Любовь с придыханием

— Она посмотрела ему в глаза, и в них взвилось пламя! Резким движением руки он притянул её к себе за талию и!.. Впился в уста сладким поцелуем! Ох… Колени у Эванжелины затряслись, дыхание прервалось, и она прошептала: «О, моя любовь!»…

Александра Ивановна отложила книгу на стол и завистливо вздохнула.

Эх, почему этой Эванжелине достался такой прекрасный… такой восхитительный субъект?! А она сама… ну так себе… Ни о чём! Просто мышка серая. Почему такой идеальный мужчина не мог достаться кому-нибудь... получше?

На глаза навернулись слёзы.

Как бы хотелось взять и встретить одного или нескольких таких необыкновенных и со всех сторон положительных мужчин. Вот как их описывают: широкие плечи, бархатный голос, упругая задница, за которую так часто героини хватаются, а потом жмякают, жмякают, жмякают!

Дверь в дом отворилась, и вместе с ледяным порывом ветра в дом вошёл Тимофей Андреевич. Супруг. К сожалению…

— Что, Шурка, поесть что сготовила? Жрать охота… Сил нет! — дедуля, прихрамывая и охая, снял валенки и вместо них надел на ноги протёртые домашние тапочки. На вешалку, прибитую к стене ржавыми гвоздями, полетел тулуп и шапка-ушанка. Дед растёр морщинистые руки и беззубо улыбнулся своей жене.

— Что, старая, скучаешь? А я сегодня долго — снега в этом году навалило… полный край! Вот приедут к нам Маришка с Ванечкой, будет из чего внучатам снеговиков лепить!

Александра Ивановна снова вздохнула.

Вот почему у глупых героинь всё так прекрасно? И жизнь налаживается, и попаданками они становятся: когда ты, вот, был старый, а потом… Р-р-раз! И сразу прекрасный! И грудь у тебя до колен не свисает, и голос-то чистый, и морщин нет. И бородавок на носу тоже нет!

А ведь она тоже… Тоже могла бы!

Она ведь ещё не совсем старая — всего десять лет, как на пенсии! В ней ещё задору юношеского на пятерых героев хватит!

Взгляд сам с собой упал на жалкое подобие мужчины.

Сгорбленная спина, сутулые плечи, плешивая голова и выглядывающие ребра… Даже не сказать, что жрёт, как не в себя!

Дедуля шаркающей походкой поспешил к накрытому столу и прицокнул языком, оценив вид нового блюда — картошки, запечённой в глиняном горшочке с добавлением сливок и пряностей.

И пускай Машка с третьего дома говорит, что Александра Ивановна читает романтические бредни, но эта же самая Машка никогда бы не смогла приготовить ничего подобного, потому что рецепт был найден на одной из страниц книги про брошенную графиню и благородного герцога. Аккурат перед горячей и страстной сценой!

От воспоминаний о прочитанном отвлёк Тимофей Андреевич, громко чавкая блюдом, которое бы с лёгкостью подошло какому-нибудь герцогу… Или даже королю! А приходится тратить… На всяких…

И опять тихий вздох

— Ты чего дышишь тяжко? — заволновался дед. — Астма опять, да?

— Тьфу ты, — плюнула Александра Ивановна, — о чём с тобой вообще можно говорить, старый? Не понимаешь ты мою душу! Ты мне об астме, а я хочу о возвышенном. Я хочу романтики! Чтобы как... — она потрясла книжкой в руке, — чтобы как в книге! Я хочу любви…

— Чего?

— Любви… — медленно, с придыханием повторила Александра Ивановна. — Куда тебе понять, старый, возвышенные чувства, которые могут испытывать… они…

— Да кто они-то?

— Ну, всякие, понимаешь? Я задыхаюсь в этой рутине, в ощущении, что жизнь прошла и другого шанса на счастье не будет! А я так и не почувствовала всю гамму эмоций, той всепоглощающей страсти, что накрывает с головой и заставляет дыхание сбиваться, колени подкашиваться, а глаза мечтательно закатываться…

— Говорю же, — встрял супруг, — астма это — все признаки!

— Ой, да что с тобой разговаривать! — хлестнув непутёвого по хребтине полотенцем, женщина расстроенно отошла к окну.

По морщинистой щеке скатилась одинокая слеза.

Нет в этом мире справедливости. Нет и не было её.

Как можно объяснить старому, дряхлому деду, проработавшему всю жизнь на заводе, к чему стремится её пожилое, но ещё такое горячее сердце?

И пусть сил в руках уже мало, но душа-то молодая! Такая же, как и пятьдесят лет назад! Когда и опостылевший муж не был немощным пердуном, а улыбался ей белозубо, сверкая ямочками на щеках. Тогда он не был Тимофеем Андреевичем. Это был шутник и балагур Тимоша Кудрявцев, в чью смазливую мордашку были влюблены все девицы их деревни. Но повезло только ей — Шурке. До сих пор в памяти остались те вечера, когда они гуляли при луне или целовались на сеновале всю ночь напролёт! А с утра опять бежали на работу — не выспавшиеся, но такие счастливые!

А что потом? Свадьба прошла, пошли дети и эта круговерть: работа, дом, корова, дети, работа, дом, корова… И только выйдя на пенсию и начав читать о том, как могут жить другие, она поняла, чего всю жизнь была лишена! Вместе с героинями её любимых книг она могла путешествовать, влюбляться, делать что-то важное… Там она была не просто Шурка! Там она могла быть графиней Де Конте, за чью руку сражались короли, или леди Эванжелиной, перед которой склоняли колени доблестные герцоги!

А потом книга заканчивалась, и место Эванжелины снова занимала Александра Ивановна, которой надо было готовить есть, доить корову и таскать воду в деревянный деревенский дом… А потом терпеть присутствие некогда прекрасного, а ныне разваливающегося и жалующегося на погоду мужа, что с кряхтением ложился в супружескую кровать, а потом делал громогласный залп! Такой, что приходилось вскакивать и бежать на кухню, чтобы переждать, пока запах не выветрится.

Она ненавидела его бородавку на кончике носа. Его волосатые уши и скрипящие колени. Но приходилось терпеть и продолжать жить рядом, ведь мимо их дома никогда не проходил герцог и не проскакивал на вороном жеребце король… Да даже если бы и проскакал, разве заинтересовался бы он деревенской Шуркой с грубой кожей на ладонях и обветренным от постоянной работы на улице лицом?

На плечо легла сухая рука.

— Шурочка, ты чего расстроилась? Я не понимаю, какой романтики ты хочешь. Ты так часто о ней говоришь, так может, она у нас есть? Просто ты её не видела…

Александра Ивановна вздохнула.

— Нет, милый, нет у нас романтики. Старые мы для неё. И никогда уже её не будет…

Всё ещё крепкими, хоть и подрагивающими руками супруг развернул её к себе. Посмотрел внимательно в глаза и нахмурился.

— Это ты брось, Шурка! Что значит, старые? Что значит, не будет? Мы сейчас в том возрасте, когда нам можно всё! Мы родили и воспитали детей, привечаем внуков, обязанность перед родиной выполнили и никому из друзей никогда в помощи не отказывали! Мы с тобой, Шурка, вместе больше пятидесяти лет. Что значит, не получится? А ну, доставай свою книгу, пробовать будем. Романтику твою делать!

Первой романтичной сценой в книге был момент, где герцог Андрожский привёз леди Эванжелине в подарок коня. Белоснежного жеребца с золотой гривой.

На следующее утро Тимофей Иванович направился в местный сельсовет и выпросил на полдня единственную тяговую лошадку.

Кляча еле на ногах стояла, доживая свой век в качестве живого пособия по болячкам у местного ветеринара. Но всё ещё была живой!

Довольный и сверкающий челюстями супруг привёл спотыкающуюся животину на порог дома и, отставив ногу в огромном валенке в сторону, с чувством продекламировал:

— О, прекрасная графиня! Прими от всего сердца подарок для коротких прогулок по твоим владениям!

— В книге написано «для длительных прогулок».

— Каких длительных, Шурка?! Эта кляча, дай Бог, до конца деревни дойдёт! Бери, что дают!

Потом Тимофей Андреевич довольно долго пытался запихнуть раздобревшую за все года супругу на коня. То есть, на лошадку. Александра Ивановна запихиваться не хотела. Бока свисали, а руки дрожали. Пришлось звать на помощь соседа. Сосед Прохор, будучи прапорщиком в отставке, был ещё в неплохой форме. Правой ноги, конечно, у него не было, но в общем чувствовал себя прекрасно. Так что миссию по усаживанию соседки на коня воспринял спокойно, как солдат, отправленный в последний бой.

Вдвоём они с Тимофеем Андреевичем всё-таки смогли закинуть уже сомневающуюся в правильности идеи Александру Ивановну на коня. Ножки у лошадки подогнулись и мелко задрожали, но наученная тяжёлым трудом кляча сельсовета всё же смогла выправиться.

— Пошёл! — громко гаркнул сосед и подтолкнул животину в сторону конца деревни, примерно туда, где находился сельский магазин.

Тимофей Андреевич взял лошадь под уздцы и с гордым видом прошествовал по главной улице, перелезая через сугробы и запинаясь об них же длинными носками валенков.

За время этой поездки с Александры Ивановны десять потов сошло. Она уже не была уверена, что лошадь — лучший подарок. Сейчас ей хотелось вернуться домой, хлебнуть горячего чаю и не вылезать из тёплой кровати до следующего понедельника, когда в магазин должны будут привезти новую порцию свежего хлеба.

В итоге всё закончилось падением.

К счастью, упала лошадь. Наша героиня довольно удачно свалилась на своего супруга. Последний был вдавлен в снег, но жив.

Лошадь подобным похвастаться не могла. Ветеринар, пришедший из города, развёл руками и сказал, что она уже давно дышала на ладан. Так что смерть животины списали на возраст.

На следующий день женщина подошла к супругу и протянула ему раскрытую книгу.

— Вот, смотри. Видишь, написано: "Встав на час раньше девицы, Его Величество пошёл на кухню и собственноручно сделал ей тост со свежей рыбкой и паштетом из осетров".

— Подожди, подожди, — прервал её муж, — я же ещё очки не надел, а ты уже мне про осетрину!

Он дрожащими руками достал из футляра очки с толстыми стёклами, напялил на волосатые уши и, прищурившись, внимательно вчитался в строки.

— А что это значит, паштет… Паштет куриный?

— Паштет из осетрины! Ничего ты не понимаешь! Дай сюда!

— Нет-нет-нет, всё я понимаю. Всё будет замечательно! Так, ложись спать, а я всё сделаю.

Александра Ивановна легла в кровать, накрылась одеялом и закрыла глаза.

В это время супруг на кухне гремел посудой.

Больше всего на свете ей хотелось вскочить, надавать ему тумаков и прогнать с собственной кухни, где он посмел хозяйничать.

Но нельзя.

Романтика требует жертв…

Поэтому Александра Ивановна послушно сложила руки на груди и ждала.

«Тик-так-тик-так-тик-так» отсчитывали старинные часы с кукушкой.

Прошло не меньше получаса, прежде чем из кухни донёсся радостный и громогласный крик Тимофея Андреевича:

— Шурка, всё готово! Иди, пробуй!

Подорвавшись с кровати, наша героиня практически бегом устремилась на голос, громко шаркая тяжёлыми тапочками по деревянному полу. С воодушевлённой улыбкой она зашла на кухню и…

— Что это?

— Как что? — старик счастливо улыбнулся и указал на стол: — Это ваш завтрак, герцогиня!

— Графиня.

— Простите. Графиня.

Александра Ивановна сморщила нос, но все же села за стол.

Перед ней, на праздничном сервизе, гордо возвышалась гора бутербродов из чёрного, чуть подсохшего к концу недели хлеба, майонеза и ароматной селёдки с луком. Той самой, что она хранила в банках с маслом на новый год.

Крепко сжав зубы, женщина улыбнулась.

— Большое спасибо, ваша милость.

— Величество, — педантично поправил супруг, сверкая лукавой улыбкой.

— Величество… — с явным усилием повторила она, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не огреть его по хребтине, — я как раз эту селёдку хранила на праздник… Очень мило.

Но, чтобы не расстраивать мужчину, Александра Ивановна всё же позавтракала. Второй раз за день. Запивая парным молоком хлеб с селёдкой, она расписывала в голове план мести. Но её от этого увлекательного дела отвлёк супруг.

— Так, я, по-моему, во вкус вошёл! Что там дальше? Ты сказала, что там целый набор всякой романтики. Давай хотя бы ещё одно что-нибудь — Бог любит троицу!

Вздохнув, она всё же достала книгу.

— Вот, послушай… "И схватив её за шею, он притянул её к себе, впившись жёстким поцелуем в её уста! Она, закрыв глаза, издала гортанный стон!"

— Какой стон?

— Гортанный, не отвлекай… "затем пододвинулась к нему и с её губ сорвалось… "о, моя любовь!" Он подхватил её на руки, и положил на хрустящие белоснежные простыни…“

— Стой, стой! В прошлый же раз ты читала про пламя в глазах и что-то похожее…

— Это была другая книга, дубина! Будешь дальше слушать? Там самое интересное начинается!

— Да я вот уже боюсь, — признался дед, — после этих гортанных стонов, кто его знает, что там дальше. И вообще, что ты там за разврат читаешь?! Ну-ка, дай я посмотрю…

Он вцепился в книгу с одной стороны, женщина с другой. Она всеми силами пыталась не отдать такую драгоценность супругу, который точно бы переврал весь сюжет и испортил бы настрой.

После непродолжительной борьбы они все же решили действовать. Хотя бы попробовать то, что уже было прочитано. Еще неизвестно, дойдут ли они дальше пункта с белоснежными простынями, а так хоть попытку засчитать можно.

Встали друг напротив друга в единственной комнате между кроватью и шкафом, и Тимофей Андреевич посмотрел снизу вверх на свою суженую.

— Ну, с Богом!

Схватив женщину сзади за шею, он дёрнул её на себя.

— Ай! Ты что творишь, старый?!

— Подожди, я ещё не закончил…

Правда, закончить пришлось быстро, потому что после опробованного взятия на руки у Тимофея Андреевича прострелило спину… Потом подогнулись колени… И вместо белоснежных простыней они упали на половик.

Потирая ушибленный копчик, Александра Ивановна вздохнула.

— Тимош, а может, ну её, эту романтику? В принципе, мне и так с тобой хорошо…

На следующий день мужчина ушёл с соседом на зимнюю рыбалку, а его супруга устроилась в потёртом кресле с семейным фотоальбомом в руках.

Там, на черно-белых фотографиях были они. Молодые, улыбающиеся и счастливые. Вот, белое подвенечное платье испачкалось в луже перед храмом, так что батюшке пришлось венчать их прямо так. Вот, она за руку со старшей дочкой улыбается в камеру, а молодой Тимоша обворожительно подмигивает им с другого конца фотографии.

Вот, её супруг после рождения сына купил их первый телевизор, и с этого момента они могли всей семьёй каждый вечер собираться перед экраном, прежде чем пойти спать.

Вот, их первый внук. А вот, внучка…

И везде… Везде её Тимоша рядом с ней. Он присутствует на каждой фотографии, смотря на свою неумолимо стареющую супругу с неизменной улыбкой.

Вытерев мокрые от слёз глаза, Александра Ивановна улыбнулась.

Не нужны ей никакие герцоги. И короли тоже не нужны. Она уже давно нашла свое счастье.

И это счастье внезапно предстало перед ней, с тихим скрипом отворив входную дверь.

— Шурка, смотри, что я принёс! — заговорщически прошептал он, выложив на стол пару бумаг с синей печатью.

— Что это?

— То самое… Романтика! — поднял он вверх указательный палец. — Пришлось идти на поклон к хозяину местного кладбища. Но это того стоило — два лучших места нам забронировал. Соседних!

Женщина скрутила в тугой узел полотенце и с силой огрела им по спине мужчину.

Увернувшись от следующего удара, Тимоша встал перед ней. Старый, плешивый, но такой родной. Он так хитро улыбался, что Александра Ивановна не выдержала и рассмеялась. Её смех тут же подхватили.

Они смеялись так долго и громко, что на глаза у обоих выступили слёзы.