Моя жизнь в 2023 году была воплощением упорядоченного хаоса. Каждое утро начиналось с холодного, отрезвляющего кофе из капсульной машины и сводки последних новостей о коллайдере, пока алгоритмы выстраивали мой день. Андрей Морозов, физик-теоретик, а в простонародье – очередной винтик в шестерёнках большой науки, специализирующийся на нелинейных системах и квантовых флуктуациях. Мои 17 квадратных метров студии на окраине Москвы были убежищем, обклеенным постерами с формулами и рекламными буклетами клиник по борьбе с прокрастинацией. Я жил в мире данных, гипотез и неизменно предсказуемых циклов – до этого дня.
В тот вечер я засиделся допоздна над сложным моделированием поведения частиц в условиях экстремальной гравитации. Экраны мониторов светились холодным светом, воздух был наэлектризован напряжением расчётов. В наушниках играл эмбиент, заглушая мир снаружи, а в стакане стыла вода. Я подошёл к окну, чтобы дать глазам отдых, вглядываясь в бесконечную череду огоньков ночного города, каждый из которых, казалось, был результатом миллиардов случайных, но в то же время закономерных процессов. Я думал о времени, о его природе, о том, что оно, возможно, не линейно, а является лишь иллюзией, порождённой нашим восприятием. В этот момент, когда мои мысли скользили по краю самых смелых физических гипотез, вспыхнул ослепительный, почти белый свет, пронзивший ночную мглу.
Сначала это было похоже на вспышку молнии, но затем свет сгустился, превращаясь в пульсирующий портал прямо за моим окном. Он не издавал звука, но я чувствовал, как воздух вокруг меня вибрирует, как гудит само пространство. Комната затрещала, мониторы погасли, а наушники замолкли. Меня охватило необъяснимое, почти животное предчувствие. Я потянулся к столу, пытаясь достать свой смартфон – инстинктивно хотелось зафиксировать это безумие. Но не успел. В следующую секунду я почувствовал немыслимую силу, которая сдавила меня со всех сторон, вытягивая, скручивая, проталкивая сквозь нечто невообразимое. Цвета исказились, звуки превратились в невыносимый вой, а время потеряло смысл. Я был чистой энергией, пролетающей сквозь неведомые измерения, сквозь потоки данных, которые мой мозг не мог обработать, но отчаянно пытался.
Я проснулся. В моей голове шумело, как в старом радиоприемнике, настроенном сразу на несколько станций, каждая из которых вещала о чём-то своём, но ни одна не говорила, где я, чёрт возьми, нахожусь. Последнее, что я помнил, — ослепительный свет и невероятное сжатие пространства. Теперь всё было иначе. Панцирная сетка угрожающе скрипнула подо мной, словно предупреждая о своём преклонном возрасте. Ватное одеяло, способное выдержать ядерную зиму. Подушка, твердость которой могла соперничать с учебником по сопромату. Обои в цветочек, отклеившиеся, как чья-то давно забытая мечта о светлом будущем. Ковёр на стене, конечно. Без него, кажется, ни одна советская комната не чувствовала себя одетой. Привет, чужая комната, ты выглядишь как иллюстрация к энциклопедии "Как жили наши бабушки".
Из-за тонкой двери, обклеенной вырезками из "Работницы" (видимо, чтобы всегда помнить о трудовых подвигах советских женщин), доносились голоса, журчание воды и запах еды. Я попытался вспомнить детали, как, что, зачем, но мысли путались, как провода в старом серверном шкафу, который ещё ни разу не перезагружали с 1978 года.
— Андрюша, завтрак готов! — звонкий женский голос из кухни не терпел возражений. Московский акцент 70-х, звучащий так, будто каждая буква прошла строгий партийный отбор.
— Опять Иван Петрович на всю ночь кран не закрыл! — басистый рокот. Густой табачный дым «Примы» проникал даже сюда, создавая вокруг меня плотное облако ностальгии по чему-то, чего я никогда не испытывал. — Вечно у него вода как Ниагара льётся! Не кран, а портал в водохранилище! А потом за воду плати, будто у нас тут собственный водопад на кухне!
— Ой, да не ворчи, Петрович, — баба Маня, высунувшись, поправила платок, который, казалось, был заговорен от всех бед. — Тебе лишь бы ворчать. Сегодня среда, рыбой пахнет на кухне, это твоя Зинка жарит! У неё, небось, рыба-телепат, которая умеет сообщать о своём появлении за километр!
— Не Зинка, а Зинаида Матвеевна! — ответила Зинаида Матвеевна, вынырнув из кухни, красная от жара и, вероятно, от праведного гнева. — И что, теперь и рыбу пожарить нельзя? Мы что, в буржуазной Европе, чтобы каждый день мясом объедаться?! Или, может, вы хотите, чтобы я её магически дематериализовала, чтобы запаха не было? Товарищ Громов не одобрит такую растрату продовольствия!
В дверном проёме появилась девчонка лет шестнадцати. Две тугие косички, голубые банты, которые могли бы послужить отличными мишенями для лазерной указки. Школьная форма, настолько строгая, что, казалось, даже ткань помнила все уроки политинформации. Я непроизвольно произнёс, чувствуя себя героем фильма, который забыл сценарий:
— Наташа... Ты моя сестра? А я точно не в вашей школьной постановке "Белоснежки" случайно оказался?
Наташа подозрительно прищурилась, словно сканируя меня на предмет идеологической диверсии.
— Мама говорит, опоздаешь в институт. Ты чего такой странный? Вчера уснул как бревно, а сегодня будто НЛО похитило. Глаза у тебя... чужие, что ли! Прямо как у профессора, который только что доказал теорему о бесконечности бараньего рога, а потом попытался объяснить её на пальцах партийному секретарю.
Я поднялся. Непривычная лёгкость в теле, словно я только что избавился от груза всех научных статей за последние 50 лет. Подошёл к окну. Серые хрущёвки, выстроенные с геометрической точностью, которой позавидовал бы любой физик. Первый снег, который, кажется, был тщательно распределён по плану. "Жигули", "Москвичи" — автомобили, которые в моём времени стали бы экспонатами музея ретро-транспорта. Как декорации к старому, доброму фильму, который я никогда не смотрел. И всё такое... ухоженное. Я чувствовал себя актером на сцене, который забыл свой текст, но по какой-то причине идеально вписывался в мизансцену, словно сам Станиславский рукоплескал моему недоумению.
— Слушай, — повернулся я к Наташе, с трудом узнавая свой голос. Чуть выше, менее хриплый, и, к моему ужасу, без намёка на цинизм, который я так долго культивировал. Тоже не мой. — А какой сегодня... год? И точно ли мы в той же галактике?
Девушка вскинула брови, почти до самого голубого банта.
— Тысяча девятьсот семьдесят восьмой! Андрей, ты точно больной. Может, к врачу? Ну или хотя бы валерьянки выпей, побледнел как мертвец. И вообще, чего это ты мне такие вопросы задаёшь? Я же твоя сестра! Мы же с тобой вчера весь вечер спорили, кто быстрее соберёт кубик Рубика, который ты "таинственным образом" выпросил у иностранца!
— Семьдесят восьмой, — прошептал я себе, осознавая всю сюрреалистичность ситуации. В 2023 году мне бы за такой фокус дали Нобелевку по перемещению во времени, а здесь — талон к психиатру. — Боже мой. Это реально. И кажется, без опции "отменить и попробовать снова".
Наташа засмеялась, косички подпрыгнули в такт. Это был смех, который в моём времени мог бы стать хитом ТикТока. А здесь — просто утренний смех.
— Ты сегодня шутник, однако. Мама! Андрей какой-то не такой! Он, кажется, забыл, что мы живём в 1978 году, а не на Луне!
— Андрюша, ну иди же завтракать! — снова позвала "мама", и в её голосе слышались нотки, которые не оставляли сомнений: отсутствие за столом приравнивалось к государственной измене.
Поплёлся на кухню. Аромат борща, настолько насыщенный, что, казалось, мог материализоваться в плотный туман. Кислые щи Ивана Петровича, запах которых конкурировал с ароматом борща за звание "главного запаха утра". Табачный дым отцовской махорки, настолько крепкий, что я чувствовал, как мои лёгкие вспоминают уроки химии. Букет! Лучший освежитель воздуха моего времени, который маскировал даже самые стойкие запахи, капитулировал бы перед этим ароматическим ансамблем. Норма. Иллюзия? Или реальность, а я в её центре, как по заказу? Мой внутренний физик ликует — столько новых данных для анализа! Но это ликование было каким-то чужим, наносным, словно я пытался убедить себя в нормальности происходящего, при этом нервно поглядывая на старый холодильник, не появится ли из него вдруг что-то необычное.
За столом мать в бигуди, которые, казалось, держались на чистой советской силе воли. Наташа, готовая к новым открытиям. Дед Архип, надёжно укрытый за газетой "Правда", словно это был щит от бытовых проблем. Баба Маня, с которой, кажется, даже домовой советовался по вопросам магии. Зинаида Матвеевна, с видом знатока всех дефицитов. Коля, видимо, уже сбежал, испугавшись утренней коммунальной идиллии.
— Ну что, Андрюшенька, опять всю ночь учебники грыз? — встретила мать, указывая поварёшкой на сиротливую горку геркулесовой каши. Рядом — ломтики чёрного, почти чёрствого хлеба с маргарином, стакан крепкого чая. Диетолог из моего времени схватился бы за голову, увидев такое "разнообразие". Здесь — питательный завтрак для будущих специалистов, способный дать энергии на пятилетку вперёд. Мой организм, привыкший к другой еде, скрипел, но адаптировался, понимая, что в этой реальности ему придётся есть то, что дают, и не задавать лишних вопросов.
— Читаю, — ответил я, стараясь говорить ровно, как диктор программы "Время". Каждое слово здесь имеет вес. И ставки высоки: возвращение ждёт меня, как награда за "миссию". Или как наказание за незнание "Капитала". Мне приходилось сдерживать себя, чтобы не спросить, что такое "Маркс" и "Капитал", потому что моё собственное знание этих вещей было, мягко говоря, поверхностным и ограничивалось Википедией. Но чужие воспоминания, словно навязчивые мемы, уже проносились в голове, давая отрывочные, но чёткие подсказки, что Маркс здесь — не фамилия, а почти божество.
— Читай, читай, — она подозрительно прищурилась, словно пытаясь разглядеть сквозь мои глаза, не спрятал ли я там что-то антисоветское. — Только смотри, чтобы учёба не страдала. В институте-то как дела? Василий Петрович не гоняет? Или ты уже научился от него магически уворачиваться?
— Нормально, — я осторожно откусил хлеб. Зерновой. Плотный. Съедобный. Организм адаптируется к местной кухне. И к магическим условиям. Удивительно, как быстро мозг принимает новую реальность, лишь бы не возвращаться к бесконечным отчётам и презентациям о квартальных показателях. Или я просто задыхался от этой чужой еды, пытаясь её проглотить, пока внутренний Андрей судорожно подсказывал, что "это нормально, так надо", и одновременно судорожно гуглил, как вызвать такси до 2023 года.
Наташа толкнула меня локтем, словно проверяя на прочность.
— Мама, он какой-то странный сегодня! Как будто подменили. Глаза горят, как у изобретателя вечного двигателя, который только что понял, что это невозможно, но всё равно собирается его построить!
— Ой, перестань, Наташа, — отмахнулась мать, улыбнувшись, но с лёгкой тревогой в глазах. — Завтрак ешь. Архип, а ты чего так нахмурился? Опять "Правда" плохие вести принесла? Неужели опять про урожай, который никто не видел, но все должны гордиться?
Дед Архип крякнул и ткнул пальцем в газету, словно пытаясь проткнуть статью насквозь.
— Колхозы, колхозы... Всё колхозы, а где масло-то в магазинах, скажите на милость? Может, его в колхозах магически прячут, чтобы никто не нашёл?
— Не бурчи, Архип, — баба Маня, с трудом прожёвывая хлеб, укоризненно покачала головой. — Тебе лишь бы систему критиковать. Сейчас, говорят, колготки хорошие завезли. Вот это новость, а не ваши колхозы! За ними, между прочим, очереди не хуже, чем за мировым господством!
— И не просто завезли, а из самой ГДР! — подхватила Зинаида Матвеевна, словно речь шла о последнем чуде света. — Весь Союз за ними гоняется, а ты про масло! Неужели колготки не волшебство, по-твоему? Ведь за ними, чтобы достать, такую магию нужно применить, что иной раз и Ленина вызвать проще!
Мать повернулась ко мне.
— Так что, Андрюша, ты слышал про новый план по увеличению добычи чудес на Крайнем Севере? Нам по радио вчера передавали. Ты ж у нас студент, по этим делам дока. Наверное, там такие формулы, что тебе и не снились, как волшебство в пятилетку вписать.
— Какие ещё чудеса? — спросил я, чувствуя, как слова вырываются сами собой, словно заученная фраза, диктуемая чужой памятью. Мой внутренний физик бился в агонии от такой формулировки. — Магия в плане? Я думал, её изучают, развивают, а не "добывают" как полезные ископаемые. Неужели это те самые "мистические практики" из дореволюционных рукописей, причина моего перемещения? Или просто местный способ борьбы с дефицитом, когда из воздуха материализуют колготки? Каждый ответ порождал десятки новых вопросов, и чужие воспоминания, наслоившиеся на мои, только усугубляли путаницу, а мой мозг лихорадочно искал, как бы эти чудеса поставить на конвейер.
— Обычные! Магические, разумеется, — усмехнулась Наташа, явно наслаждаясь моей растерянностью. — Мама, ты что, не помнишь? Нам же в школе рассказывали, как Ленин ещё в Разливе чудеса творил, чтобы чайник без дров вскипятить! Это же наша история! Источник всех наших магических достижений!
— Ну, это немножко другое, Наташенька, — поправила мать, стараясь сохранить серьёзное выражение лица. — Это великая сила мысли и целеустремлённость. А у Андрюши сейчас своя сила мысли, по математике. Что ж, сынок, иди, а то опоздаешь, а то Василий Петрович уже, наверное, ждёт, чтобы тебя на доске магически помучить!
Я кивнул, вставая. "Магический марксизм сам себя не выучит", — пронеслось в голове, цитируя вчерашнюю шутку, которая сегодня звучала как абсолютная истина.
В трамвае, набитом под завязку, с мягкими сиденьями, которые, казалось, помнили всех пассажиров с момента открытия маршрута, и лязгающими дверями, способными издать звук любого музыкального инструмента. Лица доброжелательные. Сколько женщин! Каждая со своей историей, выписанной на лице морщинками и улыбками. И ни одна не сидит, погруженная в свои мысли, в телефон, потому что мобильные телефоны здесь были бы более фантастичны, чем драконы. Удивительно! Кондукторша — строгая, но, видимо, добрая в душе, или просто очень ответственная, что в советские времена было равносильно магии. Студентки. Огоньки в глазах, полные надежд и планов на светлое будущее. Путеводные звёзды, или просто очень красивые девушки. Ключи к тайне, или просто студенческие билеты. А мне казалось, что настоящие приключения начинаются только после подготовки, но здесь, кажется, подготовкой было само перемещение. Я чувствовал себя абсолютно чужим, потерянным в толпе, которая казалась сплошным монолитом прошлого, чуждого и непонятного, но при этом удивительно уютного.
— Товарищ, вы не подскажете, до Ленинских гор доедем без пересадок? — спросил я у пожилого мужчины в мятой кепке, который читал «Правду» с таким сосредоточенным видом, будто искал в ней секретный код от всех мировых проблем. Он кряхтнул в ответ, даже не подняв глаз. "Правда" — настолько захватывающее чтиво, что отвечать на вопросы просто грех. Мудрое поведение в этом мире, где лишнее слово могло привести к ненужным последствиям. Особенно если это слово о времени перемещения.
— Молодой человек, вы что, первый раз в Москве? — крикнул женский голос. Крупная, румяная кондукторша, с видом генерала, руководящего важной стратегической операцией. — Спросить, что ли, трудно? До Ленинских гор на этом трамвае, а потом пересадка на метро. Пять копеек, пожалуйста. Или вы привыкли телепортироваться прямо в пункт назначения?
Я сунул монетку, чувствуя себя, как будто сдаю экзамен по географии СССР.
— Спасибо, товарищ кондуктор. Просто задумался. О том, что эта Москва — целая вселенная, как я слышал. Наверное, с собственными законами физики и магии.
— Задумываются они, — сказала она, пробивая билет с таким усилием, будто пробивала брешь во времени. — А потом проездные забывают или не знают, куда ехать. Голова-то не только чтобы шапку носить, товарищ студент. А уж про то, что в этой вселенной правила свои, вообще молчу. Тут, между прочим, магия по расписанию, а не по желанию!
Молодая девушка, сидевшая рядом, в синем платочке, склонилась ко мне, словно делясь государственной тайной.
— Вы, наверное, из новеньких? Я вот тоже из Брянска приехала, по лимиту. Так первое время тоже Москву совсем не знала. А сейчас ничего, освоилась. Главное — спрашивать не стесняться. Тут каждый второй волшебник в своём деле, но не все об этом знают. А некоторые даже в КГВ работают, чтобы другие не слишком-то волшебничали без разрешения!
— Да, новенький, — кивнул я, улыбнувшись. — Как-то всё… по-другому. Будто из другого мира приехал. Из мира, где кофеварка умнее меня.
— А то! — включился в разговор мужчина с портфелем, стоявший у поручня, словно он только что вышел из секретного совещания. — Москва — не город, а целая вселенная! Тут своя магия. Вы вот, например, знаете, что если на станции "Площадь Свердлова" загадать желание, оно обязательно сбудется? Только надо точно знать, чего хочешь, а то такого наколдуешь… Мне вот однажды так машину "Запорожец" наколдовало, а я хотел "Волгу"! Вот тебе и магия, не всегда знаешь, что получишь. И никогда не получишь то, что планировал!
Пассажиры вокруг засмеялись. Они не просто ехали, они жили в этих разговорах, в этих байках. Это было так непривычно после отстранённости моего времени, где каждый был в своей капсуле, уткнувшись в экран, боясь даже случайно взглянуть на соседа. Здесь же, кажется, обмен историями был частью проездного.
Метро. Озон и старый металл. Запах, которого не встретишь в 2023 году, потому что там всё пахнет кофе и антисептиком. Деревянные эскалаторы скрипели, словно жалуясь на тяжесть бытия. Люди читали газеты, словно это были священные писания. На станции "Университет" — продавщица газет.
— "Советский спорт"! Свежий номер! Прогнозы на футбол! — звонко кричала она, словно пророчица, вещающая о судьбах мира. — Самые точные прогнозы, наверное. Или самые увлекательные. Или скрытые послания от неведомой силы, зашифрованные в результатах матчей, которые я должен был расшифровать. Мой внутренний дешифровщик уже начал работать, пытаясь найти скрытый смысл в таблице чемпионата. В голове мелькнуло название "Спартак". Чужая память. Мой Андрей из 2023 не интересовался футболом, он больше по теориям струн и чёрным дырам, которые, кажется, были менее загадочны, чем эти футбольные расклады.
Институтский двор. Серёга щёлкал зажигалкой, как револьвером, словно готовясь к дуэли с законами физики. Модные джинсы "Montana" — редкость! Настолько редкая, что, казалось, за ними стоял такой же магический поиск, как и за колготками ГДР. Олимпийка сборной СССР, которая в моём времени считалась бы винтажным артефактом. Он окликнул меня:
— Серёга, ты Андрея видел? Ты решил задачку по теормеху? А то Василий Петрович сегодня строг! Говорят, вчера кто-то ему зачётку заколдовал, так он теперь всем мстит, задавая интегралы, от которых даже Эйнштейн бы заплакал!
— Не совсем, — честно ответил я, пытаясь отвязаться от запаха "Беломора", который, казалось, витал в воздухе, как проклятие. — Что-то с ней не так. Я думаю, это какой-то древний ритуал, направленный на прокрастинацию и массовое отчисление.
— Давай на переменке разберём. А то Василий Петрович опять всех увлечёт! У него же весеннее вдохновение, да такое, что сам Ньютон бы позавидовал, а Менделеев запатентовал бы его на таблицу периодических эмоций! — Серёга хлопнул меня по плечу, с такой силой, что я чуть не телепортировался в соседний корпус. — Слишком много дружелюбия. В этом мире это ценится. И, возможно, эта доброта — часть того, что мне нужно понять. В моём времени такой хлоп по плечу мог бы стать поводом для иска о нарушении личных границ, а здесь — знак высшей дружбы. Я вздрогнул от неожиданности, не привыкший к такому физическому контакту, а чужая память тут же выдала, что это "нормально, так принято", и что в 2023 году это называется "тимбилдинг". — Побежали, звонок уже три раза прозвенел! Ещё опоздаем на наше магическое действо, которое Василий Петрович называет "лекцией"!
Первая пара — высшая математика. Аудитория пропахла пылью и мелом, словно здесь хранились древние манускрипты. Скрипучие парты, пережившие не одно поколение студентов и, вероятно, пару-тройку магических экспериментов. Сел. Достал тетрадь в коленкоровом переплёте, которая сама по себе выглядела как древний артефакт. Почерк не мой. Угловатый, аккуратный. Рука выводила символы автоматически, словно в неё вселился дух великого математика. Я понимал, что пишу. Словно давно забытый язык стал родным. Интуитивно. Эффективно. Слишком эффективно. И слишком... контролируемо. Кто-то не просто перенёс меня, но и "вложил" навыки для выполнения задачи. Как новое знание на старый разум. Интересно, а будут ли пояснения? Я чувствовал себя марионеткой, чьи движения были предрешены чужой памятью, чужими знаниями, и при этом я был очень рад, что мне не придётся вспоминать логарифмы.
— Морозов! — преподаватель, седой мужчина с видом старого мудреца, постучал мелом по доске, словно вызывая дух Пифагора. — К доске! Решите уравнение. И, пожалуйста, без ваших фокусов со сферическими конями в вакууме. Я знаю, что вы можете. И если вы не можете, я знаю, что могу заставить вас это сделать!
Я встал. Пошёл к доске. Взял мел, словно это была волшебная палочка. Рука двигалась сама, выводя символы с грацией, которой позавидовал бы любой каллиграф. Приятно, когда моя голова работает как источник знаний. Или это прямое подключение к инфополю "древних магов", которые меня призвали? Часть миссии, не иначе. И никаких тебе вычислительных устройств, кроме собственного мозга, работающего на неведомых мне алгоритмах. Хардкор. Я смотрел на свою руку, которая выводила сложные интегралы, а сам понимал, что никогда бы не смог их так быстро и точно решить. Это был не я. Это был тот Андрей, которого я заместил. И, кажется, он был чертовски хорош в математике.
— Хорошо, Морозов, хорошо, — кивнул преподаватель, и в его глазах читалось удивление, смешанное с подозрением. — Садитесь. Но на контрольной я спрошу подробнее, учтите. И никаких волшебных палочек, только честный ум. Или очень убедительные заклинания.
На переменке аудитория гудела, как пчелиный улей, из которого только что достали мёд. Запах чебуреков, настолько аппетитный, что я почти забыл о своей диете 2023 года. Девушка подошла. Светлые волосы, высокий хвост, который мог бы служить отличным антенной. Озорной взгляд карих глаз, способный растопить льды Арктики. Лиза, староста группы, с видом, будто она только что успешно провела партийное собрание.
— Андрей! Ты сегодня звездишь! — воскликнула Лиза, подмигнув. — Откуда такой феноменальный прорыв? Ещё вчера ты Василий Петрович почти расплакался от твоего невежества, а сегодня — все интегралы щелкаешь, как семечки! Может, ты что-то заколдовал? Или перепрограммировал себя во сне на советский лад?
— Талант прорезался, — улыбнулся я, чувствуя, как внутри меня борется физик-интроверт с советским студентом-весельчаком. — Ищу общий язык. И зацепки. И, может, немножко флиртую. А что, я же теперь "студент-отличник"! Но внутри меня кричал физик, привыкший к точности, а не к этой непонятной социальной игре, где правильный ответ иногда важнее правильного взгляда.
Она звонко засмеялась, качнув головой. Хвост колыхнулся, словно маятник, отмеряющий моменты моей новой реальности.
— Посмотрим, Морозов, посмотрим. Может, расскажешь, как ты вчерашнюю задачку за секунду решил, пока все втыкали? Или это секрет ваших новых магических кружков, где вместо калькулятора используются руны?
К нам подошли ещё двое. Петя, здоровенный парень со второго ряда, который мог бы играть хоккеиста в сборной. Что-то записывал в "Общую тетрадь", которая, наверное, хранила больше секретов, чем государственная библиотека. Тихая Света в очках, которая, казалось, видела больше, чем говорила.
— Андрей, ты как это сделал? — изумлённо спросил Петя, поправляя очки, которые, кажется, запотели от удивления. — У тебя вчера по этой теме было "уд", а сегодня ты как Шухов формулы выдаёшь! Признавайся, книжку Василия Петровича наизусть выучил? Или подменил её на гримуар по призыву интегралов?
Я пожал плечами, изображая небрежность, которая давалась мне с таким же трудом, как полёт на Марс. — Просто наконец-то дошло. Бывает же, озарение. Ночь не спал, вот и разобрался. Может, во сне кто-то нашептал. А может, просто местный домовой решил помочь с высшей математикой, чтобы я не позорил его коммуналку.
— Ага, не спал он! — сказала Света, и в её голосе прозвучала нотка, которая, казалось, могла бы разоблачить любого шпиона. Взгляд задержался на мне, словно она что-то искала, или просто пыталась понять, какой вид магии я использовал. — Или это Таня тебе помогала? Говорят, она в матанализе как рыба в воде, а в магии — так вообще русалка, которая может наколдовать пятёрку даже тем, кто проспал весь семестр. А ты, Лиза, куда такая довольная?
Лиза обернулась. Улыбка шире, словно она только что нашла дефицитную книгу. — Света, ну что ты сразу? Андрей просто молодец сегодня. Всегда бы так. А я, между прочим, списки на комсомольское собрание сверяю. Вам же всем быть, никто не забыл? Обсуждаем успеваемость и подготовку к субботнику. Так что, Андрей, твой прорыв придётся осветить в стенгазете! И, возможно, даже номинировать на звание "Лучший математик-комсомолец года", если ты не против!
К нам подошла девушка. Стройная. Длинные тёмные волосы, коса, настолько тугая, что, казалось, могла удерживать в себе магическую энергию. Строгая юбка-карандаш, белоснежная блузка. Значок ВЛКСМ поблёскивал, как звезда на небе. Таня. Та самая, о которой, кажется, гудели все местные духи.
— Танечка, здравствуй! — воскликнула Лиза. — А мы тут Андрея хвалим. Он сегодня просто гений математический! Может, и ты что-то заметила? А то он какой-то сегодня… задумчивый. Наверное, про новую формулу для получения колготок думает, или как телепортировать себя на Бали, минуя все границы!
— Ты сегодня странный, Андрюш, — произнесла Таня, придвигаясь ближе. Голос тихий, глубокий, словно эхо древнего заклинания. — Надо записать этот эффект. Для вдохновения. Или для понимания, кто тут главный. Мой внутренний физик уже готов строить графики её влияния на мою реальность, пытаясь найти скрытые переменные. Её слова, её пристальный взгляд, казалось, проникали сквозь мою внешнюю оболочку, прямо в душу, где сейчас царил хаос из формул, воспоминаний и желания срочно выпить кофе.
— В каком смысле? — попытался я изобразить невозмутимость, хотя моё сердце колотилось, как отбойный молоток. От неё, или от страха быть разоблаченным? Я уже не понимал, что чувствует Андрей из 2023, а что — этот студент, который, кажется, был более привычен к таким допросам. В 2023 году такие взгляды получали только звезды Голливуда, а здесь — я.
— Не знаю. Словно... словно ты стал другим человеком, — она внимательно посмотрела мне в глаза. Любопытство. Что-то более глубокое. Почти нежное. Очень доброе. И слишком знающее. Видит насквозь? Или знает "прежнего" Андрея досконально? Хотелось рассказать всё: про блокчейн, искусственный интеллект и о том, как плохо ловит мобильная связь за городом, но нельзя. Её присутствие — якорь. Напоминает, что субботник — серьёзно, а партсобрание — ещё серьёзнее. Моя миссия связана с ней. С её пониманием "мистических практик". А может, она просто чувствует, что от меня пахнет "Беломором" и страхом перед комсомольским собранием. Я ощущал её взгляд как рентген, просвечивающий мою раздвоенную сущность, и понимал, что пора бы мне обновить свой "советский" гардероб, чтобы выглядеть более органично.
— Да, просто не выспался, — отвёл я взгляд, как истинный конспиратор. Врать непривычно, в 2023 году было проще списать всё на депрессию или выгорание. Её прикосновение к моему лбу было быстрым. Проверить на усталость. Или на ложь. Она протянула руку. Пальцы длинные, тонкие, словно созданные для того, чтобы рисовать сложные чертежи или колдовать. Коснулась лба. Электрический разряд. Приятный. Вокруг её головы — едва заметное, пульсирующее золотистое сияние. Мимолётное. Списал на усталость. Или игру света. "Аура!" — пронеслось в голове. "Или я перегрелся от знаний и запахов, и у меня галлюцинации?" Чудо? Проявление древних практик. Таня... проводник? Часть силы, что переместила меня. Часть тех, кто меня призвал? Мир замер. Мы одни. Её тепло. Лёгкое покалывание. Слишком прекрасно. Слишком увлекает. В моём времени за такое касание сразу бы потребовал объяснений и подписал NDA. А здесь просто наслаждаюсь моментом, понимая, что это куда интереснее, чем любой VR-шлем. И это сияние... это не иллюзия. Я видел его. Видел своими глазами, которые, кажется, открылись для новой реальности. Ошеломительно. Не просто касание кожи, а канал. Небывалая лёгкость. Магическая связь. Сияние. Золотистое, пульсирующее. Она особенная. Очень особенная. Или очень добрая. Таня — ключ? Или часть истории, где ставки — моя жизнь? Если у неё аура, то у меня что? Скрипящий стул и запах махорки? Почему именно к ней? Моё возвращение зависит от этой тайны. И от того, насколько хорошо я смогу изображать обычного советского студента, не выдав себя с головой и не попросив у неё зарядить свой несуществующий айфон. Чужие эмоции захлестывали меня, смешиваясь с моим собственным смятением. Я чувствовал, как тает моя прежняя личность, растворяясь в этом новом, магическом мире, и это было одновременно пугающе и притягательно, как новая теория поля, которая обещает решить все проблемы, но пока только добавляет новые.
— Температуры нет, — произнесла Таня, отдёрнув руку, словно только что проверила, не поддельный ли я. Взгляд озадаченный. Подняла брови. Разгадывает ребус, в котором я сам был главной загадкой. Овладела собой. — Что не так, Андрей? Может, тебе действительно к врачу? Или ты просто открыл для себя новый источник вдохновения, например, в лице Василия Петровича?
Я промолчал, чувствуя, как внутри меня активизировалась какая-то новая неведомая функция. Волна новых ощущений. Слова Тани активизировали что-то. Мир отзывался. Мои магические способности — по расписанию, словно у них был собственный профсоюз. Связаны с ней. Чем больше я думаю о Тане, тем сильнее связь. Или она просто притягивает внимание, потому что очень красива и умна, и мой мозг из 2023 года, привыкший к эффективности, моментально простроил причинно-следственную связь. Глубокая игра. Те, кто меня призвал, тонко манипулируют реальностью, используя, кажется, даже мои чувства, что, с точки зрения физики, было крайне неэтично. Это было не просто "отзывается". Это был поток информации, о котором я мог только догадываться, а чужие воспоминания снова услужливо подкидывали какие-то обрывки знаний о "ментальной связи" и "проводниках", которые в моём времени изучались бы только на кафедре парапсихологии, если бы такая существовала.
Вечером. Чужая и родная квартира. Борщ, который, кажется, был основным блюдом и лечебным средством от всех бед. Хозяйственное мыло, запах которого был вездесущ и неоспорим. Добрые воспоминания, которые, кажется, были вшиты в ДНК этой квартиры. И никакого другого запаха. Застал Ивана Петровича в коридоре. Он яростно стучал в дверь к бабе Мане, словно пытался выбить из неё признание.
— Маня, да что ж это такое! Опять ты свой горшок с цветами посреди прохода поставила! Я ж чуть не растянулся! Ты что, хочешь, чтобы я себе на старости лет перелом заработал? Или это тоже твоя магия, чтобы я обходил тебя стороной, как несанкционированную демонстрацию?
— Ой, Петрович, — открыла дверь баба Маня, поправляя платок, который, казалось, был не просто платком, а портативным щитом от всех напастей. Усмехнулась, и в её глазах мелькнули искры чего-то древнего и очень ехидного. — И не горшок это, а фикус мой любимый, почти член семьи. А тебе лишь бы ворчать, ей-богу! Пролез бы, да не сломался бы, старый добряк. Или ты просто боишься, что фикус заставит тебя говорить правду, а ты её так тщательно скрываешь? Ведь говорят, фикусы умеют читать мысли, особенно у ворчунов! — Контраст между бессмертным добряком и фикусом. Где моё внимание? Мистические практики повсюду. Даже в фикусах. Если верить дореволюционным исследованиям, каждый фикус — это портал в параллельное измерение, если его правильно поливать и ругаться на него. Мой физик-скептик отчаянно сопротивлялся этим мыслям, но они были так настойчивы, так... логичны в рамках этой новой, безумной реальности, что я уже подумывал начать выращивать фикусы в своей лаборатории.
— Ужин готов! — крикнула мама, и этот звук поварёшки по кастрюле был настолько категоричен, что, казалось, мог остановить время. — Звук, заменяющий все напоминания и СМС-уведомления. "Иди сюда, тебя ждут". И попробуй не прийти, если не хочешь, чтобы тебя объявили врагом народа. И я шёл, как привязанный, не понимая, что мною движет: голод собственного тела или чужая привычка, которая уже стала моей неотъемлемой частью.
За ужином. Внимательно рассмотрел семью. Мать — советская интеллигентка, чья мудрость, казалось, могла бы пронзить любую бюрократическую стену. Отец — инженер на заводе "Серп и Молот", чьё молчание было красноречивее любых слов. Молчаливый, но добрый. На вид. Интересно, сколько информации хранит его мозг, если он не читает новости, а получает их напрямую из вселенского инфополя? Соседи: Дед Архип, который, кажется, был способен философствовать о смысле бытия, глядя на пустую полку в магазине. Зинаида Матвеевна, обсуждавшая дефицит с таким энтузиазмом, будто это было её основное хобби.
— Пап, а Андрей сегодня в институте всех поразил! — сказала Наташа, словно объявляя о новом научном открытии. — Такую сложную задачу по математике решил, что даже Василий Петрович удивился! Он сказал, что Андрей Морозов теперь умеет читать мысли высших математиков, а может, и самого Василия Петровича!
Отец, Михаил Степанович, поднял на меня уставшие, но внимательные глаза. В них читалось: "Что ты ещё натворил?".
— Правда, сын? Ну, молодец. Наконец-то за ум взялся. А то, помнится, говорил, что математика — скучная наука, достойная лишь тех, кто не умеет колдовать. Или, как ты выражался, "сидеть на скучных лекциях, когда можно изучать флуктуации квантового вакуума".
Щёки залило краской. Мои щёки, или щёки того Андрея, которым я сейчас был? Скорее всего, и те, и другие. — Ну, это же другое дело, пап. Там... новый подход. Не всё так скучно, как кажется. Это как изучать тайные заклинания, только с цифрами. И без рисков получить выговор за нарушение партийной дисциплины.
— Новый подход, — сказала Зинаида Матвеевна, накладывая винегрет с видом жреца, совершающего священный ритуал. — Это вы, молодёжь, всё с новыми подходами. А вот по старинке, по-советски, оно надёжнее было, ведь проверенный путь часто приводил к добрым результатам. Вон, у нас в бухгалтерии, как только начали "новые подходы", так сразу новые идеи появились! Например, как спрятать дефицит так, чтобы его никто, кроме волшебников, не нашёл!
— Андрей, а помнишь, как в детстве ты говорил, что видишь цветные огоньки вокруг людей? — неожиданно спросила Наташа, и её глаза-бусинки светились таким любопытством, что я почувствовал себя подопытным кроликом на эксперименте.
— Наташа, не говори глупости, — одернула мать, строго сведя брови, словно пытаясь магически остановить этот разговор. — Это были детские фантазии. Взрослый человек такими глупостями не занимается! Тебе что, делать нечего, кроме как старые сказки вспоминать, вместо того, чтобы помогать с мытьем посуды?
— Но мама, он ведь тогда так искренне говорил! И я сама видела, как он на кота нашего смотрел и утверждал, что тот "искрится"! Может, это и была магия, о которой мы не знаем, и кот был энергетическим проводником?
— Вот-вот, — поддержал Иван Петрович, войдя на кухню, потирая живот, словно только что съел целого поросёнка. — Наш Андрейка всегда был себе на уме. Вон, помню, как он в детстве наш радиоприёмник "Урал" так "починил", что он неделю "Голос Америки" на чистом английском ловил! Удивительное дело, ей-богу! Наверное, это его первые опыты в передаче мыслей на расстоянии, или он просто случайно открыл канал связи с Госдепом!
Отец кашлянул, отложив вилку, и этот кашель был таким тяжёлым, что, казалось, мог разрушить стену. — Наташа, мать права. Детские игры. Андрей вырос. Тебе бы лучше о танцах подумать, а не о всяких выдумках, а то партком не одобрит. А ты, Андрей, как там с комсомольским собранием? Лиза из вашей группы звонила, уточняла насчёт стенгазеты. Наверное, хочет, чтобы ты свои математические заклинания туда вписал, или чтобы наколдовал пару свежих анекдотов для повышения духа!
Что-то откликнулось. Я посмотрел на сестру, на её детскую ауру. Лёгкое свечение. Бледно-голубое. Едва заметное. Мерцающее. Слишком слабое. Но заметное. Атмосфера меняется, словно кто-то переключил канал на другой частоте. "Огоньки" из трактатов. Энергетические поля. Часть обыденности. У меня есть способность их видеть. Активирована перемещением. Или просто я стал менее циничным и начал верить в чудеса, потому что это было единственное логическое объяснение происходящему. Это было не "откликнулось". Это было ошеломляющее осознание: я вижу. Я действительно вижу эти "огоньки". Неужели то, что было детской фантазией для этого Андрея, теперь стало реальностью для меня, физика из 2023, который всю жизнь верил только в измеримые величины?
— Просто детская фантазия, — согласился я, стараясь, чтобы мой голос звучал равнодушно, хотя сердце стучало как барабан на параде. Детская фантазия? Или неразвитая способность, что теперь просыпается? Вчерашний Андрей обладал чем-то большим. Или не смог убедительно изобразить обычного советского мальчика, настолько умело, что я сам поверил. Маскарад обернулся открытием. Мне предстоит не просто жить, а разгадать, зачем меня "призвали". И что мне делать, чтобы вернуться. А главное — как сделать это, не вызвав подозрений у КГБ и местного участкового, которые, кажется, верили в магию даже больше, чем я сам. Мой прежний мир, с его научными методами, рушился под натиском этой новой, невероятной реальности, и я чувствовал себя на грани безумия, но при этом почему-то мне было чертовски интересно.
Той ночью я долго не мог заснуть. Около трёх утра. Первые проблески рассвета, которые, казалось, были нарисованы красками. Встал попить воды, чувствуя себя шпионом, проникшим на особо секретный объект. В темноте нащупал шершавую стену. Старый выключатель, который, кажется, был старше меня. Вместо того чтобы нажать, подумал о свете. Лампочка под потолком, старая, с тусклой нитью, загорелась сама. Тихо, без щелчка. Желтоватый свет. Отдёрнул руку, словно обжёгся. Чуть не закричал, потому что мой внутренний физик требовал немедленного объяснения этому феномену. "Погасни", — подумал. Лампочка послушно погасла, словно понимая меня с полуслова. Мгновенно. В полной тишине. Стук моего сердца, который был громче, чем любой щелчок выключателя.
— Что за чудо происходит? — прошептал я в темноте, чувствуя, как адреналин течёт по жилам. — Мои мистические способности работали как старая техника — непредсказуемо, но с душой. Естественно. Главное, чтобы к утру не начался "Голос Америки" из лампочки, а то Иван Петрович точно вызовет КГБ. Моё тело и разум, кажется, адаптировались к местным законам, или просто я окончательно сошёл с ума. Теперь я сам могу быть её частью. Или мне просто показалось, и я банально проспал момент, когда Иван Петрович выключил свет в коридоре, вернувшись со своей ночной прогулки. Это был чистый, неподдельный шок. Мои собственные мысли вызвали реакцию в физическом мире, что в 2023 году назвали бы "эффектом плацебо", а здесь — "магией". Неужели я и правда могу творить магию? И почему она такая неконтролируемая, как советская очередь за дефицитом?
Наутро я проснулся, чувствуя себя, как после ночи, проведённой за написанием докторской диссертации. Вчерашнее могло быть сном. За завтраком уронил ложку. Но, кажется, не просто уронил, а скорее… отпустил. Мой внутренний голос прошептал: "Ну, давай, покажи им!".
— Ой! — воскликнула Наташа. — Андрей, ты что, не выспался совсем? Или твои ночные заклинания плохо работают? Может, ты её пытался телепортировать в кашу, а она не долетела?
Ложка зависла в воздухе. Невидимая рука. Сомнения развеялись, словно дым. Мои глаза расширились до размеров чайных блюдец. Я не знал, что делать. Наташа же, не заметив моего оцепенения, с ещё большим энтузиазмом указала на парящий столовый прибор:
— Мам, смотри! Ложка! Она, кажется, решила стать космонавтом!
Мама и Зинаида Матвеевна, увлечённые спором о дефицитных колготках, даже не заметили этого чуда, которое в 2023 году стало бы вирусным видео. Их сосредоточенность на колготках была сильнее любой магии.
— Кашлянул? — баба Маня Деду Архипу, делая вид, что она ничего не заметила, хотя её глаз подозрительно дёрнулся.
— Нет, — Дед Архип покачал головой, медленно опустив газету, на которой была крупная статья о перевыполнении плана. — Ложка. Парнишка. Видела? Она левитирует, словно готовится к полёту на Луну. Вот до чего прогресс дошёл, что даже ложки теперь не хотят касаться бренной земли. Наверное, это новый вид магического протеста против гравитации.
Баба Маня прищурилась, словно пытаясь увидеть ауру у ложки. Зинаида Матвеевна подняла голову. Её глаза сканировали меня, а потом ложку, словно она пыталась определить её себестоимость и вероятность попадания в дефицит.
— Маня, Архип, вы что там шепчетесь? — спросила мать, которая, кажется, была единственной, кто не верил в чудеса, если они не были санкционированы партией. — Андрей, чего ложка в воздухе висит? Опять свои фокусы? Доиграешься, Василий Петрович тебе фокусы покажет, от которых ты сам попросишься на Колыму! А то и в комсомоле на вид поставят за антинаучную деятельность, и будешь числиться как "диссидент с ложкой"!
Я быстро подхватил ложку, которая тут же безвольно упала, издавая лязг, который, казалось, был громче, чем любой научный спор. Голос будничный. Скрывал волнение. — Надеюсь, никто не догадался, что я только что разговаривал с ложкой. И что она мне подчиняется, когда я об этом думаю. Мои магические способности, кажется, ещё не освоили режим "скрытности", и я понятия не имел, как их выключить, если они мне понадобятся. И я не знал, действительно ли я говорил, или это чужая память диктовала мне эти слова, как заезженная пластинка. Главное — сохранять невозмутимость, пока меня не попросят наколдовать колготки.
— Мам, я сегодня после института к Танечке зайду, — сказал я, пытаясь сменить тему, которая, кажется, уже висела в воздухе тяжелее, чем ложка. Уверенность в моём голосе, похоже, была чужой, но, к счастью, очень убедительной.
— Хорошо, сынок, — она даже не повернулась, поправляя бигуди, которые, кажется, тоже обладали какой-то магической силой. — Только не засиживайтесь допоздна. И передай Зинаиде Львовне, что я зайду к ней на днях насчёт этих самых колготок. Говорят, завезли в "Детский мир", но их там днём с огнём не сыщешь. Очередь, говорят, с ночи занимали! Наверное, кто-то заколдовал, чтобы их было ещё меньше, чтобы Зинаида Львовна не скучала.
— Очередь, — сказал Дед Архип, словно это было слово-заклинание. — Вот бы её, эту очередь, да в космос запустить. Пусть там постоят за дефицитом, а заодно и планеты освоят.
— Архип! — строго крикнула баба Маня, словно он только что предложил телепортировать Кремль. — Не шути так! А то ещё и вправду отправят! А кто потом за тобой забор ремонтировать будет?
Мысли о Тане не давали покоя. В её присутствии я чувствовал себя живым, словно заряжался от неё неведомой энергией. Она — нить. Связывает меня с реальностью, с древними практиками, и, возможно, с нормальной едой. Её красота, ум, загадочность. И магия, которая, кажется, исходила от неё потоками. Она чувствует? Невидимая связь, которая, казалось, была мощнее любого Wi-Fi. Канал, что "призвал" меня. Хотелось прикоснуться. Убедиться, что не иллюзия. Часть той "магии". Поговорить по душам. Понять, что происходит. С ней. С теми, кто меня призвал. Ключ к разгадке и возвращению. Или верный друг в миссии. В любом случае, это гораздо интереснее, чем перекладывать бумажки в моём времени, где самым большим приключением был поиск парковки. Это было не "интереснее", это было единственное, что могло спасти мой рассудок, единственная надежда на хоть какую-то ясность в этом вихре безумия, где ложки левитировали, а колготки были главной валютой.