Маг Червей: Бег За Золотом

Леонид Деньгин бежал, громко выдыхая воздух, всем своим видом показывая целеустремленность. Но бежал не для здоровья, не от злости, а ради идееи и с тремя бутылками «Столичной», которые отчаянно лязгали в авоське на его согнутой в локте руке. Мужчина бежал легко, почти играючи, вдыхая прохладный московский воздух конца восьмидесятых, пахнущий бензином, кое-где еще старой угольной пылью и далёкой надеждой лучшего времени. Леонид был в своей стихии. Асфальт под стоптанными «кедами» — его вечная дорожка, вечерние сумерки — его стадион, а хриплые крики ворон сзади — лучшая мотивация. Впрочем, кричали не только вороны.

— Стой, подлец! Нарушаешь общественный порядок! — неслось из-за спины, но терялось в стуке его собственных сердца и подошв.

«Какой ещё порядок, товарищ капитан? — мысленно отрезал Леонид, лихо обскакивая растерянную бабушку с тележкой. — Главный порядок — это скорость. А она у меня — перворазрядная».

Бежал Леонид на спор. А спор был идиотский: он поспорил с приятелем Володькой из спортобщества «Буревестник», что оббегает весь квартал быстрее, чем тот доедет на сорок восьмом троллейбусе до следующей остановки. Ставка — три бутылки дефицитной водки. Володька, хитрый жук, на третьей минуте забега слился в ближайший телефон-автомат и настучал в милицию про «подозрительного бегуна, возможно, с похищенным». Так Леонид приобрёл двух непрошеных спарринг-партнёров в синей форме. Они были упрямы, но медлительны, как танки на учениях. Леонид же казался вертолётом Ми-24.

Финишная прямая виднелась впереди — неосвещённый перекрёсток за хлебозаводом. За ним — двор, где его ждал триумф и «Столичная», так иронично позвякивающая в авоське — Володьке ее не доверишь, выпьет, гад, без всяких споров. Леонид бросил взгляд через плечо. Менты отстали метров на сто, один даже остановился, упёршись руками в колени. Леонид позволил себе ухмыльнуться. И совершил роковую ошибку спортсмена — потерял концентрацию.

Мужчина не заметил мокрой, маслянистой колеи от только что проехавшей поливайки. Левый кед, чья подошва держалась на честном слове и двух мазанках клея, встретил лужу с поблескивающим мазутом и решил уйти в затяжной, пируэтный занос. Вот так па! Леонид поехал, забавно затоптав на месте, пытаясь удержать равновесие и драгоценную авоську. В этот момент из-за угла, будто злой рок из табакерки, выполз длиннющий КАМАЗ, гружёный щебнем. Большая красная кабина походила на на морду индюка. Фары выхватили из темноты фигуру спортсмена в дерганном танце. Гулкий гудок, паника…

Время замедлилось. Леонид увидел огромную, потёртую шину, почувствовал запах горячего асфальта и солярки. Его последняя связная мысль была достойна его характера: «Вот чёрт… Икра потянута. И водка… Жалко. Еще и Володька-сволота выиграл, вот жульё…»

Далее — звук, похожий на хруст переспелого арбуза, и абсолютная, беспросветная тишина.

***

Сознание возвращалось неохотно, по капле. Словно кусками с рябью, как плохой сигнал черно-белого телевизора. Сперва не было контроля тела. Было только ощущение. Ощущение какой-то множественности. Тысячи микроскопических точек бытия, каждая из которых что-то чувствовала: давление, влажность, температуру. Материальные точки были разрознены, но их связывала тончайшая, невидимая нить общего… присутствия. Словно стая рыб в озере.

Потом пришёл звук. Вернее, звуковая каша. Бу-бух! Шу-шурх! Шуршание. Непрерывное, сухое, будто кто-то мнёт рядом гигантскую пачку целлофана. Плюхание. Капл! Каппл! Тихие, влажные всплески. Скрип.

После — запах. И здесь Леонид, вернее то, что от него осталось, чуть не «потеряло» себя снова. Запах ощущался густой, тяжёлый, почти видимый глазами, как паро от свежего обеда. Но не такой приятный. Приторная вонь гниющей плоти, перебитая едкой кислинкой грибной плесени, мокрой глиной, а еще чем-то первобытно-землистым, как из глубины только что вскопанной кучи навоза. Этот запах был везде. Он был внутри. Снаружи. По краям. Все было в этом запахе.

Попытка открыть глаза не увенчалась успехом, потому что глаз, как понял Леонид, у него уже не было. Зато было зрение. Странное, мозаичное, панорамное. Словно калейдоскоп. Он видел одновременно и крупный план травинки, покрытой росой, и тёмный силуэт чего-то гнилого и поваленного в десяти метрах, и собственные… составные части, скрытые под робой навроде одежды сварщика. Нечто мерзкое извивалось у него перед «лицом» — бледно-розовые, сероватые, коричневые черви. Каждый — отдельный, но связанный с другими непостижимой волей. Но его волей. Что же это? Он очнулся в яме, и его уже жрут черви?

Паника пришла холодной, свинцовой волной. Леонид попытался закричать. И «крик» разлился по всей этой многосоставной массе, заставив тысячи червей беспорядочно затрепетать, запищать, засвистеть на разные звуки — от флейты до контрабаса, частично рассыпав хрупкую конструкцию, которая смутно напоминала человеческое тело, лежащее на спине. И та самая роба с капюшоном, как у сварщика... Нет как у бомжа... Вот так наверно себя чувствует булка с маслом, когда на ней выращивают мотыль. Но тут… Послышался… контакт:

— Успокой дыхание. Его у тебя нет, но суть ты понял. Ты нас распугал.

Голос. Он пришёл откуда-то, но не извне. Словно возник «между» точками сознания, в самой паутине, что «их» связывала. Голос был спокойным, усталым, с лёгкой, почти интеллигентной скрипотцой, как у старого профессора, читающего занудную лекцию.

— Кто… — попытался сказать Леонид, и снова ощутил провал. Нет рта. Нет голосовых связок. Есть только намерение. «Мыслеформа».

— Я — Йенси. Можно считать меня твоим… старшим товарищем по несчастью. Или по счастью. Смотря как посмотреть. А это — наше общее тело. Добро пожаловать в симбиоз. От каждого по способности, каждому по потребности., но это ты уже знаешь.

— Я… черви? — Выдавил Леонид. Мысль была полна такого невыразимого отвращения и ужаса, что червивая масса снова задрожала.

— Упрощённо — да. Точнее, ты — сознание, пойманное и реконструированное колонией когнитивных аннелид. Твой старый сосуд, как я понял из обрывков памяти, был безнадёжно испорчен. Мы собрали то, что от него осталось. Точнее, собрали «тебя». Интегрировали. Теперь ты — маг червей. Воспринимай это как повышение квалификации. С нестандартным корпоративным телом. Как ваш вождь мирового пролетариата, Ленин кажется.

Сарказм в голосе Йенси был настолько тонким и неожиданным, что паника Леонида на миг отступила, уступив место привычному цинизму. Да, вот так всегда. В Союзе дали бы инвалидность второй группы после такой аварии, бюрократическую волокиту на год, протез на три. Здесь же — сразу «маг». Маг — ступай в продмаг. Без очереди. Без справок.

«Ладно, — подумал Леонид, собирая рассыпавшиеся обрывки самообладания. — Значит, так. Не умер. Значит, работаем с тем, что есть. С этой… братвой беспозвоночной.»

— Очень практичный подход. Соберись, в прямом смысле. Сконцентрируйся на форме. Не на биологии, а на геометрии. Представь контур. Как макет. И наполни его. Как повесить штаны на вешалку.

Леонид закрыл несуществующие веки и представил. Не мышцы и кости, для начала просто форму. Человека. Лежащего. Вот так. Он — скульптор, а эти черви — его глина.

Медленно, неохотно, но масса начала двигаться. Не хаотично, а с намёком на порядок, как те же рыбки в стае. Черви поползли друг на друга, сплетаясь, уплотняясь. Завязываясь узлами, бесчисленные блестящие тела начали агломерацию. Мозаичное зрение стало сливаться. Теперь он видел себя со стороны, как неясное, копошащееся подобие человека, слепленное из грязного пластилина, отобранного у детсадовцев — то ветка, то стекляшка внутри. Леонид «поднял» руку. Вроде вышло. Рука была рукой, если не присматриваться. Но если присмотреться — мерзкое плотное щупальце, состоящее из тысяч отдельных, но слаженно работающих созданий. Червей.

— Красота, — прошипел бывший бегун мысленно. — Прямо Аполлон Бельведерский. Девушки будут падать в обморок. Прямо на червей!

— Юмор — хороший щит. Продолжай. Теперь вертикализация. Встань.

А вот встать оказалось сложнее. Команда «ноги, встать!» привела лишь к тому, что нижняя часть конструкции расползлась в стороны. Леонид рухнул грудью на землю, ощутив всем телом прохладу мха и влагу почвы. Подобное было неприятно, но и… информативно. Он чувствовал всё. Каждую песчинку, каждый корешок. Мысли червей передавались ему, просил он или нет.

— Слишком прямолинейно. Ты не управляешь мышцами, ты управляешь колонией. Дай общую команду: «структуре — принять вертикальную позицию, имитирующую позу Homo sapiens». И представь, как это выглядит со стороны. Ты же был в армии. Командуй. Но не как прапорщик.

Леонид, скрипя мозгом (или тем, что его заменяло), выдал такую команду. И тело откликнулось. Черви стянулись к центральной оси, уплотнились, масса приподнялась, обретя подобие равновесия. И вот, Леонид стоял. Шатко, криво, но стоял. Его «ноги» были двумя столбами из тысяч извивающихся червей, утопающих в лесной подстилке.

— Йенси…, а я могу бежать? — спросил Леонид, в этом вопросе прозвучала та самая, давно забытая надежда мальчишки на старте — может, теперь получиться?

— Интересный вопрос. Теоретически, твоя форма не ограничена биомеханикой скелета. Ты можешь… переопределить понятие «бега». Попробуй. Желание — направление. Я помогу с координацией.

Вот оно! В топку все. Соредоточившись, Леонид посмотрел вглубь леса. Желание пришло само — убежать отсюда. От этого места, от этого тела, от всего. Просто бежать. Однако его тело… поползло. Но не так, как раньше. Нижняя часть распласталась, превратившись в широкую, плоскую «лыжу» из сплетённых червей, наподобие сноуборда, а верхняя наклонилась вперёд. Волнообразное движение прокатилось по всей массе — и он понесся вперед. Не бежал, а скользил по земле с немыслимой, хищной скоростью злой многоножки, обтекая препятствия, чувствуя всем естеством рельеф. Это чувство было ужасающим, нелепым и потрясающе эффективным. Внутренний бегун ликовал: никакого сопротивления воздуха в привычном смысле, идеальное сцепление, полный контроль! Как по льду!

Леонид «плыл» так несколько минут, пока не врезался во что-то мягкое и огромное. Остановился. Перед ним лежал туша какого-то зверя, наполовину объеденная падальщиками. Запах был тот ещё. Но Леонид, к своему удивлению, не испытал отвращения. Он испытал… интерес.

— Раз я червь, я могу это есть?

— Безусловно. Один из наших ключевых талантов — утилизация биомассы. Активируй ротовой комплекс.

Отгоняя оставшееся омерзение, Леонид сконцентрировался на области «лица». С чавканьем черви расступились, образовав воронку. Из глубины, предвкушая трапезу, выдвинулись несколько более толстых, влажных особей с хитиновыми пластинками на концах. Извиваясь, белые коснулись туши. Вкус… Так себе — вчерашняя колбаса. Но много лучше, чем представлялось. С таким же чавканьем, черви вгрызлись в тушу. И началась работа. Не откусывание, а стремительное втягивание и перемалывание. Словно работал большой пылесос. Мясо, шкура, даже частично кости — всё исчезало в этой живой мясорубке. Сытости не было долго. Но почти сразу появилось чувство глубокого, почти философского удовлетворения и притока энергии. Леонид чувствовал, как по сети червей растекаются питательные вещества.

— А грязь? Валуны? — спросил бывший бегун с надеждой капиталиста, обнаружившего бесплатное сырьё.

— Можем. Но это как питаться газетной бумагой. Калорийность низкая, сырьё для строительства тела — так себе. Но в безвыходной ситуации — да, можно. Мы всеядны в самом буквальном смысле.

Леонид «отдышался», осматриваясь. Лес был мрачным, но не зловещим. Просто не земным, и уж тем более не замоскворецким. Деревья слишком высокие, папоротники — слишком крупные, а воздух — слишком густой. И в нём нет запаха заводов и машин.

Все другое. И небо, и земля. И не было Союза. И не было очередей. И не было Володьки-предателя. Мысль о деньгах, твёрдой, звонкой валюте, снова ткнула Леонида в сознание.

— Йенси, а здесь золото есть?

— Судя по обрывкам информации из этого мира, которые я подцепил из почвенной микробиоты, — да. Его добывают дворфы, ценят эльфы, а люди делают из него кругляки с профилями своих вождей. Ты мыслишь в правильном направлении.

Дворфы? Это кто? Но неважно… Леонид решил найти цивилизацию. Или что-то похожее.

С помощью Йенси он потратил ещё час, осваивая тело. И обнаружил, что может вытягивать «руки» на несколько метров, превращая их в хватательные щупальца из плотно сплетённых червей. Мог уплотнить поверхность «ладони» до состояния, похожего на дерево, чтобы бить по пню (превратив его в дрова). Еще мог, выпустив рой мелких червей, проникнуть в трещину в скале и выяснить, что там внутри. Это был не набор заклинаний, а инструментарий супер-рабочего. Грязный, отталкивающий, но невероятно практичный. Вот это маг — РабШахтРазвЧервь.

Наконец, Леонид наткнулся на сколько-то заметную тропу. Не звериную, а протоптанную обувью. На ней даже были следы колёс. Не велосипедные, но близко. Наверно карета. Надежда, острая и жадная, кольнула Леонида. Он двинулся по тропе, стараясь идти вертикально, хотя это и было медленнее его «скольжения».

Сумерки сгущались, когда маг услышал скрип и бормотание. Из-за поворота сперва медленной походкой вышел путник. Человек. Тощий, в рваном плаще, с пустой котомкой. Лицо, обветренное и неумное, выражало усталость и голод. Леонид замер. Путник поднял голову.

То, что произошло с лицом путника, было шедевром немого кино. Мосфильм обзавидуется. Усталость сменилась непониманием, непонимание — осознанием, осознание — чистым, животным страхом. Гнилозубый рот раскрылся беззвучным «О», глаза стали круглыми, как пятаки. Мужик отшатнулся, споткнулся о корень и упал на задницу, беспомощно замахав руками перед собой.

— Йааааа! — Похоже на крик осла.

Леонид понимал, что вид у него, мягко говоря, не товарищеский. Надо было что-то сказать. Что-то, что поставит этого перепуганного аборигена на место. Вот тут сработала многовековая, генетическая память советского-русского-расейского человека, столкнувшегося с представителем власти, бюрократии или просто с хамами в очереди. Сработал защитный механизм, сочетавший наглость, клоунаду и попытку взять ситуацию в свои руки.

Леонид поднял свою копошащуюся «руку» в мирном, слегка усталом жесте, будто он не монстр, а просто замученный проситель в ЖЭКе. Маг собрал воздух (вернее, пропустил его через специально сформированную полость в теле) и попытался произнести фразу. Звук вышел сиплым, шипяще-булькающим, как вода, стекающая в засорённую раковину, но слова были выдавлены с идеальной дикцией:

— Мужик! Не ори. Спокойно. В долг не дашь, до получки? А то я тут… новенький, не освоился ещё. Может, я подсоблю тебе чем.

Путник, сидя на земле, отчаянно завизжал. Высоко, по-детски. Потом затрясся, судорожно полез в карман и вытряхнул оттуда на тропу несколько мелких кругляшей. Леонид поднял бровь (вернее червя на ее месте). Деньги звякнули, покатившись в пыли яркими пятнами. А мужик, не вставая, отпихнулся пятками, перевалился через обочину в кусты и умчался прочь, сперва на четвереньках, а потом неумело встав. Ломая ветки, мужик растворился с воплями, которые ещё долго эхом разносились по лесу.

Леонид стоял, глядя ему вслед. Потом его «взгляд» медленно опустился на землю. Одна монетка, самая большая, медная, с грубым чеканом какого-то зверя, лежала в луче угасающего света. Как прекрасно. Просто зрелище на пятерку. Маг протянул щупальце. Тонкий, аккуратный червь с уплощённым кончиком, словно лопатка, поддел монету и принёс её к «глазам».

— Поздравляю, Леня — сказал йенси — твоя первая рэкетирская получка.

— И ни разу я не рэкетир — отмахнулся Деньгин. — Я в долг просил.

Леонид изучал кругляшь, долго рассматривая. Медь. Настоящая. Тяжёлая. Пахла металлом, чем-то кислым, еще потом и страхом того человека. Это тебе не бумажка с Лениным, за которую давали дефицитного сыра, и то, если повезёт. Это была ценность сама по себе. Маленький, холодный, абсолютный факт.

Внутри, в том месте, где раньше жила душа, а теперь обитал Йенси вместе с колонией аннелид, что-то щёлкнуло. Не романтический восторг подростка, не жажда приключений лирика. Сработал простой, железный механизм, знакомый каждому, кто жил в дефиците. Механизм приобретения.

Маг сжал монету в щупальце, ощущая её твёрдые грани.

— Йенси, — мысленно произнёс Леонид с отчетливо проскакивающей уверенностью. — А здесь, я чувствую, можно развернуться. По-крупному.

Голос в его голове ответил не сразу. Казалось, Йенси тоже разглядывал монету через их общие чувства.

— Эх Леня… Твои аналитические способности, несмотря на нетривиальный носитель, впечатляют. Это действительно так. Но для начала тебе стоит научиться ходить, не пугая местное население до сердечного приступа. Или, хотя бы, выработать внятную бизнес-модель для подобных… взаимодействий.

— Вот так да… — Леонид и забыл, что он вообще-то червь.

Маг посмотрел на натоптанную тропу, убегающую в сумерки, потом на монету в своей «руке». Циничная, широкая усмешка исказила его текучее, червивое подобие лица. Там даже были «зубы» — тоже черви, покрытые панцирем.

— Бизнес-модель простая, — заявил Леонид, начиная медленно, но верно двигаться вниз по тропе, уже более устойчиво. — Иметь то, что нужно им. А чтобы иметь — нужно взять. Или… попросить в долг. Вперёд, Йенси. Пора открывать филиал. Манал я так жить — в лесу обормотом. Надо делать деньги.

Маг шёл, точнее, перетекал в сгущающиеся сумерки, сжимая в «руке» первую, самую трудную монету, впрочем, отжатую рэкетом. А впереди был мир. Грязный, опасный, волшебный. И бесконечно перспективный с точки зрения свободного рынка. А он, Леонид Деньгин, бывший советский человек, бывший бегун, ныне маг червей, был готов к старту. К самому важному забегу в своей жизни. Забегу за золотом.