Играя в ко-бан1 важно помнить, что фигуры в ней подобны оборотням из Южных степей. Внимательно следи за вражеским шутом, как бы ему не стать Королем доски.

Агун-кан2, из «Книги об Игре»



Любой человек провинциальный, впервые оказавшись в блистательной Юнъяби, Столице Четырех Ветров, терялся в сплетении ее улиц, планировке Четвертей, шуме и гомоне, и начинал шарахаться от паланкинов, всадников, конных экипажей, толп, бродячих торговцев, попрошаек и гулящих котов. Поэтому человек разумный – а таково было все коренное население - избирал всегда особенную дорогу. Шутка была в том, что дома в Столице строили из-за нехватки места так близко друг к другу, что город из конца в конец, от Северных врат до Южных вполне можно было пройти по крышам. Конечно, приходилось стороной обходить громаду Королевского Города и огибать четыре владетельных Терема, да и Королевский путь — единственный во всем городе широкий проспект — представлял некоторую трудность. Но дорога Ло лежала от въездных ворот в торговый квартал, поэтому он ни о чем не беспокоился.

Черепица похрустывала под ногами, кое-где в домах постарше гудели стропила, и вслед ему неслись проклятья, но Ло не сбавлял шагу, пока не оказался на трактирной площади. Тут он спрыгнул на землю, взметнув облако пыли — в торговых кварталах дороги замостить не потрудились — отряхнул одежду и небрежно привалился к стене. Трубка в его ловких пальцах вращалась так, что у всякого начинала незамедлительно кружиться голова. Ло стоял и ждал.

Прошло не меньше получаса. Запах мяса, доносящийся от лотка торговца-разносчика, дразнил обоняние, и ноздри Ло то и дело раздувались, и казалось — в животе вот-вот заурчит. Но голод никогда не был проблемой для уроженца земли Вонгай, там сроду не ели вдосталь. Пить хотелось, это да, и Ло то и дело сглатывал слюну, но не шевелился, только трубка вращалась все быстрее. Наконец от толпы отделился мальчишка-оборванец, ловко перескочил через корзины с орехами, выставленные на продажу — спер две горсти — и замер перед Ло. Взгляд у паренька был настороженный. Ло вытащил из-за пазухи кулон-амулет из выбеленного солнцем и временем дерева. Мальчишка кивнул и с почтительным поклоном, хорошо же воспитали поганца, протянул тщательно сложенный лист бумаги. Ло достал несколько монет и вложил в руку мальчишки, после чего того словно ветром сдуло. Ло на всякий случай проверил карманы и кольцо на поясе, но все его нехитрые ценности оказались на месте. Тогда он наконец оттолкнулся от стены одним гибким движением и нырнул в чрево ближайшего трактира.

- Чего желает дорогой гость?.. - начал прислужник и тотчас же осекся. Внешний вид Ло отнюдь не обещал большого заказа и щедрой мзды.

- Чайник восточного чая, - бросил Ло. - И порцию блинов со сладкой подливой.

И развернул записку. Писана она была северными знаками, дядюшка Вонг, бывший старейшина Вонгай помнил еще о корнях, хотя и жил вот уже восемь лет в столице, как и положено в нынешнем их положении, в Восточной четверти. «Госпожа Энг Мэй вернулась из паломничества». Ло подвинул к себе лампу, снял с нее стеклянный колпак и сжег послание. Порыв ветра из распахнутой настежь двери сдул пепел.

Наконец-то произошло то, чего Ло из земли Вонгай ждал так долго. Вдова его обидчика нашлась.


* * *


В усадьбе было прохладно и тихо. Журчала вода, пахло сладко жасмином и спелыми, соком истекающими персиками. Словно и не было там, за невысокими стенами дома, шумного города, а еще дальше, за внушительными, в три человеческих роста стенами крепостными — изнывающего от засухи мира. Так всегда бывает: бодрствующий не верит в ночные кошмары, сытый не ведает голода.

Мэй отослала служанок, сбросив дорожное платье, подошла к окну и выглянула из-за шторы. Положенные два года траура миновали, дом будет открыт для посещений, да и она сможет выходить в город беспрепятственно. Снимут тусклые полотнища из небеленого хлопка, повесят алые занавеси, шитые золотой нитью, повсюду расставят вазы с пионами, и только гора фруктов на алтаре да тонкий запах ладана будут напоминать о трауре.

А еще — доспехи генерала Энга. Их уже поставили в первой зале, начистили, навощили, так что алый лак сверкает на солнце. Так что…

Мэй схватилась за голову, уговаривая себя дышать ровнее, не впадать прежде времени в панику. Бояться больше нечего. Энг Он мертв, его по обычаю Восточных Энгуо уложили в повозку из ароматного дерева, отделанную золотом, накрыли тонким алым шелком, усыпали цветами, красными и белыми, и сожгли на погребальном костре. Душа его струями дыма ушла к богам, где теперь держит ответ перед Великими.

Энг Он мертв, он не придет больше в комнаты Мэй, не схватит ее за волосы, не швырнет на постель, чтобы надругаться над ее телом. Не заставит ее, подобно девицам из Цветочного дома, ублажать его всеми доступными способами. Не попрекнет ее тем, что после пяти лет брака она все еще бесплодна, и приходится поселять в Маковом павильоне3 все новых и новых наложниц. Энг Он мертв, и не будет больше хлестать ее плетью за малейшую провинность, настоящую или придуманную. Энг Он мертв…

Скрипнула дверь. Мэй быстро обернулась, заматываясь в занавесь, как в плащ, как в защитный кокон, и не зря. На пороге комнаты стоял Энг От, младший брат ее мужа, а на ней было только тонкое нижнее платье.

- Я пришел засвидетельствовать сестре свое почтение, - Энг От и не подумал отвести взгляд, наоборот, глаза его жадно шарили, надеясь разглядеть под широкой хлопковой юбкой очертания тела невестки. - Я не знал, что сестра моя еще не одета.

- Это я должна оказывать вам почтение, - пробормотала Мэй, опуская глаза в пол. - Теперь вы — Старший брат.

Энг От рассмеялся внешне добродушно. И все же за этим смехом Мэй почудилось некое зловещее обещание.

- Ну что вы, сестра Мэй-Мэй! Вы — вдовица моего старшего брата, вам я должен кланяться, как старшей своей сестре. Потому и явился в вашу усадьбу, и нижайше прошу принять меня, как брата.

Мэй замешкалась, не зная, что на это ответить. Спасла ее старая нянька, Фуо. Она появилась с пышным ало-золотым нарядом — вот ведь смешно, невесты и вдовы одеваются одинаково! - и так посмотрела на Энг Ота, что тот поспешил откланяться. Но наверняка затаил злобу.

- Молодая госпожа, - привычно заворчала старая нянька, выпутывая Мэй из защитного кокона. - Что же вы? У меня уже и ванна для вас готова, и наряд. Секретарь, господин Энгни4 Хо уже вернулся из Дворца с новостями.

Фуо подтолкнула Мэй в сторону ванной, сама раздела до исподнего и заставила забраться в огромную мраморную чашу. По поверхности воды плавали цветочные лепестки, пахло розовым маслом и благовониями. Мэй опустила голову на бортик и прикрыла глаза, предоставляя все Фуо. Нянька всегда лучше знала, что следует делать, как знала способы свести с тела синяки, залечить ссадины, знала верные слова, помогающие позабыть о кошмарах. Хотя едва ли могла их с Мэй разделить.

- Вы теперь сама себе хозяйка, - приговаривала Фуо, расчесывая длинные волосы Мэй павлониевым гребнем. - Замуж вас отдадут нескоро, пройдет еще года четыре. Господин Энг От к тому времени станет выбирать себе главную супругу, вот вы и станете спутницей главе рода, и все потечет по прежнему…

При этих словах холод сковал все тело Мэй, и хрип застрял в горле, но она совладала с собой, и лежала тихо, пытаясь отрешиться от того, что говорит Фуо, сосредоточиться только на ровном, спокойном ее тоне. В главном старая нянька права: впереди еще четыре года вдовства. За четыре года многое может произойти.


* * *


Дом генерала в Восточной четверти стоял немного особняком от остальных усадеб, отделенный от них большим садом пурпурных дано5. Здесь было множество ручьев и прудиков с карпами, цветочных горок, лужаек, а также утоптанных площадок, где можно было давать представления. Отличное место. Само Небо вспомнило наконец о существовании Ло из земли Вонгай, и даровало такую удачу.

Ло присел на каменную скамейку, чьи ножки и резные подлокотники были украшены изображениями драконов, развернул свой нехитрый завтрак, и изобразил праздного гуляку, пришедшего полюбоваться красотой Восточного сада. Здесь таких хватало, поскольку милостью Старейшин Энгуо сад не стали обносить стеной и сделали общедоступным. Все равно в Восточной четверти в основном обретаются члены клана.

С тех пор, как Вонгай был завоеван и разграблен, у Ло также появилось полное право здесь находиться. Вот только он не чувствовал себя поданным Востока. До глубины души он оставался из Северных Шен: решительный, твердый и безразличный ко всему, кроме цели. Так же безразличны были и его собственные Старейшины, отдавшие Вонгай на разграбление, чтобы не множить междоусобицу и сохранить северные земли в покое. Разумом — еще одна шенская черта — Ло понимал, что это правильно. Сердцем Ло скорбел о судьбе своей деревни, своей родни, и ненавидел Старейшину Шена и всех его кровников.

Но, как гласят древние тексты, мстят за дело, а не за бездействие.

Ло скомкал бумагу, перемазанную жиром, и поднял взгляд на дом покойного генерала Энга. Высокий забор, сторожевые башни, охранники с копьями. Над центральным зданием усадьбы развевается флаг с эмблемой Восточных Энгуо и личной гисой6 покойного Энг Она. Все думали, что гиса, равно как и право распоряжаться немалым состоянием генерала, перейдет к его младшему брату, однако по городу прошел слух: Король постановил оставить все права за вдовой и ей же оставить звание Восточного плаща7. Никто, конечно, не ждал, что молодая вдова наденет доспех и выйдет на поле боя, но это определенно делало ее одной из самых влиятельных особ в городе. И это усложняло задачу Ло.

Убийство ему претило. Еще одна шенская черта: умение расставлять приоритеты, действовать в соответствии с ситуацией и отвечать соразмерно. Смерть вдовы генерала Энга в ответ на гибель родных Ло соразмерной не была. Смерть одной женщины против мучительной гибели пятерых? Небеса-то знают, что душа аристократа ничуть не лучше души простолюдина. Нет, Ло нужно было другое. Он хотел видеть ужас в глазах прекрасной Энг Мэй. Хотел видеть в них обреченность и осознание расплаты. Хотел, чтобы она умоляла о пощаде. Чтобы, когда он уйдет, женщина доживала свою жизнь — да наградят ее Боги здоровьем и долголетием! - с осознанием, что жизнь эта ей оставлена из милости.

Все чего-то боятся. Нужно только понять, чего именно. Нужно выведать слабости Энг Мэй, и лучше всего у нее самой.

На этот счет у Ло был план. Небезупречный, но все же достаточно действенный. А еще, Ло умел ждать.


* * *


Милость Короля Мэй показалась особенно изощренным издевательством. Она, слабая и беспомощная, унаследовала звание своего мужа? Что за насмешка? И все же, как положено по всем правилам, а их Мэй внушали с самого детства, она написала благодарственное письмо и обернула им чеканную золотую пластинку. Подарок во дворец отнесли девять самых представительных слуг во главе с секретарем. На личной встрече Мэй не настаивала, понимая, что ее не удостоят аудиенцией, тем более сейчас, когда король, говорят, так болен.

Она и сама бы сослалась на болезнь, если бы это помогло укрыться от гостей, которые постоянно появлялись в усадьбе. Но тогда родственники покойного мужа стали бы навещать ее вдвое чаще, приводя целителей и монахов и давая советы. Мэй же отчаянно хотелось хоть недолго побыть одной. Ночами, отослав Фуо, которая за два года привыкла уже спать в ногах у госпожи, точно собака, Мэй заворачивалась в одеяло, выходила на балкон и, присев у резной балюстрады, смотрела, как плывет над Восточным садом луна. Дано — деревья-обманщики — даже в разгар жаркого лета казались цветущими вишнями; вот-вот порыв ветра сорвет с них лепестки и осыпет бело-розовым дождем каменные дорожки. Мэй с детства ненавидела дано-обманщиков, с тех самых пор, как нянька — не Фуо, другая, отосланная в деревню, едва только Мэй исполнилось шесть — рассказала ей сказку об обманутой принцессе.

Давным-давно жила на свете прекрасная девушка по имени Чэнжи…

На третий или четвертый день своего добровольного заточения в покоях, Мэй не выдержала. Одевшись, как и подобает вдове, в алое с золотом платье, она в сопровождении Фуо и нескольких прислужников отправилась в город. Там, на узких улицах невозможно задержаться, чтобы поболтать. Укрывшись в паланкине за тонкой полупрозрачной шторой, Мэй разглядывала смутно знакомые улицы, полные народа. Горожане родовитые пешком не ходили, это был удел простого люда, и сейчас Мэй им немного завидовала. С какой радостью она смешалась бы с толпой, скрылась в череде торговцев, воришек, уличных артистов, проституток, художников и продавцов новостей, которые за мелкую монету перескажут, изрядно преукрасив, все городские сплетни. Но ее уделом было неспешное продвижение по улицам в паланкине, когда можно только руку выставить в окошко и бросить горсть монет бедноте.

- Надо нам было отправиться в Восточный сад, госпожа, - проворчала Фуо. - Уж-там-то не было бы всего этого сброда.

В саду возле дома Чэнжи каждую весну распускалось и цвело необычайно буйно вишневое дерево, говорилось в сказке. И так юная Чэнжи любила им любоваться, что попросила своего отца, искусного резчика, сделать лавочку из мореного дуба, на которую всякий мог присесть и разделить с девушкой ее скромную радость.

- Добрая госпожа! Добрая госпожа! - в окошко просунулась чумазая мордашка мальчика лет пяти. - Фокусники, добрая госпожа! Небывалые чудеса! Летающие яблоки!

- Пошел вон! - Фуо, разгневавшись, попыталась вытолкать попрошайку, и он непременно упал бы под ноги толпе.

Мэй удержала служанку и, вытащив из рукава монетку, вложила ее в липкую ладошку мальчика.

- Вот, купи себе что-нибудь.

- Будь к вам Небо благосклонно! - радостно завопил мальчишка и сунул монету за щеку. - Добфая гофпофа!

- Где фокусники-то?

Мальчишка указал куда-то влево и исчез. Мэй выглянула в окошко, отодвинув в сторону штору. Толпа стала гуще, хотя паланкин с гисами генерала Энга, конечно же, пропускали незамедлительно. Улица сделалась немного шире — в Столице это большая редкость — и привела на квадратную площадь, со всех сторон окруженную лавочками, торгующими лаковой посудой, сухим чаем и поделками из самоцветных камней. В центре под ритмичную музыку крутился молодой мужчина в замысловатом иноземном наряде. Длинные, отливающие легкой рыжиной на солнце волосы были уложены на голове короной, перевиты нитками яшмовых бус, и на них держалось большое керамическое блюдо, доверху наполненное спелыми персиками. Держалось, как приклеенное, хотя мужчина ухитрялся прыгать, танцуя «пронырливую обезьяну» - известную цирковую пародию на храмовый танец. Вот он дернул плечом, и несколько персиков упали в подставленную руку, взлетели в воздух и прекрасно дополнили танец. Вскоре к ним добавились еще три, и, ловко жонглируя шестью спелыми плодами, мужчина вдруг запрыгнул на крайний колышек коновязи, оттуда — на навес чайного магазина, на крышу — персики, мелькая в воздухе, слились в одну цветную ленту, до того жонглер был ловок и быстр. Вот он уже на коньке крыши, балансирует на одной ноге, обутой в мягкую войлочную туфлю, на которой поблескивает цветной бисер. Срывается…

Толпа, а с ней вместе и Мэй, ахнула. Молодая вдова отодвинула в сторону штору, высунулась по пояс в окно, чтобы ей лучше было видно, и глаз не могла оторвать от гибкого, тренированного тела акробата. Он без видимых усилий приземлился, блюдо соскользнуло с головы в протянутые руки, и персики упали в него. Волосы рассыпались по спине и плечам, удерживаемые одной только заколкой с ониксом на затылке. Толпа разразилась восхищенными хлопками. Мужчина раскланялся, передал блюдо бледному торговцу фруктами — видать, занял ради представления, а тот и не чаял вернуть свое имущество — и прошел по кругу, собирая мелкую монету.

- Позови его, - велела Мэй прислужнику, игнорируя ворчание Фуо.

Мужчина приблизился, пританцовывая, на ходу нанизывая монеты на свисающую с пояса нить. Бросив мимолетный взгляд на гису на дверце паланкина, он поклонился почтительно, но почти сразу же выпрямился, не сводя с Мэй глаз. Очень дерзкий мужчина. Очень красивый.

Мэй научилась оценивать это отстраненно. Глядя на своего мужа, она всегда думала: какой красивый мужчина. С него бы статую бога грома сделать. Неподвижную статую. Мертвую.

Мэй моргнула, и наваждение, накрывшее ее, пропало. Вокруг было светло, шумно, многолюдно, и только потемневший взгляд акробата напоминал о том, что минуту назад Энг Мэй теряла связь с реальностью и погружалась в свои кошмары. Она вытащила из рукава монету и протянула ее мужчине.

- Возьми.

Принимая деньги, акробат вновь поклонился, не сводя, впрочем, взгляда с ее лица.

- Благодарю, добрая госпожа.

- Если будешь проходить мимо дома генерала Энга, стучись в ворота. Тебя накормят.

И, сказав это, Мэй откинулась на подушки. Фуо, ворча что-то себе под нос, задернула штору. Мэй не слушала ее, она, смежив веки, упивалась вновь осознанной возможностью. Она вдова, она хозяйка своей судьбы. Может заговорить с человеком на улице. Может приказать накормить всякого бродягу, постучавшегося в двери. Может не пустить на порог братца Энг Ота…

Хотя нет, на это у Энг Мэй, вдовы генерала, едва ли хватит духу.


* * *


Вдова генерала оказалась очень красива. Происходила она, кажется, из каких-то независимых княжеств на границе Карраски. Земли те давно уже поглотила алчная империя, и красота тамошних женщин приобрела оттенок трагичности. Всего минута беседы, всего несколько слов, произнесенных тихим, мелодичным голосом, и в сердце закралась ненужная жалость. Ло поспешил ее вытравить. Эта женщина, Энг Мэй, наслаждалась жизнью, богатством, а теперь еще и свободой, тогда как большая часть жителей Вонгай покоилась в могиле. Не всех удалось похоронить в согласии с традициями предков. Очень многих люди генерала свалили в наспех вырытые ямы и сверху присыпали землей, кто-то утонул в болоте, кто-то был сброшен с обрыва в полноводную быструю реку.

Ло посмотрел на связку монет у пояса, повертел в пальцах последнюю. Ее, подачку госпожи Энг Мэй, он тратить не станет. Он вернет ее хозяйке, сторицей.

Расчет его оказался верным, и слухи подтвердились. Утонченная госпожа Энг Мэй любила уличные развлечения. В городе поговаривали, что она никогда не посещала театры, оперу, дни храмовых танцев, но всегда охотно приглашала в усадьбу циркачей, акробатов, жонглеров, дрессировщиков с обезьянками. Супруга ее сложно было заподозрить в увлечении цирковым искусством, а значит — это слабость госпожи Энг Мэй.

Она смотрела, как завороженная, высунувшись в окошка паланкина по пояс, и ветер трепал ленты ее прически. Покрывало сползло, открыв и шею, длинную и изящную, и белую грудь, стянутую алым шелком. Жители окрестных улиц, готов был поспорить Ло, старательно отвернулись, потому что негоже им, свиньям безродным, рассматривать благородную госпожу. А Ло смотрел, потому что должен был ее запомнить, должен был ее понять.

Госпожа Энг Мэй любит акробатов и жонглеров? Чудесно. Госпожа Энг Мэй любезно обещала бродяге обед в своем доме? Еще лучше.

А вот чего госпожа Энг Мэй боится, он еще выяснит.


* * *


Вернувшись в усадьбу, Мэй застала там необычайный переполох. Пахло маслом. Его бурые лужи пятнали белый песок двора. Люди были перепуганы, и почему-то именно эти злосчастные лужи вызывали у них наибольший ужас. Спустившись, опираясь на руку прислужника, на землю, Мэй аккуратно переступила через ближайшую. Слуги испуганно ахнули.

- Что здесь происходит?! - зычно крикнула Фуо прежде, чем Мэй успела открыть рот.

Заговорили все разом. От гомона этого и крика у Мэй разболелась голова, и яркие алые вспышки заплясали перед глазами. Нужно было по-хорошему остаться и разобраться в происходящем, но она сбежала, подобрав юбку, оставив все дела на нянюшку.

В комнате, избавившись от уличного платья, Мэй сверху накинула легкий шелковый халат, выпила мятной воды — по совету лекаря, как лучшее средство от болей — и вышла на любимый свой балкон. Ветер колыхал кроны дано, точно перебирал их пальцами. Там, за стеной усадьбы, на зеленых лужайках, лишь едва припорошенных опавшими листьями дано, ей померещилась гибкая фигурка акробата. Только померещилась.

Хотелось бы и Мэй быть такой же: свободной и независимой, уличной артисткой, торговкой сладостями, танцовщицей. Умом она прекрасно понимала, что эта жизнь ничуть не лучше ее собственной. Даже хуже, пожалуй, ведь простому люду приходится заботиться о пропитании, они уязвимы, они должны уступать и склоняться перед родовитыми и сильными. Но ум говорил одно, а сердце мечтало о свободе, которая бывает, наверное, только в песнях. Мэй должна была уже научиться не мечтать о несбыточном.

- Что там произошло? - спросила она у подошедшей Фуо.

Нянька поклонилась, старательно отводя взгляд, и обронила:

- Ничего особенного, госпожа. Обычные глупости.

Мэй кивнула, привычно не готовая спорить, и отослала прислужницу за чаем. Вечер этот она хотела провести с книгой, любовь к чтению ей была привита с детства, однако ударил гонг возле ворот, и вскоре прибежала служанка с сообщением, что Энг От и Матушка Энг прибыли в гости. У Мэй похолодели пальцы.

Из окна ее покоев не было видно входные ворота, но можно было без труда представить себе, как вплывает на главный двор пышный, кистями отделанный паланкин, и на землю сходит Матушка Энг, монументальная ее свекровь. Она как всегда одета по старой моде, с высокой прической, истыканной золотыми шпильками, с тяжелым стоячим воротником, и от одежд ее пахнет невыносимо сладко.

Мэй свекрови боялась до смерти, возможно, больше, чем мужа. Энг Он причинял ей физическую боль, и никогда не трогал ее души. Мэй никогда его не любила и не строила ненужных иллюзий. Ее, уроженку крошечного горного княжества, воспитали в четком осознании, что она будет принадлежать всецело, телом и душой, своему мужу-каррасцу, родит ему детей, которые будут каррасцами, и похоронят ее тоже по местным обычаям. И только это будет служить залогом того, что от городков, приютившихся на скалах, могущественная империя Четырех Ветров не оставит одни руины. Княжества, осмелившиеся сопротивляться амбициям каррасцев, ушли в прошлое, став историей, которую рассказывали в назидание.

А также ее воспитали в почтении к старшим, уважении предков, их мудрости и опыта. И тут Матушка Энг была для Мэй серьезным испытанием. Невозможно было уважать склочную старуху, которая видела смысл своего существования в том, чтобы унижать всех, кто не был с ней связан кровным родством. Даже для Короля она находила хлесткое словечко. Мэй от свекрови доставалось особенно, ведь, пусть и принесла она с собой богатое приданное и благородное имя, для клана Восточных Энгуо она все равно оставалась дикаркой с гор.

В зале приемов Старуха заняла, конечно же, почетное место, на котором сидеть должен был хозяин дома. Это Мэй долго заучивала: в родном ее княжестве на лучшее место сажали гостя, ему давали за обедом самые лакомые куски. В Королевстве Четырех Ветров хозяин всегда оставался хозяином. Впрочем, так каррасцы чувствовали себя повсюду, они просто не понимали, каково это — бывать в гостях.

Мэй опустилась на колени и коснулась лбом сложенных перед собой на полу ладоней. Поклон высочайшего почтения, дань великим предкам. Матушка Энг, впрочем, как всегда осталась недовольна. И недовольна всем: поведением Мэй, тем, как все устроено дома, тем, как ведут себя слуги, тем, как солнце падает через неплотно прикрытые шторы на широком окне. Энг От, сидящий за левым ее плечом, молча посмеивался. Ему, впрочем, тоже порой доставалось от матери. Никогда в глазах Матушки Энг Он не был таким же великим, как его брат.

- Ну, невестка, - сказала старуха, когда упреки у нее наконец-то закончились, - ты ведь не собираешься сиднем сидеть дома? Ты — дама рода Энгуо, у тебя много обязанностей.

- Я сделаю, как мне будет приказано, - со всем возможным смирением ответила Мэй, но Матушка и тут осталась недовольна и поджала тонкие сухие губы.

- Сегодня в Горном Храме будут читать сутру Атхана. Эти шлюхи, называющие себя дамами клана Шен, уже неделю хвастаются по всему городу, что приготовили в подношение шелковый покров. Мы пойдем взглянуть, что это за покров, и в следующий раз наш будет стократ лучше. Это ясно?

Мэй в ответ только поклонилась, кляня про себя хвастливых женщин из Шен. Но спорить с Матушкой не рискнула.

У нее на родине с соседями старались жить мирно, и поначалу, попав в столицу, Мэй не могла понять причину вражды между четырьмя почтенными кланами. Потом, уже много спустя Мэй догадалась, что причины нет вовсе. Просто рода Энгуо, До, Джуё и Шен не в состоянии уживаться мирно, как не ладят между собой вода и огонь, земля и ветер. Открытой войны не было уже несколько десятков лет, но тайком, исподтишка, при помощи шпионов, наемных убийц, поддельных катастроф и несчастных случаев семьи старались навредить друг-другу. Иногда, очень редко, три из четырех семей объединялись, чтобы выступить против Северных Шен, клана загадочного, по слухам знающегося с колдовством. Не зря же два года назад в разгар эпидемии чумы Король отдал одному из Шенов в жены свою младшую сестру. Эпидемия вскоре сошла на нет, разговоры о черном колдовстве усилились, а сестру Короля, принцессу Ильми никто больше не видел. Впрочем, у Шенов и так хватало женщин.

Мэй разглядывала их, поднимающихся по лестнице к святилищу, не без любопытства. Все они были наряжены, как принято у северян — в широкие шелковые шаровары, короткий густо затканный серебром халат, с покрывалом из полупрозрачной ткани, накрывающим волосы. Лиц было не видать, только изредка мелькала то тут, то там узкая бледная кисть, или изящно вылепленная ножка — шли женщины Шен босиком.

Мужчины во время чтения сутры Атхана в святилище не допускались, если не считать таковыми почтенных служителей храма, зато у подножия лестницы собралась толпа. Оглядывая ее, Мэй оступилась, и незнакомый мужчина поддержал ее за локоть.

- Благодарю, - пробормотала она, торопясь поскорее подняться и оказаться как можно дальше.

Мужчина не выпускал ее руку.

- Энг Мэй?

Подобная дерзость была немыслима. Мэй отшатнулась, вновь оступилась и оказалась в объятьях незнакомца. От него пахло лавандой и кедром, в широком рукаве что-то деревянно постукивало.

- Вот, значит, как… - мужчина кивнул, наконец отстранился и, коротко поклонившись, смешался с толпой. Очень скоро Мэй потеряла его из виду, но сердце ее продолжало колотиться от неясного страха.

Отчего-то поход в святилище вселил в нее подлинный ужас.


* * *


К предсказателям в Карраске с почтением относились члены всех кланов и представители всех сословий, от Короля до метельщика, а потому видеть, как люди скопом бьют представителя столь славной профессии было странно. Ло замешкался, не зная, следует ли ему вмешиваться, и если да — чью сторону принять. В конце концов, перед ним мог быть самозванец, надевший лиловое облачение без малейшего на то права. Но в конце концов чувство справедливости восторжествовало: негоже было всемером набрасываться на одного безоружного человека. Ло вытащил из-за пояса пару бамбуковых палок — их он использовал при жонглировании — и пригрозил решительно. Теперь и ему досталось, но в отличие от предсказателя, Ло было чем ответить. Он получил несколько незначительных ссадин, но и своим обидчикам наставил синяков гибким бамбуком. А вот предсказатель только и мог сидеть, скорчившись, прикрывая голову широкими, шитыми серебряной нитью рукавами. Наконец люди, бросив напоследок несколько ругательств, разошлись. Предсказатель резво поднялся с земли и поклонился.

- Благодарю благородного моего спасителя, - церемонно начал он и тотчас же все сам испортил, закончив насмешливо: - Ну и все такое.

Ло хмыкнул, убрал палки за пояс и, коротко кивнув, пошел восвояси. Гадатель нагнал его спустя пару минут. Он довольно сильно прихрамывал, но шел между тем резво.

- Имя мое Со, и я хотел бы отблагодарить своего спасителя, или хотя бы узнать его почтенное имя, - гадатель снова перешел на старомодный, весьма цветистый язык.

- Ло, - ответил Ло, надеясь, что теперь предсказатель от него отстанет.

- Со и Ло. За это надо выпить! - молодой мужчина схватил Ло за локоть и потащил за собой. - Здесь неподалеку чудесная чайная.

- Благодарю, - Ло не без труда вырвался. - Нет нужды. Идите по своим делам, а я по своим.

- Э, нет, нам суждено было встретиться и выпить, почтенный Ло, - ухмыльнулся гадатель Со, и на этот раз вырваться из его цепких рук оказалось не так-то просто. - Мне сегодня ночью звезды обещали славную встречу. Я сперва подумал, это они про прекрасную Огненную Лилию из Дома Цветов госпожи Дзанг. Но теперь-то я понимаю, что то было предзнаменование славной дружбы.

Причина, по которой Со так жаждал подружиться со своим спасителем, выяснилась, когда они добрались наконец до чайного дома и заняли место во дворике под облетающим деревом дано: у гадателя при себе не было денег, и хозяйка чайной об этом знала. Однако она окинула Ло взглядом, каким-то образом оценила его платежеспособность и, проворчав что-то себе под нос, послала служанку за вином и закусками.

- И за что вас били, почтенный Со? - поинтересовался Ло, пригубив вино. Оно был терпким на вкус, и хорошо снимало усталость.

Гадатель развалился на подушках, подперев щеку рукой, и печально вздохнул.

- За правду, друг мой.

- За правду гадателей не бьют, - заметил Ло.

- Ну, это смотря, какая правда. Проклятый лавочник узнал, что я давал его дочери пару частных толкований, рассвирепел и… - Со развел руками.

- То есть, вы совратили девицу?

- Говорите, как мой добрый приятель Шен, - пожаловался Со. - Вы — северяне — все такие занудливые?

- Почему вы решили, что я с севера? - насторожился Ло.

Гадатель пожал плечами.

- Тоже мне великий секрет. Люди такой внешности живут на севере и на юге, но говор у вас никак не южный. Серьга у вас в ухе — угхумский нефрит, северяне им дороги мостят, на юге же он слишком дорог. Ну и в конце концов, я же предсказатель! Могу вам и карту составить в благодарность.

- Нет, спасибо, - покачал головой Ло и все замечания принял к сведению. Над выговором, пожалуй, и вправду стоит поработать, чтобы его впредь не раскусывали так легко, как паровой пирожок.

- Дело, которое вы начали, ждет успех, но вовсе не тот, какой вы ожидаете, - улыбнулся Со и, привстав со своего места, замахал рукой. - Братец Шен! Братец Ше-ен!

Подошедший — мужчина одних примерно лет с Ло — коротко кивнул и замер, одним взглядом охватывая и столик с вином и закусками, и своего приятеля-гадателя со всеми его синяками, и Ло заодно. От этого взгляда становилось не по себе.

- Это почтенный Ло, - представил гадатель, широко улыбаясь. - Он спас меня от… грабителей.

- Да, это так, - сдержано ответил Ло.

- Примите мою благодарность, почтенный Ло, - мужчина сложил перед собой руки и поклонился, продолжая, впрочем, разглядывать и приятеля, и столик, и Ло. - Надеюсь, вы не пострадали?

- Нет, - покачал головой Ло. - И теперь мне…

- Я должен в благодарность угостить вас выпивкой, - покачал головой мужчина, названный Шеном, и опустился церемонно на колени. - Хозяйка! Лучшего персикового!

Вытащив из рукава связку монет, он позвенел ими самым красноречивым образом, хозяйка разулыбалась и лично убежала в кладовку, шелестя юбками.

- Мой беспечный друг вечно попадает в неприятности, - пожаловался Шен. - Все потому, что он слишком любит женщин. А от них одни только беды.

Ло кивнул, гадая, кто перед ним и почему он стал предметом столь пристального наблюдения. На аристократа Шен не походил, слишком просто держался. Его отличала некоторая холодность, но причиной ей был скорее всего характер, а не воспитание. Люди, выросшие в княжеских усадьбах на всех прочих смотрят свысока, а уж на Ло бы и вовсе внимания не обратили. Руки у Шена были гладкие, непривычные к физическому труду или к оружию, что в Карраске само по себе говорило о многом. Кто-то берет в руки меч за него. Главарь какой-нибудь шайки? По слухам их в городе орудует немало, и по большей части они кормятся от милости высоких родов и помогают тем в их мелкой грязной войне.

- Да, Со-дан8, как ты и просил, - Шен вытащил из рукава связку именных табличек, на таких в магистратах записывают раз в три года жителей, ведут учет рождений и смертей.

Гадатель быстро убрал таблички за пазуху и потянулся к чашке с вином.

- Итак, почтенные, сотрите эти кислые мины с ваших лиц. За что мы будем пить?


* * *


- Это он? - спросил Со, когда за его спасителем закрылась скрипучая калитка.

Шен пожал плечами.

- И зачем он тебе нужен? Этому человеку на роду написана плохая судьба. То, что он любил, умерло, и теперь он убьет то, что ему суждено полюбить. Как сказал великий поэт Сидзан - «Всякий топчет цветы».

- Помнится, это он жаловался на своих соседей, - усмехнулся Шен. Смежив веки, он прислушался к шуму города. Звук этот всегда успокаивал его, выстраивая мысли в нужном порядке. Когда требовалось обдумать какую-то мысль, он накидывал плащ и выходил в город, ходил узкими улочками, как и все обитатели Столицы Четырех Ветров прижимался к стене, надеясь по счастливому случаю не попасть под копыта коня или колеса телеги, и слушал. Город сегодня звучал, как и положено, но если верить последнему предсказанию Со — а несмотря на всё свое легкомыслие, гадатель он был отменный — это было ненадолго. - Я просто хочу его.

- В коллекцию? - уточнил Со. - В постель, да простят меня милосердные боги? От тебя ведь всего можно ожидать!

- Тот же Сидзан сказал, - невпопад ответил Шен, - «Все что цветет — увянет». Когда лепестки начнут опадать, я должен быть готов.


* * *


Посещение святилища оказалось удивительно утомительным, даже выматывающим занятием. Матушку Энг вовсе не волновала сутра, в ней не было и толики смирения, с которым следует входить в подобные места. Наоборот, старуха была полна гордыни и зависти, и если бы Боги Высокого Неба сейчас обратили свои взоры на землю, то непременно испепелили бы Матушку Энг молнией. Но боги оказались, должно быть, слишком заняты игрой в ко-бан.

Всю дорогу до дома старуха ворчала, поминая слишком пышные наряды наложниц Шен До, слишком яркие покрывала, слишком золотые украшения, слишком роскошный покров, слишком громкое чтение сутры — руководила всем с ног до головы закутанная в шелк молодая женщина, к которой все обращались «Благородная госпожа Шен», по слухам — старшая наложница старейшины Шена. И босые пятки женщин северного клана Матушку Энг раздражали. Она не смолкала, пока паланкин не остановился перед воротами усадьбы покойного генерала. Ворота раскрылись, и Мэй, опираясь на руки слуг, спустилась на мелкий песок двора.

- И не уговаривай! - махнула рукой старуха. - Даже не уговаривай, невестка, на ночь я не останусь. А впрочем, если ты настаиваешь…

Под ее грозным взглядом прислужники вынесли из дома малые носилки, на которые бережно переложили почтенную Матушку Энг. Она была вовсе не так стара, чтобы утратить силы ходить собственными ногами, но, сколько Мэй ее знала, предпочитала не касаться лишний раз «презренной пыли».

В сутре Атхан «презренной пылью» названы люди с низменными помыслами. Матушка Энг, кажется, понимала учение превратно.

Сама Мэй спустилась на землю, прошла по скрипящему под подошвами песку и велела запереть ворота на ночь и никого не впускать. И во дворе застала новый переполох.

Пятна масла уже убрали, засыпали свежим песком, зато расколот оказался фонарь — массивный, каменный, на гранитном основании, который, как Мэй всегда казалось, невозможно было сдвинуть с места. И слуги были явственно напуганы. Мэй хотела уже подозвать экономку или начальника домовой охраны и спросить, что произошло, но подоспевшая Фуо взяла ее за локоть и увела в покои.

- Вы, должно быть, устали, моя госпожа? - нянька суетилась, готовя таз и ткани для омовения и ночное платье. - Я велю подать вам легкие закуски, чтобы вы могли поужинать и отойти ко сну.

Она вертела Мэй, точно куклой, раздевая и одевая ее, расплетая и сплетая косы, и так было всегда. И никогда у Мэй не доставало сил воспротивиться этому, хотя подобная забота душила.

- Что случилось в доме, Фуо? - сумела спросить она, когда в бесконечных причитаниях старой няньки образовалась крошечная пауза. - Что с фонарем случилось? И с маслом сегодня днем?

Фуо разгладила простыни на постели, делая вид, что не расслышала вопрос.

- Фуо! - Мэй попыталась добавить в голос твердости, без особого, впрочем, успеха. Старая служанка только заворчала что-то себе под нос. - Да что случилось?!

Усталость взяла свое, накопившееся за день — за годы — раздражение требовало выхода, и Мэй смахнула со столика изящный фарфоровый кувшин, привезенный с далекого острова Коу. Он разбился с нежным музыкальным звоном, особо отличающим коусскую керамику, вода выплеснулась ей на ноги, промочив ночное платье. Фуо всплеснула руками и бросилась, кряхтя, подбирать осколки.

- Только не наступите! Не наступите вашими нежными ножками, госпожа!

Мэй сделала шаг назад, присела на край постели и повторила вопрос:

- Что случилось в доме, Фуо?

Мэй была хозяйкой, она могла… она должна была собрать всех слуг и устроить им допрос, добиться ответа. Но одна только мысль об этом заставляла ее содрогаться. Мэй дрожала от страха, и от злости на собственную трусость. Теперь она хозяйка, ей Королем дарована гиса покойного мужа, и все что она может — дрожать, теребя концы шелкового пояса и боясь устроить допрос собственной служанке!

- Что случилось в доме, Фуо? - Мэй с невероятным усилием добавила в голос твердости, но едва ли обманула старую няньку.

- Говорят же вам, госпожа, ничего особенного! - Фуо распрямилась. Передник ее был полон тонкостенных осколков. - Обыкновенные суеверные глупости. Среди слуг болтают, что в дом повадился ходить призрак в облике демонического кота.

Мэй с такой силой сжала кулаки, что ногти ее, не слишком длинные, вонзились в ладони.

- Призрак?

- Так я и знала, госпожа, что вы напугаетесь, - в голосе Фуо прозвучало легкое снисхождение. - Сказки все это. Просто кто-то из бестолковых служанок разбил кувшины с маслом, испугался наказания, и теперь все пытается свалить на демонического кота. Да разве ж они существуют?

Мэй медленно разжала кулаки и посмотрела на красноватые следы-полумесяцы на обеих ладонях.

- Нет, конечно нет.

- И призраков никаких не существует, все это россказни, - Фуо покачала головой. - Ходили недавно легенды про Северную Четверть, будто бы в храме тамошнем поселился демон-паук, то ли призрак прежнего настоятеля. Видать Шены этими байками незваных гостей от своих сокровищ отваживают. Всем известно, что они прячут в храме золото и серебро.

Мэй прикусила губу, кивая, и перевела взгляд на окно. Огромная, почти полная луна поднялась над садом и посеребрила кроны дано. Это дерево высадил хитрый лживый князь, чтобы обманом женить на себе прекрасную и наивную Чэнжи.

Хотя, в сказке его, конечно, называют «находчивым».


* * *


Мэй разбудил звук. Это был едва уловимый шорох — такой и не сразу расслышишь. Колыхание шторы, не больше. Ночь полна была звуков: шелест ветра в ветвях, далекий звук колотушки ночного сторожа, обходящего свой квартал, скрип колодезного ворота, гул храмового колокола, разносящийся на многие ли вокруг. И этот шорох, так отличающийся ото всех прочих. Звук, с которым шелковая штора, закрывающая альков, сдвигается… Мэй скорчилась под одеялом, прижав руки к груди и, как ее учили в детстве, считая до тринадцати. Священное число великой гармонии защитит ее. Все тот же шорох.

Медленно, содрогаясь даже не от ужаса, а от его предвкушения, Мэй повернула голову. Огромная фигура закрыла от нее окно, кусочек ночного неба. Фигура в таких узнаваемых доспехах с драконьими головами на плечах! Глаза драконов мерцали во мраке, как жаркие уголья, и такие же глаза горели на лице ночного гостя. Мэй прижала ладони ко рту, давясь криком ужаса. Нужно было позвать на помощь, нужно было закричать, нужно было воззвать — к кому угодно, к Фуо, к слугам, к богам. Но она замерла, не в силах пошевелиться, и темная призрачная фигура надвинулась на нее. Послышался смрад давно мертвого тела. Именно так мертвецы и восстают из могил — во плоти, смердящей и гниющей. Говорят, некоторых чудовищ не принимает даже преисподняя. Рука потянулась к Мэй, ледяные пальцы тронули щеку, в нос ударила могильная вонь. Мэй в ужасе зажмурилась.

Совсем рядом прозвонил в колокольчик разносчик амулетов, послышался его пронзительный голос:

- Печати от злых духов! Зачарованные кольца! Чудесные снадобья!

И призрак пропал, как его не бывало. Мэй, собрав последние силы, потянулась к гонгу, стоящему возле кровати, но замерла. Что она скажет старой Фуо? Что в ее комнате только что был призрак генерала Энга? Того генерала Энга, чей прах развеян над бурными водами священной реки Тах? Того самого генерала Энга?

Лампу удалось зажечь с пятой попытки, так сильно дрожали руки. Подняв ее повыше, Мэй осмотрела комнату, но не нашла ни следа пребывания здесь духа. Запах мертвечины тоже выветрился, с улицы пахло дождем — с запада надвигалась черная туча, уже почти поглотившая луну — и маслом. Собрав остатки храбрости, Мэй поднялась и распахнула дверцы шкафа — пусто. И за ширмой тоже пусто. И на балконе. Мэй выглянула вниз, но и двор был пуст. В такой глухой час спят даже слуги.

Поставив лампу на полированный парапет, Мэй присела на стул. Было свежо. Ветер усиливался, тучи жадно пожирали небо, и на западе уже слышались раскаты грома. Прошло всего несколько мгновений, и по плиткам двора застучали тяжелые капли. Порыв ветра задул лампу, оставив Мэй в темноте. И все же, здесь она себя чувствовала в большей безопасности, чем в спальне.

В свою постель Мэй вернулась только на рассвете.


* * *


Около восьми утра Ло постучался в ворота усадьбы покойного генерала Энга. Приоткрылась калитка, и в щель высунулось хмурое востроносое лицо привратника. Окинув Ло неприязненным взглядом с головы до ног, он бросил.

- Чего тебе?

Ло склонился в почтительном поклоне.

- Ваша добрая госпожа говорила вчера, что в ее доме бедного артиста накормят.

- Артиста? - взгляд привратника немного потеплел. Разного рода исполнителей в Карраске всегда любили, и куда больше, чем в мнящей себя утонченной и изысканной Багряной Империи. - И что ты делаешь, юноша? Поешь? Танцуешь?

- Я акробат, - Ло продемонстрировал свой нехитрый инвентарь и был допущен на двор.

Привратник снова смерил его взглядом, чем-то остался доволен и кивнул.

- Иди туда, к хозяйственным постройкам, не попадайся госпоже на глаза без дозволения. Я пришлю служанок с какой-нибудь едой. Иди.

Ло поклонился и пошел в указанном направлении. На некотором отдалении и от ворот и от главного дома усадьбы он остановился, оглядываясь. Двор был в беспорядке, оно и понятно — дом оставался без хозяина долгое время, а молодой женщине нелегко было сладить с таким наследством. Песок двора, прежде белый, был покрыт неряшливыми темными пятнами. Ло принюхался. Пахло маслом. Деревья, посаженный вдоль ограды, давно не стригли, да и за цветами в кадках ухаживали плохо. Дом к немалому его удовольствию прибывал в упадке. И окончательно рухнет, когда Ло покончит с госпожой Энг Мэй.

На дворе никого не было, привратник скрылся в своей сторожке, так что Ло беспрепятственно дошел до главного дома и заглянул в наполовину открытые обитые медью двери. В длинном зале было сумрачно, горело только несколько ламп, а окна были закрыты бамбуковыми шторами и слоями красного шелка. И все же, Ло сумел разглядеть стройную фигуру в алом вдовьем платье, стоящую в самом центре. Склонив голову к плечу, так что длинные косы спускались почти до земли, вдова генерала Энга разглядывала его доспехи. Ло подавил дрожь, глядя на чудовищное сооружение, надгробный памятник Энг Ону. Генерал мертв, а это всего лишь металл, дерево, лак и шелковые шнуры. От доспеха не может быть вреда.

Он отступил, сделал шаг назад и случайно задел колокольчик с молитвой, подвешенный к балке. Заслышав звон, вдова быстро обернулась, глаза ее сверкнули в полумраке.

- Кто здесь?

Ло, застигнутому врасплох, оставалось только опуститься на колени, хотя унижаться перед этой женщиной и было неприятно. Коснувшись лбом сложенных на ступенях рук, он ответил:

- Всего лишь смиренный бродяга, добрая госпожа.

Послышался звук шагов, и вскоре перед глазами Ло появились отделанные шелковой нитью туфли. Поднятый некстати взгляд утонул в слоях алого шелка.

- А-а, тот акробат. Я узнала тебя, узнала. Поднимись. Встань.

Повинуясь приказному тону, Ло встал с колен, шагнул назад и замер, опустив взгляд в землю. У нижней ступени темнело маслянистое пятно.

- У тебя очень приметный вид, акробат. Откуда ты?

- Имя мое — Ло, я из земли Вонгай, - Ло счел наиболее разумным сказать правду. К тому же, будет справедливо, если госпожа Энг Мэй узнает, за что вершится возмездие.

- Вонгай… Вонгай… А, это на севере. Земли, которые мы отбили у северных Шен, - в голосе женщины послышался смешок. - Вот, значит, как выглядят северяне…

- Мерзавец! - Ло, занятый разговором с хозяйкой дома, не заметил, как со спины к нему подошел привратник, а может какой другой стражник. Ощутимый удар палкой по спине заставил его вздрогнуть. - Тебе велено было не тревожить госпожу. Пошел вон!

- Погоди, Эсо, - перед глазами все еще согнувшегося в поклоне Ло мелькнул рукав алого шелка. - Я позвала этого человека. Можешь быть свободен. Идем, Ло из земли Вонгай, я хочу тебя испытать.

Она спустилась, и под легкими шагами женщины едва слышно скрипнул песок. Подобрав слои алых юбок, Энг Мэй пошла вдоль дома в сторону сада, и Ло последовал за ней.

- Испытать, госпожа?

- Я хочу знать, насколько ты хороший акробат и жонглер, - кивнула хозяйка. - Если ты мне понравишься, будешь выступать на обеде, который я даю в честь рода Энгуо.

Это было заманчиво — взглянуть на всех проклятых Восточных Энгуо и, как знать, может быть сотворить с ними что-то. На секунду Ло представил, как убивает ненавистных Энгуо, уносит их с собой в загробное царство. Потом возобладали осторожность и здравый смысл.

- Мое скромное искусство нехорошо для таких высоких гостей, добрая госпожа. Я всего лишь уличный артист.

- Да, - согласилась Энг Мэй. - Моя свекровь таких терпеть не может. А я не люблю свою свекровь. Сядь.

Под неожиданно суровым для такой хрупкой женщины взглядом Ло опустился на подушки, сваленные на небольшом каменном возвышении. Энг Мэй села в подобие кресла и ударила кончиками пальцев по гонгу, отозвавшемуся тягучим гулом. Спустя минуту в саду появилась молоденькая служанка.

- Принеси с кухни еды для моего гостя, - распорядилась Энг Мэй. - И чая для меня.

Служанка низко поклонилась и пробормотала:

- Госпожа Фуо разыскивала вас…

Что-то странное мелькнуло на лице Энг Мэй, которое Ло разглядывал исподтишка. Страх это был пополам с гневом. И страх возобладал. Женщина опустила взгляд в пол.

- Я поговорю с ней потом. А сейчас делай, как я велю.

Служанка скрылась за кустами акации, а Энг Мэй устало прикрыла глаза. Теперь Ло мог ее рассматривать беспрепятственно. Госпожа Энг Мэй была очень красива, причем — необычной, немного диковатой красотой, чем-то отличающей ее от прочих дам, виденных им в столице. Это было неудивительно, ведь родом госпожа Энг Мэй была из одного из крошечных горных княжеств на востоке, многие века живших в изоляции, и потому походила на причудливый горный цветок. И все же, это было не объяснение тому, что Ло не мог оторвать взгляд от ее лица.

Энг Мэй открыла глаза, и он едва успел опустить свои.

- Что житель земли Вонгай делает так далеко от дома? - спросила женщина, пальцами поглаживая край лакированного стола.

- Я всегда мечтал увидеть мир, благородная госпожа, - ответил Ло, склоняясь еще ниже.

- Это столица — не мир, - в голосе Энг Мэй прозвучала злая насмешка. - Не Четыре стороны света, не загадочные острова Коу, не горы и поля Багряной Империи. Это просто дома и люди, не слишком интересные. Где же мой чай?

Женщина снова нетерпеливо ударила в гонг. Тут послышался оглушительный визг и звон бьющейся посуды. Энг Мэй поднялась торопливо, подобрала юбки и поспешила на звук. Ло, немного замешкавшись, последовал за ней.

- Что здесь произошло?!

Служанка, прижав к груди поднос, с рыданиями бросилась под ноги своей хозяйки.

- Вы мне не поверите, госпожа Мэй!

Энг Мэй, взяв ее за локоть, вынудила подняться и слегка встряхнула.

- Что здесь случилось, Ним? Кто напугал тебя?

Служанка заозиралась по сторонам, бросила безразличный взгляд на Ло (впрочем, он не сомневался, что о его присутствии в саду непременно пойдут сплетни) и зашептала:

- Госпожа Мэй… Я видела призрака!

- Призрака? - Энг Мэй скрестила руки на груди и сделала шаг назад. - Я уже слышала эти глупости о коте-демоне. Я приглашу из храма заклинателя, а вас, распространяющих эти глупости, велю выпороть.

- Но госпожа Мэй… я видела призрака генерала!

На эти слова Энг Мэй отреагировала странно: пошатнувшись, она ухватилась побелевшими пальцами за мраморный столбик ограды и переспросила севшим голосом:

- Генерала Энга?

- Да, госпожа Мэй… - едва слышно ответила служанка. - Он шел в сторону оружейной.

- Подите прочь. Все прочь! - Энг Мэй почти бегом, чего ей едва ли позволял высокий ее статус, бросилась к дому. На мгновение обернулась, и лицо ее было смертельно бледным. - Накорми акробата и найди ему место для ночлега.

И с этим Энг Мэй скрылась за углом дома, оставив Ло всерьез озадаченным.


* * *


Утром Мэй, едва позавтракав, спустилась в зал, и долго стояла перед доспехами. Когда поблизости не было слуг, у нее появилась возможность внимательно изучить их. Доспехи генерала Энга были поставлены намертво, роскошным надгробным памятником воинственному Плащу Востока. Никто не мог взять их, надеть и ночью заявиться в спальню Мэй.

Значит ли это, что то был призрак?

Мэй с детства слышала истории о призраках и демонах, но то, как и говорила Фуо, были глупые сказки суеверных крестьян. У них всякая гора была богом, и всякое болото полнилось демонами. Однажды, Мэй тогда было лет десять, ее старшие братья отправились в пещеру Гэммо, имевшую в княжестве дурную славу. Поговаривали, что в ней поселились демоны-пауки размером с быка, изрыгающие огонь. Пауки нашлись, но и размеры у них были куда скромнее, и огня никакого в помине не было. У страха, охватывающего всякого, оказавшегося в темной пещере, глаза оказывались велики.

Не был ли ночной призрак воплощением ее страхов и нечистой совести? При свете дня это объяснение начало казаться Мэй разумным. Она плохо спала со дня своего возвращения в Столицу, ее тревожит столько всего, она начала уже бояться собственной тени. Так что то был вовсе не призрак, а кошмар, примстившийся ей на грани сна и яви. Так думала Мэй поутру, когда было солнечно, пели птицы и явление привлекательного акробата заставило ее задумать шалость.

А вот оказалось, что и слуги видели призрака, сегодня, сейчас, при свете дня. Теперь едва ли можно было сказать, что «померещилось». Мэй заглянула в зал, бросила взгляд на доспехи — они были на месте — и привалилась к стене, комкая конец пояса.

- Вот вы где, госпожа! - Фуо выскочила из коридора и подхватила Мэй под локоть. - Матушка Энг прислала вам приглашение на банкет в Восточном Тереме. Нужно немедленно дать ответ.

- Да, я иду… - Мэй посмотрела на прямоугольник двери, на залитый солнцем двор, белый песок, полированный столбик крыльца. На ступенях лежала алая кисть — точь в точь такая была у любимого меча Энг Она. Ладони вспотели, и кровь в висках застучала оглушительно, точно совсем рядом ударяли в тяжелый храмовый гонг. - Я… иду…

Мэй заставила себя отвернуться и последовать за нянюшкой вверх по лестнице. Она придерживала длинную юбку, смотрела прямо перед собой, идя привычным маршрутом, двигаясь размеренно, словно механическая кукла — видела Мэй такие диковины, когда посещала Восточный Терем. Только привычка не позволила ей споткнуться, только сила воли не дала упасть и зарыдать от ужаса.

Если генерал и в самом деле восстал из мертвых… пришел он за ней, Энг Мэй. За своей убийцей.


* * *


Ло поднял влажную кисть, отяжелевшую от пахучего масла. Алый шелк потемнел, на него налипли мелкие белые песчинки. Подобными кистями из шелковых нитей принято украшать на Востоке рукояти мечей. Ло это всегда казалось не очень удобным, однако кисть эта сыграла добрую службу: он ее узнал. В точности такая же украшала меч генерала Энга. Меч этот врезался Ло в память, и никак не получалось избавиться от страшных видений. Ло на мгновение прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и сунул кисть в рукав.

Призрак генерала Энга прошел через двор в сторону оружейной, так сказала служанка.

В сверхъестественные ужасы Ло не верил. Жители севера всегда были рациональны и искали любому явлению разумные объяснения. Поэтому именно они изобрели порох, первыми начали варить стекло и создали самые стойкие, насыщенные по цвету чернила. У всякого явления, твердили мудрецы Севера, есть земная причина. Боги давно уже на Небесах, и нечего их тревожить.

Прислуга видела генерала, или же… Ло бросил взгляд на темный дверной проем. Или доспехи генерала? Быстро оглядевшись по сторонам, Ло собирался уже подняться по ступеням, прошмыгнуть в залу и изучить внушительный надгробный памятник жестокому Энг Ону, но из темноты на него надвинулась высокая, худая женщина в летах, наряженная в темное. Так одеваются в знатных домах приближенные к хозяйке, няньки и управительницы. Женщина обожгла Ло неприязненным взглядом и взмахнула рукавом.

- Следуй за мной, акробат. Эти глупые суеверные девчонки напугали госпожу Мэй. Ты развлечешь ее.

Ло с коротким поклоном пошел за старухой. Правила поведения предписывали ему двигаться медленно, сторожко, глядя в пол, но любопытство то и дело брало верх, и Ло бросал взгляды по сторонам. Дом генерала Энга был обставлен со всей возможной пышностью, убран отрезами шелка и газа, бронзовыми блюдами, великолепным церемониальным оружием и драгоценным фаянсом с островов Коу. Продав любую вещь, на которую падал взгляд, можно было кормить деревню целый год.

- Я привела его, госпожа, - старуха поклонилась почтительно и подтолкнула Ло в плечо, зашипела: - Проявляй уважение к госпоже Энг Мэй. Если сделаешь что-то неподобающее, я лично тебя высеку.

Это, Ло не сомневался, доставит старухе удовольствие.

- Спасибо, Фуо, - тихо сказала хозяйка, скрытая ширмами и занавесями согласно столичному этикету. - Можешь быть свобода.

- Не сомневайтесь, госпожа, я выпорю негодных девчонок, чтобы больше не болтали небылицы, - старуха вновь поклонилась и вышла, на прощание бросив на Ло предупреждающий взгляд.

Дверь за ней закрылась, и Ло огляделся. Согласно правилам он не мог приблизиться к хозяйке, как это было полчаса назад в саду. От госпожи Энг Мэй его отделяли слои расписанной тушью бумаги и шелка, и едва ли имело смысл показывать фокусы и трюки, которые госпожа все равно не увидит. Так что Ло огляделся без стеснения. Комната была обставлена с тем же великолепием, а на стене висел выполненный на тонком шелке портрет хозяйки в парадном — черном с золотом — одеянии. Редкой красоты женщина, и немного жаль, что она стала когда-то женой Энг Она.

- Подойди, Ло из земли Вонгай, - послышалось из-за ширм.

- Я не смею, госпожа, - ответил Ло.

- Разве ты не слышал? - в голосе Энг Мэй послышалась ядовитая ирония. - Король даровал мне гису моего покойного супруга, так что в правах своих я почти ровна мужчинам. Ты можешь смотреть на меня.

- Я боюсь ослепнуть, госпожа, - парировал Ло.

- Я не люблю изысканные комплименты, - предупредила Энг Мэй. - Если ты не подойдешь ко мне, Ло, я к тебе выйду.

Ло отодвинул в сторону ширму и откинул занавеси из алого и персикового шелка. Госпожа Энг Мэй сидела за низким, украшенным резьбой столиком из симанского ореха, и даже стоя в десятке шагов Ло мог в точности описать каждую деталь резьбы. Хотелось коснуться ее пальцами, провести по завиткам, проверить, не испорчен ли изысканный узор на поверхности стола, нет ли где потеков лака, трещин, сколов. Руки сами собой сжались в кулаки, и потребовалось какое-то время, чтобы успокоиться.

- Так что ты умеешь, Ло из земли Вонгай? - спросила Энг Мэй, облокотившись на столик. Ярко-алый шелк рукава скользнул по полированному ореху.

Ло сделал короткий вдох, приводя мысли в порядок, и поклонился.

- Позвольте вашу шпильку, госпожа.

Сложная прическа Энг Мэй, положенная знатной даме, была украшена дюжиной длинных серебряных шпилек с цветами и подвесками, которые мелодично позвякивали при малейшем движении головы. Подняв руку — рукав соскользнул, обнажая ее до локтя, так что стали видны следы старых шрамов — госпожа Энг Мэй нащупала одну, выдернула и протянула Ло. Тот все никак не мог оторвать взгляд от бледных, плохо зарубцевавшихся следов. Заметив его взгляд, Энг Мэй поспешно опустила рукав и нетерпеливо позвенела подвесками.

- Я жду.

Ло принял шпильку, взвесил ее в руке, после чего поставил на острие на палец. Фокус был несложный, но требовал полного сосредоточения, глубокой концентрации и ровного, тщательно выверенного дыхания. Монах, который учил когда-то юного Ло всем этим фокусам, мог танцевать, держа иглу на пальце, мог спать в таком положении, даже сражаться на копьях, поставив шпильку на край уха, и она падала только когда он сам того пожелает. Ло было далеко до такого искусства, до столь глубокой, внушительной концентрации. К тому же, он всегда был недостаточно терпелив. Едва уловимое движением запястьем, и шпилька упала в подставленную ладонь, превратившись в полете в ворох перьев, украшенных бубенцами. Потом взлетела в воздух и рассыпалась яркими конфетти и цветочными лепестками. И наконец упала в подставленные ладони. С новым поклоном Ло вернул шпильку Энг Мэй, и губы женщины тронула слабая улыбка.

- Ловко. Все эти предметы ты прятал в своих рукавах?

- Это магия, госпожа, - изобразил обиду Ло, с трудом сдерживая ответную улыбку.

Энг Мэй провела кончиком пальцев по губам, чуть смазав ярко-алую помаду, которая удивительно не шла ей, как и весь этот алый с золотом облик вдовы знатного генерала.

- Вечером я иду на банкет в Восточный терем к старейшине Энгуо и моим родичам… В гости принято приходить с подарками. Матушка Энг и Старшая Супруга старейшины едва ли будут довольны, зато всех прочих это повеселит. Ты будешь сопровождать меня.

- Но…

Энг Мэй остановила Ло изящным взмахом руки.

- Я щедро заплачу.

- Как пожелаете, госпожа, - поклонился Ло, пытаясь понять, радует его эта затея, пугает или же злит. Он мечтал оказаться в Восточном Тереме. Но что он будет там делать? Вонзит по шпильке в каждое горло? - Я буду рад услужить вам.

- Я пришлю к тебе служанку с подходящим платьем, - госпожа Энг Мэй поднялась. - Можешь быть свободен до вечера.

И она прошла мимо, обдав Ло легким ароматом лотосов, и скрылась за ширмами.


* * *


В первые минуты затея Мэй чрезвычайно воодушевила. Ей не нравился род Энгуо, как, впрочем, и любой другой клан в королевстве, и хотелось внести некоторый переполох в его размеренную счастливую жизнь. Подразнить их, прикрываясь гисой, дарованной Королем. Отыграться за весь страх и тревоги на тех ,кто и не знает, что испытала за свою жизнь вдова Энг Мэй.

При здравом размышлении Мэй поняла, что это плохая идея, но идти на попятный было уже поздно. И как-то стыдно, ведь ей не хотелось быть трусихой. Для начала нужно перестать бояться старейшину Энгуо и его приближенных, ведь в худшем случае они сошлют провинившуюся Энг Мэй в какой-нибудь монастырь. Затем — бояться призрака покойного мужа, потому что призраков не существует в природе. И наконец — бояться саму себя, и это всего сложнее и всего постыднее. Именно поэтому Мэй ни сказала ни слова Фуо, и только велела первой же попавшейся служанке, не вдаваясь в разъяснения, принести одежду для акробата.

Он был новым человеком не только в усадьбе, но и, кажется, в городе, и потому — предпочтительным собеседником. Он не знал ничего о Мэй, о ее прошлом, ее жизни в замужестве, да и о самом генерале Энге, должно быть, тоже.

Он из Вонгай, - вспомнилось Мэй. В земле Вонгай генерал Энг Он должен быть хорошо известен. И известен с самой яркой — и худшей — своей стороны. Осознание это пронзило Мэй, и ей стало не по себе. Не является ли генерал темным призраком и акробату? Или призраки приходят только к своим убийцам?

Мэй споткнулась на нижней ступени, и прислужницы пришли ей на помощь. Когда она была женой генерала, за ней постоянно следовала дюжина девушек, готовых в любое мгновение прийти на помощь. Теперь, в годы вдовства число их сократилось, но ненамного. И Мэй так и не научилась себя чувствовать уютно в такой компании.

- Вы в порядке, госпожа? - раздался хор голосов.

Мэй махнула рукавом и решительно направилась к дверям. Ло отирался неподалеку от крыльца, одетый в чистое, яркое платье, и выглядел несколько вызывающе. Вопреки обычаю столицы — но как было принято у полудиких северян — он лишь собрал часть волос на затылке в тонкую косу, перевитую бусинами, а в ухе у него зеленел крупный кусок нефрита. Ему было, кажется, совершенно безразлично, кто вокруг и что о нем думают. Это вызвало у Мэй некоторую зависть. Сама она никогда не умела быть такой — свободной и храброй.

- Следуй за мной, - отрывисто приказала она, надеясь позаимствовать сегодня у акробата толику беззаботной уверенности в себе.

До Восточного Терема было совсем близко, и все же — знатные дамы и господа да и просто зажиточные горожане никогда не перемещались по Столице Четырех Ветров пешком. К их услугам были паланкины, лошади и бау — двухколесные экипажи, тряские, зато пышно украшенные. Иногда из небытия всплывала легенда, что старейшина Шен, его брат и распущенные женщины Северного Терема пренебрегают всем этим и преспокойно ходят в толпе простолюдинов, но в это верилось с трудом. Старейшина северного клана, виденный лишь однажды мельком, помнился Мэй высокой, очень прямой, источающей высокомерие фигурой, с ног до головы облаченной в черное, словом — походил, по крайней мере в том, что касалось высокомерия, на всех прочих обитателей города.

Мэй хотелось бы иметь смелость выходить в город пешком, смешиваться с толпой, прятаться среди них ото всех забот, и поэтому идущий следом за паланкином акробат вызывал легкую зависть. Фуо же вызывала необычное раздражение — день ото дня с ней все сложнее было поладить — и Мэй купалась в привычной смеси недобрых чувств. Едва ли хоть кто-то во всех четырех великих кланах счастлив.

Музыку, призванную всем и каждому рассказать, что в Восточном Тереме сегодня пышный праздник, Мэй услышала загодя. Когда выдавался повод посерьезнее — вроде Божественного Дня, Часа Явления Предков, Дня Поминовения или какого-то празднества, назначенного Королем — с балконов кидались в толпу горожан тонкие золотые пластинки, весом не больше двух аньянов9 но с подходящей случаю чеканкой, и благоухающие цветы. Сегодня особого повода для торжества не было, и зеваки к Терему не стекались, так что удалось добраться до ворот без особых проблем.

Зато сам Терем в очередной раз поразил Мэй пышностью убранства, бессмысленной кичливостью, изобилием золота, парчи и шелка, драгоценностей и резного нефрита. Всякий раз, оказываясь здесь, Мэй ощущала себя букашкой на поверхности сияющего под солнцем пруда.

Гости были этой пышности под стать, разодетые ярко — последним указом старшим членам кланов разрешено было носить достопочтенный желтый — увешанные драгоценностями. На каждой женщине — по два десятка шпилек с цветами и бабочками. На каждом мужчине — пояс со шлифованными пластинками нефрита и оникса. К немалому удивлению Мэй были здесь не только члены рода Энгуо, но и представители прочих кланов. Даже старейшина Шен, которого она совсем недавно вспоминала, навестил Восточный Терем. Подле него, как всегда облаченного в черное с незатейливой серебряной отделкой — собственно, так его и узнавали с первого взгляда, в лицо Старейшину знали немногие, на публике он предпочитал скрываться за темной занавесью, точно невеста в брачную ночь, отчего пошли слухи о безобразности Шен Шена — подле него стояла также закутанная в ткани наложница, и среди складок ее темно-синего платья то и дело мелькали белые руки и серебряные конусы-когти на длинных пальцах. Южных Джуё представлял старший сын Старейшины, высокомерный молодой человек в королевском желтом, затканном фениксами. От Западных До прибыли младший сын — До Чон и две его верные тени, приемные сыновья Старейшины — До Анчи и До Анмо. Их Мэй видела впервые, но узнала без труда по рассказам других: До Чон был весьма безобразен, да к тому же покрыт шрамами — обычное дело для того, чья мать родом из Карсы — и его сопровождали двое необыкновенно красивых мужчин.

Что же за повод собрал здесь такое общество?

После того, как имя ее было названо, Мэй сошла с паланкина и поклонилась Старейшине Энгуо, его старшей супруге, второй супруге, трем наложницам — все они по рангу непостижимым образом оказывались выше вдовы генерала Энг Она — сыну старейшины, его супругам и наложницам, племяннику, племяннице, целому выводку прихлебателей, и, кажется, прошло несколько часов, прежде чем она перестала сгибаться и разгибаться.

- Почтенная вдова, - Старейшина Энгуо протянул сухую руку и коснулся подбородка Мэй. От него пахло старостью и нездоровьем, телесной нечистотой. - Мы рады, что вы выбрались наконец из своего уединения.

Несмотря на то, что старейшине было уже больше семидесяти, он все еще набирал женщин в свой гарем и, поговаривали, способен был делать детей. Правда поговаривали также, что все это не без помощи придворных аптекарей, которые смешивают снадобья, увеличивающие мужскую силу старейшины, но дурно сказывающиеся на общем его здоровье и на рассудке.

Мэй с трудом сдержалась и не отшатнулась, когда рука похотливого старца потрепала ее по щеке, точно какую-то смазливую куртизанку.

- Я и сама счастлива вернуться в мир, ваше сиятельство, - как и положено в таких случаях ответила Мэй, вновь кланяясь. - И привела акробата и жонглера, чтобы повеселить ваших гостей.

На долю секунды все во дворе посмотрели на Ло, беззаботно и беззастенчиво оглядывающего их в ответ. Затем, точно опомнившись, Ло опустился на колени и сделал несколько глубоких почтительных поклонов, и гости сразу же потеряли к нему интерес. Что ж, он развлечет публику попроще.

- Энг От, сопроводите вашу невестку, - велел старейшина, и Мэй, вовсе того не желая, оказалась в опасной близости от брата своего мужа.

Его похотливые взгляды преследовали ее всю жизнь.


* * *


То была редкая удача. Представители всех кланов собрались вместе под одной крышей, не хватало только члена королевской фамилии для того, чтобы дополнить картину. Легко, одним движением, можно было уничтожить всех влиятельных людей Карраски. Вот только это не входило в планы Ло. Да и вреда от убийства глав четырех родов было бы больше, чем пользы. Найдутся новые наследники, даже у семейства Энгуо непременно отыщется какой-нибудь побочный сын, припрятанный до поры в глухой деревне. А не найдется, так придумают.

Поэтому, отставив в сторону глупые мысли о массовом убийстве, Ло попытался понять, для чего собралась в Восточном Тереме такая пышная компания. Формальной причиной была радостная новость: вторая супруга сына старейшины понесла, и ребенка ожидали в самое благоприятное время, под праздник Старейшин. Однако, вторая супруга — не первая, ее ребенок будет лишь запасным наследником, если гадатели не решат иначе. А они свое высокое и благородное мнение выскажут только когда увидят младенца. Значит, подлинная причина не в этом нерожденном еще ребенке. Строят ли кланы заговор против короля? Друг против друга (это, впрочем, всегда). Планируют ли на этом вечере какую-то каверзу Энгуо, или наоборот — что-то замыслили их гости. Ло перебирал мысли, как шарики, жонглировал ими и не мог избавиться от чувства тревоги.

- Моя госпожа хотела бы увидеть ваше мастерство.

Ло покосился влево, не прекращая жонглировать. Молоденькая — никак не старше двадцати — служанка кивнула и плавным жестом указала на закутанную в шелка шенскую наложницу. Ло бросил на нее взгляд и вновь посмотрел на прислужницу. Северянка, как и он, она с достоинством носила украшенные нефритом шпильки с гисой дома Шен. Личная служанка кого-то из членов семьи. Должно быть, старейшина Шен высоко ценит свою наложницу.

- Как пожелает госпожа, - поклонился Ло, ловя мячи в подставленную ладонь.

Наложнице, молчаливой груде шелка, он продемонстрировал тот же фокус, что и Энг Мэй несколькими часами ранее. Он не мог даже сказать, смотрит ли женщина, она не шевелилась, и взгляд ее невозможно было почувствовать через слои ткани. Когда он закончил и с поклоном вернул шпильку служанке, из складок шелка показалась изящная длиннопалая рука, каждый палец которой был увенчан заостренным серебряным наконечником с капелькой-подвеской на конце. Гонсу, любимое развлечение красавиц из Пионовых хором10. Легкое прикосновение этих искусственных ногтей с камнем-капелькой к обнаженной коже томительно и возбуждающе, и будоражит мысли и чувства.

В Карсе это используют как исключительно изысканное орудие убийства.

Мысль эта последняя засела в голове, поэтому Ло невольно вздрогнул, когда наложница Шена сбросила с одного пальца наконечник — серебро, украшенное капелькой горного хрусталя — и уронила в его ладонь.

- Великолепное представление, - тихо, с достоинством сказала женщина и кивнула своей служанке. - Идем, Юмин.

Девушка лукаво улыбнулась и последовала за своей хозяйкой. Ло посмотрел на украшение, лежащее в центре ладони, а затем спрятал его под одежду. Пригодится. Серебро и горный хрусталь можно выгодно продать.

Продолжая оглядываться по сторонам и прислушиваться к разговорам, Ло прохаживался по той части Терема, куда допускались артисты и гости. Наверх его, конечно, никто не пустил, а вот во внутренний сад следом за стайкой молодых людей, вооруженных битами для игры в хонг11, он прошмыгнул. Там, спрятавшись среди сочной листвы экзотических кустарников, он перевел дух. Все шло не вполне по плану, и это нервировало Ло. Он до сих пор не узнал чего, кроме призрака покойного мужа, боится Энг Мэй, а сейчас ко всему еще тратил время на празднестве ненавистных Энгуо.

- Я велю подать чай, Старейшина Шен, - скрипучий голос старейшины Энгуо заставил Ло содрогнуться и забиться в угол между стеной и кадкой с пальмой. - Присаживайтесь. Здесь вас никто не потревожит. Я знаю, как не любите вы покидать свой Терем и посещать празднества, и потому польщен вашим визитом.

- Ага, - не слишком любезно отозвался Шен Шен. Зашелестел первоклассный шелк, старейшина опустился в кресло. Из-за буйной листвы Ло виден был статный, стройный силуэт, простой, но дорогой наряд и слои черного газа, скрывающие от посторонних взглядов лицо старейшины Северных Шен. Поговаривали, что его обезобразила болезнь, это то была, конечно же, ложь: больной или увечный (если только рана получена не в жарком бою) не мог править каким-либо из кланов. Также поговаривали, что еще в детстве Шен Шена пытался убить самый старший из его братьев, Шен Гаку, и в результате был выслан из Карраски, а старейшине на память о том вероломстве остались жуткие шрамы. Такое, пожалуй, никто не стал бы показывать. В любом случае, разговаривать собеседникам приходилось со слоями черной ткани, и это должно было нервировать и сбивать с толку.

Служанка принесла поднос с чаем и удалилась. Голоса юных игроков в хонг скрылись вдали, и в саду остались только трое: Старейшина Энгуо, Старейшина Шен и Ло, который и сам был уже не рад, что здесь оказался. Подле пары политиков можно услышать много, слишком много лишнего.

- До меня дошли слухи, - голос старика Энгуо звучал вкрадчиво, хотя он и скрипел, точно в горло песка насыпали, - что вы желаете возвратить себе Вонгай.

При этих словах руки Ло сами собой сжались в кулаки.

- К чему мне? - безразлично спросил Шен Шен, голос у него был монотонный, мертвый. - Вы разорили ту землю, она больше не принесет пользы.

Ногти впились в ладонь, Ло закусил губу, глуша то ли стон, то ли гневный вопль.

- Земля есть земля, почтенный Шен Шен, - ответил старик Энгуо. - Убей женщину, и ты убьешь саму жизнь. Убей мужчину, и оставленная им женщина даст приплод от другого. У меня сегодня хорошее настроение, старейшина Шен, и я готов обменять одну женщину на другую. Отдайте мне ту девчонку, которая прислуживает вашей наложнице. Она прелестна. А я отдам вам Вонгай.

Чашечка с негромким стуком — тишина стояла полнейшая — опустилась на стол.

- Я не отдаю и не продаю женщин, с которыми не спал я или мой брат, - тем же монотонным голосом ответил Шен Шен.

- И когда же вы или ваш почтенный брат, прославленный Плащ Севера, отведают этой нежной плоти? - старейшина Энгуо омерзительно причмокнул, а Ло вспомнилась девушка, Юмин, ее очаровательная улыбка, ее сияющие глаза. Невозможно было представить ее в объятьях Энгуо, или Шенов. Если бы Ло Цинь, его дочь, не погибла, то однажды стала бы такой же, полной жизни и прелести.

- Возможно, вам следует дождаться приплода земли Вонгай, - сказал старейшина Шен, поднимаясь. - Прошу простить, но вынужден буду вас покинуть. Как вы верно заметили, Старейшина Энгуо, я не люблю посещать празднества.

Черный шелк, тяжелый и плотный, прошелестел совсем рядом. Следом покряхтывая семенил старейшина Энгуо и пыхтел недовольно. Сад опустел, и спустя полминуты Ло выглянул из укрытия. Чашка чая стояла на столике, полная до краев. В доме своего противника Шен Шен не притронулся к еде и питью. И нельзя сказать, чтобы это было неразумно.


* * *


Шен Шен выдернул шпильку, и тяжелые волосы, выскользнув из пучка, упали на спину. С полным наслаждения стоном он принялся растирать голову. Сидящие напротив женщины переглянулись с улыбкой.

- Ну так что? - Шенми всегда говорила прямо, и именно за это старейшина Шен ценил ее больше всего. - Выяснил, зачем это было устроено?

- Празднество в честь зачатия наследника, - невозмутимо отозвался Шен Шен.

Юмин, до той минуты совершенно неподвижная, порывисто подалась вперед, так что лица их почти соприкоснулись. Шен Шен ощутил ее дыхание, отдающее корицей. Юмин втянула воздух, ноздри ее затрепетали.

- Вас пытались одурманить, ата12.

- И разговорить, - кивнул Шен Шен, доставая из рукава гребень. Шенми отняла его, села рядом и принялась расчесывать длинные тяжелые пряди, даря облегчение головной боли. - Хотел обменять Вонгай на тебя, девочка.

Юмин вопросительно взмахнула ресницами. Ее не интересовало, согласился ли старейшина на такой обмен. Ее интересовала подоплека истории. Но Шен Шен и сам не знал, что затеял старейшина Энгуо, старая похотливая крыса.

- Ты по крайней мере увидел, что хотел? - со вздохом спросила Шенми.

- Красная женщина из рода Энгуо? - Шен Шен кивнул. - Я видел ее, даже два раза. И она не представляет из себя ничего особенного. Красива, но… крошечный зверек, замерший под ножом.

Шенми посмотрела на Юмин. Девушка, вытащив из рукава письменные принадлежности, записывала какие-то свои замечания. Почти наверняка ее заинтересовал тот дурман, который предлагалось выпить старейшине. Лист бумаги в ее тетради покрывали неразборчивые иероглифы, странные пометки — такие делают карсины в своих тайных трактатах — и какие-то причудливые рисунки.

- Такова почти любая женщина в этом мире, Шен, - улыбнулась Шенми. - Она либо погибает, как тот зверек, либо понимает нехитрую истину: это вы, могучие воины и мудрые мыслители, не больше чем мошка под нашим каблуком, и мы можем вознести вас к вершинам счастья или растоптать. Есть еще и третий вариант, но увы, Шенов на свете не так-то много.

Последний раз проведя гребнем по волосам мужчины, Шенми вернулась на свое место, обворожительно улыбаясь.

- Раздобудь нам эту Красную женщину, старейшина, а уж я потружусь, чтобы она принесла Карраске пользу.


* * *


Этикет не позволял Мэй оставить своего спутника. Дома можно было бы сослаться на слабость и нездоровье, но при таком пышном собрании женщина попросту не могла проявлять подобные чувства. Оно должна была оставаться совершенной, как резной нефрит.

Тут Мэй отчего-то вспомнила затейливое украшение, которое Ло носил в ухе. Кусок нефрита, выточенный в виде звериного клыка, или, может быть, когтя. Нефрит невозможной, изысканнейшей расцветки, угхумский. Иная модница в столице за него душу продаст, а северяне, кажется, считают чем-то совершенно несущественным. Так, красивый камушек.

Мэй тряхнула головой, разгоняя путаницу мыслей, и подвески на воткнутых в прическу шпильках и гребнях звякнули. Прическа была тяжелой, помимо собственных волос Мэй ее дополняли валики и шиньоны, и казалось, на голову водрузили корзину с камнями. Когда ей впервые сделали такую — в день свадьбы с генералом Энг Оном — Мэй пошевелиться не могла, и к вечеру шея ее налилась свинцом. Той ночью, их первой, брачной ночью генерал вынул шпильки и гребни, один за другим, распустил волосы, любуясь их длинной, их шелковистостью, их блеском.

А потом отхлестал Мэй шелковой плетью. Просто так. Потому что красные разводы на коже тоже казались ему красивыми.

Пальцы Энг Ота словно невзначай скользнули ей в широкий рукав. Четыре слоя алой ткани скрывали это, и стороннему наблюдателю и в голову бы не пришло, что брат покойного генерала поглаживает, царапает ногтями нежную кожу вдовы Энг Она, поднимаясь все выше. Вот его рука ныряет в пройму — халаты широки, как предписывает нынешняя мода, под ними и не разглядеть фигуру дамы, ее плавные изгибы — или наоборот изъяны — может видеть только супруг. Мэй ощутила прикосновение жадных пальцев к груди, даже через слои нижнего платья, их было три, прикосновение это было жадным и грязным. Она содрогнулась, отшатнулась, едва не налетев на прислужницу, и тотчас же твердая рука поддержала ее локоть.

- Будьте осторожнее, благородная госпожа, - мягким, приятным голосом сказал один из приемных сыновей старейшины До, Анчи это, или Анмо, Мэй не знала. - Полы сегодня утром натерли воском, они очень скользкие.

Рука Энг Ота выскользнула из складок платья и по-хозяйски обвила талию Мэй.

- В самом деле, дорогая сестра, здесь не лучшее место для прогулок. Идем в зал, там сейчас будут танцевать. Говорят, Старейшине удалось пригласить саму Цветы-на-Шелке!

- Это так, - приемный До то ли не услышал в тоне Энг Ота намек, то ли попросту его проигнорировал, и пошел рядом, впрочем, ничем не нарушая этикета. Положение его и его брата было слишком шатким, чтобы как-то ронять свою честь в глазах четырех высоких родов. - Дядюшка сетовал, что Старейшине Энгуо удалось перекупить госпожу Коман на четыре вечера. Боюсь даже представить, сколько это ему стоило.

- Она действительно так хороша? - спросила Мэй. Поддерживая беседу, она также удерживала приемного До подле себя. При посторонних Энг От не посмеет ее домогаться.

-Лучшая танцовщица во всем городе, благородная госпожа, - ответил приемный До. - Ее искусство ни с чем не сравниться. Я однажды слышал, как первые куртизанки Золотого Пиона заспорили, кто пойдет к ней в ученицы, и рассорились вусмерть. К слову, хотя ей в тот раз и посулили треть месячной выручки Пиона, госпожа Цветы-на-Шелке отказала.

Эта жизнь была от Мэй далека, непривычна, а потому — по-своему заманчива. А еще, Мэй была им, чайным домам и роскошным пионовым хоромам, благодарна. Генерал часто навещал их, когда требовалось снять накопившееся напряжение, избавиться от постоянно его снедающей ярости и гнева. Ходил чаще не в те, где служили женщины ранга Коман Цветы-на-Шелке, в заведениях вроде Золотого Пиона гостям редко позволялось поднять руку на женщину. Генерал предпочитал те чайные домики, где можно было от души отхлестать девушку, оставляя на теле множество отметок. Последующие ее клиенты редко возражали, их не волновала красота, лишь собственная похоть. По городу ходили слухи — тихие шепотки, не более — что не одну дешевую проститутку Энг Он забил насмерть. Слыша это, Мэй малодушно благодарила богов: не ее, хорошо, что не ее. А уже в следующую минуту молила их о быстрой смерти, только чтобы вырваться на свободу.

- Вы снова поскользнулись, благородная госпожа, - крепкая, уверенная рука приемного До была отличной опорой. Рядом недовольно фыркнул Энг От. - Вот, присаживайтесь.

Приняв помощь, Мэй опустилась на подушки.

- Вот ты где, Анмо! - второй приемный До, стало быть — Анчи, подошел, бросил на Мэй быстрый оценивающий взгляд и поклонился. - Благородная госпожа. Прошу простить, господин Чон ищет нас. Идем, брат.

До Анмо церемонно поклонился, но улыбка у него вышла мягкой, почти ласковой. Хороший человек. Впрочем, таким же Мэй казался и генерал Энг в первые минуты знакомства. Демоны отлично умеют прикидываться добрыми людьми.

- Передайте от нас поклон почтенному До Чону, - встрял Энг От, усаживаясь в ужасающей близости от Мэй. Она вновь содрогнулась.

Братья откланялись, оставив ее наедине с чудовищем. И, хотя зал был полон гостей, Мэй не могла чувствовать себя в безопасности.


* * *


Места в зале было, конечно, не всем, но слугам никто не запрещал подниматься на галереи, пробираться за ширмами и оттуда глазеть на диковины, которые украшают торжество старейшины Энгуо. В большинстве своем это были обычные забавы: танцовщицы, фокусники, игроки на цитре и флейте, пара гадателей попроще, из тех, кто предрекает удачные дни. А потом послышался шепоток, возбужденный, исполненный недоверия.

Старейшина Энгуо пригласил на свой праздник госпожу Цветы-на-Шелке. Да-да, саму Коман Цветы-на-Шелке! Ту самую строптивую танцовщицу, что давно уже оставила поприще куртизанки, сама себе выбирает любовников, и не только любовников! Она и покровителям, знатным, влиятельным, с большими деньгами имеет смелость отказывать.

Куртизанка, вернее в последние годы — танцовщица Коман была, должно быть, третьей достопримечательностью столицы, о которой Ло услышал по прибытии в город. Королевский дворец и Пагода Тысячи Стонов, конечно, были знаменитее, их слава гремела по всей Карраске, ну так обе они были старше прекрасной Коман на добрую тысячу лет. Ло был безразличен к женской красоте, его не интересовали танцы, его воротило от куртизанок, и все же, он был заинтригован. В женщине, которая осмеливается быть такой свободной и независимой, и на свободу которой не покушаются с каким-то даже благоговением, должно быть нечто особенное. Ло Коман Цветы-на-Шелке представлялась похожей на Фей Ицзю13 с фрески в старом храме.

Она не была даже красивой. Или молодой. Коман было много больше двадцати, и это не скрывали грим, яркие украшения, любые ухищрения, к которым прибегает всякая женщина в столице. Ло испытал странное разочарование, глядя на замершую посреди зала женщину. На ней был наряд, принятый в восточных землях — дань Энгуо: юбка из темно-желтого шелка, курточка, вышитая пионами, тонкая, затканная цветами накидка. В высокую прическу воткнуты были девять шпилек с цветами и подвесками, которые покачивались и звенели при каждом движении. Танцовщица была покойна, безмятежна и даже безразлична.

Ло перевел взгляд на Энг Мэй, на сидящего подле нее Энг Ота. Этого человека можно было узнать без труда: до того он походил на старшего брата чертами лица и повадками. Ло показалось, молодая вдова вовсе не рада соседству, впрочем, возможно он был склонен собственные чувства переносить на другого человека. Энг Мэй сидела неподвижно, не сводя взгляда с танцовщицы в центре, и только беспокойно открывала и закрывала веер. Жест был нервный.

Зазвучала музыка: грустный напев цитры, скорбное завывание эрху, флейта и неровный ритм, который задавал барабанчик. Слишком трагичная музыка для праздника. Впрочем, как слышал Ло, это было обычное дело. Традиции и ритуалы окутывали верхушку великих родов, связывали людей по рукам и ногам и заставляли следовать странным, бессмысленным и бесполезным обычаям. Что-то вроде: пир нужно начинать с плача, чтобы закончить смехом. Ло хмыкнул. На него зашикали соседи.

Со всех сторон напирали, толкались, пару раз ему заехали локтем по ребрам. И все это, чтобы посмотреть на остающуюся безучастной и неподвижной танцовщицу.

Она взмахнула рукой, нервно, ломано, совершенно не в такт музыке. Еще раз. И еще раз. Шаг, другой, и танец начал сплетаться, странный, противоречивый, ни на что не похожий. Танцовщица не следовала за музыкой и ритмом, наоборот — музыканты подстраивались под ее танец, все более причудливый, фантастический, немного пугающий. Дикий, и в то же время — невозможно прекрасный. Он завораживал и вместе с тем — пугал.

Ло с усилием отвел взгляд от танцовщицы и посмотрел на Энг Ота. Тот жадно пожирал женщину глазами, гадкими, масляными, в нем танец будил одну только похоть и какую-то жестокость. Одна рука генеральского брата скрылась в складках алого одеяния невестки (Энг Мэй застыла, точно кролик перед атакующей змеей), а вторая вцепилась в рукоять меча, вороненой стали с алой отделкой. Кисти на рукояти меча не было, только ониксовая бусина и обрывки нитей.


* * *


Черту Энг От не пересекал никогда. Придраться было попросту не к чему: сидит человек, бережно поддерживает свою невесту под локоть. В зале душно, многолюдно, и бедная, бледная молодая вдова, должно быть, испытывает нехватку воздуха.

Хотелось вскочить и бежать, подобрав юбки. Бежать со всех ног, позабыв про обычаи, про правила приличия, про уважение к старейшине рода Энгуо. Впрочем, уважение и в помине не было. Энг От сидел слишком близко, и Мэй ощущала на бедре его горячую руку даже сквозь слои красной парчи и шелка.

- Вам дурно, дорогая невестка? - жарко прошептал он, почти касаясь влажными губами уха.

Рано или поздно траур закончится, и ее вновь выдадут замуж. Не ради ее самой, и уже не ради того, чтобы указывать ее родителям. Чтобы вернуть свое наследство, получить гису Энг Она и расположение Короля. И почти наверняка новым ее мужем станет Энг От. Энг От, который так похож на своего брата, от которого даже пахнет Энг Оном — вино, пряности, раскаленное железо и кровь. Он так же не расстается с мечом и носит на поясе скрученную в кольцо плеть вместо кушака.

Мэй почти ощутила прикосновение шелкового шнура к обнаженным плечам, почувствовала, как плеть обвивает ее плечи. Всхлипнула цитра, ей вторил эрху, притоптывали босые ноги прославленной танцовщицы. Мэй не могла поднять на нее взгляд и насладиться танцем, приведшим всех в восторг. К горлу подкатил комок.

- Я… Мне нехорошо, - пробормотала Мэй. - Нужно подышать воздухом.

Она поднялась, опираясь на руку Энг Ота, отказаться от помощи не получилось бы, и направилась к выходу из зала. Она была не единственной, кто решил выйти во время танца, так что излишнего внимания не привлекла. И сложно было сказать, что хуже: оказаться с Энг Отом наедине в коридорах Восточного Терема, или же быть окруженной родичами покойного мужа. Они, как и гости, подобные Сугимо из Джуё или До Чону, с удовольствием насладились бы страхом и беспомощностью напуганной женщины. Стервятники. Звери.

Мэй вышла в коридор, и когда двери за ней с негромким стуком закрылись, попыталась высвободиться. Однако Энг От держал ее крепко, и сейчас, когда никто не видел, ему были безразличны приличия. Мэй видела, каким взглядом он пожирал Коман Цветы-на-Шелке. Но танцовщица никогда бы не обратила на него внимания.

У танцовщицы и куртизанки, в отличие от Мэй, честной женщины благородного происхождения, было право выбирать себе любовников. Пусть это право было заработано годами унижений, когда она была вынуждена продавать свое тело всякому, кто даст хозяйке требуемые деньги. Она заработала его, и теперь могла отказывать самым богатым и родовитым в своем внимании, и никто бы не решился приказать ей.

В отличие от Мэй, Коман Цветы-на-Шелке была свободной женщиной.

В ранней юности, до того, как ее выдали за генерала Энга, у Мэй были мечты о любви. И ее старшая сестра, и Сали — жена ее брата — обе зачитывались популярными романами о феях и разбойниках, о любви принцесс и их благородных защитников. В этих романах, конечно же, не было непристойных сцен, только возвышенная любовь и нежные лобзания под облетающими вишнями. И совместное музицирование, когда юная дева перебирает пальцами струны цитры, а возлюбленный вторит ей на флейте. В некоторых книгах, где героиня оказывалась храброй воительницей — Мэй ни одну не встречала и не верила, что такие существуют, но вот Сали эти книги обожала — девушка сражалась бок о бок со своим возлюбленным, иногда сбегала за ним на войну, переодевшись юношей, но всегда в конце находила свое счастье. Так наивная, глупенькая Мэй и представляла себе любовь и супружество: как взаимное партнерство, привязанность, как чтение стихов, как музицирование и проклятые поцелуи под проклятыми вишнями!

Энг От обвил ее талию руками, лицо его было совсем близко.

- Вы все-таки нездоровы, дорогая сестра. Нужно отвести вас домой.

Мэй и сама уже ощущала слабость и головокружение. И страх остаться с Энг Отом наедине. И дрожь в коленях. Кожа ее горела, точно в лихорадке. В зале, полном гостей, она была принуждена сохранять лицо, и потому держалась уверенно, почти не ощущая недомогания. Теперь же все навалилось разом, ноги подогнулись, и Мэй повисла на руках у Энг Ота.

Внешне все выглядело пристойно, все так же пристойно. Родич просто поддерживал сомлевшую, теряющую сознания молодую вдову. Рука его случайно — совершенно случайно! - скользнула под верхнее платье, но и это было допустимо.

Если же сейчас кто-нибудь покажется в коридоре и поймает их в сколько-нибудь непотребном виде… Что ж, Энг От может сочинить историю о том, как давно и страстно он любит вдову своего брата. И старейшина Энгуо непременно поспособствует, чтобы срок траура был уменьшен вдвое, а то и втрое. Да пожелай старейшина, и уже завтра колокола столичных храмов зазвонят о ее свадьбе. Не зря же у него такие связи среди священнослужителей и монахов, не зря и его сестра, и его первая супруга стали настоятельницами двух крупнейших монастырей. Власть над духовенством — это власть над душами, пусть и есть во всем нечто демоническое.

Кажется, Энг Оту пришло на ум то же самое. Он крепче обнял Мэй, прижал ее к стене, молодая женщина кожей ощутила горячее, отталкивающе пропитое дыхание. От губ Энг Ота пахло вином. Ему достаточно поцеловать ее, пошуметь немного, и спустя всего несколько дней молодая вдова генерала Энг Она станет молодой женой генерала Энг Ота.

Мэй сжалась от страха, как всегда бывало, когда она оказывалась в руках мужчины. Муж навсегда вселил в нее ужас перед силой, перед властью, перед звериной страстью в глазах, перед плотским желанием. А еще, перед палками, плетями, и безобидными на первый взгляд вещами вроде шнура от шторы или серебряного блюда.

Влажные губы Энг Ота прижались к ее губам, раздвинули, в рот проскользнул язык, похожий на дохлую рыбешку, бестолково трепещущий, и перед Мэй, замершей, зачарованной — полевка пред хищником — встала картина нового замужества. Энг От давно хотел заполучить ее, давно делал намеки. Еще при жизни брата он позволял себе некоторые нескромные прикосновения и двусмысленные обещания. Он будет долго тешиться, пока не пресытится ее телом. А потом он, как и Энг Он, заскучает и станет посещать веселые кварталы ради женщин, искусных в любви, или слишком бесправных, чтобы возразить жестокому клиенту. И будет возвращаться к Мэй, чтобы выместить злость и утвердить свою власть, потому что одно — приказывать проститутке, которую хозяйка может позволить избить до полусмерти, и совсем другое — унизить свободную, благородную женщину.

Свобода — это всегда палка о двух концах, благородства же не существует. Есть лишь скользкий язык во рту — дохлая рыбка, есть запах вина и закусок, вызывающий тошноту, есть пальцы, оставляющие синяки на коже.

Есть странный, чужеродный звук. Что-то вроде «понк-понк-понк». Удар по ноге, довольно ощутимый. Еще один. Энг От отстранился и посмотрел вниз, а следом за ним и Мэй, с трудом удержавшись, чтобы не приняться вытирать рот рукавом, ладонями, волосами, всем, что попадется под руку.

На полу у ее ног лежали два красных мяча, выточенных из дерева.

- Прошу меня простить, прошу меня простить! - жизнерадостно отозвался Ло, акробат из земли Вонгай, ее нечаянный спаситель. - Я был неловок.

Энг От акробата проигнорировал — не того полета птица — отстранился и пошел к двери.

- Рад, что вам лучше, сестрица. У меня сегодня важные переговоры в Тереме, но завтра я вас навещу и справлюсь о здоровье.

Акробат был вовсе не тем свидетелем, на которого Энг От рассчитывал. А, может быть, он до поры отложил выполнение своего плана. А может плана и не было вовсе, просто генералу захотелось дать себе волю, удовлетворить похоть хотя бы отчасти. Он вышел, игнорируя акробата, а Мэй оставили силы, и она почти сползла по стене на пол. Ло сделал несколько шагов, присел, чтобы поднять свои мячи, да так и остался сидеть на корточках. Ее спаситель. Сейчас Мэй была рада, что в коридоре нечаянно оказался именно безродный акробат, а не кто-то из более знатных гостей, или же ее сородичей. За кого бы он не принял Мэй — за распутницу ли, обнимающуюся в уголке с братом покойного мужа, или за жертву насильника или соблазнителя, он не знал правды: Энг Мэй была жалкой беспомощной трусихой, готовой вцепиться в незнакомца и рыдать у него на груди. Мэй даже сжала кулаки для верности. Ло рассматривал ее много пристальнее, чем позволяли правила приличия и все те условности, обычаи и ритуалы, что отделяют людей знатных от простолюдинов, и словно бы о чем-то раздумывал. А потом он протянул руку — Мэй сжалась в комок, внутренне нелепо готовая к удару — и поддержал ее под локоть.

- Вам лучше выйти на воздух, госпожа Энг Мэй. И думаю, никто не осудит, если вы отправитесь домой.

Мэй медленно кивнула.

- Тогда, - жизнерадостно подытожил Ло, - я разыщу слуг и велю подавать ваш паланкин. Надеюсь, не все эти бездельники отправились поглазеть на танцовщицу Коман.

И он бодро отправился по коридору к выходу. Мэй, держась за стену, последовала за ним, втайне мечтая позаимствовать у Ло хотя бы немного жизнерадостности и внутренней силы. Сейчас она отчаянно в том нуждалась.


* * *


Паланкин двигался через город — мимо восточного купеческого квартала, где в основном торговали амулетами, резными ширмами, статуями божеств и вином-кочуми. Идя рядом, Ло то и дело погружался в раздумья. Сегодня он понял, чего боится Энг Мэй, и от этого знания становилось до невозможного противно. Перед глазами стояла картина, увиденная в коридоре Восточного Терема: мертвенно бледная женщина, прижатая к стене мощной, источающей ауру насилия, физического и духовного, мужской фигурой. Энг От целовал ее, и Мэй застыла, как крошечная полевка перед огромным хищником. А потом, когда Ло протянул руку, чтобы помочь ей подняться, женщина отшатнулась, словно ожидала удара. Энг Мэй боялась мужчин, боялась силы, и Ло, честное слово, не знал, что ему делать с этим знанием.

Он не мог мстить слабому.

Когда, умерев, он предстанет в Рощах Ожидания14 перед своими родителями, перед женой и дочерью, что он им скажет? Что был настолько жалок, что причинил боль беспомощному человеку? Что отомстил беззащитной женщине? Велика доблесть. После такого родители, должно быть, перестанут считать его своим сыном.

Ло раздраженно щелкнул по серьге. Его стройный план начал рушиться, и сразу же стало понятно, что по сути плана и вовсе не было. Нужно было торопиться, бежать в столицу, а еще лучше — ехать на восток, в Донангай, где стоял лагерем генерал Энг Он, и где он скончался от лихорадки. Нужно было вонзить ему в сердце нож прежде, чем болезнь заберет генерала. Смерть в жару, поту и беспамятстве была слишком легкой.

- Остановите паланкин!

Слуги немедленно повиновались, дверца открылась, и Энг Мэй нетерпеливо махнула рукой. Пришлось повиноваться и протянуть руку, помогая ей спуститься на мостовую. Это было против этикета — к дамам такого ранга даже придворный лекарь прикасался сквозь тонкое полотно — но Энг Мэй это, кажется, не волновало. Рука ее слегка дрожала, женщина оступилась, и Ло пришлось поддержать ее. Мэй быстро отстранилась и пошла через расступившуюся толпу к воротам в парк.

- Вы все свободны.

Слуги заозирались испуганно.

- Вон! - бросила молодая вдова, оборачиваясь. Звякнули подвески на ее шпильках. - Вы мне надоели! Я хочу побыть одна!

- Госпожа! - пожилая служанка, сухая, даже костлявая, имеющая странное и неприятное сходство с рыбьим скелетом, выпрыгнула из паланкина и бросилась за хозяйкой. - Как так можно!

- Я устала и хочу пройтись по парку в одиночестве, - отрезала Энг Мэй, проявляя неожиданный характер. Впрочем, судя по тому, как дрожали ее губы, далось ей это нелегко. - К моему возвращению должна быть готова баня. А потом… Потом будут еще распоряжения. Все вон!

Вокруг начала уже собираться толпа горожан. Жители Столицы четырех ветров с почтением относились к Королю и к четырем великим родам, но мало что порадовало бы их больше публичного скандала с их участием. Слуги препираются со своей госпожой, почтенной вдовой генерала, самого Плаща Востока! Что за диковина! Прислужница быстро оценила обстановку, резко приказала слугам сворачивать к усадьбе и сама направилась к воротам дома. Энг Мэй неспешно отправилась на свою прогулку.

Ло затруднялся сказать, почему последовал за ней. Может быть, его впечатлила эта неожиданная вспышка, а может — встревожила, ведь полчаса назад Энг Мэй была напугана и подавлена. Теперь она шла неспешно под деревьями дано, то и дело протягивая руку и ловя пурпурные листочки, которые срывал и бросал вниз ветер.

- Слышал когда-нибудь сказку о дереве дано, Ло из земли Вонгай?

Энг Мэй обернулась через плечо, разглядывая его.

- Нет, госпожа.

- Мне ее рассказывали в детстве. Там, где я родилась и выросла, дано — большая диковина. Моя мать увлекалась садоводством, и отец раздобыл для нее где-то саженец. Наверное, выкрал у черных колдунов Энгуо, и должен был в уплату отдать им меня, - Энг Мэй негромко хихикнула, и то был очень странный звук. Хотя бы потому, что знатные дамы не хихикают. А еще они не разговаривают с простолюдинами и не рассказывают им сказок. - Идем, здесь есть пруд с карпами.

Пруд, небольшой искусственный водоем, выложенный округлыми камнями, затеняли плакучие ивы и те же деревья дано, что росли в саду в изобилии. То был символ восточных Энгуо, одно время его даже вышивали на знаменах. Присыпанные песком дорожки заметали небольшие пурпурные листья, которые издалека можно было принять за лепестки вишни. Энг Мэй присела на каменную лавочку в тени ив и дано и расправила юбку своего алого вдовьего наряда. Пальцы ее беспрестанно что-то трогали, перебирали, дергали выбившуюся из вышивки нитку, рвали пополам и еще пополам пурпурный лист. Ло отошел, присел на корточки и принялся крошить мраморным карпам в пруду найденную за пазухой лепешку.

- Давным давно жила на свете прекрасная девушка Чэнжи, которая очень любила любоваться цветущей вишней, - заговорила вдруг Энг Мэй.

Ло обернулся через плечо. Она сидела неподвижно, только руки ее никак не могли угомониться.

- Она до того любила наблюдать цветение вишневых деревьев, что упросила отца поставить у забора лавочку. Каждую весну она выходила, садилась на нее и смотрела на огромное старое дерево. А люди в деревне смотрели на нее, прекрасную и нежную, как вишневый цвет. И вскоре слава о юной красавице Чэнжи гремела на всю страну. Всякий, кто приходил к дому, садился на лавочку и вместе с девушкой любовался цветущей и опадающей вишней, был желанным гостем. Но все чаще и чаще люди заговаривали с Чэнжи о браке, и эти слова ей были неприятны. Чэнжи была еще очень молода, но ей вовсе не хотелось замуж. Вот бы всегда так, думала она: сидеть и любоваться цветами.

Мэй нагнулась, подняла веточку дано, сломанную ветром, и принялась обрывать с нее листья.

- Однажды о красоте Чэнжи прослышал генерал, овеянный победами и славой. Его вовсе не интересовали цветущие вишни, но он увидел девушку и захотел получить ее. Чэнжи же ему отказала. Она проявляла дружелюбие к тем, кто разделял ее привязанности, и оставалась безразлична ко всем прочим. Поэтому она не только отвергла генерала, но и прогнала его со двора. Однако, генерал был могучий воин, победоносный, хитрый, и он не отступался так просто. Видя, что он не отступится, Чэнжи дала невыполнимое задание: разыскать для нее вишню, что будет цвести круглый год. И генерал взял с нее клятву: если он исполнит это желание, Чэнжи станет его женой.

Мэй оторвала последний листок и отряхнула колени.

- Генерал разослал своих подчиненных во все концы королевства, в каждый город, каждое селение, в каждый храм и монастырь, к каждому мудрецу, гадателю, каждому торговцу. Но все возвратились ни с чем. Все как один мудрые люди говорили: всему приходит свой срок. Вишневое дерево цветет лишь весной, время его скоротечно, и оно опадает. Ни одна вишня не может радовать капризную Чэнжи круглый год. И вот, когда генерал уже почти потерял всякую надежду и почти решился взять девушку силой, к нему прибыл воин, посланный далеко на восток. Там в бескрайних степях он раздобыл для своего генерала диковинное дерево. Листья его отливали розовым, точно вишня, или пурпурным, как сливовый цвет. С расстояния нескольких шагов невозможно было отличить его от вишни в цвету. Генерал велел немедленно высадить это дерево в его саду, а потом отправить за Чэнжи. Девушка прибыла спустя несколько дней, вступила в сад и ахнула. На дворе был самый разгар жаркого лета, пышно цвели пионы и жасмин, источая сладкий аромат, а в саду стояло все в цвету вишневое дерево. Чэнжи расплакалась и признала свое поражение, и лишь потом, сделав несколько шагов, поняла, что ошиблась. То была не вишня, то было дерево-дано, дерево-обманщик. Но поздно было что-либо менять, и ей пришлось выйти замуж за генерала.

Ло опустил руку в воду, набрал ее в горсть. На поверхности пруда кружились неспешно, как маленькие лодки, вытянутые листья ивы и округлые — дано. Словно две флотилии сошлись в битве. Взбаламутив водоем, Ло потопил множество крошечных «лодок».

- Странная сказка. Я не рассказал бы такую своей дочери, - он осекся, прикусил язык, чуть не выдав свое прошлое. Энг Мэй о нем знать совершенно необязательно.

- Странная, - согласилась Мэй. - Но правдивая. Вот оно, дерево-обманщик.

- Дерево, госпожа Энг, тут совершенно не при чем, - Ло выпрямился, вытирая руки об одежду. - Оно прекрасно. У него удивительная древесина: если ее намочить, а потом нагреть, древесина гнется, позволяя создавать причудливые композиции. Краснодеревщики со всех концов королевства закупают дано у восточных Энгуо втридорога. Что же касается сказки… они должны учить чему-то: послушанию, скажем, прилежанию или доброте. Или предупреждать об опасности. А чему учит эта? Лжи? Глупости?

- Значит, - Мэй пожала плечами, что было совершенно недопустимо для дамы из знатного рода, но вышло как-то очень естественно, - это быль. Я устала от твоего общества, Ло из земли Вонгай. Ты можешь идти.

В тоне ее странным образом сочетались просительные и приказные нотки, и Ло подчинился. Далеко он, впрочем, не ушел — скрылся за густыми зарослями ив, уже второй раз за день спрятался среди зелени, вдыхая влажный запах земли. Близкое соседство Энг Мэй, когда она так встревожена, и глубокого темного водоема тревожило его самого.


* * *


У нее было еще около часа наедине с собой, когда Мэй сидела на краю водоема, позабыв про правила и этикет, и дразнила рыбок. Их яркие — алые, серебристые, насыщено черные — тела скользили в толще воды. Так она проводила свои дни в уединении горного храма, когда соблюдала строгий траур. Возможно, то были лучшие дни ее жизни. Но все хорошее рано или поздно заканчивается и, как успела убедиться Мэй, длиться куда меньше, чем дурное. Ее отыскали и в этом уединенном месте. Фуо отлично знала повадки и привычки своей госпожи.

- Госпожа Мэй! - старуха всплеснула руками, подняла ее с камней и принялась отряхивать от пыли и налетевшей с деревьев листвы. - Что же вы! Вы же застудитесь!

Мэй в который раз себя ощутила куклой вроде тех, что торговцы с юга присылают в богатые дома. Куклы эти — их так и называли, джуё — были одеты в миниатюрные очень подробные копии новейших платьев, их можно было вертеть, одевать и переодевать, примеряя все новые наряды, чтобы посмотреть, как же будет смотреться все предлагаемое ткачами и портными из Джуё великолепие. Эти куколки существовали только для того, чтобы демонстрировать платья, и такой же была Энг Мэй: кукла-джуё для вдовьего наряда.

Найдя в себе силы, она отстранила Фуо.

- Оставь. Я выросла в горах, никто в моей семье не простужался вот так запросто. Оставь меня!

Мэй чуть повысила голос, и Фуо посмотрела на нее укоризненно. Все верно, знатные дамы, владелицы гисы, дарованной самим королем, не кричать на своих слуг. Мэй была прекрасно воспитана, она чтила старших, уважала слуг, относилась с пониманием к младшим, принимала потребности мужчин и знала собственное место. Был целый список того, что составляло хорошие манеры барышни из знатной семьи. Мэй выучила его весь. На стороне старших знания и опыт, надобно почитание. Слуги трудятся, обеспечивая тебя всем, надобно уважение. Юные еще растут и зреют, они подобны неспелой сливе, надобно понимание. Мужчины сильны и порывисты, их стихия — огонь, их сфера — война; им нужны женщины, чтобы огонь не обратился в пожар, и им нужны схватки, надобно принятие этого. Место жены… Место жены…

Мэй оттолкнула Фуо и прочих служанок и пошла по аллее в сторону задней калитки, чтобы войти в свою усадьбу, минуя улицу, и все бормотала себе под нос: «Место жены… место жены...». Это, как назло, выскочило из головы, и казалось удивительно важным вспомнить, что же должна делать жена, где ее место в этой, с детства заученной картине мира.

Во дворе опять пахло маслом, а еще — кровью. Запах этот был назойливым, от него начиналась головная боль, недобрая, мучительная, из тех, что не проходят сутками. Начало уже резать глаза. Когда Фуо снова оказалась рядом и взяла Мэй под локоть, та не стала сопротивляться и позволила увести себя наверх, в покои.

Фуо раздела ее, вынула шпильки, расплела косы, отколола шиньоны, в сторону отбросила валики, и голове стало вдруг легко. Целый день Мэй таскала эту тяжесть, от которой начинала уже гнуться шея, так что хрустели косточки. Нянька расчесывала волосы медленно, прядь за прядью, а Мэй смотрела на свое отражение в восьмигранном зеркале. Оно было из чистого серебра, с темно-зеленой кистью, такие делают на севере. Стоило оно баснословных денег и было настоящей диковиной, ведь все восточные Энгуо и их вассалы пользовались обычными бронзовыми зеркалами. Это был подарок Энг Она, сделанный в самом начале их супружества, когда генерал — оборотень — еще проявлял редкие добрые черты. Ему нравилось делать подарки и смотреть на улыбку своей жены, по крайней мере он так говорил.

Он замахивался этим зеркалом, но не ударил ее ни разу. Добрый ведь человек?

Мэй взялась за кисть и сбросила зеркало на пол, послышался мелодичный звон, словно по гонгу ударили.

- Вы его поцарапаете, госпожа! - ахнула Фуо.

- Пускай. Приготовь мне ванну.

Вода была горячей, очень горячей, и над ней поднимался голубоватый пар. Исподнее облепило тело, стало мягким, гладким наощупь, точно пенка на вскипяченном молоке. Хотелось содрать его с себя, но знатные дамы нагишом не купаются. Знатные дамы столько всего не делают, что хочется родиться самой нищей крестьянкой.

Готовясь ко сну, Мэй с трудом отослала Фуо. Та все хотела остаться ночевать рядом с госпожой, которая выглядит такой усталой, такой бледной, такой несчастной. Подняв с пола зеркало, Мэй взглянула на свое отражение, но не разглядела ничего кроме бледности, ей всегда присущей — редко удавалось выйти на прогулку, чтобы без паланкина и без целой армии служанок с зонтиками, без широкополой шляпы, недавно вошедшей в моду, или капюшона. Разве что, взгляд испуганный.

Мэй боялась ночи. Всегда боялась, но прежде это был объяснимый, рациональный страх. Ночами Энг Он входил в ее спальню, потому что при свете дня законных жен не навещают, только шлюх. Ночью, в темноте творятся злодейства. Сейчас же страх приобрел иные очертания, и Мэй начала бояться призраков. Она не верила в них, но боялась. В конце концов, у Энг Она был законный повод явиться за ней с того света.

Уходя, Фуо погасила лампу, и Мэй оказалась в кромешной темноте. Лежа в постели, за легкими полупрозрачными шторами из тончайшего джуёсского шелка, она медленно, стараясь выровнять дыхание, считала до десяти, потом до пятидесяти, потом до ста, напряженно вслушиваясь в ночные звуки. Далекий гул ветра, бьющего по стенкам храмового колокола. Шелест листвы. Колотушка ночного сторожа. Крики, звуки чужого веселья, ведь Столица Четырех Ветров никогда не засыпает. Говорят в нищих кварталах у реки именно ночью происходит все самое интересное: торгуют людьми, контрабандой, справляют свадьбы и похороны, представляют общине детей, устраивают драки, мстят, ставят на улицах шумные спектакли, снуют в толпе, освещенной дешевыми бумажными фонарями, дети-воришки, предлагают себя речные девы15, гадатели — настоящие и шарлатаны — предсказывают судьбу. Этот чужой, странный мир в ночные часы казался Мэй необычайно привлекательным, хотя в любое другое время она наверняка сморщила бы нос брезгливо и поспешила покинуть трущобы.

Впрочем, она в них никогда не была.

Трущобы ассоциировались у нее с Энг Оном. Они проезжали бедные кварталы, когда ехали на северо-восток, усмирять восстания, и генерал чувствовал себя в тех краях уверенно, точно не раз и не два проезжал узкими грязными улочками. Здесь он был королем.

От трущоб и последней поездки с мужем мысли Мэй перекинулись на Ло. В землю Вонгай генерал ее с собой не взял, хотя прежде Мэй сопровождала его в каждую компанию. Но то были приграничные стычки или же усмирения бунтовщиков, а тут другое дело. Завоевание Вонгай не было угодно не только Небу — храмовники учат, что оно вообще не любит войны — но и Королю. Энгуо действовали исподтишка, сгоняли армию медленно, по одному отряду, и собственные войска в провинции не смогли сопротивляться. Шен До, Плащ Севера, не успел им на подмогу. Или не пожелал успеть? Так или иначе, Вонгай пала в руки Восточных Энгуо и обагрилась кровью. Не нужно было сопровождать мужа, чтобы сказать это. Мэй слишком хорошо его знала.

Впервые мелькнула мысль: а так ли случайно появление возле ее дома Ло, акробата из земли Вонгай? Как знать, что он замышляет? Нет ли у него желания отомстить если не покойному генералу — мертвецы для мести живых недосягаемы — то его семье и роду?

И так ли важно знать правду?

Мэй подумалось, что умри она сейчас от рук Ло, и это бы было только к лучшему.

Зловеще скрипнули половицы.


* * *


План требовалось пересмотреть, и Ло отправился в долгую прогулку по шумному даже в вечерние часы городу, надеясь все обдумать. Шум отвлекал. То и дело на него натыкались, прикрикивали, приходилось кланяться, извиняться, но мыслями Ло был далеко. Когда его едва не сбил с ног курьер с печатью Джуё на рукаве форменного платья, Ло понял, что нужно укрыться где-то от суеты, иначе его попросту затопчут. Он огляделся, запрыгнув на невысокую каменную коновязь, углядел скромную вывеску над глинобитным домиком — трактир «Шебансы» и направился туда.

Заведений, торгующих экзотической едой юго-западных пустынь в городе было немного. Там, за грядой Великих Голубых гор по всеобщему мнению жили варвары, дикари, неспособные даже понять разумную человеческую речь, что уж говорить о хороших манерах, высоком учении и прочих благородных вещах. Однако, из пустынь везли в королевство пряности, змеиные кожи, переливающиеся точно россыпь драгоценных камней, а также некоторые самоцветы и главное — слоновую кость. Была она до того дорога, что даже Ло, слывущий когда-то в Вонгай одним из лучших резчиков несмотря на свою молодость, держал ее в руках всего единожды. Резать по ней было не то, что по дереву. Кость была, точно капризная любовница, нетерпимая к ошибкам.

Что сталось с тем браслетом, Ло не знал, да и не хотел.

Он толкнул калитку в небольшой, обнесенный глинобитной стеной дворик, и тотчас же оказался окутан ароматом пряностей, мяса и благоуханного сливового и гранатового вина. Народу было — не протолкнуться. Пускай каррасцы и считали жителей пустынь дикарями, но от их пилава с мясом и ягодами отказывались редко. Блюдо это одновременно походило и не походило на привычный всем жареный рис, и вызывало то и дело редкий ажиотаж. На него то и дело приходила новая мода, и тогда пилав начинали готовить повсюду.

- Ой, жалость-то какая! - к Ло подбежала круглолицая женщина, типичная уроженка западных земель. Чтобы как-то соответствовать экзотическому облику заведения, она вместо короткой кофточки, привычной для жителей запада, надела вышитый бисером войлочный жилет. С пышной ярко-розовой юбкой смотрелось забавно. - Гость дорогой, нет у нас свободных столов! Может быть вы не побрезгуете разделить с кем-нибудь трапезу?

Ло огляделся, после чего кивнул согласно. Выходить в городскую толчею и искать другое место ему не хотелось. Хозяйка взяла его под локоть и повлекла за собой мимо столов, через душное помещение, также плотно заставленное мебелью и заполненное народом, по лестнице на крышу. Здесь было значительно тише. Столов было все четыре. За одним играли в ко-бан, щедро сдабривая игру вином. За двумя другими расположились курильщики, смакующие драгоценный табак с пряностями. За последним столом в дальнем углу сидел единственный мужчина, южанин по виду и одежде, и задумчиво разглядывал небо, то и дело приглядываясь к бутылке вина. Вид у него был такой, словно нечто необычайно важное его заботит, а до всего прочего мира и дела нет.

- Господин Го Лян, - хозяйка склонилась в почтительном поклоне, очевидно, у этого господина водились деньжата. - Не согласитесь ли вы разделить стол с этим человеком?

Южанин бросил на Ло безразличный взгляд, пожал плечами и вернулся к созерцанию неба. Ло сел, попросил принести вина и сладостей, и тоже уставился на небо. Звезды сегодня были необычайно яркие, а луна — огромная, молочно-белая, с какими-то странными алыми искрами.

- Говорят, - нарушил вдруг молчание Го Лян, - если ребенок рождается в полнолуние, он наследует таланты своей матери…

- Я в этом ничего не смыслю, - вежливо ответил Ло, ему показалось, что сосед его ждет ответа.

- Выпейте за моего сына, - Го Лян протянул кувшинчик. - Да даруют нам боги благодать.

Оноказался болтлив, про такого говорят: «язык как помело». Го Лян не умолкал ни на минуту, говоря обо всем сразу: сыне, столичных сплетнях, ценах на специи и ткани, новых модах, своей жене, красавице и мегере, оставленной ею родне, и снова о долгожданном первенце. Ло слушал вполуха, только для того, чтобы кивать и хмыкать в нужных местах. Болтовня эта не мешала ему думать.

Об Энг Мэй, чьи страхи обрели вполне реальную форму, притом совершенно омерзительную.

О россказнях, гуляющих по усадьбе, и запахе масла.

О красной кисти.

И о мече Энг Ота, который этой кисти недосчитался.

О призраке генерала, которого видели бестолковые слуги.

О гисе генерала, оставленной его вдове.

И о беспомощности этой самой вдовы, которая рано или поздно выйдет за Энг Ота, не важно, хочет она того, или нет.

- До-обрый господин! Господин!

Ло очнулся от раздумий и посмотрел удивленно на соседа по столу. Тот улыбался как-то зловеще. Внешность у него была приятная, безобидная, лощеная — так выглядят богатые торговцы, обладатели старого капитала. Из тех, должно быть, кто унаследовал дело от отца и деда, и особенно в него не вкладывали свои силы и умения. У таких людей хватает времени и средств, чтобы проводить время в праздности: пить, рассуждая о фасоне одежд (на самом Го Ляне наряд был отменного качества и по последней моде) и вкусе вина.

А еще он напоминал хомяка своими округлыми щечками и хитрыми глазами. Опасного, очень опасного хомяка.

- Я задумался, простите, - вежливо отозвался Ло, хотя в общем-то не обязан был вести с господином Го Ляном беседу. Они были всего лишь соседи по столу в переполненном трактире.

- Как я уже говорил, господин, в моей семье есть очень старая традиция, - улыбнулся Го Лян. - Когда рождается ребенок, нужно привести в дом человека, с которым только что познакомились, чтобы он благословил дитя и дал ему имя.

- Вы это только сейчас придумали? - поинтересовался Ло.

- Ну почему же! В день моего рождения отец, представьте себе, привел в наш дом самого мастера Акона! Почтенный Читающий на свою беду зашел к нам в лавку за бинтами и мазями, да тут и попался батюшке на глаза. Мастер был, должно быть, не в духе, оттого и нарек меня Ляном16.

- Если вы просите о том же меня, то вынужден отказаться, - покачал головой Ло. - Едва ли я подхожу на эту роль.

- Традиции не следует нарушать, почтенный господин! - пылко возразил Го Лян, которого Ло про себя начал уже злорадно называть хомяком. Такой же пухлый, щекастый и назойливый. - Прошу вас, уважте. А я оплачу вашу выпивку.

Денег у Ло хватало, он на удивление хорошо зарабатывал, показывая трюки и фокусы. Пожалуй даже больше, чем в былые времена, когда он резал по дереву и делал мебель. Он открыл уже рот, чтобы отказаться, но тут в голову ему пришла сумасшедшая мысль. Она еще не оформилась до конца, но Ло ухватился за самый ее кончик. Мысль была верткая, точно рыбешка на мелководье.

- Чем вы сказали, вы торгуете, почтенный Го Лян?

Хомячок вскинул брови. Лицо у него было живое и очень подвижное, выражение на нем легко сменялось.

- У меня, почтенный, аптекарская лавка на границе восточных и северных кварталов. И чайный склад у реки.

- Вы, стало быть, лекарствами торгуете. А яды и сонные порошки?

- Конечно, - удивился Го Лян. - Без них-то как?

- Я согласен, - Ло отодвинул чашку с вином и поднялся. - Идемте, господин Го Лян, последуем вашей семейной традиции.


* * *


Сестры Мэй, глупенькие и суеверные, играли по ночам в одну игру: лежали, тесно прижавшись друг к другу, и объясняли себе все жутковатые звуки, что можно услышать в горах осенью или зимой. Это ветер. Это далекий волчий вой. Это звук обвала на старом перевале далеко-далеко на западе. Это ночная птица. Это песня погонщиков. Это тетива лопнула. Успокоив друг друга таким образом, девочки засыпали. Мэй, старшая на два года, пока спала с ними в одной комнате, вынуждена была выслушивать это, и долго еще потом лежала без сна, и сама прислушивалась. Ветер, волчий вой, звук обвала.

У скрипящей половицы есть тысяча возможных причин. Кошка, прошмыгнувшая в хозяйскую спальню. Рассохшиеся балки, заставляющие пол «гулять». Далекое землетрясение.

Осторожные шаги.

Мэй напряглась, вся вытянулась под одеялом, как тетива. Ноги заледенели, а руки свело судорогой.

У призраков нет ног, их шаги невесомы, и половицы не скрипят под их поступью. Призраки неслышны.

Снова скрип. Ветер, далекий волчий вой, звук обвала, ночная птица… Мэй стиснула сведенными судорогой руками одеяло, подтянула его до самого подбородка и приподняла голову, силясь разглядеть хоть что-то. В комнате было темно. Уходя, Фуо задернула шторы, и хотя сегодня было полнолуние, ни один луч света не проникал в спальню. Мэй осталась один на один со своими страхами. Впрочем, она была не уверена, что станет легче, когда она увидит опасность.

Снова скрип.

Мэй медленно села, стараясь ничем не выдать себя. Отползла в угол кровати, прижимая к груди одеяло, бывшее слабой защитой от любой опасности. Гладкий шелк то и дело норовил выскользнуть из ее пальцев.

Скрип. С каждым разом все ближе, словно кто-то медленными, осторожными шагами приближается к постели.

Искра, и в лампе возле кровати загорается красное, точно кровь, пламя, рассыпающее потусторонние зеленые искры. Так горят, говорят, светильники в преисподней. Впрочем, кто это видел? Фигура возле постели огромна, ужасна, и Мэй боится ее больше всего на свете.

Она сразу же узнала доспех, даже в ночной темноте, едва разгоняемой слабым светильником, пронзительно-алый. Узнала меч с одной только кистью. Узнала — или решила, что узнала- руки, тянущиеся к ней. Мэй попыталась ускользнуть, но тщетно. Призрак схватил ее, и пальцы его в кожаных перчатках, обшитых лаковыми пластинами, были твердыми и холодными. Он был материален, словно живой человек. И он был холоден, как выходец из Ада.

Мэй попыталась вырваться, раскрывая рот в безмолвном крике, точно вытащенная на берег рыба. Все звуки застывали в горле, сдавленном ужасом. Страх не давал ей почувствовать боль, хотя руки все сильнее сжимали ее плечи. Страх не позволял шевельнуться. Страх мешал думать.

- Идем со мной, - замогильным звучным голосом сказал призрак. - Идем со мной.

Убитый, как и следовало ожидать, явился за своей убийцей.

Мэй ощутила, как одна рука, выпустив ее плечо, скользит под одежду, и это отрезвило ее. Собрав последние силы, Мэй вырвалась, не обращая внимания на резкую боль в плече, соскочила с постели и побежала через темную комнату. Призрак преградил ей путь, но в отличие от него Мэй прекрасно знала расположение всех предметов. Она толкнула жаровню, следом за ней подставку для платьев, поднырнула под рукой призрака, бессмысленно шарящей в пустоте, и побежала к двери, коридором к лестнице и прочь, прочь из дома.

На воротах никого не было, но в эту минуту Мэй только порадовалась этому обстоятельству. В другой раз она бы, наверное, удивилась, разозлилась, поразмыслила над происходящим, но сейчас ее гнал вперед страх.

Ночь была ясная. Луна, огромная, серебристо-белая освещала опустевшие, заснувшие улицы, которыми Мэй бежала, не разбирая дороги, босая, в одном исподнем. Легкая добыча для всякого. Да и призрак, вздумай он ее выследить и нагнать, без труда отыскал бы на залитых лунным светом улицах женщину в белом шелковом халате.

Мэй все бежала вперед, петляя, точно вспугнутый охотником заяц, сворачивала то в один проулок, то в другой. Она и сама уже не знала, где находится. Не так часто ей доводилось бывать на улицах столицы, а уж пешком — вообще ни разу. Город стал совсем чужим и очень страшным.

Впереди показались ворота, выкрашенные черной краской, с табличкой «Северная четверть». Что ж, по крайней мере теперь Мэй знала, куда ее занесло: во владения северных Шен. И сразу отчего-то вспомнились босые ноги шенских женщин. Мэй хихикнула, ощущая, как страх и азарт бегства переплавляется в безумие. Привалившись к воротам, она обняла столб и уткнулась лбом в холодное дерево, не зная, куда бежать дальше. Неподалеку открылась дверь, и зазвучали голоса, мужские, негромкие, но полные уверенности. Просить о помощи? Чем обернется она?

- Призрак!

Мэй медленно обернулась на голос, продолжая цепляться за столб. Если она разожмет руки, то непременно упадет.

- Госпожа Мэй!

Ло из земли Вонгай, ее защитник и возможно, ее главный враг, бросился через небольшую площадь.

- Госпожа Мэй! Что вы здесь делаете?

Руки его были горячи, не то, что у призрака, навестившего Мэй в спальне. Он был живой и настоящий, и сейчас совсем не хотелось задумываться о причинах его появления, о том как он вообще здесь оказался. Если даже он был тем призраком, Мэй жаждала только одного: избавления.

- Как вы… - Ло оглядел ее с головы до ног, а потом не долго думая подхватил на руки. Мэй обмякла в его объятьях, почти теряя сознание.

- Давайте, в мой дом, - деловито распорядился незнакомый голос. - Джуси, приготовь ванча17. Заносите ее, господин Ло.

Это было последнее, что услышала Мэй прежде, чем погрузилась в небытие.

В себя она пришла от острой, но какой-то… точечной боли.

- Лежите смирно, госпожа, - приказал мужчина, удерживая ее за плечо. - Я еще не закончил.

Мэй хотела спросить, что именно он — кто бы он ни был — не закончил, но тут в лоб ей впилась игла. Мэй коротко вскрикнула.

- Ну вот и что вы в самом деле? - проворчал мужчина. Пальцы его нащупали ее пульс, после чего он удовлетворенно хмыкнул и выдернул иглы. - Как вы только довели себя до такого состояния, благородная госпожа? Вас же можно отдавать, как пособие, ученикам медицинского павильона! Вот, выпейте.

Мэй шевельнулась, и обнаружила, что левая рука ее туго прибинтована к телу.

- Вывих, - деловито пояснил лекарь, настойчиво прикладывая к ее губам глиняную плошку с сильно пахнущим травами чаем. - Наименьшая из ваших проблем. Выпейте.

Мэй послушно сделала глоток и наконец открыла глаза. И закаменела. В самом деле, вывих был наименьшей из ее проблем. Он был просто ничем в сравнении с человеком, который сидел перед ней, приветливо улыбаясь. Мэй не знала его имени, как он — эти годы была надежда — не узнал ее. Должно быть, злой рок привел ее на порог аптекаря, продавшего когда-то яд, которым Мэй убила Энг Она. Злой рок, или — воля богов?

- Тс-с! - мужчина заговорщически подмигнул и приложил палец к необычно тонким для такого круглого лица губам. Это выглядело бы комично, не уходи у Мэй душа в пятки. - Я не выдам ваш секрет, если вы не выдадите мой.

- Я… - голос ее звучал сипло, - я не знаю ваш секрет.

- Видите, уговор выходит честный, - мужчина вновь подмигнул, заставил ее сделать еще один глоток и поднялся. - Лежите, благородная госпожа, вам нужно набраться сил. Я бы вам советовал еще несколько сеансов иглоукалывания, но знать не знаю, почему вы, восточные, ему не доверяете? Видимо правду говорят, что югу и северу хорошо, востоку и западу — смерть. Я приготовлю несколько настоек, чтобы восстановить ваши силы, и мазь. Будете наносить ее ежедневно, и синяки быстро сойдут.

Он коротко, дежурно поклонился — так делают очень занятые лекари — и вышел, оставив Мэй в одиночестве.


* * *


Ло беспокойно мерил комнату шагами. Комната была длинная, их выходило девять с половиной — от стены со свитками до шкафов со множеством ящичков, где хранились лекарственные травы, коренья и порошки. Самые ценные, как сказал Го Лян. Товар попроще держали в лавке в левой части дома.

Роды закончились благополучно, и супруга торговца — миловидная госпожа Го Чин — уже спала. Младенец был поименован, дом погрузился в тишину и покой. Не мог успокоиться только Ло, расхаживающий из конца в конец. Перед глазами стояла госпожа Мэй, белая как полотно, в одном исподнем. То, как искажалось от боли и страха ее лицо. Руки помнили вес ее тела, совсем невеликий, а в груди отдавался безумный, сбитый с ритма стук ее сердца.

- Выпейте, - Джуси, средних лет служанка, ворчливая, но по всему видать заботливая поймала Ло за локоть и заставила сделать глоток. - Все-то у вас мужчин ненужное беспокойство. Мы-то покрепче будем.

- Как ваша госпожа? - вежливо спросил Ло. Роды у Го Чин проходили нелегко, и Ло догадывался, что Го Лян покинул дом не по доброй воле. Деятельная Джуси вместе с повитухой просто вытолкнули его за порог, и встреченный в городе незнакомец стал благовидным поводом вернуться.

- Все с ней хорошо, - служанка похлопала его по плечу. - Наша Чин-Чин — девушка сильная. Всякое с ней было, и ничего дурного до сих пор не случалось. Да и ваша дама в себя придет быстро.

- Уже пришла, - Го Лян выдвинул ящик и под неодобрительным взглядом служанки сделал два щедрых глотка ликера. В комнате резко и заманчиво запахло имбирем. - Знать бы только, как благородная госпожа довела себя до подобного истощения?

Го Лян посмотрел на Ло, но тому нечего было ответить. И ведь можно было радоваться: для того, чтобы свершить свою месть, и делать ничего не придется. Достаточно отойти в сторону, и на следующую ночь страх заведет вдову генерала Энга в такие места, где ее ждет если не гибель, то бесчестие и мучения. При одной только мысли об этом Ло стал себе противен.

- Идите к ней, - сказал Го Лян, делая третий глоток и с сожалением убирая ликер в ящик. - Я бы советовал госпоже оставаться в постели до утра, но, пожалуй, нелегко будет объяснить ее ночное отсутствие в усадьбе.

- Вы… - Ло не договорил. Он, впрочем, и не знал, что именно хочет спросить.

- Я узнал госпожу, - кивнул Го Лян. - Но у меня нет ни малейших намерений говорить об этом. И мне, честное слово, нет никакого дела до того, как она здесь очутилась. Вам все еще нужен яд?

Ло задумался. Травить кого-либо он не собирался, и уж точно не госпожу Мэй. И все же, плата была оговорена, и она могла тем или иным образом пригодиться. И он кивнул.

- Идите пока к госпоже, - кивнул Го Лян. - Я составлю для вас снадобье. Учтите, оно будет сильным и очень опасным. Распорядитесь им мудро, и когда вас будут казнить за убийство, будьте так любезны, не называйте мое имя.

Ло не мог понять, шутка это — странная, жестокая, или же Го Лян говорит серьезно. Поэтому он просто кивнул. Торговец улыбнулся в ответ и скрылся за тяжелой, металлом окованной дверью в мастерской. Ло постоял немного, раздумывая, и пошел в комнату, где лежала на жестком топчане, застеленном пестрым ковром, госпожа Энг Мэй.

Краски возвращались ее лицу, но медленно. Она оставалась бледна и темна лицом, глаза ее запали, и в них был страх. Ло замер в дверях, сквозняк заставил трепетать пламя масляной лампы, подвешенной к потолку.

- Вы можете подняться, госпожа? - спросил он, взяв строгий и деловой тон. - Нужно отвести вас домой.

Энг Мэй приподнялась на здоровом локте — вторая рука была плотно прибинтована к телу — и посмотрела на него со смесью страха и вызова.

- Я не пойду домой, Ло из земли Вонгай, - слабым, нетвердым, но все равно полным упрямства голосом сказала женщина.

- Так нельзя, госпожа, - Ло постарался, чтобы в голосе не звучало унизительных снисходительных ноток. - Утром вас хватятся, начнут обыскивать город, и едва ли вам удастся спрятаться. И чего вы добьетесь? Вас назовут безумной, запрут в Тереме, и там вы и останетесь до самой старости.

Непохоже было, что Энг Мэй хоть чего-то добивалась, или хотя бы думала о последствиях своих желаний. Взгляд ее был испуган, она просто хотела вырваться, сбежать, и неважно — куда.

- В моем доме призрак, - сказала молодая женщина уверенным тоном

И вновь Ло приложил немало усилий, чтобы голос его не звучал снисходительно.

- Призраков не существует, госпожа. Все это только досужие сказки, которые рассказывают крестьяне.

- А вы-то не из них, - Энг Мэй словно очнулась, села прямо, держа голову высоко. Глаза ее сверкнули гневно. Ло едва не отступил назад. На мгновение он позабыл, что госпожа Мэй — не только вдова могущественного генерала, но и сама происходит из знатного рода. Перед глазами все еще стояло ее бледное, испуганное лицо. - Я не верю в призраков, Ло из земли Вонгай. Но я верю в злой умысел. И мне безразлично, что хотят сделать со мной в моей собственном доме: изнасиловать, убить или просто напугать до полусмерти. Я не вернусь туда.

Ло в два шага пересек комнату и сел на пол возле топчана, глядя на разгневанную — настроение ее менялось с небывалой скоростью — Энг Мэй. Рука дрогнула, он едва не коснулся бледной кожи, замер, гадая, какая она наощупь. Гладкая? Холодная? Горячая? Пальцы свело судорогой. Не этого хотел Ло. Не этих желаний, томлений. Он хотел мести, но нельзя мстить безвинной женщине. Сжав пальцы в кулак, он сглотнул и заговорил, стараясь, чтобы голос его звучал твердо.

- Расскажите мне об этом «призраке», госпожа Мэй.

Взгляд женщины метнулся по комнате, вверх, к потолку, где вращались под легким сквозняком плетеные из тонких прутьев шары с лекарственными травами. Их тени, искаженные, причудливые, теснились в углах. Ло думал уже, Энг Мэй не заговорит с ним, да и с чего бы?

- На нем доспех, - тихо сказала Мэй. - Доспех моего мужа. Алый. Его сложно перепутать. И его меч… Это меч генерала, с алыми кистями. Ни у кого больше нет такого.

- Есть, - покачал головой Ло и все же коснулся руки женщины. Да — гладкой; да — холодной. - У Энг Ота.

Мэй прикрыла глаза на мгновение, пальцы ее дрогнули, и Ло, зная что так делать не стоит, сжал их.

- Я… знаю, что Энг От предпочел бы получить гису брата. Я проверила доспехи в первое же утро, но они закреплены намертво. Никто не может взять их, надеть и пробраться в мою спальню, чтобы напугать меня.

Ло хмыкнул.

- Благородная госпожа, никто в этом доспехе в принципе не может прокрасться, к вам ли в спальню или еще куда-то. Его ведь делали на востоке?

Мэй сообразила наконец, что Ло чересчур вольно ведет себя, сжимая ее пальцы, выдернула руку и отодвинулась. Глядела насторожено, с легким оттенком высокомерности, который служил ей защитой. Ло отодвинулся.

- На востоке, - холодно подтвердила женщина. - В Исонгоне.

- Стало быть, - кивнул Ло, - весит он… сколько? Цзин18 70, а то и больше? Можно ли подкрасться к человеку, неся на себе такой вес, да еще ночью, в едва ли знакомой комнате?

Мэй покачала головой. Выглядела она удивленной, ей, кажется, такое в голову не приходило. И в то же время, в глазах ее загорелся слабый огонек надежды.

- Но тогда…

- Идемте домой, госпожа Мэй, - Ло протянул руку. - А завтра ночью я поймаю вам призрака.

Тут можно было, пожалуй, проклинать себя за поспешное предложение, но оно уже было высказано, и отступать некуда.


* * *


Наутро пришлось сдерживать стоны. Казалось, служанки, пришедшие одевать Мэй, не то, что не церемонятся — нарочно причиняют ей боль. Мнилось, они знают, что ее ночью не было в покоях, знают о травме и хотят ударить побольнее. Все это была, конечно, глупость, но Мэй трудно было успокоиться и унять подозрительность.

Когда они вернулись ночью, привратника не оказалось на месте. Обычное, должно быть, дело. Время спокойное, нет нужды защищаться, опасаться некого, вот он и ушел в свою каморку, чтобы соснуть. Однако, его отсутствие встревожило Ло, и эта тревога передалась Мэй.

Она в эту ночь многое ощущала неправильно. И делала тоже неправильно. Опиралась на руку простолюдина, впилась в его запястье холодными пальцами, позволила обнять себя за талию. Слушалась тихих команд, пока Ло вел ее через город. Уже во дворе сжала холодную руку на прощание и заглянула в глаза, в них отражалась луна. И спросила, затаив дыхание в ожидании ответа:

- Ты действительно сможешь помочь, Ло из земли Вонгай?

Глупо было полагаться на акробата и жонглера, но не было у Мэй никакой другой надежды.

Есть не хотелось, хотя Фуо и пыталась настаивать, чуть ли не ложку ей в рот запихивала, точно маленькому ребенку. Мэй нашла в себе силы отказаться, отослать няньку, а затем велела накрыть чай в саду и медленно пошла вниз, здоровой рукой цепляясь за перила.

Во дворе опять пахло маслом. Призрак то был, или безголовые либо нечистые на руку слуги, но с этим пора было заканчивать. Всех разогнать! Нанять новых слуг, а еще лучше — уехать из столицы, перебраться в какую-нибудь маленькую уютную усадьбу, и там… Мэй осадила свое воображение прежде, чем оно начало рисовать особенно заманчивые картины. Нет ей пути из столицы. Даже овдовев, она не принадлежит себе. Гиса делает ее частью рода Энгуо даже сильнее, чем брак с Энг Оном. А прочие связи… судьбу ее в любом случае будут решать Энгуо и король. Мечтать нет смысла.

- Госпожа Мэй!

Звонкий голос Ло заставил ее вздрогнуть. Акробат спрыгнул с крыши небольшой пристройки, сделав в воздухе замысловатый кульбит и, прежде чем Мэй успела ахнуть от испуга или неожиданности, приземлился на ноги. Фуо зашикала на него, но прежде, чем решилась грубо прогнать, Мэй остановила ее.

- Ловок, ловок, Ло из земли Вонгай. Не оттого ли у тебя такое имя?

- Имя у меня от родителей, добрая госпожа, - ухмыльнулся Ло. - Но я слышал от слуг, что вам сегодня нездоровится. Может быть вас развлечь сказкой?

- Сказкой? - переспросила Мэй машинально. Она не могла глаз отвести от быстрых пальцев Ло, ловко расплетающих красные кисти. Точь в точь как на доспехах генерала Энга.

- Да, добрая госпожа. Сказкой о Демоническом Коте.

И он подмигнул.

Мэй никто никогда не подмигивал.

- Хорошо, - ответила она неуверенно, позволяя служанкам увести себя в сад, где быстро было накрыто к чаю. - Я послушаю.

И она сжала чашку обеими руками, пытаясь укрыться то ли от Ло, непонятного, странного, с неизвестными мотивами, то ли от служанок, а то ли от призраков. Фуо села рядом, раскрыла шкатулку и принялась за вышивку. Хотелось отослать ее, прогнать, но Мэй не решалась. Ло опустился прямо на каменную дорожку, скрестив ноги, и продолжил ловко плести шнуры из ярко-алых нитей. Он, казалось, не может позволить своим рукам хотя бы мгновение полежать спокойно на коленях.

- У одного человека, благородная госпожа, было все: дом, достаток, успешное дело — он торговал ароматными маслами, уважение соседей. Был он человек порядочный, благородного сердца, и все его любили. И были у него три дочери-красавицы: Первая, Вторая и Третья. Человек этот души в дочерях не чаял, а потому дал им все самое лучшее: прекрасные наряды, отличное образование и право самим выбирать себе мужей.

Тут Мэй тихо, и все же судорожно выдохнула и встретилась с Ло взглядом. Акробат улыбнулся.

- Но вы ведь знаете, благородная госпожа, когда все у тебя в жизни хорошо, это значит только одно: тебе больше нет дороги вверх. Едва ли ты станешь богаче, или счастливее, или честнее. Едва ли тебя полюбят сильнее или ты станешь еще счастливее. Так произошло и с этим человеком: в один ужасный день на его дом обрушилась беда. Вернее, в одну ужасную ночь, а проснувшись поутру торговец наш — он был торговец ароматным маслом, я кажется это говорил, обнаружил, что все кувшины, что приготовлены на продажу, разбиты, и масло залило весь двор. Врагов у торговца не было, он и предположить не мог, кто это все сотворил и зачем, и что ему самому делать. Кое-как слуги прибрались, привезли новое масло со склада и начали торговлю. А наутро все повторилось. И следующей ночью тоже. Торговец выставлял дозоры, но слугам страшно становилось ночью, они прятались по своим каморкам, а потому так и не могли выяснить, кто вредит торговле. И вот на четвертое утро в ворота постучался молодой охотник. Он не первый год ухаживал за старшей дочерью торговца, но та ему раз за разом отказывала. Но молодой охотник не собирался отступаться. «Нет такого человека, который пожелал бы навредить благородному господину», - сказал он. - «Это, должно быть, дикие звери. А во всей округе нет никого, кто лучше меня справлялся бы со зверьем. Я покараулю сегодня ночью». Торговец бросился к нему с объятьями и благодарностями, но тут услышал: «Есть лишь только одно условие. Первая станет сегодня же моей женой».

Ло умолк, отвлекшись на кошку, которая степенно шла по двору. Странно еще, что служанки со всеми этими россказнями о демонах и призраках, не стали гонять дворовых мурлык метлой, подумалось Мэй. Она кошек любила, любила наблюдать, как они двигаются, за их изяществом, грацией, которой позавидует и Коман Цветы-на-Шелке. За их свободой. Если свободу кошки ограничивают, она пускает в дело свои когти.

Кошка принюхалась, огляделась, потом бесцеремонно запрыгнула на колени Ло и устроилась там, свернувшись клубком. Акробат и не возражал, его длинные пальцы нежно погладили мягкую шерсть.

- И что же торговец? - пискнула одна из служанок, Чиа, молоденькая и глупенькая. - Неужели же он согласился?!

Фуо высокомерно глянула на нее и хотела уже отчитать, а то и отослать восвояси, но Мэй опередила ее.

- Да, Ло из земли Вонгай, что же сказал тот торговец?

- Он отказался, - спокойно ответил Ло. - А наутро все его горшки оказались опять разбиты, а драгоценное масло разлито по двору.


* * *


Что девчонки-служанки внимательно, затаив дыхание, слушают глупую сказку, Ло не удивило. Сами они были невеликого ума. Но вот их начальница, сухая, с поджатыми губами, нянюшка Фуо — она-то почему слушала? И слушала внимательнее прочих, надо сказать.

Ло посмотрел на госпожу Мэй. Та не сводила глаз с кистей в его руках, взгляд был напряженный, настороженный. Да, моя добрая госпожа, у этой истории есть смысл.

- Вскоре к торговцу пришел молодой охотник и повторил свое предложение, - продолжил Ло, откладывая кисти и принимаясь чесать кошку за ухом. Взгляд Мэй остался неподвижен. - И тут пришлось призадуматься. Торговец подозвал свою старшую дочь, Первую, и рассказал ей о сватовстве. Но девушке вовсе не нравился молодой охотник, и даже ради благополучия отца и сестер она не пошла бы за него. И тогда торговец снова ответил молодому охотнику отказом.

- А наутро все его горшки оказались разбиты, а драгоценное масло разлито по двору, - тихо сказала Энг Мэй.

- Совершенно верно, моя госпожа. И молодой охотник в третий раз пришел со своим предложением, и тут уже торговец не мог ему отказать. И он велел Первой выйти за охотника замуж.

Служанки печально вздохнули. Ло улыбнулся краешком губ.

- Сыграли свадьбу, а ночью молодой охотник отправился во двор — караулить дикого зверя. Всю ночь слышались страшные крики и лязг оружия, а наутро молодой охотник предстал перед торговцем, весь исцарапанный и перепуганный насмерть. «Батюшка, - сказал он почтительно, - ваш дом посещает не просто какое-то животное! Это — Демон-кот, огромный и страшный. Мне с ним не сладить!». И, забрав с собой заплаканную Первую, молодой охотник покинул дом торговца.

«Должно быть и приданное не забыл», - пробормотала Энг Мэй.

- К дому торговца потянулись гадатели и экзорцисты, и один из них сказал: «Господин, я могу одолеть для вас демона, если вы отдадите сперва за меня свою среднюю дочь». И снова все потянулось по прежнему: торговец отказывал гадателю, а наутро обнаруживал, что демон причинил новое разорение. И вот на третье утро, несмотря на слезы Второй, торговец дал свое согласие на брак. Сыграли свадьбу, а ночью гадатель собрал свои инструменты, ножи, печати и зеркала и вышел во двор. Всю ночь слышны были страшные вопли, жуткий вой, а наутро гадатель предстал перед торговцем и выглядел точь в точь как и охотник. «Батюшка, - сказал он, - Демон слишком силен. То не просто обычный дух, а сам Кошачий Король, мне с ним не сладить». И, забрав с собой заплаканную Вторую, молодой гадатель покинул дом торговца.

Мэй снова что-то пробормотала. Фуо глубоко задумалась. Служанки затаили дыхание. Ло выпустил кошку, которая давно уже рвалась с его колен, отряхнул одежду от кошачьей шерсти и продолжил.

- Потянулись страшные ночи и печальные дни. Торговец становился все беднее, дом его, грязный и запущенный, пропах маслом. И неоткуда было ждать спасения. Но вот однажды утром на пороге появился молодой мужчина в богатых одеждах и вооруженный лучшими карсинскими клинками.

- И потребовал за помощь руку младшей дочери? - с придыханием спросила одна из служанок.

- Нет, - покачал головой Ло. - То был могучий борец с демонами и духами Сенго19, и он потребовал жизнь младшей дочери.


* * *


Мэй злилась на себя, ведь нужно было это прекращать. А вместо того она продолжала слушать странную «сказку», которую Ло рассказывал наверняка не без умысла. Сказку, которая так напоминала ее собственную жизнь. Едва ли акробат был в курсе, но догадаться несложно. Дочь, любимая родителями, но все равно отданная замуж ради спасения семьи. Или, скорее, как младшая, Третья — убитая ради спасения.

- Всю ночь слышны были страшные крики, вой, рев, - невозмутимо продолжил Ло, не обращая внимания на плачущих служанок, - ну а наутро перед торговцем предстал Сенго, и выглядел он ничуть не лучше охотника и гадателя. «Кошачий Король слишком силен, - сказал Сенго. - Мне с ним не сладить». И с этим ушел восвояси. Торговец остался один, совсем один.

Кто-то из служанок — должно быть, Чии-дуреха — шмыгнул носом.

- Торговцу нечего было больше терять, и вот, когда настала ночь, он сам вышел во двор. Луна была полная, а небо усыпано звездами. И вот, звезды вдруг закрыла огромная тень, и перед торговцем предстал чудовищных размеров кот, с глазами, горящими, как еще две луны. Ни отчаянья не испытал торговец, ни страха, ведь ему нечего было терять. Он лишь опустился на колени, подставляя шею. «Убей меня, Демон-Кот, - сказал торговец. - Нет у меня больше ничего».

Теперь уже все служанки ахнули, прижимая ладони ко ртам, а Фуо презрительно фыркнула. Ло какое-то время молчал, наслаждаясь произведенным эффектом, прежде, чем продолжил.

- «Зачем мне твоя жизнь, человек? - спросил Демон-Кот. - Если бы ты не побоялся явиться передо мной в первую же ночь, я ушел бы и больше тебя не побеспокоил». Тут демон расхохотался и пропал, и больше никогда в тех краях не появлялся.

Ло умолк, и повисла тишина. Служанки переглядывались, нянюшка кривила губы, а Мэй с трудом сдерживала усмешку. Для чего бы Ло не рассказывал эту «сказочку», она и не ожидала иного исхода. Важна была не история, а ее слушатели.

- Но как же?… - пискнула Чии.

- Конец, - кивнул Ло с важным видом.

- Чушь какая! - поджала губы Фуо и прикрикнула на служанок. - Ну, что расселись?! Живо за дело беритесь!

Стайкой испуганных птиц девушки разбежались в разные стороны, а нянюшка занялась Мэй вплотную. И вид у нее при этом был жуткий, заставляющий сдерживать нервную дрожь.

- Идемте в дом, моя милая госпожа. Вы продрогли на ветру.

- Я прогуляюсь, - Мэй отстранилась и кивнула акробату. - Идем, Ло из земли Вонгай. Я хочу услышать историю повеселее.

Ло легко поднялся, подвижный, гибкий, и Мэй вспомнилось, как он держал ее минувшей ночью. В глазах Фуо мелькнуло неодобрение. Пускай думает, что Мэй решила завести себе любовника. Да, это предосудительно, но все давно уже закрывают глаза на поведение вдов. Главное не понести между мужьями и не родить никчемыша, место которому разве что на помойке.

- Думаю, мораль истории мне ясна, - сказала Мэй, когда они достаточно углубились в сад, благоухающий весьма назойливо цветами. Где-то гудели пчелы. - Я должна набраться смелости и выйти во двор на встречу с демоном.

- Сюжет не столь важен, госпожа, - покачал головой Ло. - Слушатели куда важнее. Вы доверяете нянюшке Фуо?

- Я никому не доверяю, - покачала головой Мэй.

Это была ложь. Сейчас она доверила свою жизнь и благополучие едва знакомому человеку. Даже имя его ей было неизвестно — в самом деле он Ло из земли Вонгай? Но Мэй не собиралась менять свое решение. Только спросила:

- Как звучит твое родовое имя, Ло?

Акробат хмыкнул.

- Я из крестьян, добрая госпожа, так что был я Шен, а стал — Энгуо20.

- Так что ты затеял, Энгуо Ло?

Акробат при звуках своего имени едва заметно поморщился. Что ж, Мэй и самой не хотелось принадлежать к числу людей рода Энгуо, но был ли у нее выбор? Не больше, чем у Ло, чей дом завоевал генерал Энг Он.

- Надеюсь, госпожа, этой ночью мы разберемся и с демонической кошкой и с приведением. А до той поры ведите себя как обычно.

Мэй замешкалась, а потом — вокруг никого не было — поймала его за руку и чуть сжала. Ло вновь вздрогнул.

- Почему ты мне помогаешь?

Акробат осторожно вытащил свою руку и сделал шаг назад под защиту пышно цветущей гортензии.

- Надеюсь в будущем на вашу благосклонность, госпожа.

- Благосклонность? - Мэй отчего-то в это не поверила. - Ты хочешь денег? Или еще чего-то?

Это последнее к немалому ее стыду прозвучало намеком и предвкушением. Она была не против отплатить акробату за помощь любым избранным им способом. И при мысли об этом щеки вспыхнули.

- Мы решим этот вопрос после того, как разберемся с приведением, - суховато сказал Ло, делая еще один шаг назад. - До вечера, госпожа. Как только стемнеет, спуститесь осторожно во двор, я буду ждать вас у дверей.

И Ло скрылся в саду среди цветов и листвы, оставив Мэй в одиночестве.

До вечера пришлось делать вид, что ничего не происходит, а Мэй не сильна была в притворстве. Ей это всегда казалось немного постыдным: прикидываться кем-либо и чем-либо. Впрочем, следовало, оглянувшись на свою жизнь, признать: она всегда прикидывалась. Ни слова правды не было в ее жизни.

Лгала она и весь этот день: улыбалась, отдавала распоряжения, вышивала, сидя рядом с Фуо в своих покоях, пила чай с хризантемовыми лепестками, отвечала на письма. Улыбалась. И снова улыбалась. Ло ей на глаза не показывался. Не то, чтобы Мэй хотелось увидеть его. Наоборот, один только вид акробата пугал и наталкивал на мысли одновременно горькие и бедоражащие.

Спать она отправилась рано, сославшись на усталость. Фуо, весь день не сводящая с Мэй глаз, разворчалась, что сегодня госпожа слишком много всего на себя взяла. Можно подумать, вышивка и переписка отнимают так много сил. Мэй приняла ванну, прилагая огромные усилия к тому, чтобы не торопить служанок, растирающих ее нежную кожу и расчесывающих волосы. Сегодня все раздражало ее. Переодевшись ко сну, Мэй забралась под одеяло, легла, скрестив руки на груди, и стала ждать. Темнота за окном сгущалась. Служанки перешептывались и посмеивались, заканчивая дневные дела. Слышалось ворчание Фуо. Наконец все стихло, и суета переместилась подальше от хозяйской спальни: в главный зал, в библиотеку, на кухню. В доме хватало мест, которые нужно было к завтрашнему утру привести в порядок.

Мэй выждала еще немного и поднялась. Замешкалась. Если сегодня ночью призраку опять вздумается навестить ее, или еще того хуже — Фуо проверить, как спится хозяйке, поднимется переполох. Закусив губу, Мэй огляделась. Отдернула штору, впуская тусклый свет сумерек. Потом быстро соорудила из валиков некое подобие человеческого тела, накрыла одеялом и задернула штору. В темноте легко ошибиться и принять эти бугры под плотным стеганым одеялом за спящего человека. Еще немного подумав, Мэй присобрала шторы в изголовье, так, чтобы они бросали на постель густую тень. Вот так. Удовлетворенно кивнув, она осторожно выглянула. Пусто и тихо, и только в отдалении, где-то на половине дома, отведенной слугам и службам, слышны голоса.

Вниз Мэй пошла босяком, стянув носки, чтобы не поскользнуться на полированных ступеньках и досках пола. Дерево холодило пятки, отчего сводило непривычные к такому ноги. Добравшись до первого этажа, она выглянула в главный зал. Доспехи Энг Она стояли, как и ожидалось, на месте. Они не могут ходить. А призраков не существует.

На небольшой подставке перед доспехами стояли подношения духу — несколько персиков, бутылочка с вином, паровые булочки — и горела лампада. Сделав два быстрых шага, Мэй задула ее. Во рту от этой глупой детской месте появилась горечь. Оставалось только сделать еще что-то столь же по-детски глупое: съесть персики, к примеру, или разлить вино. Мэй ощутила прилив отвращения к себе.

- Госпожа. Госпожа Мэй!

Тихий голос заставил ее вздрогнуть. Мэй быстро обернулась, одновременно с тем оглядываясь в поисках оружия или любой иной защиты. Ло выступил из темноты. Лицо его украшали свежие ссадины и царапины, а с руки капала кровь.

- О, боги!

- Тише! - Ло приложил к губам палец и поморщился. - Идемте, госпожа, только тихо.

- Что случилось? - Мэй несмело коснулась его лица, а потом приложила к кровоточащей ссадине край шелкового рукава.

- Ничего серьезного, госпожа, - Ло отстранился. - Идемте, нужно спешить. И тихо.

Мэй казалось, каждый ее шаг гулким эхом отдается в пустом доме, хотя она и шла босиком. Сам Ло и в сапогах ухитрялся ступать неслышно, точно знал, какая из половиц скрипнет. Даже гравий не хрустел под его ногами. Мэй на двор сходить не стала — знала, что не сможет босыми ногами идти по мелким острым камушкам и колючему песку. Вместо этого она прошла галереей, прижимаясь к стене.

Вскоре послышались голоса, и Ло сделал Мэй знак остановиться.

- Но разве это обязательно? - жалобно вопрошал тихий девичий голосок, Мэй незнакомый. Кто-то из служанок.

- Обязательно, - со знакомыми властными нотками отрезала Фуо.

- Но госпожа Мэй… она ведь такая добрая…

- Ей же будет лучше, - Мэй удивительно ясно представила, как при этих словах на лице нянюшки появляется ухмылка. - Доброму человеку в нашем жестоком мире защита нужна. И госпоже Мэй ничто не будет угрожать, когда она переберется в дом господина Энга.

Мэй ничуть не удивилась, она давно уже не доверяла своей нянюшке, как не доверяла любому другому человеку, служащему клану Энгуо. В ней вспыхнул гнев, но быстро угас, уступив место привычной робости. Мэй обратилась за поддержкой к Ло, но он только развел руками. Все верно, она сама решила выйти во двор и встретиться с Демоническим Котом лицом к лицу.

Мэй сделала шаг вперед, в лучи лунного света, на хозяйственный двор, где служанки разливали масло, чтобы подпитать ту глупую историю, в которую никто не верит. Вышла в ночном платье, босая, чувствуя себя глупой и беспомощной. Тем строже звучал ее голос, в котором приходилось задавить все робкие, неуверенные нотки.

- И что же, нянюшка Фуо, ты думаешь, я испугаюсь «призрака», точно неотесанная крестьянка?

И тут же раздался истошный, испуганный вопль за спиной:

- Призрак! Призрак! Генерал восстал из могилы!


* * *


Старуха Фуо собиралась обрушить на Ло весь свой гнев, но осеклась, побелела и стала отступать назад, прикрываясь корзиной. Ло поверил бы ей, если бы не его убежденность, что "нянюшка" заправляет всей этой историей с призраками. не она это выдумала, конечно, для такого старуха слишком глупа, слишком примитивна. Но исполнительница она отменная, и в артистизме ей не откажешь.

Ло обернулся и сделал шаг вперед, готовый в любую минуту закрыть собой Энг Мэй. "Призрак" не двигался. На нем были знакомые до боли, до горечи во рту алые доспехи, и они слегка светились под луной, придавая "генералу" вид особенно зловещий. Настоящий беглец из Преисподней. Ло не сомневался, что так легко оттуда генерала не выпустят, и уж точно высшие силы - если они и взаправду существуют - не позволят ему ходить призраком и тревожить безвинных людей.

- Это и в самом деле... - пробормотала Мэй.

- Это не ваш муж.

Мэй бросила на Ло взгляд, от которого сделалось не по себе. Дрожь пробежала по коже. "Я знаю, - говорил этот взгляд, - но мне все равно страшно". А потом Энг Мэй шагнула вперед, словно и не было в помине никакого страха, хотя продолжала стискивать кулаки. Ее ноги, босые, бледные, ступили на посыпанный мелким гравием двор. Призрак не шевелился. Он ждал. У него, если это и в самом деле был покойные генерал, было сейчас все время мира. Мэй упрямо пошла вперед, словно и не замечала, как гравий колет ноги, и тогда призрак дрогнул и начал пятиться, все еще величественно, к воротам, распахнутым настеж несмотря на позднее время. Привратнике не было, подобно всем прочим слугам он хорошо знал, когда следует закрыть глаза, что можно видеть, а что нельзя. Добравшись до ворот, "призрак" развернулся и побежал, легко и неслышно, словно и не было на нем полного боевого доспеха.

Энг Мэй, словно позабыв про свои босые ноги, бросилась за ним.

- Госпожа! - позвал Ло, но Мэй только отмахнулась.

Он выбежал на улицу, скудно освещенную фонарями — последнее распоряжение государя, воспринятое старейшинами кланов без особого энтузиазма. Энгуо на фонарях экономили, предпочитая по старинке нанимать специальных фонарщиков, и потому в их четверти было сумрачно. Тем ярче светились доспехи «призрака», а рядом видна была белая фигурка госпожи Мэй. К тому моменту, когда Ло нагнал их, женщина уже трепыхалась в руках своего вернувшегося с того света мужа, точно мушка в паутине. Одежда была порвана в нескольких местах, на лице наливался красным кровоподтек.

- Не подходи ближе, - приказал призрак замогильным, как и положено, голосом. - Положи оружие.

Ло поднял руки.

- У меня ничего нет.

- У таких как ты всегда есть оружие, мальчик, - пророкотал призрак.

«Мальчик»? Ло ухмыльнулся про себя. Вытащив два ножа из потайных ножен, он бросил их на землю.

- Больше ничего нет, - и он снова поднял руки. Так проще было дотянуться до остро заточенной шпильки, скалывающей волосы на затылке.

- Что ты задумал? - глухо спросила Энг Мэй. - Понадеялся, что я начну всем жаловаться на призрака, и меня сочтут безумной, а гису передадут вам? А, Энг От?

«Призрак» едва заметно дрогнул.

- Я расскажу его величеству, как все было в действительности. Я расскажу, как ты пытался применить насилие, запугать меня, как вынудил в этом участвовать всех слуг. Старейшине ничего не будет, а ты наверняка лишишься всех милостей.

- Мы поступим еще проще, - «призрак» сжал горло Мэй, прижимая ее к глинобитной стене. Если обитатели дома и слышали что-то, им хватало трусливого благоразумия не выглядывать на улицу. - Ты умрешь, дорогая сестра, от рук этого бродяги, которого сама же и пригрела. А я приду слишком поздно. Я покараю убийцу, но тебя ведь уже не вернешь.

Мэй прохрипела что-то, смертельно побледнела. Энг От не шутил. И ничем не отличался от своего брата: та же страсть к насилию, та же жестокость, то же желание причинять боль. В каком-то смысле он был равноценной заменой. Ло стремительным движением, которое оттачивал не один месяц, поднял руку, выдернул шпильку и вонзил ее в шею Энг Ота, в небольшую прореху между панцирем и шлемом. Доспех был мягок — хорошо выделанная кожа — и проминался под рукой. Энг От захрипел, разжал руки и попытался зажать рану на шее. Ло без малейшей жалости выдернул шпильку, и в лицо ему ударила струя крови, горячей, соленой, которую в какое-то мгновение захотелось слизнуть.

Ло опомнился только услышав оклик Энг Мэй.

- Стража! Сюда идет стража!

Ло вытер лицо и пнул Энг Ота. Брат генерала был еще жив, хрипел, пытался сказать что-то, но только пена пузырилась на его губах. Маска отлетела в сторону, обнажив бледное, перепуганное, жалкое лицо, и это зрелище принесло Ло удовлетворение.

- Нужно уходить! - холодные пальцы Энг Мэй сжали его запястье. - Беги! Я… Я скажу.

Совсем близко послышались окрики стражников и треск колотушки. Ло схватил Мэй за локоть, увлекая в тень.

- Вы скажете именно то, что хотел Энг От, госпожа. Я пытался убить вас, но он подоспел вовремя и отдал за вас свою жизнь. А я к вашему ужасу бежал. Усильте охрану, наймите новых людей.

- Но… - в темноте Ло не видел лица женщины, только луна отражалась в ее глазах. - Нет, я не… Я скажу, это я убила. Я уже убивала, и…

Ло зажал ей рот скользкой от крови рукой.

- Госпожа. Вы скажете именно то, что я вам велю. А если меня поймают, я подтвержу это. Ясно?

- Но… - пробормотала Мэй, Ло ощутил, как ее губы скользят по ладони.

- Мэй, для меня большая удача — сделать что-то доброе. Намерения, с которыми я прибыл в столицу, были… иными. Но все разрешилось именно так. И так должно было. Просто не позволяйте никому причинить вам зло.

- Я…

Ло отступил назад, выпуская женщину из рук, а потом одним прыжком перемахнул через забор. У него было минут пять, прежде чем погоня кинется по его следу. И даже если Энг Мэй укажет им неверное направление, перемазанный кровью человек наверняка привлечет внимание ночных патрулей. В эту минуту Ло отчетливо понял, что жизнь его окончится в пыточном приказе. До той поры он как-то не размышлял об итоге жизни, впереди была цель — месть, и все, что лежало за ней, было подернуто странной пеленой. Он словно запрещал себе об этом задумываться. А теперь… Даже если предположить, что ему удастся выбраться из города, куда он пойдет? Чем займется? Каков будет смысл его существования. Ему всего двадцать девять лет, умирать еще рано, а жить — незачем.

Впрочем, как оказалось в следующую минуту, все это были пустые размышления. Удар по голове, и наступила темнота.


* * *


Придя в себя, Ло не спешил открывать глаза. Лежал, прислушиваясь к своим ощущениям, весьма противоречивым. Он не был связан, не ощущал боли — кроме той, что доставляла шишка на затылке — холода, не чувствовал запаха крови и сырого камня, который ждешь от тюрьмы или пыточной. Ему было даже удобно. Ло пошевелился, пытаясь понять, жив ли еще. Может это и есть загробный мир?

- Вот, выпейте, - мягко, но настойчиво сказал женский голос, и на затылок ему легла узкая рука.

Ло послушно сделал глоток, не задумываясь, что ему только что дали, и открыл глаза. Девушка лет двадцати, смутно знакомая, отстранилась и поднялась на ноги. Подхватила поднос с чашкой снадобья.

- Я скажу господину, что вы очнулись.

И Ло вспомнил, где видел ее. Служанка наложницы старейшины Шена, она была на празднестве. Озадаченный и немного напуганный, Ло сел, стараясь двигаться медленно. Каждое неловкое, неосторожное движение отзывалось болью в голове. Что от него понадобилось Шенам? Ло огляделся, но комната, обставленная просто, даже скудно, не могла ему дать подсказку. И все же, он поднялся на ноги и внимательно огляделся. Даже окно открыл, но за ним был темный сырой сад, ни проблеска огня, и наверняка — обширные земли Северного терема. Мало кто знал, что творится на его территории и как тут все устроено.

- Бабочка будет недовольна.

Ло обернулся резче, чем следовало, и голова закружилась. Он ухватился за подоконник, чтобы не упасть, и попытался рассмотреть вошедшего. Мужчина держался в тени, различить можно было только одежды из черного шелка, лишенные украшений.

- Она терпеть не может, когда пациенты встают без ее дозволения. Маленький тиран.

Мужчина сделал шаг вперед, и Ло узнал его даже быстрее, чем девушку-служанку. Случайный собутыльник, приятель горе-предсказателя. Шен.

- Шен Шен, - спокойно представился мужчина. - Старейшина Северного Терема, о чем ты без сомнения уже догадался, Ло Ван из земли Вонгай.

- Вы знаете, кто я? - Ло скрестил руки на груди. - И уже тогда знали?

- Мой дорогой друг Со отлично находит информацию. Думаю, духи ему сообщают все за лишнюю чашку браги, - усмехнулся Шен Шен. - Вот систематизировать ее он совершенно не умеет, поэтому я знаю о тебе много, но не могу отделить правду от домысла. Я знаю, что ты прибыл в столицу ради мести, но кому? Мне? Покойному генералу Энгу? Его вдове?

- Это значения не имеет. Энг Он мертв, и я убил Энг Ота. Можете донести об этом магистратам.

- Донести? - Шен Шен рассмеялся негромко. - Ты, должно быть, не понимаешь, Ло Ван из земли Вонгай. Я — Старейшина, это {мне} доносят. И я уже решаю, как следует поступить.

- И как вы собираетесь поступить со мной? - спросил Ло без особого интереса. Собственная судьба уже перестала иметь значение. Узнать бы, все ли хорошо у Энг Мэй… но это интерес может быть неверно расценен. Более того, он может принести женщине вред. В конце концов, Ло сейчас разговаривал с противником клана Энгуо.

Шен Шен опустился на циновки, скрестив ноги, и указал Ло на подушки.

- Сядь, прошу. Я не люблю шею сворачивать. Больше раздражают только подобострастные поклоны. Сядь.

Ло послушался, сел, так же скрестив ноги и продолжая скрещивать руки на груди.

- Отлично, - кивнул Шен Шен. - А теперь определимся с твоим будущим. Месть для каррасца — дело благородное, но у нее есть итог. Ты мстишь, и перед тобой разверзается пропасть будущего. И что же дальше?

- Я не думал об этом, - спокойно ответил Ло.

- Оно и видно. У меня есть планы на твое будущее. Вонгай.

- Вонгай? - переспросил Ло.

Шен Шен кивнул.

- Я хочу вернуть ее. Эти земли исконно принадлежали нашему клану, и нельзя позволять там хозяйничать Энгуо, тем более — так хозяйничать. Я понимаю, - старейшина поморщился. - Ты ненавидишь меня и в полном своем праве. Но мы сдали Вонгай, потому что не могли тогда удержать эту землю. Сейчас пришла пора все вернуть. И ты можешь в этом помочь.

- И что я должен буду сделать для вас? - с подозрением уточнил Ло. Воображение рисовало варианты один безумнее другого.

- Очень просто. Стать моим секретарем. Как я уже говорил, мне нужен кто-то, способный привести в порядок те бесценные сведения, которые добывает мой дорогой гадатель Со. Можешь не отвечать сразу, сперва отдохни. Но и не тяни с ответом, - Шен Шен поднялся и, спокойно повернувшись к Ло спиной, будто и не ждал никакого подвоха, пошел к двери. - Кстати, тебе едва ли нравится лежать здесь, в лазарете. Не стесняйся, скажи слугам, и тебе приготовят комнату. Вне зависимости от твоего ответа.

- Старейшина, - позвал Ло. Шен Шен обернулся через плечо. - У вас есть план, как вернуть Вонгай?

- Нет. Но у меня есть очень умный секретарь. Ведь есть?

Ло промолчал. Пропасть будущего, как это метко назвал Шен Шен, медленно затягивалась, и перед ним открывались интересные задачи. И Ло уже видел не меньше четырех подходящих вариантов. Когда старейшина покинул комнату, он уже не слышал, полностью погруженный в свои замыслы.

Шен Шен едва ли сомневался в ответе, когда делал свое предложение.


КОНЕЦ ПЕРВОЙ ИСТОРИИ

1 Ко-бан - каррасская тактическая игра, напоминающая шахматы. Бывает для двух и четырех игроков. Генерал, княжна и шут — названия фигур в игре. Генерал примерно соответствует ферзю, княжна — коню, а шут — в начале игры пешка, которая однако может при определенных обстоятельствах стать сильнейшей фигурой на доске — Королем

2Кан — удельный судья

3Мак — символ плодородия и плодовитости, Маковым павильоном называли ту часть усадьбы, где жили наложницы хозяина

4У всех членов весьма многочисленного клана Восточных Энгуо в фамилии есть буквы «Энг». Прямая ветвь носит фамилию «Энгуо», таких на описанный момент всего девять человек. Их ближайшие родственники — 19 членов семьи Энг, к которым принадлежат и Энг От и (благодаря браку) Энг Мэй. Все прочие члены клана носят фамилии вроде Энгни, Энгли и пр. Восточные Энгуо — единственный из четырех кланов, в котором все члены действительно связаны кровным родством

5Дано - «ложная вишня», один из символов Восточных Энгуо. Плодовые деревья с розовыми или пурпурными листьями, издалека напоминающие цветущую вишню или сливу. У них некрупные плоды, напоминающие по виду и по вкусу тыкву, которые едят в соленом или тушеном виде. Подробнее о дано и истории его появления в Карраске можно прочитать в «Обманщиках»

6Гиса — именная печать, нечто вроде личного герба. Изготавливалаь из бронзы, серебра или нефрита

7Плащ — официальное воинское звание, один из четырех защитников Короля. Как правило это звание носит старший в клане, состоящий на воинской службе

8Дан - обращение к гадателям и священникам

9Аньян — приблизительно 5 грамм, также — мелкая монета

10Пионовые хоромы — публичные дома высшего класса; работающие в них женщины великолепно образованы, искусны, умны и вольны сами выбирать себе любовников

11Хонг — игра, напоминающая городки

12Ата - «отец», почтительное обращение к родителю, воспитателю, наставнику или просто — старшему мужчине в роду. Бытует в основном у северян

13Феи Ицзю — четыре Небесные Феи, первые красавицы древности. Сравнение женщины с Феей Ицзю — редчайший комплимент

14Рощи Ожидания — в поверьях каррасцев место, где пребывают души умерших в ожидании перерождения

15Речные девы — самые дешевые проститутки, живут на лодках, там же принимают клиентов и практически не платят налогов, отчего их расценки самые низкие. Однако, визит к таким «девам» легко может обернуться целым букетом болезней, потому что их, в отличие от более дорогих проституток, не посещают лекари

16Лян — мелкая медная монета

17Ванча — общее название укрепляющих чаев

18Цзин — мера веса, приблизительно полкило

19Сенго — фольклорный персонаж хорошо известный в Карсе, убийца. Еще в детстве он сразил своего первого демона, но испил по незнанию его крови и сошел с ума, и потому за свою помощь часто просит очень странную, даже страшную плату

20Крестьяне собственных фамилий не имели, если требовалось указать их принадлежность к какому-либо роду (в официальных бумагах, к примеру), то указывался клан, на землях которого они проживают

Загрузка...