Магазин потерянных книг

На Розенкрантс Гата был один непримечательный особняк. Та же близость к набережной Вестре Стремкайен, всего пятьдесят метров до кромки воды, тот же забор воль участка из кованных металлических прутьев, те же наличники на окнах, выкрашенные в белый цвет. Особенным, среди других домов его делали люди, что собирались там под покровом темноты.

Тайному книжному клубу «Искатели истины» исполнился год. Но собрание в ту ночь было совсем по другому поводу.

В подвале дома семьи Терье по обыкновению находилось семеро молодых людей. Сив стояла во главе стола. На правой стороне её лица темнел лиловый синяк. Она смотрела на настенные часы, недовольно шмыгая носом. Наверху спал её муж и новорожденная дочь, которую в скором времени предстояло покормить и уложить обратно, чтобы она не подняла на ноги Ивара. Он злился, когда его будили в ночи.

Юстейн Гримстад писал о чём-то в своём дневнике. Такие имелись у каждого члена их маленького общества. На страницах обычно можно было увидеть запавшие в душу цитаты, мелкие наблюдения и вопросы, для обсуждения в пятничную ночь, когда группа единомышленников собиралась вместе.

Тобиас Микельсен листал книгу Ибсена. Потрепанный томик выглядел плачевно после того, как через десятые руки попал сначала к старшему брату, а потом и к самому Тобиасу.

По правую руку от него сидела Мона Нильсен. Она устало потирала глаза покрытыми мозолями кончиками пальцев, после долгой смены на ткацком производстве. В доме она была единственной незамужней женщиной, что работала наравне с мужчинами, пусть и на менее оплачиваемой работе.

Сюнне Брекке спорила с Матео Волль, пока Бьёрн Ларсен с раздражением раскладывал бумаги на столе. Он был зол последние несколько недель. Семейный бизнес катился в пропасть, рыбный промысел страдал, и многие жители Калфарета мучились от кризиса, который потряс весь Берген.

– Это недопустимо! – кричал Матео Волль, закатывая рукава. Его предплечья были покрыты множеством шрамов от ожогов, после использования печей для копчения. – Бунт на Кальмесетере был только началом! Они посадили Эмиля! – почти кричал он, голосом полным боли. – Это самый настоящий беспредел, что, будто воронка, разворачивается всё больше, чтобы поглотить недовольных. – он замолчал, чтобы перевести сбившееся дыхание. Сюнне Брекке скривилась, будто вынужденная «передышка» уже предрекла Маттео Волль проигрыш в их споре. – Рыба начинает гнить с головы, и мы все это знаем! – добавил он, с ненавистью глядя на девушку, сидевшую перед ним.

Сюнне Брекке, раскрасневшаяся от недовольства вскочила с места. Светлые волосы наэлектризованной шапкой покачнулись на её голове, делая образ Сюнне сродни ощетинившемуся ежу, что оборонялся от хищников.

– Ты сам знаешь, что твой брат воровал. – сквозь зубы процедила она, от чего Матео скривился, будто ему нанесли личное оскорбление. – Он мог уйти с верфи. – эти слова привлекли внимание Бьёрна Ларсена, чья семья тоже оказалась в затруднительном положении. – Бросить Акер Меканиск Веркстед и переметнуться к нефтяникам, но вместо этого решил потрошить кошельки! – Сюнне стукнула кулаком по столу, от чего Тобиас Микельсен вздрогнул и отложил книгу.

Его мало волновали склоки среди участников клуба, привыкший держаться особняком, он свысока смотрел на таких, как Маттео Волль и Бьёр Ларсен, те владели кораблями и рыбным промыслом средней руки, в то время как Микльсены славились политической карьерой, как раз в сфере расширений жилой застройки.

– Хватит. – попыталась успокоить их Мона Нильсен, потирая виски. – Вы впустую сотрясаете воздух.

– Её брат, – Матео Волль ткнул пальцем в Сюнне Брекке. – вместо того, чтобы разбираться с реальной угрозой для общества, сажает за решетку невиновных! – последние слова она прошипел с особой ненавистью. – Сив, что тебе сказали в участке, когда ты туда пришла?

Сив Терье посмотрела на Маттео с неприкрытым раздражением.

Наученная молчать годами бесконечных побоев, она злилась, когда кто-то говорил об этом. Сама же Сив предпочитала окружать себя таким же молчаливым обществом, что не стало бы поднимать столь унизительную тему.

– Что домашние разборки их не касаются.

Маттео Волль поднялся с места и раскинул руки в стороны.

– Вот! Видите? Во что превращается Берген? Кругом одни нефтяники! – Маттео Волль обращался со словами, точно с оружием: они всегда попадали в цель и больно ранили остальных. – Город выкашивают и выжигают дотла, чтобы строить новые районы. Исторические здания перестали иметь для всех значение! А когда на их месте окажемся мы?

Тобиас Микельсен и Юстейн Гримстад недовольно переглянулись. Оба они работали строителями и развитие Бергена дало немало рабочих мест, как для тех, кто держал гостиницы и управлял, так и для тех, кто клал кирпичи и укатывал дороги.

Семья Маттео Волль издавна ходила в море, но из-за активной добычи нефти на севере их дело, как, впрочем, и многих других жителей Бергена, загибалось на корню. Рыбаки из Лексвога, большая часть рабочей силы, бросала свои суда и уходила в море за черным золотом. Нефтяные вдовы были вынуждены растить детей в одиночку. Участились случаи нападений и грабежей, женщин попросту некому было защитить.

Одной из таких несчастных была Сюнне Брекке. Третий ребёнок состоятельной семьи Брекке, дочь профессора и скрипачки, она стала жертвой насильника пару лет назад.

Родила сына, занималась научно-просветительской деятельностью в университете Бергена, где работал её отец. Замуж её, конечно же, никто не взял. Опороченная чужим преступлением, она яро поддерживала старших братьев, что верно служили букве закона.

Их конфликт с Маттео Волль был ярким примером раскола в обществе, когда недовольная всевластием молодежь шла на протесты и бросала семейные дела, променяв привычный образ жизни камерной общины на перспективу заработать на нефти.

– Маттео, тебе нужно остыть. – попыталась вмешаться Мона, но в её тут же перебил Бьёрн Ларсен:

– А что ещё нам нужно сделать? – его хриплый грубый голос погрузил подвал дома Терье в тишину. – Расскажите, ведь вам лучше знать!

– Вы смотрите на нас свысока! – горячо поддержал Бьёрна Маттео Волль, перетягивая внимание на себя. – Как живенько вы все продались!

Тобиас и Юстейн переглянулись. Лица их были перекошены от злости. Маттео же не собирался останавливаться, лишь сильнее распаляя конфликт:

– Все вы купаетесь в деньгах и никогда не испытывали нужды! Ну же, золотые дети Калфарета, расскажите мне о том, что я должен делать!

Сив недовольно поморщилась, потирая синяк на лице. Жизнь на одной из самых престижных улиц, за которую её упрекал Маттео, стоила ей побоев и осколков фарфоровых тарелок под ступнями, что Ивар Терье швырял в стены всякий раз, когда выходил из себя.

Мона смотрела на Маттео с презрением. Она тоже жила на окраине, выросла в семье без достатка, но и она попала под удар обозлившегося Маттео Волль просто за то, что работала, будто проклятая для того, чтобы обеспечить себе лучшее будущее.

– Ты, – Маттео Волль указал на Сюнне Брекке. – будто слепая, поддерживаешь беззаконие, порожденное системой таких, как отец Тобиаса и будто собака ешь с рук своих братьев.

Тобиас Микльсен сжал кулаки и процедил в ответ сквозь зубы:

– Раз ты такой смелый, то расскажи про себя! Вы разворовали собственное дело на верфи, жали достойную зарплату рыбакам. – каждое обвинение, брошенное Тобиасом, отзывалось в подвале дома Терье согласными кивками головой. – Ты жалуешься на судьбу, в то время как твоя семья рыли себе эту могилу десятилетиями. Вдумайся в эти цифры! Вы прогорели от собственной жадности!

Маттео Волль шагал вдоль стола, вцепившись руками с собственные волосы. Глаза его блуждали по полу, будто нужные слова лежали где-то под ногами, а главные ошибки не были произнесены вслух.

– Вы – жалкая кучка продажных крыс. – ругался себе под нос Маттео. – Разумеется, вы сбежали с корабля, как только тот начал тонуть…

Маттео остановился, и широкая улыбка озарила его лицо. Он оглядел собравшихся, всех своих немногих друзей, что собирались вместе каждую пятницу вот уже год, зная, что делать.

– Я расскажу о клубе «Искателей истины». – его слова произвели эффект выстрела в горах. Каждый из собравшихся вздрогнул, ожидая схода лавины, что грозилась похоронить их живьём. Маттео довольно расхохотался. Его голос зловеще отражался от стен пустовавшего подвала.

– Посмотрим, Сив, как твой муж обрадуется констеблям на своём пороге. – слова Маттео заставили Сив побледнеть и отшатнуться от стола. – Оценят ли в университете Бергена то, что незамужняя учительница литературы ночами пропадает в чужом доме? Если остатки репутации не уничтожил твой сын, Сюнне, то что ты скажешь насчёт этого? – вопрос Маттео Волль остался висеть в воздухе без ответа. – А что скажет Микльсен об увлечениях собственного сына, который только делает свои неуверенные шаги в политике? Карьеру твоего отца похоронят вместе с тобой!

Лицо Маттео раскраснелось, а глаза блестели безумием. Он хохотал, бродя между участниками тайного книжного клубы, наконец обретя власть.

У него не было столь влиятельных родственников, как у Сюнне и Тобиаса, не было устойчивой почвы под ногами, как у Моны и Юстейна. Не было плохонькой семьи, как у Сив Терье.

Внезапно Маттео Волль почувствовал себя абсолютно свободным, в отличие от людей, что окружали его последний год. И его свобода стояла куда больше денег, за которые цеплялись остальные.

Он двинулся к лестнице, ведущей на первый этаж, когда Бьёрн Ларсен настиг его у самой двери. Крепкий молодой моряк накинул на шею Маттео Волль кусок грубой веревки, который использовал вместо ремня.

Маттео пытался стащить удавку, бился в руках Бьёрн Ларсена, единственного, кого считал себе ровней, будто дикая птичка, а после обмяк и осел на полу тряпичной куклой.

Когда его хрипы стихли, подвал дома Терье погрузился в гулкую тишину.

Бьёрн Ларсен, тяжело дыша, отпустил веревку, что оставила глубокие бордовые борозды на его мозолистых ладонях. Лоб его покрылся испариной, а глаза остекленели, совсем как у Маттео Волль, что глядел на участников книжного клуба «Искатели истины».

– Дела у моей семьи идут отвратительно. – ядовито выплёвывал слова Бьёрн Ларсен. – Но он бы сделал их непоправимыми.

В ту ночь каждый из участников книжного клуба «Искателей истины» поклялся в том, что тайна гибели Маттео Волль канет в небытие вместе с ними.

Тело отнесли к набережной Вестре Стремкайен, ведь от непримечательного особняка на Розенкрантс Гата было всего пятьдесят метров до кромки воды.