Лыжня Антикайнена. Снова в СССР

«Привокзальная площадь имени Гагарина в Петрозаводске — это своеобразные ворота города, въезд на центральную магистраль — проспект Ленина. На днях на „орбите“ города, в самом большом 192-квартирном доме открылся магазин „Спутник“. Проектировщики и строители внесли много хорошей выдумки в оснащение и оборудование магазина. Многочисленные софиты дневного света создают в торговых залах равномерное и мягкое освещение. Цветные пластики, использованные при отделке прилавков, придали магазину нарядный вид. Так оборудован большой зал, где размещены отделы игрушек и галантерейный. В посудо-хозяйственном — ступенчатые витрины, или, как говорят продавцы, „горки“, что очень удобно для покупателей».

Газета «Ленинская правда» от 26 января 1964 года.

Очнулся от каких-то странных звуков поблизости. Открыл глаза и с недоумением некоторое время рассматривал переплетение еловых ветвей. Поначалу не мог сосредоточиться и понять, что это такое, потом зрение стало на свое место и я осознал, что лежу на спине под ветвями огромной ели (как в шалаше).

Как я тут очутился?

Последние воспоминания носят какой-то сумбурный и отрывочный характер: мое беспомощное тело на носилках грузят в скорую помощь; совсем молоденькая медсестра мучается, пытаясь вогнать иглу в вялую старческую вену на моей руке; люди в медицинских костюмах о чем-то громко спорят возле моей кровати; потом наступает покой и тишина…

Как я оказался в лесу под старой елью?

Рядом повернувшись спиной ко мне сидит девчонка в летнем белом платье в мелкий синий горошек и подвывая плачет. Поднимаю руку и недоуменно разглядываю маленькую детскую ладонь. Я что? Попаданец? Это первое, что приходит в голову. За последнее время прочитано много книг на эту тему.

Сажусь и внимательно изучаю свое тело: на ногах полукеды, синие спортивные штаны из хлопчатобумажной ткани; на коленках ткань растянута в пузыри; на мне грязная когда-то белая футболка. Детская одежда из моего советского детства. Судя по размерам тела, я попал в ребенка шести — семи лет. Сидящая поблизости девочка явно старше — двенадцать, а может и все четырнадцать лет. Сестра?

Почему дети находятся в лесу? Заблудились?

Поднимаю валяющийся на земле головной убор — тюбетейку. Размер детский. Отряхиваю ее от прилипших хвоинок и надеваю на голову.

Девочка услышала мою возню за спиной и оглянулась. Недоверчиво посмотрела на меня, а потом с громким плачем кинулась обнимать.

— Саша, Сашенька, братик, ты жив! Я думала, ты ночью умер. Лежал не шевелился, не дышал. Я испугалась…

О! Хорошо, как совпало, я тоже Саша, Александр Григорьевич Степанов.

— Где мы? — перебил вопросом слезы и причитания сестры здешнего Саши.

— Ты не помнишь? — спросила недоверчиво отстраняясь.

— Нет. Расскажи.

— Мы в лесу, заблудились.

— Как мы оказались в лесу? — спросил я терпеливо. — Расскажи с самого начала.

— Хорошо, — девочка успокоилась, задумалась, вытерла кулаком набежавшие слезы.

Кстати, моя новая сестренка девочка симпатичная: густые светло-русые волосы, длинные ресницы, серо-зеленые глаза. Своего лица я не вижу, но надо думать, что тоже не урод: уши, глаза, нос и рот на месте — там, где и должны быть.

— После обеда прибежала соседка, Пронька, сказала, что в лесу на полянах созрела земляника, — начала свой рассказ сестра, — похвасталась, что с утра набрала трехлитровый бидон. Мы с тобой быстро собрались и пошли собирать ягоды.

— Кроме Проньки кто знает, что мы пошли в лес? — перебил я рассказчицу.

— Я на столе на кухне оставила записку бабушке, — ответила девчуля, — она придет с работы и прочитает… Уже прочитала… А-а-а!!!

— Так, не реви, расскажи лучше, что дальше было.

— Мы пришли на первую поляну и стали собирать ягоды…

— Не спеши, — остановил я ее, — мы вышли из дома и пошли в какую сторону?

— Налево по улице, — недоуменно посмотрела на меня рассказчица.

— Как улица называется?

— Гористая. У бабушки мы живем по адресу улица Гористая, дом 12.

— Раз улица называется Гористая, то она находится на горе? — уточнил я.

— Да. Когда идем на пляж, поворачиваем направо и по улице Сосновой спускаемся к озеру, а за земляникой нужно идти в противоположную сторону, — пояснила девчонка.

— Когда мы шли по улице Гористой, солнце с какой стороны было?

— Солнце было на небе, — девочка не понимала моих вопросов. Я же просто пытался сориентироваться на местности. Раз нас еще не нашли, то придется выбираться самим. С вечера нас может и искали, но дети спрятались под старой разлапистой елью. Можно пройти рядом и не заметить.

— Постарайся вспомнить, солнце светило в лицо или в спину?

— Зачем тебе солнце? — удивилась юница. — Оно было высоко на небе.

— Я слышал, что по солнцу можно ориентироваться в лесу, — пояснил я.

— И мы вернемся домой?

— Да.

— Хорошо, я попытаюсь тебе помочь, — тяжело вздохнула новообретенная сестра.

Чтобы понять где мы находимся, мне нужна карта, которая сейчас находится в голове этой девочки или девушки — с этим я пока путаюсь. А карта сидит и плачет. В моей-то голове пусто, никаких воспоминаний от доставшегося мне на халяву тела.

— Утром, когда ты выходишь на крыльцо, солнце с какой стороны от входа в дом? — спрашиваю девочку.

— Слева.

— А перед крыльцом что у нас?

— Огород, забор и соседский дом.

— А справа?

— Улица.

Ага, уже легче. Будем считать, что условный восток находится слева от улицы Гористой. Но это не точно. Судя по окружающему нас хвойному лесу, мы находимся где-то на севере России (говорим-то по-русски), а здесь все не так, как в средней полосе: зимой долгие ночи и короткие дни, а летом наоборот, солнце лишь ненадолго ныряет за горизонт и встает практически там же, где и село вечером и находится это место не на востоке и не на западе, а на севере. Зимой, кстати, в декабре–январе солнце в этих северных местах встает не на востоке, а на юге.

Откуда я это знаю? Так сам родился в Карелии и жил с родителями в Петрозаводске до пятнадцати лет. Потом мы переехали в Ленинград. Школу оканчивал уже там.

— На обед с пляжа мы возвращаемся домой по улице Сосновой? — продолжаю я опрос.

— Да.

— Солнце с какой стороны?

— Сзади, светит в спину, — уверенно ответила девчонка, — ты еще баловался, наступал на мою тень.

Теперь все ясно. Деревня расположена на берегу озера, которое находится к югу, может быть к юго-западу от нашего дома. Уже проще.

— Теперь рассказывай, как мы заблудились.

— Мы пришли на первую поляну и стали собирать землянику, но там ее было мало, местные уже все выбрали до нас.

— Не спеши, расскажи, как мы шли до этой поляны?

— По улице Гористой до конца, потом повернули направо в сторону озера и по другой улице (названия я не знаю) дошли до моста через реку…

Ого, тут есть река?! Мимо реки пройти сложно. То есть где-то на юге, на юго-западе есть река.

— Как река называется?

— Не знаю.

— А озеро?

— Не знаю, просто озеро.

— А деревня?

— Не деревня, а поселок Кибаш. Леспромхоз. По озеру срубленный лес сплавляют в Финляндию.

Вот я дебил, сразу не спросил название места, где мы находимся. Поселка с таким названием я не помню, но хорошо помню карту северо-запада России и Карелии, в частности. Граница с Финляндией тянется с юга на север. Поселок Кибаш находится на востоке от нее. Если мы пойдем на запад, то рано или поздно дойдем до границы, а если на восток, то там глухие леса почти до самого Беломорско-Балтийского канала. Потеряться и погибнуть двум малолетним детям в тех лесах легко, а вот найти их будет трудно.

— Что было дальше, — поторопил я сестру

— От моста мы пошли вдоль реки и вышли на первую поляну, там земляники было мало. Пронька рассказывала, что больше всего собирают земляники на второй поляне, нужно просто пройти через небольшой лесок. И мы пошли от реки в лес. Шли, шли, а никакой поляны нет. Ты стал хныкать, говорить, что хочешь пить, что устал. Мы повернули обратно, но к реке так и не вышли. Когда стало вечереть нашли эту ель и спрятались под ее ветвями. Ты лег на толстый слой хвои, я легла рядом. Было очень страшно, кто-то громко кричал в лесу. Ночью проснулась, а ты не дышишь и холодный. Я думала, ты умер.

— Ночью сильно замерз, а дышал во сне тихо, — успокоил сестру.

В общем-то я выяснил что хотел, нужно было вылезать из-под ели, смотреть с какой-стороны солнце и определяться куда идти. К тому же очень хотелось пить. Раз мы находимся в Карелии, то с водой тут проблем не должно быть: вокруг тысячи ручьев, рек, озер — нужно только их найти.

— Давай выбираться отсюда, — сказал я девочке, — нас уже, наверное, ищут.

Встал и схватился руками за ствол дерева, кружилась голова.

— Сможешь идти? — спросила обеспокоенно сестра.

— Смогу.

Постоял немного, привыкая к новому положению тела, а потом полез из-под ветвей ели наружу. Девочка последовала за мной. Удивительно, но под елью нас практически не кусали комары, а как только оказались снаружи, десятки насекомых с противным писком стали садиться на голову, оголенные части рук и ног, кусали сквозь тонкую ткань штанов и футболки.

Я огляделся. Забрались дети в глухой ельник. Мало того, что спрятались под густыми ветвями большой ели, но и вокруг близко друг к другу росли молодые ели. В таком месте хорошо в августе–сентябре грибы собирать, а сейчас было неуютно. Солнца не видно, весь горизонт заслоняют деревья, а тот клочок неба, который можно разглядеть, покрыт облаками. Нужно выбираться куда-то на открытое место.

— А банка у тебя где? — спросил я сестру. Она обеими руками отбивалась от комаров.

— Какая банка?

— В которую мы ягоды земляники собирали.

— Собранные ягоды мы съели, а банку, чтобы зря не таскать, я выкинула.

Вообще-то в лесу ничего выбрасывать нельзя. Банка сейчас могла бы нам пригодится, той же воды набрать в ручье, когда найдем ручей.

— Ладно, пошли, — сказал я решительно. Голова немного кружилась, но идти можно. Заметил просвет между стволами молодых елей и пошел в ту сторону.

Подумалось, что в таких глухих местах можно и с Лешим повстречаться. Хотя, это же Карелия, откуда тут возьмется русский Леший, здесь водится Хийси, лесной мужичек небольшого роста с густой бородой. Встретишь такого, здороваясь руку ему не подавай, сожмет так, что все кости переломает. Умные люди ему вместо своей руки полено протягивают, или палку какую, ему-то все равно что сжимать. Хийси, как и Леший, может грибника или охотника закружить по лесу, завести в болота, из которых не просто выбраться.

Кое-как, измазавшись в еловой смоле, исцарапав руки о колючие ветви ёлок, мы выбрались в нормальный лес. Ели здесь большие, между ними трава растет, мне нынешнему по пояс. Я вверх поглядываю, солнца пока не видно, на небе облака.

В интернете комментаторы мне бы сразу посоветовали смотреть с какой стороны на деревьях растет мох. Со мхом тоже не все так просто как кажется. Он растет с той стороны откуда чаще всего приходит дождь, а это не обязательно север. Прежде чем идти в лес нужно изучить розу ветров в данной местности. Может оказаться, чаще всего дождь приносит восточный ветер, а не северный. Вблизи озер или рек больше всего мха со стороны открытых водоемов, а они могут оказаться с любой стороны света, в том числе и на юге. В идеале при походах в лес нужно всегда брать с собой компас, но увы, дети не взяли с собой столь полезный инструмент для ориентирования на местности.

Идем пока куда глаза глядят. От комаров отбиваемся, для этого сломали по ветке рябины — листьев на ней хватает.

Вышли на небольшую полянку, а нам навстречу медведь. Молодой, не злобный, смотрит на нас с любопытством, ему побегать поиграть хочется. Только нам такие игры не нужны, после этих игр костей не соберешь. Тем более, что ему месяцев восемь, может год, возможно ходит еще рядом с мамашей медведицей, а нам с ней встречаться не хочется. Уж очень агрессивно медвежьи мамы реагируют на людей.

Пока я так размышлял, разглядывая медведя, сестренка тоже увидела зверя и со страха заорала во весь свой звонкий голос. Аж я от неожиданности испугался и присел, а медведь и подавно, дернулся от испуга, навалил кучу, развернулся, и бросился в ту сторону откуда пришел. Я схватил сестренку за руку, и мы побежали в противоположную сторону.

Ну как побежали? По лесу вообще-то не бегают. Быстро пошли. Карельская тайга относится к категории труднопроходимых лесов: под ногами поваленные деревья, упавшие ветви деревьев, ветки кустов, трава, камни, ямы. Одно неверное движение и хорошо, если просто переломаешь руки и ноги, а то ведь и голову можно разбить, насмерть.

Отошли как можно дальше и остановились. Медведь облегчился и нам пора. По очереди сходили в кустики.

— Сестренка, а почему ты в лес пошла в платье? — спросил я, разглядывая оцарапанные ноги девочки в кровяных пятнах от раздавленных комаров. Поселковые девчонки, небось идя в лес десять штанов на себя наденут. Кроме комаров есть еще оводы, слепни, мошки. Змеи водятся. Лучше вспотеть, чем быть искусанным. Раз дети так глупо оделись, значит городские. Деревенские в этом плане намного умнее.

— Днем комаров не было, — насупилась девчонка, щеки зарумянились. «Перед мальчиком каким покрасоваться решила?» — предположил я.

— А ты молодец, испугала медведя так, что он от страха обосрался, — засмеялся я, отвлекая сестру от неприятной ей темы, — тебе с таким голосом в хоре нужно петь, солисткой.

— А я и так в школьном хоре пою и в музыкальной школе занимаюсь, — похвасталась сестренка.

— Ну, тады молодец! — похвалил я ее.

— Когда домой пойдем? Где твое солнце? — насела с вопросами сестра.

Я посмотрел вверх. Солнца не было. Облака плотно закрывали тот кусочек неба, который был нам доступен с земли.

По-прежнему очень хотелось пить. Да, взрослый человек, может продержаться без воды до пяти дней, а вот такой ребенок, как я нынешний, значительно меньше. Сейчас для нас важнее всего не направление движения, а вода.

Некоторое время шли молча, отмахиваясь ветками от комаров. Впереди в траве издали заметил что-то красное. Подошли ближе — на земле лежит картонная пачка из-под сигарет «Друг». Поднял рассматривая картинку с собакой. Прочитал надпись: «Табачная фабрика имени Клары Цеткин».

Ученые утверждают, что время не может течь вспять и в прошлое попасть невозможно. Еще находясь под елью, я стал догадываться, что попал в какое-то иное время, или иной мир. В двадцать первом веке дети одеваются по-другому, даже идя в лес за ягодами. В прошлой жизни в детстве я тоже носил тюбетейку, тогда многие дети и некоторые взрослые в них ходили. Модно это было в пятидесятые — шестидесятые годы двадцатого века. В семидесятые никто в этих среднеазиатских головных уборах уже не ходил, по крайней мере в европейской части России.

Сестра сказала, что леспромхоз сплавляет лес в соседнюю Финляндию. В послевоенное время СССР активно торговал с этой капиталистической страной. Леспромхозы расположенные в приграничных районах весь лес продавали туда. Знаменитая на весь мир качественная финская бумага делалась исключительно из карельского леса, свой лес финны берегли, рубили, но очень ограниченно.

И вот теперь пачка от сигарет «Друг». Сам я не курю, вернее не курил и не знаю, выпускаются ли еще эти сигареты в двадцать первом веке, но думаю, что табачной фабрики имени немецкой феминистки Клары Цеткин там нет.

Пачка кстати новая, кто-то выбросил ее недавно, не прямо вот сейчас, но возможно вчера вечером.

— Солнце, — отвлекла меня от изучения сигаретной пачки сестра. Я разжал пальцы, и пачка упала на землю, посмотрел вверх. Небо по-прежнему было затянуто облаками, но в одном месте сквозь тонкий слой облаков действительно проглядывало солнце. Были бы на руке часы со стрелками, проще было ориентироваться — в час дня в северных широтах солнце находится на юге. Прикинул примерно сколько сейчас может быть времени и определился по сторонам света.

— Нам туда, — уверенно показал в нужную сторону.

С того момента, как мы вылезли из-под раскидистой ели, служившей нам шалашом, сестра хвостиком шла за мной. В душе она наверняка удивляется, от чего вдруг ее младший братик так изменился, но молча принимает мое лидерство. Сейчас у нее нет выбора, только верить и надеяться, что я знаю, что делать и скоро мы выйдем из леса к людям.

Обогнули небольшой молодой ельник и оп-па! Прямо под ногами из земли бьёт родник.

— Смотри, ключ, — крикнул я радостно девчонке.

— Ключ? — удивилась она. — От квартиры?

— Родник. Так говорят: «Вода бьет ключом».

Наконец сестра Саши увидела родник. Вода оказалась необычайно вкусной и настолько холодной, что сводило зубы от холода. Черпали воду сложенными ладошками и пили, пили. Единственно, я пожалел, что у нас не сохранилась банка из-под ягод, сейчас бы набрали воды и взяли с собой. Но чего нет, того нет.

Солнце снова скрылось за облаками, но теперь в нем не было необходимости. Пойдем вдоль ручья, который образовал родник. Вода из этого ручья попадет в другой ручей, а тот в конце концов приведет к большой реке, где есть тропинки и ходят люди. В этом я не сомневался.

Так и получилось. Ручей был настолько небольшим, что часто терялся в зарослях кустарника и его приходилось долго искать, обходя различные лесные препятствия: скалы, огромные валуны, поваленные деревья, густые ельники. Примерно часа через два вышли к большому ручью, следуя за ним еще через час оказались на берегу реки.

Неподалеку от нас пожилой мужчина ловил рыбу. Мы пошли в его сторону. Сестра сразу обогнала меня и первой подошла к нему.

— Здравствуйте! Мы заблудились, помогите нам добраться домой.

Ну, допустим, дальше то, совсем просто, иди вниз по течению реки и придешь в поселок… Но я промолчал. Дальше пусть лидирует сестра, она намного старше моего детского тела — это будет естественно для всех взрослых, которые нам еще встретятся.

Мужчина оглянулся, прислонил к дереву спиннинг, который держал в руках.

— Татьяна и Александр? — спросил он. — Степановы? Вас ищут, но совсем в другом месте. Леспромхозовских рабочих целый автобус привезли. Наш участковый, Михаил Сергеевич, ими командует. А как вы здесь оказались?

— Шли, шли и вышли. Саша по солнцу определил направление, — пояснила сестра.

— По солнцу? — спросил удивленно мужчина. — Так сегодня не было никакого солнца, день то пасмурный.

В ответ сестра лишь пожала плечами.

— Мы вдоль ручья шли.

— Если вдоль ручья, тогда понятно… Есть хотите?

— Хотим! — в один голос ответили мы.

У рыбака с собой был рюкзак, из которого он достал пару сырков «Дружба», черный хлеб и литровый китайский термос с яркими красными цветами, нарисованными на его корпусе. Ценная вещь. Рассказывали, что китайские товарищи, прежде чем отправить товар в СССР, в каждый термос наливали горячую воду и ждали, когда она остынет. Если термос не держал тепло, его браковали. В Советский Союз из-за рубежа поставлялись только самые лучшие и качественные товары.

Пока мужчина сооружал бутерброды их черного хлеба и плавленых сырков, мы с сестрой умылись в реке. С аппетитом съели всю предложенную еду: бутерброды; яйца, сваренные вкрутую; запили чаем из термоса.

— Далеко до поселка? — спросил я.

— Километров восемь, — ответил рыбак, — осилите это расстояние, после блужданий по лесу?

— Осилим, — заверил его, — вы нас не провожайте, мы и сами дойдем.

Я заметил, как мужчина с сожалением смотрит на прислоненный к дереву спиннинг. Наше появление спутало все его планы на рыбалку.

— Нет уж, — усмехнулся он в ответ, — с вами пойду. Сдам, как говорится, с рук на руки.

— А почему нас ищут в другом месте? — спросила сестра.

— Подруга твоя так сказала, что пошли вы за земляникой не к реке, а на Красную горку, а та совсем в другой стороне.

— Какая подруга? Пронька?

— Да, Ирина Пронькина, соседка ваша.

Мужчина не спеша стал собирать свой рюкзак. На вид ему было лет шестьдесят, может чуть больше. Пенсионер. Высокий, крепкий, лицо загорелое, выдубленное на северных ветрах. Карел или финн? По-русски говорит с небольшим акцентом. Одет в штормовку и брюки, сшитые из зеленой брезентовой ткани, из которой шьют палатки для туристов. В советских магазинах такие костюмы для рыбаков и охотников не продают. Скорее всего шил сам или кто-то из знакомых. На голове вязанная шапка.

— А как вас зовут? — спросил я его.

— Меня то? Рихард Хеймович Лайне.

Мужчина закинул рюкзак на плечи, взял спиннинг.

— Готовы? Пошли.

Дорога до поселка заняла около двух часов. Река, по берегу которой мы шли называлась Лендерка (выяснил это у рыбака) и по ней действительно сплавляли лес. С берега было видно, как бревна стремительно проносятся мимо в бурлящем потоке. В некоторых местах поток воды зажимали специально построенные с двух сторон срубы, заполненные камнями. Это место называется «порог». Река в них ревела так, что невозможно было разговаривать. Понятно, что по такой реке на лодках не плавают. Рыбаки и сплавщики ходят по берегу пешком, поэтому и тропинка на берегу хорошо натоптана.

У моста, находящегося рядом с поселком, работали сплавщики стоя на специальных мостках и баграми направляли сплавляемые бревна к бонам — скрепленным цепями бревнам, которые образовывали кошель. Когда набиралось достаточное количество бревен, кошель замыкали, подходил буксир и тянул его на другой берег в сторону Финляндии.

— До дома мы сами дойдем, — сказала сестра, беря меня за руку.

— Нет, ребятки, доведу вас до сельсовета, — сказал Рихард Хеймович и пояснил:

— Вас же ищут. С леспромхоза людей с работы сняли направили в лес. Начальство нужно предупредить, что все в порядке, вы нашлись.

Пока шли по улицам поселка встретили несколько подростков, мальчишек и девчонок, подходящих по возрасту моей сестре. Сразу обратил внимание, как Татьяна прореагировала на эту встречу: напряглась, застеснялась, щеки зарумянились. Ей явно нравился один из встреченных мальчишек. Не из-за него ли она пошла собирать ягоды в платье? Рассчитывала где-то с ним пересечься? Сейчас же красоваться было не чем: платье испачкано, руки и коленки в укусах насекомых и царапинах.

Дети наперебой стали задавать сестре вопросы о случившемся с нами. Она держалась напряженно, отвечала кратко, не вдаваясь в подробности, сжимала мою руку так, что мне стало больно. С трудом вырвал у нее свою ладонь, обогнал сестру и пошел рядом Рихардом Хеймовичем.

Тем временем мы подошли к одноэтажному деревянному зданию, на фронтоне которого был закреплен красный флаг. На табличке у двери прочитал: «КАССР. Муезерский район. Кибашский поселковый совет». Под русским текстом продублирован текст на финском: «KASSR. Muyezerskyn alue. Kibashskyn kylävaltuusto». Мы вошли внутрь, подростки, сопровождающие нас, остались снаружи.

Мы оказались в прихожей или небольшом зале, в который выходило несколько дверей, некоторые из них были открыты. Нас увидели и в зал сразу вышли несколько женщин, сотрудниц сельсовета. Одеты все в платья или юбки с блузками. В шестидесятых женщины в брюках ходили редко.

Одна из женщин приоткрыла закрытую дверь с табличкой «Председатель» и крикнула:

— Анна Марковна, потеряшки нашлись!

Из кабинета вышла молодая, лет тридцати — тридцати пяти, невысокая симпатичная женщина. Черные густые волосы у нее были уложены в высокую прическу «башня» по моде этого времени. Прическа делала женщину чуть выше ростом и стройнее.

— Живы? Здоровы? Позже вас врач в поликлинике посмотрит, — сказала она подойдя ближе к нам и тут же поблагодарила рыбака:

— Рихард Хеймович, спасибо вам за помощь.

Тот в ответ махнул рукой.

— Они сами из леса ко мне вышли.

Анна Марковна распорядилась, чтобы кого-нибудь послали за нашей бабушкой, как выяснилось, сегодня она на работу не пошла, ждет нас дома. Руководительница сельсовета вернулась в свой кабинет и не закрывая дверь стала звонить начальнику леспромхоза, чтобы те сворачивали поисковую операцию — дети нашлись.

Пока суть да дело, женщины из бухгалтерии усадили нас с сестрой пить чай с медовыми пряниками. Я сидел у приоткрытого окна и услышал, как стоящие неподалёку от сельсовета поселковые женщины обсуждали происшествие с нами.

— Городские, чего с них взять, — сказала одна из них, — с нашими поселковыми такого не бывает.

— Наши местные лес хорошо знают, — поддержала ее другая, — мой сын с десяти лет в лес один ходит. В прошлом году каждый день нас грибами снабжал. Насушили белых грибов на всю зиму благодаря ему. Даже родственникам на Украину посылку с сушенными грибами отправили.

Согласен с поселковыми дамочками, когда ребенок с раннего детства бывает в лесу, волей или неволей научается в нем ориентироваться.

Я допил чай, посмотрел на соседний письменный стол и сразу отвлекся от разговора за окном. На правом краю стола имелся перекидной календарь. Его специально выпускали для советских учреждений, на больших страницах печаталась только дата, а остальное свободное пространство сотрудник мог использовать для различных деловых записей. В данном случае кто-то использовал лист календаря для математических расчетов — длинные ряды цифр, написанных в столбик. Мне же хотелось узнать, какой сегодня день, я приподнялся со своего места и наконец прочитал: 8 июля 1964 года, среда.

Ого, куда меня занесло! Это кто же сейчас при власти? Неужели Хрущев? (Первый Секретарь ЦК КПСС, Председатель Совета министров СССР Н. С. Хрущев будет отстранен от занимаемых должностей в октябре 1964 года — примечание автора).

Пока я размышлял о политическом моменте, в кабинет вбежала высокая худенькая женщина, вдруг оказавшаяся нашей с Татьяной бабушкой. Она обняла сестру, потом схватила меня и попыталась поднять, но я не дался.

— Как себя чувствуешь? Болит где?

— Да всё нормально, ничего не болит, — ответил я отодвигаясь.

— Я уже позвонила в поликлинику, вас там примут без очереди, — сказала вышедшая из своего кабинета Анна Марковна. — Вы, Зинаида Александровна не волнуйтесь, главное, что дети нашлись.

— А ты, Татьяна, чтобы одна в лес больше не ходила, только со взрослыми, — обратилась председатель сельсовета к сестре.

Бабушка нас обняла и вместе с ней мы вышли на улицу. Рыбака Рихарда Хеймовича уже не было, выполнив свой долг, доставив найденных детей в поселок, он потихоньку ушел по своим делам.

В поликлинике нас долго не задержали. Первой в кабинет зашла Татьяна, затем я. Врач заставила меня раздеться догола и внимательно осмотрела тело, искала присосавшихся клещей. Такое заболевание, как энцефалит здесь есть. К счастью ни у меня, ни у Татьяны клещей на теле не оказалось. Царапины медсестра помазала зеленкой и нас отпустили домой.