Люди, боги и дары

Раскалённый песок обжёг колени, когда Ксенагор не удержал равновесия и плюхнулся на арену. А коснувшись песка ладонями, просто взвыл от ярости и обиды: и без того руки болели, будто кожа содрана, а тут ещё и обжёгся…

Дед подошёл, упёр руки в бока:

— Долго ты собираешься тут сидеть и хныкать, как баба? Или чудовища будут ждать, пока ты поплачешь над своими синяками?

Ксенагор зарычал и кое-как поднялся на ноги. Вот умел дед его разозлить, этого не отнимешь! А злость для человека с даймоном — палка о двух концах: иногда придаёт сил, как сейчас, а иногда сводит с ума, и тогда беги всё живое!

Громадные неотёсанные камни слагали мощную стену, внутри которой на посыпанной песком арене учились и состязались юноши с даймоном. Стена местами была покрыта чёрной копотью, местами усеяна мелкими трещинами — ученики деда Ялмена частенько творили не то, что следует. Самых вспыльчивых, не умевших сдерживать даймон и собственный буйный нрав, дед отправлял чистить стену от сажи, да всё руками, без даймона! Бывало, и Ксенагор с проклятьями скрёб огромные каменюки и понемногу переносил сажу со стены себе на физиономию…

Теперь не то: он уже почти взрослый борец с чудовищами, и деду нет нужны воспитывать его детскими наказаниями. Теперь Ксенагору достаточно просто понять, что он не сделал нужное: злость на себя заставляет исправлять ошибки надёжнее, чем любое взыскание от наставника. Но иногда просто кончаются силы, и боль в руках после атаки даймоном невыносима, и хочется забыть про все эти премудрости и просто отправиться ходить за плугом или бросать в море сети, как все обычные мужчины. И чтобы ночами не снились растерзанные тварями люди…

— Я гото… — начал Ксенагор, и тут же дед напал, не дожидаясь, пока внук договорит. Стена огня двинулась на Ксенагора, и рёв пламени был ужасен… настолько ужасен, что ученику хватило мгновения распознать иллюзию. Он взмахнул левой рукой, будто сметая паутину, а правой послал в деда комок пламени. Стена огня тут же исчезла, а дед увернулся от атаки и удовлетворённо крякнул:

— Догадался, молодец! Не забывай думать даже в бою. Всё, на сегодня довольно, идём мыться.

Дед и внук подхватили одежду и зашагали по пологой тропке, бежавшей среди зарослей белой полыни. Тропка вывела на узкий пляж с твёрдым, прибитым волнами песком. Ксенагор на ходу потянулся всем телом, сделал несколько взмахов руками, чтобы размять затёкшие мышцы, а потом с разбегу бросился в зелёные волны. Вода была холодна, но Ксенагор знал, что ощущение холода быстро уйдёт, стоит только начать двигаться в воде. Он мощными гребками отплыл подальше от полосы прибоя, оглянулся на деда: тот входил в воду неспешно, шагом, осторожно пробовал ногами скользкие камни. Ксенагор нырнул, прозрачная вода сомкнулась над головой, и он открыл глаза.

Смотреть на подводный мир ему нравилось всегда, с детства. Когда совсем мальчишкой он переборол страх погружения и впервые окунулся в море с головой, наградой ему были удивительные картины. Совсем рядом, нисколько не боясь человека, проплывали морские караси. Длинные и тонкие, как спицы, сарганы носились в глубине, и их тени стремительно текли по дну. Маленькие пёстрые акулы шарили среди камней и выпугивали из укрытий ужасных ядовитых скорпен. Стайки мальков кефали плавали у самой поверхности и блестели в лучах солнца живым серебром. Рыжие барабульки весело играли между камней, а морские драконы, если их случайно выкапывали из песка, укоризненно глядели на нарушителя спокойствия выпуклыми печальными глазами. Редко, если очень повезёт, удавалось долго держаться на одном месте и не отбрасывать тень на выбранную россыпь камней; тогда можно было заметить, как перетекает по дну маленький осьминог, цветом почти слившийся с донным илом.

Ксенагор полюбил море. Когда дед научил его правильно задерживать дыхание, мальчик проводил под водой долгие минуты, разглядывая увлекательную жизнь морских обитателей. Когда он видел на лотках торговцев на рынке знакомых рыб, их потухшие глаза, блёклую высхошую чешую, его охватывала печаль, хотя он и корил себя за лишнюю чувствительность… Иногда он жалел, что боги не дали ему даймон воды! Но мойры спряли ему другую судьбу: в нём проснулся даймон битвы. А это значило, что его путь — путь бойца, защитника людей от порождений ночной жути, что наплодили потомки Тифона и Эхидны.

Сила даймона пробудилась в Ксенагоре довольно поздно, в девять лет. Но это было и к лучшему: он уже окреп, занимался гимнастикой и отлично плавал. Силы тела были нужны одарённому Аресом как никому другому из носителей даймона: за разрушительную мощь в бою надо платить! И жизнь Ксенагора превратилась в череду изнурительной работы тела и духа: бег, прыжки, плавание, метание диска и копья, поднятие тяжестей, акробатика, а вместе с тем — развитие даймона: сила должна приходить только в нужный момент и ровно столько, сколько требуется. Кроме боевого, у Ксенагора обнаружились даймон огня и ветра, и дед учил сплетать эти силы вместе в бою.

Боги не нраградили юношу высоким ростом, и Ксенагор стыдился этого, пока однажды на играх для молодёжи не одолел в борьбе более высокого и тяжёлого противника. Без всякого даймона! Дед сказал тогда:

— Ты понял на собственном опыте, что ни рост, ни сила сами по себе не дают успеха. А теперь погляди, как на тебя смотрят девушки! Им нет дела, что ты невысок: они видят только твою победу. И так будет всегда.

И с усмешкой добавил:

— А те, кто оценивает только рост и игру мускулов, мало что понимают в жизни. Не слишком-то доверяйся им.

И всё же над Ксенагором посмеивались: с кем он собрался воевать? Времена, когда по земле бродили великаны и чудовища, давно прошли, только странствующи певцы да учителя в школе ещё рассказывают о них. Да и истории деда Ялмена, скорее всего, просто байки старого воина. К чему эти постоянные занятия в палестре и на арене для даймона? Ведь молодость даётся только раз, и хочется провести её весело!

В самом деле, Ксенагору нечасто доставались удовольствия юности: прогулки и пирушки с друзьями, танцы с девушками, охота, купания в море с лодок требовали времени, а его было очень мало. А в дружеских состязаниях с ним давно никто не хотел связываться: итог был очевиден… Да и девушки, с любопытством глядевшие на победителя игр, были бы рады, если бы Ксенагор больше времени уделял им, чем диску и копью. Потому к четырнадцати годам у него не было возлюбленной, как у всех друзей. И понемногу его начали грызть сомнения: а надо ли в самом деле тратить время жизни на эти бесконечные упражнения? Может, и правы друзья и подруги?..

Когда двое молодых людей ушли охотиться на склоны Пелиона и не вернулись к вечеру, никто не встревожился. Увлеклись, задержались, заночевали у костра — бывает, молодо-зелено. Тревогу подняла покрытая кровью, хромающая охотничья собака, что прибежала в деревню на другое утро. И то сперва все решили, что она просто отбилась от хозяина и попала в лапы леопарду или медведю — глупая псина! Лишь когда на собачьем боку открылась глубокая рана от когтей, полная гноя, опытные охотники задумались. Так не порвал бы ни леопард, ни медведь… Тем временем собаку скрутили судороги и она издохла, скрюченная и страшная. Знахарка обнюхала рану, изучила сгусток грязи, крови и гноя и сказала, что на когтях неведомой твари был яд.

Горячие головы, что требовали немедленно идти на поиски охотников, отступили перед здравым доводом: если на собаку напал не просто зверь, а неведомое чудище, охотничьи копья могут не спасти! И деревенские мужчины отправились к дому Ялмена.

Старый боец с чудовищами на сей раз не дождался от соседей насмешек и шуток: мол, на что нужен охотник на несуществующих тварей? Он выслушал новости спокойно и сурово, позвал старшего внука Ксенагора и велел собираться на большую охоту:

— Наденешь мой пояс — тот, с фигурной пряжкой.

— А ты?! — возмутился внук.

— А я пойду в простом, — строго сказал дед. — Тебде защита даймона нужна больше, чем мне: ты пойдёшь первым, а я буду помогать.

Пояс с искусно кованой бронзовой пряжкой подарил деду в давние времена благодарный царь далёкой страны Мисии за то, что Ялмен избавил его владение от химеры. Молодой и бесстрашный охотник тогда едва не простился с жизнью и навсегда выучил урок: защита нужна любая, какая только есть. Беспечность — короткий путь в страну теней.

Мисийский царь хотел наградить героя как должно и не поскупился на расходы. Он разыскал удивительного мастера родом с таинственного острова Крета и заказал ему воинский пояс, прикрывающий живот широкой пряжкой. На бронзовую пряжку мастер с помощью своего даймона и наложил вечную защиту: заговорённый металл сверхъестестенным тварям не по зубам. Да и узор оружейник создал на славу: на пряжке изображён был Аполлон, сражающий Пифона. Защита богов тоже не лишняя…

Сколько стоила такая работа, Ялмен тогда и не выяснял, но пояс хранил бережно. Сын его был хорошим сильным бойцом: участвовал в войне с соседним городом, отражал набеги пиратов. Но он не владел и крупицей даймона, поэтому в мирное время выращивал пшеницу и виноград, делал вино и давил масло из оливок. А вот внук Ялмена родился с даймоном, и все знания, все умения деда и, конечно, волшебный пояс должны были перейти к нему.

Ксенагору пришлось надеть под заговорённый пояс ещё один, кожаный: пока что молодой охотник был слишком тонок в талии. Дед поглядел и кивнул:

— Мускулы на животе ещё прибавятся. Гляди только, чтобы вместо них жирок не завязался!

И шутливо хлопнул внука по животу.

Деревенский отряд во главе с двумя одарёнными охотниками двинулся сначала всем известной тропой по склону горы. Дальше следы искали опытные собаки: едва лишь учуяв следы погибшей охотницы, они уткнулись носами в землю, вытянули хвосты и понеслись вперёд — только поспевай! Однако поначалу всё было спокойно: пели птицы, мелькали на кривых красных стволах сосен белки, качались в вышине макушки кипарисов…

Поляна, на которой произошла битва, открылась неожиданно. Не так уж далеко ушли охотники… Собаки, что первыми вылетели на открытое место, резко остановились, взвыли, задрав острые морды к небесам, а потом бросились назад, прижались к ногам хозяев и жалобно заскулили.

Взрослые сильные мужчины не сразу набрались решимости подробно рассмотреть то, что осталось на поляне. От одного только запаха съеденное с утра просилось наружу! Да и жирные мухи на кровавых ошмётках были невыносимо отвратительны…

Ялмен первым ступил на кровавую поляну. Осторожно, глядя под ноги, подошёл к тому, что осталось от молодого Анаксагора: его можно было узнать лишь по новым сапогам. Он ещё хвастался обновкой перед самой охотой… Головы у юноши не было, кости хребта белели в засохшей кровавой каше. Внутренности из живота были вывернуты и частично как будто…

— Химера попировала, — мрачно молвил Ялмен. — Сожрала всё, что смогла.

Кто-то из мужчин не выдержал — со стоном отбежал в сторонку, и его вывернуло. Рассматривать останки было тяжко. Но Ялмен, сурово сжав губы, шагнул к телу другого охотника, Лисия: у того голова была на месте, но кровавая маска не позволяла рассмотреть лицо… возможно, и к лучшему. У Лисия была оторвана левая рука по самое плечо, и кровь впиталась в землю рядом с телом. Мухи ползали по останкам, деловито перелетали с места на место… Ялмен нетерпеливо взмахнул рукой — даймон ветра снёс насекомых, освежил воздух над поляной.

— Кто это был? — слабым голосом спросил один из охотников. — Не медведь же…

— Нет, — вздохнул Ялмен. — Это чудовище. Какое — трудно сказать, нужно искать следы. Но сначала… у кого есть вино?

Запас нашёлся, и над погибшими провели короткий похоронный обряд. Ялмен даймоном земли расширил яму под корнями громадной сосны, туда опустили оба тела, бросив на них по горсти земли и лишь потом засыпав. Совершили возлияния, и Килик, часто исполнявший обязанности деревенского жреца, призвал водителя душ Гермеса забрать на поля асфоделей несчастных охотников, умерших так рано, молодыми и прекрасными…

Ксенагор смотрел и слушал, борясь с гневом в душе. Он понимал, что первым делом надлежит заботиться о людях, но даймон битвы требовал скорее преследовать тварь, найти её следы, напасть, поднять из логова и уничтожить! Разорвать в клочья! Он ясно представил, как будет распадаться нечестивая плоть под ударами его пламени, как вознится его копьё в глаза ненавистного чудовища — есть же у него глаза, надо полагать! Ноздрей будто коснулся запах мерзкого ихора… и тут он ощутил на плече руку деда.

— Придержи даймон, — тихо посоветовал Ялмен. — Ты выдыхаешь пламя.

Ксенагор смутился. Огляделся — не видит ли кто? Но остальные были заняты похоронами. Ксенагор постарался взять себя в руки: даймон требует сосредоточения и не дожен проявляться против воли! Он сделал несколько дыхательных упражнений, как учил дед, встряхнул руки, проогоняя жгучее чувство в кончиках пальцев.

— Всё хорошо, дедушка, я готов.

— Вижу, — Ялмен одобрительно похлопал внука по плечу и обернулся к охотникам. — Нужно найти тварь по следу и убить. Придётся поспешить: нужно разыскать её до захода солнца, днём она слабее. И до наступления ночи мы должны спуститься с горы. Если тварь не одна, ночью они снова выйдут на охоту.

— Откуда ты знаешь, что она не ушла куда-нибудь? — подозрительно спросил кто-то.

— Она сыта и наверняка сейчас спит в каком-нибудь логове. Химеры часто ведут себя как обычные хищники: днём прячутся и отдыхают, а ночью охотятся. Чем больше нас будет, тем успешнее охота, но это будет непросто! Кто не уверен в своих силах, тем лучше вернуться назад.

Не повернул никто.

Полные горя и ярости мужчины шагали среди спокойствия леса по следу, который искал теперь только Ялмен: собаки преследовать тварь отказались. Впрочем, найти след было нетрудно: химера не таилась. Ободранные стволы, расщеплённые корни, глубокие вмятины в мягкой земле, а ещё след её даймона — даймона смерти, порождённого бездной Тартара.

Ксенагор шагал за дедом и присматривался к тому, как работает опытный боец с чудовищами. Ялмен не спешил, хотя след был виден ясно. Иногда он останавливался и слушал — Ксенагор понимал, что он прислушивается к движению даймона. Наконец отряд вышел к краю глубокой балки, и Ялмен остановился:

— Здесь стоит отдохнуть. Мне кажется, чудище где-то внизу, но сперва я пошлю на разведку ветер.

Охотники поглядели на него с уважением:

— И ветер найдёт нам химеру?

— И ещё скажет, сколько их всего. Нужно немного подождать.

Мужчины расселись на камнях; у многих с собой были съестные припасы, но после кровавой поляны пока что никому кусок не лез в горло… Ксенагор наблюдал, как дед рассылает в разные стороны потоки воздуха. Он тоже учился так делать, но ещё не достиг настоящего мастерства.

— Ты тоже помогай, — бросил Ялмен внуку. — Следи, не подкрадётся ли кто-нибудь сзади по нашим следам!

Это Ксенагор умел: призвал легчайший ветерок и заставил его шнырять между сосен на склоне. Едва только он коснётся крупного живого существа, как тут же принесёт весть одарённому.

Но позади всё было спокойно, а вот дед, внимательно выслушав всё, что ему принесли ветры, поднял охотников на ноги:

— Логово химеры впереди и внизу. Сейчас она спит, но мы не знаем, насколько чуток её сон. Я попробую скрыть звуки нашего движения, но спускаться нужно быстро! Пока мы вверху на склоне, у нас есть преимущество. Это чудище не умеет летать, но, судя по крупным ногам, может прыгать. Как будем нападать?

— Надо рассеяться полукругом, как при охоте на медведя, — предложил Килик. — И будем закидывать её копьями и камнями.

— Много здесь толку от наших копий, — угрюмо бросил Антиной.

— Зато мы отвлечём тварь от одарённых, — объяснил Килик. — Без даймона-то её не взять!

— Мы сделаем всё, что сможем, — твёрдо сказал Ялмен. — Идёмте!

Даймон ветра позволяет относить прочь звуки, а даймон земли — ступать бесшумно. Ксенагор шагал позади всего отряда — так распорядился Ялмен, — и гадал, хватит ли деду сил и на тайный спуск, и на битву. Но старый боец умел распределять силы, наверняка он знал, что делает!

Ветер дул теперь вверх по склону, прочь от химеры. И этот ветер вдруг бросил в лицо Ксенагору отвратительную вонь! Да, логово было совсем рядом: запах тухлого мяса, разложившейся крови и ещё чего-то мерзкого окутал Ксенагора душным облаком. Он почувствовал, как внутри снова просыпается гнев: ну погоди, порождение Тифона, недолго тебе осталось осквернять собой лик Геи!

Ялмен впереди поднял руку, призывая остановиться. Впереди на заваленном камнями склоне виднелась заплетённая плющом и диким виноградом нора. Впрочем, занавесь из растений была местами оборвана и потоптана. Запах пропастины отсюда ощущали уже все и без помощи ветра. Ялмен молча показал, чтобы охотники скрылись за деревьями. Когда отряд рассыпался и укрылся, старик открыто подошёл к норе и вдруг пронзительно свистнул.

Ответ был мгновенным: разлетелись в стороны оторванные побеги винограда, длинная туша выметнулась из темноты, страшная драконья морда щёлкнула зубами там, где стоял старый боец… только он уже там не стоял. Ксенагор увидел деда у самого входа в логово: Ялмен ударил даймоном в заднюю часть твари, которая ещё только вытягивалась из норы. Чудовище рванулось вперёд и наконец показалось целиком.

Ну и гадость! Морда у него было скорее всё же ящеричная, чем драконья, но громадная — человека перекусит запросто. Телом чудище тоже походило на ящерицу, но покрыто было жёсткой шерстью грязно-бурого цвета и ноги были не по бокам, а под туловищем, как у зверя. Длинный хвост метался из стороны в сторону, а шипастый нарост на самом его кончике сшибал молодые деревца.

Ксенагор бросился вперёд и ударил прямо в ящерную морду; одновременно Ялмен тоже атаковал тварь со стороны хвоста. Химера засипела, по бокам морды раздулись кожистые мешки.

— Берегись яда! — крикнул дед.

И вовремя! Чудовище разинуло пасть, мешки схлопнулись, и в Ксенагора полетела струя вонючей слюны. Помогая себе даймоном, Ксенагор успел увернуться и свалился за сосну. Плевок твари попал в густые заросли чуть дальше того места, где стоял Ксенагор, и листва на глазах потемнела, скрючилась. Отчаянно запищало какое-то мелкое живое существо, попавшее под удар, и даймон позволил Ксенагору ощутить, как зверёк умер в мучениях. Лёжа в своём ненадёжном укрытии, юноша видел, как химера снова раздувает свои мешки… Но копья и стрелы других охотников ударили в левый бок твари, и она отвлеклась: мешки не наполнились ядом, чудовище прыгнуло влево и попыталось укусить новых врагов.

Не тут-то было! Охотник ждали этого и бросились врассыпную, челюсти твари схватили пустоту, зато метко пущенный рукой Килика острый камень попал чудищу в глаз.

— Вместе! — крикул Ялмен, и Ксенагор вскочил на ноги. Даймон битвы в его руках был послушен и точен: Ксенагор вообразил, что он держит длинную плеть, и пытался хлестную тварь по морде, по уцелевшему глазу, по мешкам с ядом. В тот же миг дед ударил чудовищу в сочленение задней ноги, и расчёт оказался верен: тварь, раненная в сустав, охромела.

Как только химера поворачивала голову, в бок ей летели камни; разъярённая, она кидалась вслед за охотниками — и получала даймоном в морду или в брюхо. Она явно теряла силы — но и охотники тоже. Затягивать битву было опасно!

Ксенагор попытался атаковать сразу даймоном битвы и огня, но ему не повезло: потерял концентрацию, ладони вспыхнули болью, пальцы свело судорогой, а ощущение даймона пропало. А химера уже рванулась к нему, и отступить-то было некуда! Позади могучая сосна. Ксенагор вырвал из ножен короткий нож и приготовился сцепиться с химерой врукопашную… Выручил Килик: с яростным воплем он прыгнул к чудищу и ткнул его копьём в бок, туда, где передняя левая лапа присоединялась к туловищу.

Копья плохо пробивали толстую шкуру химеры, это уже было ясно; но тварь отвлеклась, повернулась к Килику, сбила его ударом головы и тут же наступила ему на ногу своей когтистой лапой. Вопль охотника заставил Ксенагора собраться с силами и мыслями: у него родился план, опасный, но — другого всё равно нет!

Пользуясь тем, что тварь не глядит в его сторону, он разбежался тремя длинными шагами, будто в палестре, и прыгнул. Нож пришлось бросить — обе руки нужны были свободными. Получилось! Он оказался на голове твари. Изо всех сил целясь пальцами за шерсть, что покрывала её плоский затылок, Ксенагор подтянулся, упёрся ногами в рыло химеры прямо над ноздрями и утвердился в этом ненадёжном равновесии. Ничего, ему нужен всего миг… Прижав обе ладони к башке химеры там, где он предполагал мозг, Ксенагор послал вперёд тщательно собранный даймон битвы.

Тварь не успела ни зареветь, ни сбросить противника с головы. Мозг её умер мгновенно, но Ксенагор не учёл, что тело ещё некоторое время будет жить… Страшная судорога скрутила чудовище, голова взметнулась вверх, и Ксенагор соскользнул, не удержавшись, рухнул на землю и пребольно ударился правым локтем о камень. А следом на него упала тяжёлая голова химеры.

Потом было много чего. Ксенагор неделю пролежал больной, потратив все силы даймона, и только после этого деревня устроила праздник в честь победителей чудовища. Килику едва спасли искалеченную ногу: он остался хромым, больше не мог ходить за плугом, как прежде, и нёс теперь лишь почётные обязанности жреца. Отрезанную голову химеры посвятили Аполлону Солнечному и Артемис Истребительнице. На месте гибели Анаксагора и Лисия появился маленький алтарь, куда приносили дары охотники и путешественники. Убитые химерой юноши стали покровителями отважных путников, идущих в горы.

И ещё Ксенагор навсегда избавился от своих сомнений. Нет, он не дармоед, проводящий дни в бесполезных упражнениях! Он нужен народу: он защитник людей от чудовищ. Боги избрали и благословили его на битву с порождениями Тартара — значит, такова его судьба, мойры спряли ему особую нить, и путь его навсегда круто расходится с путём мирных тружеников, как узкая тропка в горы расходится с большим проезжим трактом.