Любовь как проза

1

«Привет.

Сегодня мне приснился сон. Странный, но такой яркий, будто на самом деле. И весь он был про тебя. Целую ночь, в двух актах.

В первом мы вдруг оказались вместе, близко, слишком близко. Это случилось сразу, без долгих прелюдий, и именно поэтому было так необычно. Но было ещё кое-что странное — словно рядом присутствовал кто-то третий, не во время самого акта, а позже, как будто наблюдатель, лишний штрих в общей картине. И в тот момент я почувствовал ревность, слишком острую, будто нож в сердце. Я обиделся, отстранился, а ты сказала, что свобода для тебя превыше всего, и что держать тебя в клетке не сможет никто. Тогда я отвернулся и ушёл.

А потом был второй акт. Совсем другой. Ярмарка, шумная, полная музыки, смеха, балаганных шутов и торговцев. Ты стояла там, прекрасная, словно свет среди хаоса. Я подошёл к тебе, взял тебя за руки и признался — в любви. Я говорил так много, что сам удивлялся — откуда во мне столько слов, столько чувств. И самое главное — я понял: ты и есть любовь всей моей жизни.

Мы пошли по ярмарке, держась за руки. Рядом с нами шла маленькая девочка, весёлая и беззаботная. В какой-то момент она вырвалась и убежала в толпу, а ты, смеясь, бросилась её догонять. Я проснулся с мыслью, что, может, сонники и найдут значение этому образу, но главное — то, что именно ты пыталась вернуть её.

И вот в этом сне было ощущение — в тот миг, когда наши пальцы соприкоснулись, проскочила искра. Настолько сильная, что дыхание перехватило, и казалось, всё вокруг исчезло, остались только мы.

Может быть, я ошибаюсь. Может быть, всё это лишь игра воображения. Но признаюсь честно: до сегодняшнего дня я не думал о тебе так. А теперь не могу не думать.

Есть чувства. Глубокие, настоящие. Но назвать ли это любовью? Или это что-то иное, не менее важное, но другое? Я пока не знаю. Но точно знаю: внутри меня это живёт и не отпускает.«

Она ещё раз взглянула на конверт, потом на письмо. Медленно, будто в последний раз, пробежала глазами по последней строчке и с едва заметным вздохом положила его на стол.

— Хватит, — шепнула она самой себе.

На сегодня достаточно новых ухажёров, пусть даже они были из числа старых, давно знакомых. Но все они оставались лишь тенью чего-то настоящего, неспособной заполнить пустоту внутри.

С удивительной лёгкостью, почти не касаясь пола, она откинула ногу назад, повернулась к рабочему столу и скользнула взглядом по экрану монитора. Там — кипа электронных писем, графики, задачи, напоминания, всё то, что должно было удерживать её в реальности. Но мысли снова ускользнули. Всё переворачивало то письмо — скользкое, обжигающее, будто чужая рука коснулась сердца. Оно поднимало из глубины то, что давно казалось уснувшим, — не конкретное лицо, не воспоминание, а саму пустоту, которая вдруг ожила и потребовала признания.

Перед глазами оживали обрывки воспоминаний: его смех, небрежный жест, тёплое дыхание рядом. Всё это было так давно, что казалось сном, и всё же оно жгло сильнее любой реальности.

Она резко мотнула головой, словно прогоняя морок.

— Хватит! — повторила громче, и в этот миг рука сама собой потянулась к папке. Щёлкнув замком, она распахнула её и принялась листать бумаги. Этот символический жест — будто возвращение в жизнь, в ту реальность, что требовала внимания. Та самая реальность, где нужно работать, подписывать документы, принимать решения. Где можно спрятаться от боли, от пустоты, от той странной тоски, что не звучала словами, но давила на сердце каждую минуту.

Сослуживцы по офису стрепенулись было, но время стояло обеденное, и потому никто особенно не обратил внимания. Разве что кто-то снова по-дружески подразнил её за привычку уходить в «думы» — так она сама это называла. Такое с ней случалось чуть ли не каждый день.

Есть ей не хотелось, но чашка чая уже была заварена, почти машинально. Поленилась достать горячую кружку с кухни, просто сидела за столом, делая вид, что разбирает рабочие задачи. Работы хватало, и именно она спасала от мыслей, которые всё равно настойчиво возвращались, вызывались тем самым проклятым письмом. Курьер принёс его вместе с прочей едой, которую сейчас уминал весь офис. Она не притронулась ни к чему — только письмо забрала себе. Потому что знала: оно — для нее.

Почему она это чувствовала? Как? Не могла объяснить. Но едва взглянула на строки, написанные его рукой, и в груди вспыхнуло что-то старое, давно забытое, и вместе с тем такое живое. Слова затронули её, подняли из глубины чувства, которые, казалось, давно погребены. Но они воскресли, дрогнули, согрелись и начали расти.

Она пыталась сопротивляться, пыталась не позволить себе снова вернуться туда, где чувства были опасны и несли лишь боль. Но они уже вернулись сами. Он снова ожил в её памяти — не отпуская, не позволяя забыть.

А что дальше? Что делать с этими эмоциями? Снова в омут?

Наверное, нет, нужно жить. Просто жить. Ей ведь ещё не так много лет, и впереди столько всего, что нужно успеть сделать. Но что именно? Мысли путались, шептались в голове, и снова всплывало только его лицо — то, что преследовало её каждый раз, как закрывала глаза.

— Стой, — почти шёпотом выдохнула она, схватившись за виски. — Этому не будет конца, нельзя… нужно успокоиться.

Она бросила взгляд на часы. До конца обеденного перерыва оставалось всего полчаса. Ещё тридцать минут можно позволить себе отдохнуть и выйти в парк, пройтись по аллеям, где тёплый свет уходящего сентября всё ещё задерживался в листве. Мысль об этом действовала успокаивающе: там, на скамейке под клёном, среди тишины и неспешных шагов прохожих, она находила передышку. Небольшое спасение — возможность хоть ненадолго вернуться к простым радостям и спрятаться от навязчивых воспоминаний и горячих чувств, которые никак не хотели отпускать.

Погода выдалась удивительно теплой, совсем не осенней. С утра было немного прохладно, но к полудню, а тем более к вечеру, воздух прогрелся так, что день и вправду напоминал летний. И это не могло не радовать её: солнце касалось кожи мягко, словно обещая ещё немного тепла напоследок.

Она улыбалась сама себе, чувствуя, как этот обманчивый дар природы согревает её так же, как когда-то грели его руки. Не такое уж это было тепло — скорее тихая память о нём, о том, как он умел обнимать так, что исчезал весь мир вокруг. И в этих лучах она ловила отражение прежнего счастья, такого же простого и настоящего, как ясный осенний день, решивший вдруг прикинуться летом.

Она снова остановилась, будто силой выкинула эти мысли из головы. Сжала пальцы в кулаки, стараясь сопротивляться нарастающему наваждению. Чуть не прошла поворот в парк — только вовремя обернувшись, заметила аллею, уходящую в сторону. Нужно собраться, нужно успокоиться, перевести дыхание и вытеснить из себя все эти чувства, это опасное волнение, которое он будил в ней — и которому не должно быть места.

— Чего не должно быть? — прошептала она сама себе. — И что за безумная мысль, что всё это не случайно? Что, может быть, стоит просто выбросить письмо, и тогда… ты позволишь мне собраться?

— Нет, — ответила она сама себе, тихо, почти зло.

— Замолчи, уйди, — бросила в пустоту.

— Куда?

Туда, откуда пришла. Мне и без тебя хорошо. Без твоих намёков, без мучительных воспоминаний.

— Но я ничего не сказала… — шепнуло внутри.

— Сказала, — ответила она. — Слишком много сказала. И упрекнула тоже.

— Но ведь это правда.

— Ну и что с того? — губы дрогнули. — Уходи. Я не хочу тебя слышать.

И мысль ушла.

Она ещё немного постояла в тишине, прислушиваясь к себе. Сердце билось часто, дыхание постепенно выравнивалось. В отражении стекла мелькнуло её лицо — немного усталое, чуть смуглое, с лёгким румянцем на щеках. Пряди короткого каре слегка растрепались, одна упала на висок. Она провела рукой по волосам, словно проверяя: всё ли в порядке, и невольно задержала пальцы, будто ища в этом простом жесте хоть каплю уверенности.

Собравшись, она поправила пальто, расправила плечи и уверенным, почти нарочито звонким шагом пошла в парк. Там, впереди, ждала скамейка у аллеи, тёплый воздух уходящего дня и, может быть, немного покоя.

2

Утро. Сонное, туманное и сырое. Воздух за окном будто слипался от влаги, и серый свет лениво просачивался сквозь щели.

— Забыла закрыть окно… — пробормотала она, прикрывая ладонью зевок. Вокруг — смятая постель, сбившиеся подушки. Спала она, как всегда, небрежно, на любимом краю кровати, так, что её почти и не было видно среди одеял.

Проснулась одна. Впрочем, как и всегда. Как и сотни раз до этого.

— Мам, ты встала? — голос раздался от двери. Она прекрасно знала, чем это закончится, и потому только что-то неразборчиво буркнула в ответ. Последует короткая пауза, затем два быстрых щелчка — дверь захлопнется. Так и вышло в этот раз.

Она кивнула самой себе, соглашаясь с этим утренним ритуалом, словно ставила точку в прошлом мгновении. Провела рукой по лбу, смахнула прядь, и решила: пора вставать. День начинался, и вместе с ним приходилось снова собираться с мыслями, поднимать себя с мягкой западни постели и делать шаг в привычную реальность.

Утренний марафет: немного макияжа, лёгкая пудра на щеках, тушь на ресницах. Всё быстро, почти на автомате. Потом чашка эспрессо — пусть и растворимого, но горячего и горького, как надо, чтобы разбудить остатки сна.

Пару минут она сидела неподвижно, глядя в одну точку. Казалось, взгляд уходит сквозь стены, пробирается куда-то в глубину, в самые дальние слои пустоты. На самом деле это было не размышление, а отстранение от всего, что ждало впереди. Маленькая передышка, прежде чем снова включиться в привычный бег.

Она подтянула ремешок старой сумки, накинула пальто и почти рывком шагнула в коридор. Щёлкнул замок, дверь хлопнула за спиной, и она оказалась в мире утренней суеты. Полупустая улица, редкие прохожие с одинаково усталыми лицами, торопливое маршрутное такси, гулкое метро, запах кофе из уличных ларьков. Всё как обычно, всё знакомо до мелочей.

Ничего нового. Всё повторялось: дела, работа, бесконечный круговорот, в который она вновь и вновь погружалась. Снова она сама, снова её бег по кругу, снова день, где от неё требовалось лишь быть частью этого потока.

Компьютер встретил её привычным коротким писком, и экран ожил, загораясь так же, как она оставила его вчера. Всё на месте: окна, заметки, черновики. Первым делом взгляд скользнул по непрочитанным письмам. Нового ничего не появилось — ночь прошла тихо. Хотя она прекрасно знала: в её сфере люди работали в любое время суток. Раньше бывало, что даже среди ночи приходили письма — короткие, важные, требующие ответа.

Она усмехнулась: сегодня тишина. Это означало, что у неё есть пара минут только для себя.

На бегу достала из сумки косметичку, накрасила губы, машинально взглянула на своё отражение в маленьком зеркальце. Всё в порядке. Кивнула самой себе, щёлкнула мышкой и открыла папку с задачами. Экран осветил её лицо мягким светом, и в этот момент весь мир сузился до строки текста, списка дел и бесконечного потока цифр.

Она принялась изучать то, что висело невыполненным уже несколько дней. Работа не ждала, и именно в этом была её странная спасительная сила: пока она погружалась в дела, всё остальное будто переставало существовать.

В офис она пришла первой — как почти всегда, и в этот раз тоже. Только сегодня получилось так, что она слишком уж опередила свой обычный график. Посмотрев на часы, поймала себя на мысли: до начала работы оставался целый час.

— Перегнула, — тихо пробормотала она, но всё же невольно улыбнулась. В душе даже порадовалась — за свою пунктуальность, за то, что сумела быть раньше всех.

На этой работе она провела уже больше десяти лет. Хотела или не хотела, но за это время её имя и голос обрели вес. К ней прислушивались — пусть не всегда, но достаточно, чтобы чувствовать уважение. Никто особенно не напрягал её пустыми придирками, но и лишними похвалами не баловали. Да оно ей и не нужно было.

Для неё самой лучшей наградой становилось внутреннее спокойствие: знание, что она поступила правильно, что её усилия не напрасны. Это чувство было важнее любых слов и оценок.

Рутина началась — и в ту же секунду будто закончилась. Почему? Потому что среди десятков обычных писем вдруг оказалось одно, которое перевернуло всё. Она открыла его почти машинально, собираясь работать дальше, но взгляд наткнулся на неприметную иконку во входящих.

Сначала решила, что это ошибка. Какой-то сбой или старый файл. Но, бросив внимательный взгляд, всё поняла. Сердце на миг остановилось, а потом загрохотало так, что казалось, его услышат соседи по офису.

Снова он.

На этот раз письмо пришло не так, как раньше. Не так, как вчера, когда оно тихо лежало среди прочего в пакете доставки — рядом с суши, сладостями и кофе, скромно обозначая своё присутствие. Тогда оно словно пряталось, позволяя сделать вид, что его можно не замечать.

Сегодня всё было иначе. Оно появилось открыто, дерзко, как вызов. И в этом молчаливом требовании, будто написанном прямо на экране, ясно читалось: «Прочти».

Она знала, что правильнее было бы выбросить его ещё вчера. Удалить, стереть, избавиться от любого следа. Но рука не поднялась. Не хотелось — совсем. Напротив, в глубине души теплилось странное, тревожное желание оставить его. Словно она боялась потерять не просто набор слов, а нечто большее — связку с прошлым, которое, как ни пыталась, не отпускало

И теперь, глядя на экран, она понимала: спрятаться от этого письма не получится.

— Вот же дура, — выругала она себя вполголоса. Уже собиралась закрыть письмо, но взгляд снова прилип к монитору. Рука непослушно скользнула к мышке, палец навис над кнопкой.

Экран словно ждал её решения. В такие моменты у неё всегда появлялось ощущение странного оцепенения — так бывало и раньше, в стрессовых ситуациях. Не раздумывая, она дважды щёлкнула.

Окно приложения распахнулось.

И весь воздух вокруг будто дрогнул, став гуще. Она знала: впереди слова, которые не следовало читать. Но остановиться было уже невозможно.

«Привет.

Сегодня без снов. Совсем. Странно как-то: вчера целая ночь, а сегодня тебя не было даже краешком мысли. Только сумбурные заботы — работа, дом и прочее, ничего, что напоминало бы о тебе.

Но первое, о чём я подумал, проснувшись, — это была ты…»

Она отпрянула, резко мотнув головой, словно от удара. Не то чтобы эти строки ранили её — нет, скорее наоборот. Но всё же в них было что-то, что заставляло сердце сбиваться с ритма. Ей казалось, что буквы словно подсвечены изнутри, и взгляд скользил по ним снова и снова, пока губы сами собой не прошептали:

— Думал он… обо мне.

Она закрыла глаза, сжала пальцы в кулак, а затем снова повернулась к монитору. Сопротивление оказалось слабее любопытства. Она вернулась к экрану и, задержав дыхание, продолжила читать дальше.

«Как ты думаешь, к чему всё это?

В прошлый раз мы расстались так сумбурно, будто спешили убежать друг от друга, а слова застряли где-то посередине. Я злился, ты… не знаю. Может, тоже злилась? Может, просто устала. Возможно, тебе показалось, что я разочарован.

Но, знаешь, больше всего я жалею именно о недосказанности. О том, что мы оставили за собой пустоту, а не точку. Может, именно поэтому мне снова снишься ты. Может, поэтому, несмотря на всё, я просыпаюсь и думаю о тебе.

Нет, не спеши делать выводов. Я не собираюсь рушить твою жизнь признаниями. Обстоятельства сильнее меня, и я не имею права требовать большего. Но я не боюсь напомнить тебе: расстались мы плохо, неправильно. И эта память не отпускает — несмотря на то, что прошло столько времени, столько лет, что они уже должны были стереть всё без остатка…, а всё же — не стёрли… »

— Шесть лет, — фыркнула она, но взгляд отвести не смогла. Наоборот, застыла, словно придавленная последней строкой.

В голове пронеслись образы. Она ещё держалась, пыталась не дать памяти прорваться, но всё равно уступила. Воспоминания поднялись из глубины — неяркие, смазанные, но упрямо настоящие. В них снова возникло то, чего она никак не ждала увидеть среди будничной рутинной переписки: его лицо.

Лицо, которое когда-то было самым близким. Лицо, которое теперь жило лишь в её памяти, но оказалось достаточно одного письма, чтобы оно всплыло так отчётливо, будто он стоит прямо здесь, рядом…

Карие глаза смотрели прямо на нее — открыто, внимательно, чуть осуждающе, будто он видел её насквозь. Казалось, он рассматривал её впервые, хотя подобные моменты у них уже бывали. Но сейчас всё было иначе: близость, напряжение и тишина вокруг делали взгляд нестерпимо острым.

Она чувствовала его дыхание — лёгкое, естественное, почти неуловимое. В этом было что-то странно притягательное. Ей хотелось податься вперёд, коснуться его губ и раствориться в нём целиком.

Она едва заметно наклонилась, готовая преодолеть последние сантиметры, но он… Он остановился, медленно поднял руку и кончиками пальцев провёл по её щеке. Взгляд его оставался пристальным, будто он видел перед собой что-то хрупкое, редкое, бесконечно дорогое.

И в этом взгляде, в осторожном прикосновении было всё: нежность, волнение, и та самая любовь, что не требовала слов. Та, что ощущалась в каждом мгновении тишины между ними и делала её сердце беззащитным.

— Стоп! — в этот раз она почти выкрикнула.

Тётя Галя, которая только начала тереть шваброй офисный пол, резко замерла и недоумённо посмотрела в её сторону. Но задержалась лишь на миг: не задавая лишних вопросов, просто отвела взгляд. Она давно знала — у «офисных» бывают свои странности, да и работы у неё самой хватало. Мыть ещё три этажа, а времени всё меньше. Некогда разбираться.

Не обратив внимания на уборщицу, девушка прикрыла глаза, пытаясь собраться. Шум швабры где-то в стороне быстро растворился в её собственных мыслях. Веки дрогнули, дыхание стало рваным. Почти вслепую она нащупала курсор, подвела его к письму, к иконке удаления. Палец завис над кнопкой…

Её охватило сомнение. Всего одно движение — и всё исчезнет. Но она выдохнула, щёлкнула по другому письму и заставила себя пролистать дальше. Слава Богу, от него больше ничего не было.

И всё же — несмотря на собственную решимость, несмотря на железное «нельзя», где-то глубоко внутри оставалась едкая надежда: а вдруг придёт ещё одно? А вдруг он всё-таки напишет снова?

Она знала, что не должна ждать. Но ждала. Наперекор всему.

3

Он больше не писал. Совсем. Ни письма, ни строчки, ни курьера с конвертом — ничего.

Сначала она корила себя: нужно было ответить. Пусть холодно, пусть даже гневно — всё равно ответить. Она умела это делать. Но наступил следующий день, потом ещё один, и время, словно вода, начало размывать её решимость. Неделя проскользнула почти незаметно, и её мысли постепенно переместились в привычный поток — работа, мелкие заботы, бесконечная рутина.

Лишь иногда, по пути к метро, он возвращался к ней в случайной мысли. В памяти всплывал его голос или взгляд, но она успевала вовремя оттолкнуть это, заглушить, и тогда всё растворялось — словно его никогда и не было.

Выходные же становились настоящим испытанием. Казалось бы, долгожданные, такие нужные. Но именно в них скрывалась ловушка: работа спасала её от мыслей, а дома, в тишине трёхкомнатной квартиры, спасения не было. Убраться? Приготовить что-то? И всё. Дальше — пустота.

Друзья? У каждого свои заботы и проблемы. Звонить кому-то, навязываться со своей тяжестью она не решалась. Поэтому выходные порой становились хуже рабочих дней — они обнажали её одиночество и делали его особенно ощутимым.

— Мам! — её разбудил голос дочки, и она сначала даже не поняла, что происходит.
— Мам!

— Да что? — спросила она сонно, едва приподнявшись на подушке.

— Я уезжаю с подружками, с ночёвкой! Завтра буду, в воскресенье. Целую!

Сначала смысл слов никак не складывался. Она лежала, глядя в темноту комнаты, и только через мгновение до неё дошло: дочка говорила ей это уже из прихожей, сквозь щёлку открытых дверей. И почти сразу щёлкнул замок — ключ провернулся, дверь закрылась.

Она повернула голову к открытому проёму, будто хотела крикнуть «Подожди!», но поняла: бесполезно. Стук двери уже отзвенел, а по коридору донеслись лёгкие шаги подруги, что забирала её дочь.

Собрания, ночёвки, поездки — всё это стало привычным. Класс у них уже выпускной, пусть и не последний, но всё равно это звучало так по-взрослому, что в груди защемило. «А что я могла бы сказать? — подумала она. — „Нельзя, стой, останься, ты же обещала помочь?“» Смешно. Она взрослеет, а мне остаётся смотреть в серое окно осени и привыкать к этой взрослости.

Конечно, тревога внутри всё равно была. Как и у всех родителей. Но быстро пришло понимание: это не первая поездка, всё будет хорошо. Телефон в тумбочке мягко щёлкнул, подсветка осветила ей глаза. Она прищурилась и увидела сообщение от дочери: список всех подруг и их телефоны.

— Умница, — полушёпотом произнесла она, улыбнувшись. Вдохнула глубже, положила телефон рядом и, не вставая, снова опустилась на подушку. Всё-таки суббота, можно ещё поспать.

На удивление, она проснулась поздно. Для неё — совсем непривычно: солнце уже заливало спальню, укрывало стены и её лицо последними тёплыми лучами. Она повернулась, потянулась к телефону и увидела на экране: десять утра.

Она не могла вспомнить, когда в последний раз позволяла себе так проспать. Сначала удивилась, потом даже хотела упрекнуть себя, но мысль быстро растаяла: ну и пусть. Что изменится, если сегодня день начнётся чуть позже? Никто не осудит, никто не заметит.

Она улыбнулась, прислушалась к себе и вдруг поймала ощущение, что это приятно — быть наедине с собой и позволить себе ничего не делать.

Но вставать всё равно нужно. Всё по графику: завтрак, лёгкая уборка. А потом… потом можно будет устроить себе маленький праздник.

Решение пришло неожиданно: пройтись по магазинам. Спонтанно, без плана, просто так. Мысль загорелась ярко, вытеснив привычные, заезженные фразы — «не нужно», «надо экономить», «а что будет завтра», «гардероб и так полный». Всё это показалось вдруг лишним, ненужным.

Сегодня она решила иначе. Сегодня она пойдёт.

Вылетев из кровати и как-то неожиданно почувствовав себя почти счастливой, она принялась выполнять свою субботнюю рутину с таким усердием, словно кто-то ждал её внизу.

На миг остановилась, замерла, прислушалась к себе. Почувствовала лёгкое смятение, словно внутри проснулся забытый зверёк — тревожный, робкий, но живой. Ей даже показалось, что она сделала что-то странное, не по правилам. Но вместо того чтобы оттолкнуть это ощущение, она вдруг позволила себе просто вспомнить.

«…солнце светило прямо в лицо, но она только улыбалась. Долго собиралась, крутилась перед зеркалом, никак не могла выбрать, что надеть. Волосы то заколоть, то распустить, макияж поправить — и снова стереть, начать заново. Он ждал её в машине почти под домом, только чуть дальше, чем обычно, будто хотел остаться незаметным. И всё же она знала: он там. Это знание придавало ей странное волнение — и сладкое, и мучительное одновременно.

Когда наконец спустилась, он просто открыл дверь, молча посмотрел, и в этом взгляде было больше, чем в любых словах. Его улыбка распахнула её изнутри, заставила всё вокруг исчезнуть.

День тогда прошёл чудесно, целиком в прогулках. Они бродили по улицам, катались по набережной на лодках, даже попробовали сесть верхом на лошадей. Смех, лёгкие разговоры, короткие взгляды — всё складывалось в ощущение, что они давно знают друг друга и не хотят отпускать ни одного мгновения.

А вечером, когда солнце уже клонилось к закату, они всё ещё не спешили расходиться. Он отвёз её не сразу домой: была остановка на тихой улочке, короткая прогулка по парку, потом маленькое кафе, где они сидели за одним столиком, пили кофе и, увлечённые разговорами, забывали о времени.

Постепенно день перетёк в вечер, а затем незаметно — в ночь. Всё складывалось естественно, без усилий, словно именно так и должно было быть: лёгкие шутки, смех, взгляды, случайные прикосновения, от которых сердце начинало биться быстрее. И финал стал таким же естественным продолжением — их близость. Тихая, доверительная, наполненная теплом и нежностью, которого ей так не хватало.«

Она поймала себя на том, что сжимает тряпку с такой силой, что пальцы побелели. На миг показалось, будто её швырнули в сторону, словно она сама стала какой-то потерянной, ненужной. Но тут же резко одёрнула себя, выпрямилась, вытерла со стола воду и заставила дыхание выровняться.

Всё это — лишь привычная рутина. Только странным образом в эту минуту она ощутила тепло, такое неожиданное и такое тихое, что даже захотелось остановиться. Вместо того чтобы прогнать это ощущение, она позволила ему остаться. Оно напомнило ей о том вечере, и о той ночи.

Сладкие воспоминания накрыли, мягко и неотвратимо. Она вновь увидела себя той — улыбающейся, смущённой, с трепетом в груди. Миллионный раз прокручивала в памяти ту встречу, будто боялась забыть хотя бы деталь. И теперь, протирая пыль, она ловила себя на том, что всё это смешалось — уборка, запах чистоты, и вкрадчивые мысли о походах по магазинам, о его словах, о тепле, которое так долго жило в ней.

Закончив с уборкой и немного успокоившись, она вдруг ощутила желание примерить на себе всё, что оставалось для летней погоды. Это стало для неё маленьким ритуалом хорошего настроения, от которого она никогда не могла отказаться. Сегодня — тем более. Казалось, внутри всё требовало перемен, яркости, лёгкости.

Она вытащила из шкафа почти всё, что там хранилось, и включила любимую музыку. Зазвучали первые аккорды — и квартира ожила. Напевая и подтанцовывая, она вертелась перед зеркалом, поочерёдно примеряя наряды: то джинсы с футболкой, то лёгкое платье, то строгую юбку, то даже старый жакет, давно забытый на дальней полке.

Каждый новый образ казался ей другим настроением, другой историей. Она смеялась сама с собой, громко пела под музыку и в какой-то момент чуть не прослезилась — настолько хорошо было чувствовать себя свободной, настоящей. Ей удалось, наконец, вспомнить себя — без обязанностей, без чужих ожиданий, только собой. И от этого сердце наполнилось теплом, а вся усталость последних дней словно растворилась.

Наконец, остановив выбор на строгом костюме — юбке и светлой блузке, — она поняла, что этот наряд совсем не подходил для субботнего дня. Он был больше похож на одежду для важной встречи или переговоров. И всё же именно его она решила надеть. Почему? Она даже не пыталась себе объяснить. Просто выбрала — и точка.

Остальные вещи так и остались раскиданными на кровати и стуле. Убирать их она не стала, будто намеренно оставила следы своей утренней импровизации. В её движениях чувствовалась лёгкость, даже дерзость. Сделав пару шагов к зеркалу, она остановилась, сузив глаза, улыбнулась своему отражению, повернулась боком, чуть выставила ногу вперёд и кивнула самой себе.

На улице было почти обеденное время. Людей оказалось много — и семьи с детьми, и шумная молодёжь, и пожилые пары. Солнце сияло ярко, ни облачка на небе, и стояла та самая погода, когда трудно придумать оправдание, чтобы остаться дома. Она заметила, что взгляды прохожих задерживаются на ней, и поймала себя на странном ощущении: это не смущало, а наоборот — придавало уверенности. Внимание нравилось ей всё больше, словно подтверждало правильность утреннего выбора.

Дорога, куда она собралась, была неблизкой, и потому решила не тратить силы на долгую прогулку. Подняла руку, поймала такси. Водитель оказался угрюмым мужчиной средних лет — спросил адрес, коротко кивнул, и они тронулись. Она откинулась на сиденье, скользнула взглядом по окнам, где мелькали дома и вывески, и вдруг ощутила внутри лёгкий азарт.

Сегодня она была в ударе. И даже если кто-то решил бы осудить её или удивиться её выбору — пусть. Именно так ей и хотелось жить в этот момент: свободно, ярко, немного наперекор всему.

И вот, наконец, торговый центр. Огромное здание со стеклянным фасадом, сверкающими витринами и непрекращающимся потоком людей. Казалось, сюда стекался весь город. «Куда их всех вынесло в такую погоду?» — мелькнуло у неё в голове, но уже в следующую секунду эта мысль растворилась в весёлой суете. Она засмеялась сама себе и, не задерживаясь у входа, смело шагнула внутрь.

Дальше начался её любимый ритуал — ритуал магазинов. Прогулки по бутикам, бесконечные примерки, рассматривание витрин, лёгкое ощущение праздника, которое всегда сопутствовало подобным дням. Покупать ли что-то? Вряд ли. Но сам процесс — это было то, ради чего она сюда пришла.

Она любила это чувство: мягкий свет примерочных, зеркала, в которых отражалась другая версия её самой, новые силуэты и цвета, лёгкий блеск украшений, которые продавцы осторожно выкладывали на бархатные подложки. Всё это кружило голову, позволяло забыть о проблемах и просто наслаждаться моментом.

Её взгляд цеплялся то за платье с изящной линией, то за строгий костюм, то за серьги, сверкающие при каждом движении. Она улыбалась, словно заново открывала для себя игру — игру, где можно быть любой, примерять разные маски и ни к чему себя не обязывать.

— Красный, — голос прозвучал резко, почти хрипло. — Тебе идёт только красный.

Она вздрогнула, словно её ударило током. Голос. Такой… такой знакомый. Чуть изменившийся со временем, но тембр… его она узнала бы среди тысячи. И узнала.

— Ты ничуть не изменилась, — продолжил он тихо. — Я бы даже сказал — стала красивее.

Она стояла в бутике с очередным голубым платьем в руках, ещё не решив, примерять ли его. Взгляд её метнулся в сторону и наткнулся на лицо — знакомое, до боли, до дрожи. Он подошёл ближе, легко взял её руку, забрал платье и, почти не спрашивая, повесил на неё другое — красное.

— Вот так будет лучше, — сказал он, и лёгкая улыбка осветила его лицо. Казалось, это был отработанный, даже немного дерзкий манёвр, но именно он лишил её равновесия.

Она, чтобы скрыть замешательство, нахмурилась, посмотрела суровее, сунула ему обратно платье взяла то что выбрала и, не говоря больше ни слова, пошла в примерочную. Всё происходило так быстро, что ей самой казалось — это делает не она, а будто смотрит со стороны, сверху, как чужая жизнь разыгрывается перед её глазами.

Он не пошёл за ней, не остановил и не сказал ни слова. Она, будто действуя на автопилоте, закрыла шторку и поспешно надела платье. Голубой цвет, отражённый в зеркале, только усилил её раздражение — не её это, не сегодня. А его слова о красном, сказанные с той самой уверенностью, лишь добили: она не могла сейчас признать, что он прав.

Переодевшись, она, словно на автопилоте, резко отдёрнула шторку и вышла. И столкнулась с ним лицом к лицу.

— Прости, я думал, тут свободно.

— Шторка закрыта, значит, занято, — вырвалось у неё само собой, голос звучал твёрдо, но с едва заметной дрожью.

Они стояли так близко, что он невольно наклонился, будто хотел вдохнуть знакомый запах её духов. Почти коснулся плечом, потом носом задел воздух рядом с её виском. Но решающего шага не сделал.

Она, напрягшись до предела, всё же вышла прочь, бросив последний взгляд в его сторону.

Она с раздражением скомкала голубое платье и бросила его на кучу других вещей в примерочной. Прижав сумку к себе, будто к щиту, решительно пошла к выходу из бутика.

Ей тоже нужно как можно быстрее уходить отсюда. Но шаги давались тяжело, будто сама земля держала её. Зачем она вообще пришла в этот торговый центр? Разве не знала, что именно здесь они бывали вместе? Всё — витрины, музыка, даже запах кофе из фойе — возвращало к тем дням. И теперь, встретив его, она поняла: воспоминания сами привели её сюда.

— Постой.

Она уже почти вышла, но слова настигли её, будто ударили в спину. Ноги сами остановились, дыхание сбилось.

— Постой, — повторил он, и голос прозвучал так, словно он всегда умел заставлять её слушать. Он оказался рядом, выше, сильнее, нависая над ней, глядя прямо в глаза сверху вниз.

— Может… кофе?

Она замерла. Сначала хотела отмахнуться, придумать что-то, но слова застряли.
— Можно, — едва слышно прошептала она. И в этот миг почувствовала: сопротивление растаяло, исчезло бесследно. Она не могла сказать «нет», глядя в его знакомые глаза.

— Ну тогда пойдём, — сказал он уверенно и протянул ей руку.

Она посмотрела на неё, словно не веря, что это происходит. Потом подняла взгляд на него — и утонула в его глазах.

Она вложила свою ладонь в его, и лёгкое прикосновение, казалось, разлило по телу ток. Та самая искра, что когда-то вспыхнула между ними при первой встрече, снова ожила — и снова полностью сбила её с ног, лишила всякой защиты.
И в этот раз она не стала сопротивляться. Ни себе, ни ему. Сегодня она решила: день во всё тяжкие. И если он не закончится — она будет только рада.

Но вдруг вокруг стало слишком тихо. Будто кто-то убавил звук у всего мира. Музыка в бутике смолкла на полуслове, голоса покупателей оборвались. Она вскинула глаза — люди замерли, словно вырезанные из бумаги. Только он стоял рядом, живой, смотрящий прямо в неё.

— Ты знаешь… — произнёс он тихо, и его голос отозвался в глубине, где сердце билось уже не своим ритмом.

Она хотела спросить «что?», но губы не разомкнулись. И в этот миг ей показалось, что всё это она уже видела. Те же витрины, тот же свет, тот же миг его улыбки. Как будто она ходит по кругу, повторяя что-то, от чего не может освободиться.

Она отпрянула, но пальцы его держали крепко, холодно. От этого прикосновения в груди стало пусто и страшно.

И тогда из глубины, словно из тёмной трещины в памяти, вырвались обрывки: резкий удар, хрип, липкая тёплая жидкость на руках, страх, от которого сводило мышцы. Боль, пронзающая до крика, а потом — тишина, падающая сверху ледяным куполом. Холод проникал в каждую клетку, превращая её тело в чужое.

Она зажмурилась, пытаясь прогнать видения, но они только ярче вспыхивали под веками: темнота, шаги рядом, его голос, странно спокойный, почти ласковый. И — улыбка. Та самая, что всегда дарила искру, теперь же отдавала ужасом, потому что за ней скрывалось что-то иное.

И вдруг пришло понимание, которое она пыталась оттолкнуть: он был там. Он — источник боли, холода и этой пустоты. Он держит её и сейчас, словно возвращая в тот миг.

Она резко открыла глаза. Мир словно застыл: тот же торговый центр, тот же вечер, те же витрины. Но теперь всё окутала серая пелена, крадущая краски. И только он стоял перед ней — всё так же улыбался, не отпуская её ладонь.

Серость стала наливаться во всё вокруг, расползаясь по витринам, полу, воздуху. Полированная плитка под ногами поблекла, словно растворялась, стены растекались, и сама реальность сгибалась под давлением. Где-то за спиной она услышала собственный крик. Её волосы зашевелились, кожу обдало ледяным уколом.

Он стоял рядом, но его лицо менялось. Сначала — едва заметно: уголки губ чуть дрогнули, улыбка стала шире, слишком шире, почти неестественной. Глаза, ещё недавно тёплые, постепенно темнели, теряя глубину, превращаясь в пустые провалы. Черты становились жёсткими, заострёнными, будто высеченными из холодного камня.

Она застыла, не в силах ни закричать, ни вырваться. Его улыбка больше не дарила искры — теперь она несла в себе только страх. Казалось, в этом выражении застыло что-то нечеловеческое, чужое, отталкивающее.

Серость подступила ближе, сомкнулась вокруг. Она пыталась вырвать руку, но пальцы его держали крепче, а мир вокруг окончательно растворялся. И в последнюю секунду, перед тем как провалиться в пустоту, она видела только это лицо — до ужаса знакомое и теперь навсегда чужое.

Пустота.

***

Она открыла глаза и несколько раз моргнула, словно возвращаясь в реальность. Постепенно дыхание выровнялось. Похоже, она задремала, а приходить раньше всех вовсе не было необходимости: офис ещё пустовал в утренней тишине, ни шагов, ни голосов. Можно было не спешить, позволить себе лишний час сна — но привычка оказалась сильнее. Та самая привычка, что годами вела её на «любимую» работу, даже тогда, когда внутри не оставалось ни сил, ни желания.

Компьютер ожил мягким писком, тусклый экран зажёгся и мигнул новыми уведомлениями, выдавая задания. На краю стола стояла кружка с остывшим кофе, который так и не успела допить. А рядом — конверт. Он лежал нетронутый, будто дожидался её всё это время.

И в этот миг она знала: день для неё уже начался.

Конец

Артем Стрелец 25.09.2025 г.

Подписывайтесь на канал t.me/gss_sagittarius

— все новости о новых книгах появляются там регулярно!