Лыжню!

Лыжню прокладывал какой-то мудак. Она петляла, как пальцы старшеклассника в женских трусах, и так же бесцельно блуждала по кустам. Обдолбанные птицы на ветвях ели бутерброды и смеялись над моими судорогами в грязном снегу. Я хотел запустить в них чем-нибудь, но ничего тяжелого кроме моей судьбинушки под рукой не было.

Я чувствовал – с каждой минутой мой чертов организм становился все здоровее и здоровее, да так, что к середине маршрута во мне забурлило неуемное желание кого-нибудь укокошить. К сожалению, других дураков в подлеске не оказалось.

Я отстегнул лыжи, отряхнул поваленную березу, сел и достал из кармана фляжку коньяка.

Русалка выползла минуты через три. Она с трудом волочила хвост, чешуя шкрябала по снежному насту что твой джазовый барабанщик с щеточками. На вид ей было лет сорок пять, и никаких филеров и косметики. Натуральная красота, чтоб её. Под глазами висели мешки со всем нажитым добром, синеватые сиськи покрылись инеем.

– Московский?.. – спросила она.

– Балашихинский, – ответил я.

– Да коньяк, говорю, Московский?..

– Мартель, вообще-то.

– А по запаху как Московский... Дай-ка дёрну!

Я протянул ей фляжку. Русалка вырвала ее из руки, как твой хамелеон языком слизнул пролетавшую мимо муху. Поднесла коньяк к носу и, театрально отставив мизинец, побултыхала фляжкой, как гребаная сомелье.

– Ну вот, напиток подышал и заговорил, – с видом знатока сказала русалка и присосалась синими губами к емкости.

Пара глотков из фляжки, и мешки под глазами куда-то сошли, скинув даме дюжину прожитых лет. Обычно чем пьянее мужчина, тем привлекательнее для него женщина, но сейчас-то пила дама. Коньяк делал ее краше, колдуя, как гример в морге над телом покойника.

– И что сказал напиток?

Я смотрел, как она высасывает последние капли из фляжки и задумался над научной работой “Алкоголь как омолаживающее средство для женщин третьей свежести”.

– Десять лет! – ответила русалка, и ее отрыжка убила сидящих на нижних ветках птиц.

– Не понравился? – коньяк стало жалко. Да и фляжку теперь только в помойку, или подарить кому-нибудь.

– Нет, ну что ты, – русалка дотянулась до упавшей невдалеке вороны и принялась быстро ее ощипывать. – На редкость прилично. Закусить не хочешь? – она оторвала вороне лапу и протянула мне.

– Спасибо, не голоден.

Я встал, подобрал фляжку и сунул в карман куртки. Русалка, с аппетитом чавкая, жрала вороний окорочок. Ее кожа перестала быть синюшной, глаз заиграл, губы налились соком, и даже сиськи обрели боевую форму.

– Уходишь? – в ее голосе появилась томность и игривость. – А ты койку на зиму не сдаешь? Сарайчик там, конуру... Мне перезимовать негде. Мебель и удобства не важны, главное, чтоб без котов.

– Почему без котов? – удивился я, вспомнив рыжую меховую падлу, которую оставила мне жена, уходя с моими банковскими карточками.

– Коты хвосты русалкам объедают. Проснешься весной, а хвост до жопы обглодали.

– У меня нет сарая, но есть кот.

– А где ты хлам держишь? – русалка заползла под дерево и прицелилась на еще одну ворону.

– У меня балкон.

– Подходит, – русалка улыбнулась и показала острые, как у хищной рыбы, зубы. Вот уж к кому за минетом я не полезу!..

– Но у меня кот! – русалку у себя в доме я не представлял. Но потом всплыла мысль, что скоро Новый год, а пацаны намекали на мою хату. Ведь главное на новый год что?.. Правильно, сиськи. А русалка, вон, ими явно не обделена. Выпила двести грамм — и вон уже как оттопырились! Что же будет, если дать поллитру?..

– А что кот?.. Выбросим с балкона. Подожди, я сейчас ворону ощипаю... Я их так хорошо готовлю, от перепелки не отличишь. Ресторанное блюдо.

Перспектива встретить Новый год с русалкой нравилась мне все больше. И баба в доме, и рыба на столе. Но как припереть эту хвостатую домой? Я представил себе эту картину – русалка лежит на лыжах, держится за палки, в зубах ощипанные вороны, а я как ездовой пес тащу ее к подъезду по асфальту, очищенному до летнего состояния дворником Абдуллой.

– Ты во мне сомневаешься? – русалка тем временем ощипала всех ворон и заплела их между собой за лапы в косу, как на селе заплетают лук и чеснок. – Да я знаешь какая! Я же на подледную рыбалку могу с тобой ходить. Клев обещаю знатный. Ты такси вызови. Деньги у тебя есть? Если что – рассчитаюсь натурой.

Я вспомнил капкан у нее во рту и хвост... Но зимой темнеет рано, может, не заметят.

– Да кто сюда поедет?.. – тут до меня стал доходить весь сюр происходящего.

– Ты же приехал, – по ходу, разницы между лыжами и автомобилем она не видела.

Таксист ждал, пока русалка затащит в салон хвост, а я закину туда же лыжи и связку ворон. Смотрел он на это так равнодушно, словно только этим и занимался — русалок из леса вывозил.

– Подъем груза – сто рублей этаж, – притормозил водила возле подъезда.

Я добавил сотню, и он на руках донес русалку до квартиры. Кот, увидев, кого принесла нечистая, молча вышел на балкон и сиганул сам. Ну, да лететь там всего ничего – второй этаж.

Русалка сразу свернула на кухню, ловким запрыгнула на табуретку и нервно застучала пальцами по столу.

– Пиво будешь? – заглянул я в холодильник – на нижней полке уже загорали вороны.

Я вытащил две бутылки холодного лагера и пару таранок, купленных на рынке у местных алкашей.

– Святая пятница! Василий!.. – схватила одну из таранок русалка. – Я знала его мальком. Вырос он, конечно, падлой, но все же свой, – русалка изящным движением оторвала рыбе голову и в два счета очистила от чешуи. – Держи, – протянула она мне Василия, – не могу друзей жрать, хоть и бывших.

Мне почему-то захотелось выброситься вслед за котом.

– Меня, кстати, Людмилой Петровной зовут, – подмигнула русалка, залив в глотку вторую бутылку пива.

Я щипал Василия, разбирая его на волокна, как сулугуни. Русалке совершенно не шло это имя. Той, которую я встретил в лесу, шло. Та напоминала кассиршу из пивняка, пропавшую без вести еще летом и имевшую скверную привычку – отхлебывать пиво из кружек клиентов. А эту девушку хотелось называть иначе – Лизонька, Марфуша, Любушка. Длинные ресницы шатали мою реальность, губы звали целоваться, а грудь так и просила ласк, и я не знал, к чему присосаться первому.

– Я в ванну, – выдохнула она со стоном, – на пару минут. Не скучай.

Она соскользнула на пол и уползла в ванную. Я слышал, как шумела вода, женский голос пел что-то тошнотворное из репертуара Ваенги. А вода все лилась и лилась, как суицидный осенний дождь. Все это напоминало старый запущенный парк, с намеком летней сцены, на которой пели до изобретения караоке. Дождю стал аккомпанировать звонок, к которому, не попадая в ноты, добавились удары. Ваенга заткнулась, и сосед снизу стал матом читать рэп. На словах: “Антон, ты нас заливаешь!” – я проснулся. Странно, я ведь не Антон. А, не Антон! Он кричал: "Гандон!" Ну, тогда ладно.

На пороге полицейские едва сдерживали брызжущего слюной соседа.

– Откуда у тебя, Лукьянов, в ванне утопленница?

Я вытаскивал кости из окуня Василия:

– Это русалка, зовут Людмила Петровна. Она перезимовать на балкон попросилась.

– Понятно, Лукьянов. Бери лыжи и поехали в отделение. Там все снегом завалило, даже УАЗик не пройдет.

Я вздохнул, положил на стол останки Василия и потащил лыжи на лестницу.

— Куда?! — ухватил меня за рукав сержант, — а наручники?..

Лыжню прокладывал какой-то мудак. Она петляла, залезала на похороненные под снегом машины, порой вообще заворачивалась в ленту Мебиуса. Да еще и наручники эти — пойди покатайся... Палки у меня пару раз выпадали, я пытался поднять их, едва не упал сам, а потом плюнул и поехал одними ногами.

— Лыжню! — раздался сзади бодрый крик.

Я уступил.

Мимо меня в закат прокатили два полицейских. На руках они держали молодую русалку, которая хихикала и щекотала им щеки сиськами.