Магазин Чудес

Мой день начинался с треска будильника. Он хрипел из последних сил, выдавливая из себя треск железяк, бьющих друг друга. С каждым моим движением, будь то шевеление руки, или мне сводило ногу, кровать ужасно скрипела. Я быстро садилась на ее край, вставала на ледяной пол, и сразу же ударяла ладонью по будильнику.
«Доброе утро!» — слышался за дверью бойкий тонкий голосок самой младшей сестры. И так изо дня в день. Ей не надоедало, подобно верещанию птиц, оповещать всех об очередном наступлении нового дня. Хотя для нее то было, скорее, игрой. Ей было всего десять, остальным моим сестрам, и мне в том числе, было по семнадцать лет. Она наслаждалась каждым мгновением, проведенном в этой жизни, старалась позабыть прошлое, и жить настоящим. Иногда я ей завидовала, но чаще — нет. Я погружалась в свои мысли, стараясь как можно позже вытащить свое тело из маленькой комнаты, наполненной разнообразными книгами, пылью и, зачастую, тоской.
Я забиралась на подоконник в нижнем белье, усаживалась поудобнее, ощущая холод по всему телу. Я просто смотрела на утренний город. Он всегда был красив либо утром, либо поздней ночью. Потому упустить такое — самый страшный, как бы сказала моя мать, грех. Особенно если учесть, что комната моя находилась на втором этаже. После утренних посиделок у окна я надевала серую, теплую кофточку и заправляла ее в пышную, черную юбку. Гольфы были того же цвета, что и кофта. Только та — монотонная, а гольфы были в черную полоску у колена. Однако цвета для меня не имели особого значения. В то же время мне могли нацепить на голову белый чепчик, розовую юбку и милую кофточку с бордовыми рукавицами. Я просто проживала свою жизнь в нескольких стенах поместья и проклятой воскресной школы.
Всей истории моей семьи и поместья я совершенно не знала. Портреты моих прабабушки и прадеда ни о чем не говорили. А из историй матери и родных бабушки с дедушкой ничего не было правдой, таковой, какая она есть на деле. Сколько бы они не приплетали всуе Всевышнего, коему мы отдавали самое драгоценное, что есть в жизни людей, а именно время, поместье не светилось божьим сиянием. Скорее наоборот — ночью превращалось в мистическое, жуткое и, в какой-то степени, проклятое всеми богами место, а днем просто привлекало ворон.
Но меня интересовала не столько история своей семьи, сколько наука о смерти человека. В перерывах между чтением романов и просмотром видео за компьютером я изучала разнообразные яды. Вела свой дневник, где каждая страница — чья-то вымышленная смерть от интоксикации, удушья, анафилактического шока и тому подобного. Но сама я ни сколько не желала делать людям больно. Скорее наоборот. Я старалась помочь людям избавиться от их душевных травм и проблем. Мне нравились истории своих сестер. Ни одна из них не была мне родной. Мать взяла их по настоянию длинноволосого старика в клобуке. А истории из детского дома — самые что ни на есть правдивые, пропитанные злобой и печалью. Именно такие истории я любила выслушивать, поддерживала диалоги, и просто старалась дать своим сестрам то, что они заслуживали — ментальную свободу.
На удивление они полюбили меня, а в том числе и Всевышнего, что дал им жизнь. Но я не была сторонницей подобного. Для меня жизнь была не чем-то, что давало неведомое существо без цели и причины на то, а чем-то, что изначально являлось временным переходом от одного места к другому. Как рабочий, который ходит от станка, что вырезает круги, к станку, вырезающему квадраты. Так и мы, путешествуя по мирам, делаем один мир враждебным, другой — до тошноты мирным. И я старалась сделать мир своих сестер чем-то средним, между враждебным и мирным. Хотелось показать им, что слепая вера — худшее, что придумал человек. Но я не могла. Не могла перечить их взглядам. Мне были важны мои, и хотелось оставить их только моими, не делить их ни с кем. Часто хотелось просто закрыть рот на замок, а ключ выбросить в окно, да так далеко, чтобы он затерялся в густой траве у дома.
И после своих внутренних рассуждений за рабочим столом, глубоко вдохнув в легкие воздух с примесью пыли, я направлялась из своей комнаты в кухню на первом этаже особняка. Там, за длинным столом, сидели все мои сестры и бабушка с дедушкой, пока мать со служанкой подавали нам горячий завтрак. Лица сестер освещали их улыбки, не притворные, а самые искренние, в отличие от моего. Оно было угрюмым, уставшим, временами казалось мертвым. Но я старалась принимать все происходящее, как обыденность, коей она и являлась. С этого момента и начинается моя история.