Любовь под напряжением, или Как не влюбиться в мажора.

Виктория шла по вечерней улице,сегодня она освободилась с подработки раньше, на часах было 18:36, шла не спеша перебирая в уме список дел, которые нужно успеть до ночи. Проверить черновик речи к диссертации, перебрать собранную за день информацию, помочь сестре с алгеброй, занести маме чашку ромашкового чая — та плохо спала последнее время, особенно сегодня, в день годовщины гибели отца.

Ветер шевелил темные пряди волос, выбившиеся из её небрежного пучка. В руках — пара пакетов с продуктами из супермаркета у станции. Она почувствовала вибрацию в кармане куртки, это был звонок сестры.

— Вик, ты где? — Голос Лизы звучал так, будто она уже в пятый раз пыталась дозвониться, уведомления не пришли, в метро связь не ловит обычно.

— Через десять минут буду дома, — автоматически ответила Виктория, ускоряя шаг.

— Мама опять достала тот альбом…

Виктория сжала телефон. Она знала, какой именно. Тот, где отец — высокий, улыбчивый — обнимал их всех на пикнике у озера. За несколько недель до той аварии на месте нефтедобычи. Она вздохнула.

— Скажи, что я везу её любимое овсяное печенье с шоколадной крошкой. — с этими словами девушка положила трубку.

Виктория свернула на короткую, узкую улицу, зажатую между двумя рядами многоэтажек-близнецов. Их фасады, когда-то бежевые, теперь походили на пожелтевшие страницы старого учебника: трещины в штукатурке, балконы с ржавыми решётками, а кое-где — яркие пятна свежей краски, будто заплатки на поношенном пальто. Её дом, девятиэтажный кирпичный, с облупившейся штукатуркой на цокольной части. Среди других домов он выделялся своими арками входов, украшенными узорами из лепнины, которые уже начали стираться. Ветер гнал по асфальту обёртку от шоколада и шелестел листьями в чахлых палисадниках, где бабушки летом высаживали бархатцы и календулу.

Дверь подъезда, некогда серая и непреклонная, ныне покрытая ржавчиной, давно утратила свою первоначальную привлекательность. В сетке окон, как в гигантском калейдоскопе, мелькали жизни соседей: на третьем этаже мерцал синий телевизор, на пятом — маячила тень с веником, а на их восьмом... Там, за занавеской с кружевом, горел тусклый свет прихожей.

— Опять не выключила, — заметила Виктория, представляя, как сестра, увлёкшись перепиской или рисованием, оставила лампу светиться в пустом коридоре.

Лифт был на ремонте. Поднимаясь по лестнице, Виктория слышала, как эхо шагов смешивается с голосами из квартир: за дверью №34 плакал младенец, в №55 звенела посуда, а на шестом этаже пахло жареной картошкой с курочкой. Воздух в подъезде был смесью ароматов старых ковров, сырости и чьих-то духов «Красная Москва», застрявших здесь с девяностых.

Дойдя до своей квартиры — их дверь была типичным продуктом своей эпохи — массивная стальная плита в порошковом покрытии под «премиальный» орех, с вечно заедающим цилиндровым замком, потертой латунной ручкой.

Переведя дух, готовя себя успокаивать мать и приводить ее в чувства.

"Уже столько лет прошло, ну сколько можно" —подумала про себя Виктория, открывая входную дверь. — она вставила ключ, уже зная, что увидит: куртку Лизы, брошенную на табурет, её же розовые кеды разбросанные в разные стороны на полу и не выключенный свет. Дверь скрипнула, как всегда. Этот звук — ровно три тона выше среднего «до» — Виктория запомнила с детства. Отец обещал смазать петли, но так и не успел.

"Надо уже вызвать мастера наконец-то, всё руки никак не дойдут..."

— Я дома! — крикнула она, стараясь, чтобы голос звучал бодро.

— Вика дома-а-а! — крикнула Лиза из глубины квартиры.

Виктория повесила кожаную куртку и прошла на кухню.

Мама сидела за столом, пальцы медленно перелистывали пожелтевшие фотографии. Перед ней — две чашки: одна с остывшим чаем на дне, вторая — пустая, отцовская, с надписью «Лучшему папе».

— Принесла печенье, — Виктория поставила пакет на стол, целуя мать в макушку.

— Спасибо, солнышко, — голос женщины дрогнул. На фото перед ней — они все вместе. Отец в красной рубашке которую он надевал только когда мы куда-то выбирались, мама в голубом цветочном платье и вика с лизой в парных спортивных костюмах.

Лиза, пятнадцатилетняя гроза местной средней школы №15, вывалилась из своей комнаты в носках с единорогами.

— Ну наконец-то! Я умираю с голоду! — Она тут же вцепилась в пакет.

— Умираешь? — Виктория приподняла бровь. — А кто съел мою порцию пасты в обед? — спросила девушка зная ответ, потому что это было обыденно.

— Я растущий организм! — сказала лиза продолжая изучать содержимое макета — О, мои любимые булочки! — Лиза забрав свою находку, уже неслась обратно, крича через плечо: — Мам, Вика опять нудит!

Мама слабо улыбнулась. Виктория видела — она пытается. Каждый день пытается.

— Как диссертация? — спросила женщина, закрывая альбом.

— Почти готова. Осталась только речь довести до идеала. Завтра защита.

— Хорошо, ты такая умница у нас, отец бы тобой гордился... — Женщина немного задумалась — А этот... твой научный руководитель. Он...

— Он очень странный, — поспешно перебила Виктория, делая вид, что поправляет заколку. — Ходит в одном и том же выцветшем лабораторном халате уже пять лет, бормочет себе под нос теории и формулы.

Лиза, вновь появившаяся в дверях, фыркнула:

— Звучит как идеальный мужчина. Ты только что описала половину преподавателей технического колледжа, которые недавно приходили к нам в школу, рекламировались, как самый престижное учебное заведение, хотя они скорее, как последний шанс для тех, кто не потянет вышку.

— Лиза! — мама сделала предупреждающий жест, но в уголках её глаз появились едва заметные морщинки — первые признаки настоящей улыбки за этот вечер.

Виктория подхватила момент:

— Самое ужасное это — когда он задумывается. Стоит, смотрит в пространство, а потом БАМ! — она хлопнула ладонями по столу, заставив Лизу вздрогнуть, — хватает тебя за рукав и начинает сыпать уравнениями,как будто сейчас кого-то призовет, прямо заглядывая тебе в душу, ААА — Подняв руки крикнула она, чем слегка напугала Лизу.

— Вик, это не смешно! Мам, скажи ей! — Встревожено воскликнула девчонка.

— Так, девочки, прекратите. Лиза, у тебя, по-моему, алгебра до сих пор не сделана — сказала женщина,вставая из-за стола, заставив Лизу удалиться.

Кухня была аккуратной и обжитой — не роскошной, но уютной, с техникой, купленной несколько лет назад, но исправно служившей.

Пока чайник закипал, Виктория достала из шкафчика три кружки: еще одну мамину фарфоровую, с нежным цветочным узором (подарок на день рождения), свою — большую керамическую, с надписью «Кофе — мой друг» (хотя сегодня в ней будет чай), и Лизкину — яркую, с принтом аниме-персонажа.

Из комнаты Лизы донеслось

— Вик, а ты не видела, где моя тетрадь по алгебре?!

Виктория, не отрываясь от своего занятия, крикнула в ответ

— На столе, под твоим же ноутбуком, посмотри! — и потянулась за пакетиком ромашкового чая для мамы.

Чайник тихо закипел, автоматически отключившись. Виктория разлила воду по кружкам, когда в дверь кухни влетела Лиза.

— Ты опять взяла мою ручку с котиком? — укоризненно спросила она, тут же замечая её в волосах Виктории.

— Ага, — не стала отпираться та, снимая ручку и протягивая сестре. — Зато теперь она пахнет моим шампунем.

Лиза скривилась, но схватила ручку, а заодно, и печенье из пакета. Виктория фыркнула, но не стала ругаться — вместо этого налила в мамину кружку чуть больше мёда, зная, что сегодня ей это нужно.

— Лиз, неси учебник, будем разбирать твою алгебру, — сказала она, беря поднос.

— Да, сейчас, — буркнула Лиза, но полезла в шкаф за книгой.

Виктория улыбнулась и понесла чай в гостиную, где мама уже убрала альбом и смотрела телепередачу.

Мама встретила Викторию улыбкой, но тень усталости в её глазах не ускользнула.

— Спасибо, солнышко, — тихо сказала она, принимая кружку.

Лиза ввалилась в гостиную, волоча учебник.

— Вот, — бросила она, плюхнувшись на диван так, что пружины жалобно скрипнули. — Только если ты начнёшь читать лекцию о «важности математики», я сбегу. Честно.

Виктория села рядом, пододвинув печенье поближе к сестре — её проверенный способ удержать Лизу на месте.

— Смотри, — она обвела в тетради условие задачи, оставив след грифелем карандаша. — Здесь нужно не решать, а рисовать. Представь, что это карта сокровищ, а икс — место, где зарыт клад.

— Клад из двоек? — фыркнула Лиза, но рука уже потянулась к карандашу с линейкой-транспортиром.

Мама приглушила телевизор, наблюдая, как старшая дочь рисует на полях графики-пиратские флаги, а младшая, забыв про телефон, хихикает над «кривым попугаем» вместо параболы. За окном завывал ветер, но в комнате, наполненной ароматом мёда, его рёв терялся среди смеха и шелеста страниц.

виктория заметила что припасы по удержанию младшей сестры, заканчиваются и направилась за ними обратно на кухню.

— Знаешь, — вдруг сказала мама, когда Виктория поднималась за второй партией чая, — ты у меня сегодня как ромашка.

— Всмысле? — удивилась та, застыв в дверном проёме.

— Тихо цветёшь и греешь, — ответила мама, и в её голосе впервые за вечер зазвучало спокойствие.

Лиза, увлечённая задачами, не обращала внимания на происходящее.

Виктория быстро вскипятила воду во второй раз, пока перебирала в голове аргументы для подытоживания диссертации. Она на ходу заварила черный чай — и вернулась в гостиную, аккуратно прикрыв дверь локтем.

— Вот твой клад, — Лиза тыкала карандашом в график, превратившийся в подобие ананаса. — Только вместо золота тут… э-э-э…

— Отрицательные значения, — Виктория поставила кружку на подстаканник и одним росчерком исправила кривую, превратив её в стройный парус. — Смотри, пираты плывут в сторону бесконечности.

Сестра закатила глаза, но тут же схватилась за исправления, будто играя в морской бой с цифрами. Мама дремала в углу дивана, пальцы всё ещё обнимали тёплую кружку. Телевизор негромко вещал о погоде, а на экране уже красовалась синяя заставка.

Когда в тетради наконец появился верный ответ, Виктория потянулась, чувствуя, Как мысли неизменно возвращаются к своим схемам в научной работе.

— Всё, адмирал, — она щёлкнула Лизу по носу карандашом. — Дальше сама.

— Уже всё ? Ну блииин — проворчала та, но тут же уткнулась в телефон, уже листая мемы с котиками.

Рабочий стол Виктории напоминал лабораторию алхимика, где стояли стопки распечаток с графиками коэффициента полезного действия ветрогенераторов, рядом лежали не меньшей стопкой исписанные формулами и вычислениями тетради. На мониторе ноутбука застыли трёхмерные модели лопастей, вращающиеся в цикличной анимации, будто загипнотизированные собственным вращением.

— Ты опять со своими ветряными мельницами? — Лиза, заглядывая в комнату, кивнула на экран, где симуляция ветра рисовала вихри поверх карты региона.

— Не мельницами, а турбинами, — поправила Виктория, не отрываясь от расчётов. — И они дадут свет тебе и твоим единорогам.

Диссертация Виктории была не просто набором уравнений. Каждая страница дышала её убеждением: ветер — это не стихия, которую нужно укротить, а диалог, который стоит услышать. Она собирала данные, как мозаику: здесь — отчёт о снижении выбросов CO2 в Дании после внедрения ВЭУ, а так же статистика смертности птиц у нефтяных вышек, подчеркнув её красным. На полях её черновиков цвели карандашные заметки: «1 МВт от ветра = 2600 спасённых деревьев», «Нефть — это прошлое, которое душит будущее».

По вечерам, когда Лиза возилась с алгеброй, а мама зашивала протертые локти на школьной форме, Виктория погружалась в мир цифр. Она сравнивала шум ветряков с рокотом нефтяных генераторов, вычисляла, как лопасти, разрезая воздух, окупают своё производство уже через год, тогда как нефтяные станции десятилетиями выкачивают из земли ресурсы. Её формулы становились мостами между холодной наукой и горячим желанием оставить Лизе небо без смога.

— Вот, — однажды сказала она, показывая Лизе видео: стадо оленей, бредущее у подножия ветряка в Норвегии. — Видишь, они не боятся. А теперь посмотри на это… — Кадры нефтяного разлива, птицы в чёрной жиже. Лиза молча прикусила губу, а через неделю принесла из школы плакат: «Ветряки — крылья Земли».

Вечерело, сестра уже отправилась в кровать, дрыгала ножкой и смотрела в телефон.

Виктория перечитала свою речь в пятый раз, поправляя уже исправленные фразы. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и легким шорохом страниц. Завтра — конференция. Завтра всё решится.

"А что, если я не смогу?" — пронеслось в голове.

Она закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в пальцах. Всё было выверено, проверено, перепроверено. Теория — железная. Но…

"А если я запнусь? Если голос подведет в самый ответственный момент? Если комиссия посмотрит скептически, и я вдруг забуду цифры?."

Она резко вдохнула, сжимая листы бумаги. Нет. Она не имела права на провал.

"Мама так гордится. Сестра смотрит на меня как на пример. А если я упаду лицом в грязь? Если все эти годы окажутся напрасными?"

Грудь сжало от тяжести. Она потянулась за чашкой с уже остывшим чаем, но рука дрогнула, и ложка звякнула о блюдце.

"Соберись. Ты же знаешь материал наизусть. Ты готова."

За окном уже сгустились сумерки, стрелки часов неспешно приближались к десяти вечера. Она перечитала текст еще раз и все же удовлетворенно улыбнулась — все было идеально. Три года кропотливой работы, бессонных ночей и сомнений — и вот теперь ее исследование о новых методах добычи энергии наконец получит признание.

Звонок.

Она вздрогнула, оторвавшись от экрана. На дисплее телефона высветилось: «Куратор». Сердце екнуло — он должен сопровождать ее на конференции. Может, что-то уточняет в последний момент?

— Доброй ночи, Виктория, — раздался в трубке его голос. — Прошу прощения за поздний звонок, я вас не разбудил?

— Нет, конечно, — ответила она, стараясь звучать спокойно. — Я как раз заканчивала речь для защиты.

На другом конце провода повисла пауза. Слишком долгая.

— Понимаете, Виктория… — Он говорил медленно, будто подбирал слова. — Дело в том, что мест не осталось.

— Как? — Ее голос дрогнул. — Мы же бронировали заранее!

— Кто-то выкупил ваше место. Не знаю, кто именно… Возможно, университет продвинул своего студента. Мы ничего не можем поделать.

Его слова обрушились на нее, как ледяная волна. Три года. Три года подготовки, надежд, борьбы — и все рухнуло в один миг.

— Но… может, есть еще варианты? — Голос ее предательски задрожал. — Это же невозможно просто так взять и…

— Мне правда очень жаль. — В его тоне не было ни капли сожаления. — До свидания.

Гудки.

"Как... Как он мог?!"

"Мы же договорились. Место было забронировано. Он знал, как это для меня важно!"

В голове всплыло его равнодушное "Мне очень жаль".

"Он даже не попытался помочь. Просто отрезал. Будто я для него — пустое место. Будто эти три года подготовки ничего не стоят."

В горле появился ком.

"А университет... Конечно. Кому нужна честная наука, когда можно продвинуть «своего»? Какой-то протеже декана, наверное. Или сынок какого-нибудь спонсора. Деньги решают всё, да?"

Она резко провела ладонью по глазам — предательски выступили слезы.

"И ведь никто даже не постесняется. Никто не скажет: «Извините, мы украли ваше место». Просто вычеркнут и всё. Как будто так и надо."

Телефон выскользнул из пальцев. Виктория сидела, словно парализованная, не в силах пошевелиться. В голове гудело, сердце бешено колотилось. Что теперь? Конференция — это не просто формальность. Это ее шанс, ее будущее, ее карьера. Без этого выступления все могло пойти под откос.

Прошло несколько минут, прежде чем она смогла сделать глубокий вдох. Нет. Она не сдастся так просто. Если ее место «пропало» — она все равно поедет. Доберется туда, ворвется в зал, потребует объяснений. Пусть попробуют ее остановить.

Она резко встала, отчего стул грохнулся на пол.

"Пусть они там все думают, что я сдамся. Пусть этот куратор считает, что я тихонько поплачу и исчезну. Пусть этот «чудо-студент» готовит свою речь."

"Я приду. Войду в этот зал. И пусть они попробуют меня выгнать."

"Посмотрим, чьи аргументы окажутся сильнее — их деньги... или моя правда."