Любовь

Машина снова остановилась, не проехав и пары метров. Филя устало прижался разгоряченным лбом к стеклу, мокрому от бесконечного дождя. Спереди стучали дворники, неприятно громкие. Папа молчал. Мама тоже. Они вообще почти весь день не разговаривали. Разве что мама иногда всхлипывала, и папа, не отвлекаясь от дороги, брал её за руку. Филипп видел, как она хваталась за сильную ладонь, будто за спасательный круг.

Разноцветные гирлянды огней отражались в потёках дождя, искажая ночной вид из окна. Они расплывались, перемешивались, обретали новые краски. Филипп осоловело глядел на них, медленно моргая. В голове клубился туман.

Последние полчаса они вели черепашью гонку с серым автомобилем справа. За рулем сидела взъерошенная женщина, некрасивая и бледная. А сзади мальчик лет десяти играл в планшет. Свет отражался на сосредоточенном лице. Филя тяжело вздохнул.

— Ма... А можно телефон?

— Нет, ты попил? — повернулась к нему мама.

— Не хочу. Не вкусно.

— Попей, — тон изменился. А значит спорить не стоило. Филипп послушно достал бутылку, глотнул, зажмурившись. Вода отдавала неприятным вкусом. Может быть, она всегда была такой, но вчера он втайне от родителей попробовал воду в школе, из-под крана. Всего несколько глотков, он заставил себя оторваться от живительного источника, почти как барон Мюнхгаузен за волосы себя оттащил, потому что она была такая вкусна, и так сильно отличалась от того, что давали Филе...

Нечестно. Он всю жизнь пьет эту гадость. Мама говорила, что у него редкое заболевание. Если он не будет принимать лекарства, то потеряет память. Наверное, она была права. Филипп не очень хорошо помнил вчерашний день. Вроде бы поругался с каким-то мальчиком, но всё разрешилось приятно. По ощущениям.

Он нахмурился, вспоминая, но туман в голове мешал. И туман этот определённо был связан с водой. Потому что вчера... Всё было таким чётким, таким приятным. И день в школе был совсем другим. Да, деталей не осталось, но ощущение радости...

— Когда мы приедем?

Отец не отреагировал. Он держал руль обеими руками, стреляя глазами то влево, то вправо, то в зеркало заднего вида. Не прекращая, круг за кругом. Губы поджаты, челюсти сдвинуты. Впереди виднелись огромные ворота, над которыми висел подсвеченный голубой знак в виде легковой машины. Точно такой же был чуть правее. А вот левее уже был нарисован автобус.

— Есть хочешь? — спросила мама. Филипп, снова прилипший к стеклу, лениво мотнул головой.

— Филя?

— Нет!

Спать не хотелось. Он полдня проспал в машине, утомлённый видами жёлтых полей, на которых вздувались облепленные домами холмы. Но в голове просто всё плыло, как у персонажа мультика после удара по затылку. Птичек разве что не хватало. Филя даже скосил глаза, чтобы посмотреть — есть ли они у него.

Родители разбудили его рано утром, уже собранные, готовые. Сказали, что школы не будет. Что они отправляются в путешествие. Опять. Из игрушек удалось отвоевать только зелёную сову. Мягкого, любимого мистера Умника. Сейчас он валялся рядом с бустером. Филипп протянул к нему руку, схватил, а затем обнял старого друга, по-прежнему глядя в окно.

О школе он и не жалел. Она ему не нравилась. Ни эта, ни другие. Да и вообще — кому может понравиться школа? Это только в сказках про Гарри Поттера учёба хороша, потому что если ты не учишься, то живешь под лестницей в семье толстых и противных маглов. Выбор, как говорил папа, очевиден.

Машина снова дёрнулась. Врата стали чуточку ближе. Мальчик в соседней машине оторвался от игры, посмотрел на Филю и улыбнулся.

Филипп сонно моргнул, равнодушно изучая открытое лицо, на котором плясали огни от планшета. Не дождавшись другой реакции, незнакомец снова уткнулся в игрушку, напоследок глянув уже чуток испуганно.

Когда машина заползла под козырёк, отец шумно выдохнул. Посмотрел на маму. Та открыла бардачок, вытащила из него прозрачную папку с документами. Передала папе. Он порывисто наклонился к ней, поцеловал торопливо, а затем, почти вырвавшись, выскочил наружу.

— Это уже граница, да? — вяло спросил Филя.

— Да, Филя. Это граница, — сдавленным голосом ответила мама. Филипп проследил за тем, как папа обошёл автомобиль и сунул папку в открывшееся окошко большой будки, в которой горел свет. Отец отдал документы, посмотрел в сторону Фили, но явно не увидел его из-за бликов фонарей.

Папа был мрачнее обычного и двигался не так уверенно-плавно, как всегда. Раздражающе суетливо. Филипп медленно моргнул. Серая машина снова догнала их. Женщина-водитель выбралась наружу, торопливо просеменила до соседней будки. Перекинулась парой слов с сидящим внутри человеком, чему-то засмеялась, кивнула, вернулась назад и укатила под открывшийся шлагбаум. Парень с планшетом сделал вид что увлечён игрой, но Филя видел, как он скосил взгляд на их машину.

Папа всё ещё стоял, то и дело поглядывая в сторону Филиппа. Позади что-то вспыхнуло, будто загорелось и погасло. Затем ещё раз. Филя повернулся. Стоящий за ними автомобиль ещё раз нервно мигнул фарами. Глухо хлопнула дверь. Раздался голос. Отец лишь пожал плечами. Заглянул в будку. Окошко перед ним закрылось.

Мама как одеревенела. Она, Филя чувствовал, смотрела прямо перед собой, плотно сцепив руки в замок, и упершись большими пальцами.

— Ма, долго ещё? — спросил Филя.

— Не знаю... — вздрогнула она, но не повернулась. — Не знаю...

Отца окликнули. Мужчина в форме вышел из-за будки и указал на отворот, чуть дальше за шлагбаумом. Отец кивнул, вернулся в машину.

— Что такое? — спросила мама, едва захлопнулась дверь.

— Как я и говорил, цвет паспорта им не зашел. Документы забрали, скоты, — отец завёл автомобиль, и тот прополз под поднявшимся шлагбаумом. Замер на указанном месте. — Сейчас разберемся. Сидите тихо.

Мужчина в форме ждал. Филя посмотрел на его ладонь, лежащую на кобуре. Отец выбрался из машины, хлопнул дверью. Мама повернулась, забрала пустую бутылку у Филиппа, засыпала в неё какой-то порошок и залила внутрь бутылочку обычной воды. Задумчиво перемешала, глядя куда-то перед собой.

— Пить хочешь? — спросила она, потряхивая бутылкой. Такой привычный жест.

— Нет.

Отец исчез в дверях здания, под вывеской на иностранном языке.

— А кушать?

— Нет. Куда папа ушёл?

— Поговорить с дядями. Не волнуйся. Сейчас он вернётся, — мама и сама не верила в то, что говорит.

— А они хорошие или плохие? — спросил Филя, отсутствующе глядя в окно.

— Попей, — повернулась мама и сунула ему бутылку.

— Не хочу.

— Я сказала попей!

— Не хочу!

— Ты помнишь, что вчера было, Филя? Тебе надо пить!

— Она не вкусная!

— Тебе другой нельзя! — стала закипать мама.

— Не буду!

В окно машины постучали, мама дёрнулась, заискивающе улыбнулась, открывая окно. Женщина в форме сказала ей:

— Вгес апт амакси се паракало.

— Я не понимаю. Не понимаю! — торопливо сказала мама, сжимая в руках бутылку. Повернулась было к Филе, чтобы передать её.

— Вгес григора, тора! — крикнула женщина, выхватив пистолет и целясь в маму. Филя смотрел на полицейскую не отрываясь. Рядом с ней появился мужчина в форме. Во рту пересохло.

— Воду, — сказала Филиппу мама, будто не видя оружия. — Быстро! Возьми воду!

Она разжала пальцы и уронила бутылку у ног Фили.

— Вгес, мори врома, — рявкнул полицейский, рванул дверь и выволок маму наружу. Бросил на асфальт. Мимо проползла машина, и водитель очень внимательно посмотрел куда-то в другую сторону, старательно не видя происходящего. Филипп пошевелился, потянул за ручку окна, открывая его.

Повеяло прохладой, сыростью, дождем. Женщина перевела на Филю пистолет, но опустила, увидев, что перед ней ребёнок.

— Ине пэди, — сказала она напарнику.

— Мама? — позвал Филипп.

— Попей воды! — прохрипела та, повернув к нему голову, грязные волосы спутались. Она лежала в глубокой луже, и пыталась извернуться так, чтобы видеть лицо Фили. Мужчина застегнул на ней наручники. Женщина же открыла дверь, знаком показала мальчику выйти. Он попытался выползти так и сжимая мистера Умника, но запутался в ремне. Виновато посмотрел на полицейскую, потянулся к замку.

— Филипп! — крикнула мама. — Не забудь воду! Возьми воду.

Он дернулся за бутылкой, но женщина уже держала Филю за плечо и тянула к себе, одновременно убирая пистолет в кобуру:

— Мин фоваса, пади му. Ола та пане кала, — сказала она.

Мама смотрела в глаза Филиппу с мольбой.

— Пожалуйста, — одними губами произнесла она.

Филя дернулся, попытался вырваться и добраться до бутылки, но полицейская держала его крепко.

— Дайте ему воды. Бутылка. Синяя бутылка. Там вода с лекарством. Вотер. Вотер виф медицин. Васер! Неро! Вода! — закричала мама, обращаясь к женщине-полицейской. — Пожалуйста, дайте ему бутылку.

— Ден се каталавено, — ответила та.

Мама заплакала. Полицейский поднял её рывком и повёл в сторону двери, где исчез папа. Его напарница мягко подтолкнула Филиппа и он, сжимая мистера Умника, пошёл следом. В груди щекотало, будто там поселился сверчок и захотел поиграть, но начал пока только с зарядки.

Полицейская проводила его в большую освещённую комнату с белым полом и большими окнами во всю стену, за которым шёл ночной дождь. Показал на стул в углу, у двери в туалет. Филя покорно прошел внутрь. Ни папы, ни мамы не было. Зато на полу виднелось несколько красных капель и размазанное пятно. Рядом стояла желтая табличка. Папа говорил, что это значит «мокрый пол».

— Я хочу к папе и маме, — сказал Филипп. Полицейская покачала головой, улыбаясь и не понимая его.

— Я хочу к папе и маме! — громче произнес Филя. Женщина же отошла к стойке с пластиковым ограждением. Облокотилась на неё и, поглядывая на Филиппа, о чём-то заговорила с сидящим за стойкой полицейским.

Хлопнула дверь, пожилая женщина с ведром и тряпкой дошла до красных пятен и стала их отмывать, с неприятным шарканьем швабры. Филя сжался, обнимая мистера Умника. Он не хотел здесь быть. Он хотел к родителям. Вдруг он больше не увидит, ни маму, ни папу? Так захотелось домой, но в тумане от лекарств Филипп даже не мог вспомнить, а как выглядел его дом. Он же где-то жил до этого. Они точно откуда-то приехали сюда. В эту страну, где говорят на другом языке. И до этого была другая. А до той ещё одна.

Он нахмурился, силясь вспомнить. Образ дома почему-то представлялся старым каменным строением, покрытым плющом и окруженным заброшенным садом. Покрытые мхом камни, острые зубья выломанной решётки. Но... Филя никак не мог понять откуда его знает. В животе щекотало всё сильнее.

Белая просторная холодная квартира, где они жили с мамой и папой — была чужой. И о ней он тоже вспоминал с трудом. Помнил кровать, деревянный стол на кухне и телевизор с игровой приставкой.

И воду. Его бутылочка всегда была рядом. Всегда наполнена. Когда звенел будильник, Филя сам ходил за ней и делал глоток, не отрывая взгляда от телевизора. Да, это он помнил. Но теперь будильника нет.

Он вспомнил вкус той воды, что попробовал вчера. Сразу захотелось пить.

Филя поднялся со стула и пошёл к женщине, по-прежнему обнимая зелёную сову. Полицейская обернулась, вопросительно изогнула брови. Филипп жестом показал, как пьет из стаканчика, и та улыбнулась. Сказала что-то человеку за перегородкой, получила бутылку, открутила крышку.

Первый глоток наполнил Филя счастьем. Какая вкуснятина... Он жадно глотал её, закрыв глаза от наслаждения, а когда открыл, то увидел испуганный взгляд полицейской. Протянул ей пустую бутылку.

Жидкость прогоняла туман. Освобождала. То, что дрожало в животе, расправило крылья и осторожно пробовало летать.

Филя снова показал, что хочет пить. Полицейская завороженно потянулась за следующей бутылкой. Покорно протянула мальчику. Пальцы женщины коснулись кобуры. Филипп жадно припал к воде. Живот раздувало, но такого волшебного вкуса он никогда не испытывал...

Или испытывал? Он смотрел полицейской в глаза, не мигая, наполняя себя чудесной жидкостью. Которая очищала его. Дарила свободу. Вымывала плохую воду, которой его поили родители. Взгляд женщины мутнел, словно впитывал подмешанную отраву. Из уголка рта потекла слюна.

Сова в руках требовательно пошевелилась, и Филипп повернул её лицом к женщине. Полицейская пьяно отшатнулась, пистолет сам прыгнул ей в руку, гавкнул в сторону сидящего за перегородкой человека, затем пуля пробила голову уборщицы. Третий выстрел женщина сделала себе под подбородок, голова дёрнулась, пластик заляпало кровью. Тело кулём свалилось на пол.

Филя заворожённо смотрел на то, как вытекает из мёртвой полицейской тёмная жидкость. Отступил, чтобы не заляпаться. Изнутри разлилось тепло. То, что щекотало живот, рывком распространилось по телу. И эта волна был знакома. Забыта, но знакома.

Он смотрел на убившую себя женщину и знал, что она замужем, что у неё было двое детей и каждый понедельник она трахалась с мужчиной, погибшим за стойкой. Филя не понимал, что такое трахаться, но смерть его не тревожила. Они заслужили. Он знал это. Все заслужили. Опрокинутое ведро рядом с убитой уборщицей улыбалось, чёрный, как из мультиков, рот, рассёк пластиковое тело. Нарисованный язык свесился набок, лизнул красные капли на полу.

Лампы запели. На плафонах прыщами вспучились глаза на небольших отростках. Они моргали, как спросонья. Свет задрожал и покрылся алыми пятнами, пелена заволокла всё пространство, оставив лишь чёрные окна, за которыми уже не было ни дождя, ни машин. Там ворочалось что-то громоздкое, бесплотное и страшное. Снаружи что-то взвыло, чернота вспыхнула красным, выдирая зубья мрачных силуэтов. Стеклянная стена осыпалась под ударом автомобиля. С места водителя вышел мужчина, упал на пол и сильно ударился лицом о белые плиты. Затем ещё. Ещё. Кровь брызгала в стороны, лицо превращалось в сырую котлету.

Наконец он затих.

— Мама... — жалобно позвал Филя. Мистер Умник вырвался из рук ребенка, плюхнулся на пол. Его огромные глаза светились бирюзой в ало-чёрном небытии. Сова покатилась к жёлтому знаку, и оттолкала его к мёртвому мужчине у автомобиля. Подпрыгнула и упала на спину, изображая весёлый смех.

— Мама... — Филипп посмотрел на дверь, ведущую куда-то в глубь здания. Мама и папа должны быть там. Они помогут. Он торопливо зашагал к двери.

Вспомнился мальчик в школе, обидевший его вчера и повесившийся на перемене. После урока хулиган вышел из класса с рюкзаком, непринуждённо перекинул его через шею за одну лямку, и спрыгнул с лестничного пролёта.

Вспомнилось, как кричала мама, что он не должен был пить из-под крана. Что только синяя бутылочка. Филя плакал, говорил, что он пил лекарства после того раза, что он чуть-чуть. Папа лишь тяжело вздыхал.

Может, поэтому они и уехали так рано? Из-за того мальчика?

Филипп дошёл до двери, открыл её. Здесь пахло ненавистью. К жирным людям, к свиньям-иностранцам, к Илоне и к начинающейся седине. Филя потёр виски выгоняя чужие мёртвые мысли. Образ старого дома, покрытого плющом, снова резанул память. Пожухлая зелень сползла с каменных стен, очищая их, покосившаяся дверь выровнялась, открылась, приглашая. Из центра дома на него смотрел мужчина, которого Филя знал и не знал. Образ дрогнул, рассыпался.

Филипп переступил через вытянутые ноги в форменных штанах. Увидел на полу бутылку с водой. Поднял её и жадно присосался.

— Филя... — крикнула мама. — Филя... Остановись...

Он посмотрел на неё с удивлением. Увидел отца. Папа сидел на стуле, запрокинув голову. Из ноздрей торчали бело-красные свёртки. Мир бурлил, но в этом сумасшедшем вареве лишь родители оставались незыблемыми. Два человека с заложенными за спину руками, посреди клокочущего чёрно-алого киселя.

— Филя... Пожалуйста.

Мистер Умник подкатился к ней, ткнулся в ноги. Мама зажмурилась, сжавшись. Папа молчал, расслабленно и внимательно наблюдая за Филей. И Филипп знал, что этого человека следует опасаться. От него надо избавиться. Он уже несколько раз останавливал то, что росло внутри. Несколько раз. Ребенку сложно бороться со взрослыми.

Пустая бутылка упала на пол и, изгибаясь гусеницей, уползла в булькающую тьму.

— Филя... — плакала мама. — Тебе нельзя эту воду, Филя!

Филипп склонил голову набок, изучая лицо отца. Он его не чувствовал. Что-то мешало внутри самого Фили. Что-то неопознанное, чуждое. Чего он никогда прежде не знал, когда жил в том каменном доме, когда умер в нём, когда встретил сам себя спустя годы, в подвале. Когда слился и нашёл силу, разыскиваемую все прежние инкарнации.

Недюжинную мощь, сокрытую в маленьком, щуплом детском тельце.

— Ты... травишь... меня... — чужими губами сказал Филя. Мужчина молчал, сонно прикрыв веки. Лживо, фальшиво. Он наверняка дрожал от ужаса, но не показывал вида. — Ты...

Филипп покосился на маму:

— Ты... позволяешь... ему...

— Дима. Чего ты ждешь? — не выдержала та, повернувшись к мужчине.

Снаружи снова что-то взорвалось. Потом кто-то закричал. Страшно, визгливо и резко замолк. Что-то громко защёлкало.

— Дима?! Там же люди.

— Нас они за людей не считают, — спокойно сказал тот. — Сами виноваты. Пропустили бы без заморочек, как других, всё бы было хорошо.

— Дима! Хватит! — крикнула женщина. — Прекрати это немедленно!

Мужчина тяжело вздохнул и пошевелился. Филипп торопливо шагнул в сторону от него. На улице за пределами чёрно-багрового марева звучала сирена. Заунывно настойчивый звук приближался, а потом споткнулся и обратился в медленное, затухающее завывание. Послышались выстрелы. Гулкие, вязкие, будто под водой. Снова кто-то закричал.

Потолок бурлил. На нём среди алых пятен мелькали сотни белых человечков, отрывающих друг от друга ноги, руки, головы. Где-то за пределами дома то же самое делали настоящие люди.

Мистер Умник прыгнул женщине на колени, заглядывая ей в лицо. Бурлящую стену за её спиной прорезал голодный рот. Он распахнулся ошмётками штукатурки, навис над сидящими. Осыпалось ещё одно стеклянное окно, внутрь ввалился огромный полицейский в шлеме и с автоматом, навёл его на мужчину, но затем резко поднял ствол оружия и выстрелил себе в лицо. Грохнулся, роняя автомат. Филя окрысился.

Вой сирен, стрельба и крики боли заполонили бурлящее помещение.

Гигантский рот так и не сомкнулся. Филипп с рыком приказал ему, но что-то внутри отменило приказ. Запрещало трогать именно этих людей.

— Я найду управу на тебя — пообещал Филя, глядя в глаза мужчине. Тот насмешливо приподнял бровь. В пляске цветов блеснули капли пота на лбу врага. Мистер Умник скатился с колен женщины, исчез в бурлящей тьме, а вскоре вернулся, волоча за собой пистолет. Филипп взял оружие в руку. Тяжелое, неудобное. Он схватил его двумя руками, навёл на сидящего на стуле человека.

Предохранитель щёлкнул. Мужчина вздрогнул, выпрямился. Насмешка сползла с его лица. Но Филя никак не мог нажать на спусковой крючок. Палец терял силу, едва оказывался на нём.

— Ниг... — всплыло в памяти слово. — Ниг! Ниг! НИГ!

Палец упрямо не слушался.

Мужчина встал, медленно пошёл к Филиппу. Память возвращалась. Мелькали лица. Мелькали эпохи. Зачем он пришёл сюда? Зачем снова повторил старую ошибку? Надо бежать. Бежать подальше от этих двоих. Не искать их, а наоборот, скрываться. Они опасны. Их власть над тщедушной оболочкой поражала. Откуда она?!

— Я буду расти, — сказал Филя, отступая. — Я вырасту. Рано или поздно. Я выберусь.

Человек промолчал, руки его так и были в наручниках, но он так уверенно стоял на ногах, что казалось, будто он просто заложил их за спину

— Ты не сможешь останавливать меня вечно, — сорвался на визг Филипп.

— Но всегда буду любить тебя, Филя, — ответил мужчина и с размаху ударил его ногой в голову. В глазах потемнело. Мальчик грохнулся на пол, попытался перекатиться. На человека бросился мистер Умник, но за миг до столкновения сменил курс и улетел к стене, нарисованный рот беспомощно клацнул над женщиной, осыпав её волосы штукатуркой.

— И всегда буду рядом, — всхлипнул мужчина и ударил Филю ещё раз. Наступила тьма.

***

Внизу было озеро. Филя смотрел на него, прижавшись разгоряченным лбом к стеклу. Голова болела, но мама дала лекарство. Сказала, что он сильно упал, когда прыгал на кровати. Сказала, что в следующий раз запретит мультики. И если он не будет пить воду, то память снова уйдёт.

Он глотнул из синей бутылочки. Поморщился.

— Хочешь кушать? — повернулась к нему мама.

Филя мотнул головой.

— На, — она протянула ему телефон. — Поиграй. Ещё долго ехать.

Филипп с благодарностью забрал смартфон, сноровисто разблокировал его, и собрался было погрузиться в недра приключений красного шарика. Но перед этим поймал в зеркале заднего вида взгляд папы. Тёплый и страдающий одновременно. Из-за синяков под глазами он был похож на старого-панду.

— Что такое, па?

Тот словно очнулся, вздрогнул, перевёл взор на дорогу и покрепче вцепился в руль.

— Что такое? — не унялся Филя.

— Ничего, — ответил он. — Просто помни, что мы с мамой очень тебя любим.

— Я вас тоже, — смутился Филя, уши покраснели.

— Мы знаем, — тихо сказала мама. Отец накрыл её ладонь своей и крепко сжал.

В игре запиликала заставка, и Филипп уткнулся в телефон.

Очень. Хотелось. Пить.