, парни, удачи, что ли, — Дятел, пригнувшись, прыгнул на заплутавший в веревках оранжевый шар с каким-то белым рисунком на шкуре.

Михаил молча кивнул Ставру и отправился к своей точке.

Браконьер, выждав, поспешил на свой участок.

Кто бы мог подумать, что кружево станет, своего рода, предсказанием. Свой дом-гнездо звонарь затянул веревками и обставил скарбом плотно и, на первый взгляд, неряшливо. Однако на деле веревки имели строгую структуру, складывая причудливую пространственную геометрию.

План был прост до отвращения.

Пока русый отвлекает звонаря, остальные устанавливают в узлах сочленения кольца. И, когда все будет готово и будут готовы все — стреляют в них с безопасного расстояния. Важно было синхронизироваться. Звонарь должен был ударить по взрывчатке ровно в тот же момент.

Ставру было дико интересно, как планирует — и планирует ли? — выжить в этой карусели русый.

У Михаила мерзко сосало под ложечкой.

Что такое кулоны Андо в действии, он знал: видел пару раз показательные испытания на Хоме Мастеров.

Весь план Волохи балансировал на соломинках. А за эти несчастные соломинки, как утопающие, хватались они трое. Михаил не был уверен, что русый сумеет увернуться от звонаря и кулонов Андо; не был уверен, что Дятел не выкинет что-то дикое, чтобы защитить друга. Иронично, но только Ставр не вызывал опасений. Мужик просто хотел выбраться, и готов был следовать каждому пункту сколь угодно безумного плана.

Так он думал и сомневался, осторожно перемещаясь по веревкам, и стараясь краем глаза отслеживать русого. Тот вертелся беспечно и нагло, как воробей на гумне, всем видом демонстрируя, что никакой звонарь ему не указ.

Может, обойдется, подумал Михаил малодушно. Может быть, звонарь не вылезет, может, он вообще в другой части Облака…

Веревки дернулись. Качнулись раз, другой… Михаил вцепился в веревку и рукоять сабли до белых костяшек.

— Действительно, — пробормотал, не в силах оторвать глаз от явившегося на сцену существа, — уникальное создание.

В последний раз так много по веревочным петлям-лестницам он ползал на том же Хоме Кайона — подвесные сооружения были единственным способом переправы, свободной от ногоеда.

Прибытие хозяина он сначала ощутил хребтом, а потом — вибрацией веревок.

Застыл. После короткого, но яростного спора с Дятлом он отстоял решение избавиться от зеркальной маскировки. Порезанную на ленту шкуру раздал товарищам, оставив себе малую часть для сокрытия кулонов. Звонарь должен был видеть только его.

И он — видел.

Звонарь превзошел самые смелые его ожидания.

Он был ужасен и прекрасен. В самом деле, похожий на паука, но еще больше — на разноцветного рака-богомола. Длинное тело, восемь основных ног и между ними зачатки будущих, сменных. Хитиновые пластины сверкали, будто звонаря рисовали умельцы Хома Шафрана. Тут была глубокая лазурь, и изменчивое серебро, и мраморная зелень, и сияющее золото… Волоха потерялся, жадно разглядывая ослепительной красоты существо и очнулся. когда тот подошел близко — так близко, что Волоха увидел свое отражение в грудных пластинах.

Даже способ его перемещения был удивителен — веревки в самом деле проникали его тело, и он скользил по ним, точно стеклянная бусина. И — во всех направлениях сразу.

Похоже, что ноги служили ему лишь для захвата добычи и трапезы.

Волоха отшатнулся, и звонарь остановился. Наклонил голову, двигая мерцающими усами.

Волоха готов был поклясться, что его изучают. Что звонарь — думает.

Сабля толкнула под локоть, рукоять будто сама прыгнула в ладонь и гладкая ее щека приняла на себя удар — быстрый, острый, рапирный. За ним последовал еще один, и еще — звонарь бил то слабее, то сильнее, изучая непонятную добычу.

Русый пятился. Веревки пружинили под ногами, и ноги он ставил слепо, не думая — старательно не думая — что один неверный шаг, и звонарь отщелкнет ему голову.

Кольцо кулонов, обмотанное куском зеркальной шкуры, было с помощью той же шкуры прилажено через плечо. Звонарь вдруг остановился, подался назад и — скользнул по веревкам, оказался за спиной. Волоха ахнул, никак не ожидав такой прыти.

Развернулся, все же провалился, но успел выставить саблю, защищаясь. Нога царапнула по кольцу, сорвав призрачную защиту.

Звонарь склонил голову, разглядывая новый предмет.

— Что, нравится? — хрипловато рассмеялся Волоха.

Звонарь подобрался ближе, стараясь коснуться ногой кольца, но русый ловко убрался — перекатился, прижав к себе кулоны Андо одной рукой и второй удерживая саблю.

Вскочил на ноги.

— Ну? Хочешь?! Вещь — отрыв башки!

Скользнул взглядом по многомерному гнездилищу, заметил, что участники заняли позиции.

Веревки под ним дрогнули и качнулись, заставив русого завалиться на бок. Тело ошпарило болью — ноги у звонаря оказались быстрыми и жгучими, точно обернутыми крупной наждачкой. Волоха отмахнулся саблей и, кажется, удачно — звонарь отскочил, цвет его изменился…

— Давай!

Звонарь скользнул куда-то вверх и по диагонали — у Волохи при попытке отследить движение закружилась голова, помутилось в глазах, словно двигался звонарь не по законам биологики.

В спину толкнуло и вновь обожгло, русый провалился на уровень вниз, но, к счастью, не упустил саблю и кулоны. Живо обернулся на спину и вновь отмахнулся, на этот раз задев брюхо. Брызнуло чем-то прозрачным, веревки задрожали…

Звонарь кинулся, вскинулся на задние ноги в свечку, как играющий шадо, и Волоха бросил ему кольцо — точно диск, с раскруткой.

Бронебойные ногочелюсти ударили по кулонам Андо.

Сом-деву, велугу, Волоха прежде не то что не видел — даже не слышал о таковой. Осознание и понимание пришло внезапно, извне. Так бывало, эти резкие, болезненные инъекции Лута Волоха научился принимать и терпеть.

Лут учил жестко и жестоко.

До друзей он бы не успел добраться, пришлось прыгать куда глаза глядят. Ему повезло, он свалился на палубу чудом сохранившейся корабеллы, всю в коконе веревок. Подкатился под флаг, прижался спиной, приник лопатками, радуясь, что от Велуги скрывает друза.

И с этого места, с этого угла-ракурса разглядел — в узком, на миг расступившемся, открывшемся коридоре между плетевом тяжей и зеркальных шаров, сором живым и мертвым — мерно пульсирующую сердцевину.

Сердце Облака.

Значит, все же живое, подумал с непонятным облегчением.

Кто-то словно дотронулся до спины — коснулся легкими, робкими, девичьими перстами.

Кто ты?

Волоха застыл, чутко прислушиваясь.

— О, Лут, — прошептал, не веря себе.

Приподнялся, озираясь. Корабеллу в несколько оборотов застилали веревки — но она, строптивая, еще боролась, еще жила и дышала.

Та, что приняла его на себя, та, что заговорила с ним — была истинной.

Лут плеснул белой кровью и лазоревым золотом.

Это Волоха еще успел увидеть, до того, как его сбило с ног и накрыло темным, плотным…

Горячим.

Они все же синхронизировались — другие кольца рванули почти в тот же момент.

У звонаря не было шансов.

Не было их и у Волохи.

И тем не менее, он чувствовал себя — он все еще ощущал себя живым.

Только подавленным. Точнее, придавленным к веревкам.

На осознание понадобилось пара вздохов.

— Дятел?!

— Ща…

Цыган отодвинулся, а Волоха подскочил, в ужасе тараща глаза, будто только очнувшись от кошмара.

Кулоны Андо, брызнувшие во все стороны, не задели его, потому что его прикрыл собой дурной цыган.

Волоха схватил его за плечи, торопливо повернул, осматривая. Руки у него дрожали, пальцы онемели — он даже не понял, как испугался.

— Что… как… Это невозможно! Ты цел?!

— Ты как будто разочарован, — оскалил зубы Дятел.

— Какого хрена… Ты правда цел?

— Да, в каком-то смысле еще вполне цветочек, — скабрезно подмигнул цыган, но Волоха шутку не оценил и вломил напарнику знатного леща. — Ай, ты сдурел?! Это рабочее ухо…

— Я сдурел?! Это не я сдурел кидаться поперек плана!

— План был говенный!

— Уж какой был! Какого… Зачем?! Ты мог сдохнуть, ты совсем ума лишился?!

— А ты?! Твоя жизнь всяко ценнее, мой фасон на рынке пучками, а ты такой один! Да хорош драться!

— Я тебе сейчас язык откушу! Еще раз услышу подобное, клянусь, клянусь, я…

— Что?...

— Еще не придумал, но клянусь, что придумаю!

Дятел фыркнул. Продолжить не успели — их окликнул Михаил, судя по голосу, очень довольный:

— Вы двое, будет вам…. У нас получилось.

— Угу, а вот у него не получилось откинуться, — Дятел толкнул русого.

— Твоими стараниями, — огрызнулся Волоха.

— Удивительный эффект, — Ставр подошел следом за Михаилом, и теперь с интересом разглядывал то останки звонаря, то Дятла. — Что сработало доспехом? Неужели эта зеркальная шкура?

— Судя по всему, — Михаил осторожно тронул потемневшие полосы. — Похоже, они поглотили кулоны Андо… Целиком. Просто вобрали в себя.

— Универсальный поглотитель, — с уважением отметил Ставр.

— Универсальный ударный поглотитель, — задумчиво скорректировал Михаил.

— Ун-уд-погл.

— Как будто кот шерстью рыгает, — почесал в затылке Дятел. — Надо бы прихватить с собой, раз такое дело, загнать кому или себе зажилить.

Ставр как раз ворошил звонаря, похоже, выискивая те самые ударные ногочелюсти.

Веревки на глазах проседали и теряли гибкость.

— Так, все это отлично, но как мы теперь отсюда свалим?

— На тяге? — предположил Михаил.

— На какой, пердежной?!

— Тут тебе виднее, — насупился Михаил.

— На корабелле, — спокойно сказал Волоха.

— На какой корабелле, гаджо?

— На истинной.

И улыбнулся.

— Я же обещал. Тебе первому.

***

— А что, получается, если Облако живое, так мы его от паразита избавили, а? За такое бы добавить надо!

— Добавит. Если не поторопимся, еще как добавит, — хмуро предрек Михаил.

Впрочем, Плотников нагнетал, страховался и ворчал больше по привычке и про запас — все было хорошо.

Истинной вполне хватило остатков звонаря, скормленных щедрым русым.

Ставр подставлял лицо дыханию Лута, задумчиво ел циклады, благополучно пережившие приключения. Предложил своим спутникам — все равно заняться было нечем, красотка-корабелла, освобожденная от тенетов звонаря и накормленная свежим мясом, шла легко и гладко.

Михаил, поколебавшись, взял парочку.

Волоха принял угощение, отдал половину Дятлу.

Спросил, разглядывая плод:

— Скажи, Ставр. Почему ты так хотел моей смерти?

Дятел поперхнулся мякотью и свирепо сощурился.

— Я ведь браконьер, — признался Ставр, не смутившись, — знаток и коллекционер диковинок. А ты интересное создание. Я таких не встречал. За тобой любопытно наблюдать в естественной среде, но еще интереснее было бы взглянуть, что у тебя внутри.

— Знаешь, что… — заговорил Дятел, но Волоха остановил его взглядом.

Улыбнулся.

— И что ты думаешь теперь? Так сказать, понаблюдав в естественной среде?

— Что Лут тебя любит. И не только Лут. И что, пожалуй, живым ты все же лучше.

Волоха подбросил и поймал цикладу — как вечность назад короткий чужой нож.

— Лут — бесконечная песня любви и ужаса, Ставр. Однажды Лут с меня спросит. Спросит и, возможно, я впервые не буду знать, что ему ответить.

Ставр наклонил голову, принимая ответ.

Обернулся к Михаилу.

— Мне было бы крайне любопытно узнать, какими проектами ты занимался. Я, знаешь ли, хотел бы построить простой, но крепкий домик…

— Его сучье счастье что помог выскрестись из этой банки, но лучше бы нам впредь не встречаться.

— Но свою часть сделки он все же выполнил. Я получил, что хотел… И даже больше.

— Что? — спросил Дятел, заметив улыбку русого.

Тот потянулся, как кот.

— Корабелла. Она говорит со мной.

— И что говорит?

Волоха улыбнулся, ласково провел кончиками пальцев по арфе. Та вспыхнула в ответ, расцвела мягкой, весенней зеленью…

— Ее зовут Еремия.

***

Ворот рубашки был расхлябан, и Медяна видела знакомый хвост шрама. Всегда невольно думала, перенося по привычке боль на свою шкуру: а много ли крови было, а где он так сподобился, такой ловкий, такой удачливый?

Волоха поймал ее взгляд.

Медяна кашлянула, но молчать было глупо.

— Скажите, капитан… Шрам ваш по виду — из давних. Почему же до конца не исцелил его Лут, как прочие?

— Чтобы помнил, — Волоха бросил короткий взгляд на старпома. — Чтобы впредь умнее был.

— Тот человек, что его оставил — жив ли?

— Лут его знает, — Волоха пожал плечами. — Мы разными путями ходим.

— Пути разные, да дорожки узкие, — хмыкнул цыган.

— Так выпьем же за то, чтобы нам всегда было по пути с теми, кто нам дорог! — подхватил Мусин.

Поддержали охотно.