Магнат Пушкин

Битва за урожай получалась эпичной. Когда говорят, что недород – это беда, то отчего-то забывают, что невиданный урожай – это немногим лучше.

Пшеница поднялась нынче высоко, а тугие колосья звенели, словно наполненные золотом колокольчики. Солнце щедро лило свет на бескрайние поля, превращая их в море, волнующееся под легким ветерком. Каждый колосок, налитый соком земли и силой небес, гордо высился над остальными, словно соревнуясь в своей зрелости. Аромат спелой пшеницы плыл в воздухе, опьяняя и завораживая.

Если сначала мои крестьяне ликовали, то первая же неделя уборочной страды погасила эту радость. Поля казались бесконечными, как и поток зерна, хлынувший в амбары и зерновые ямы.

– Это не благословление, а проклятие, – в сердцах выплюнул было молодой парень, работающий на молотилке, когда во двор перед током стали въезжать очередные подводы, и их было много.

На него зашикали, но как-то неуверенно. Люди устали настолько, что уже не было сил радоваться урожаю.

– Перерыв. Собирайтесь на чай, – заголосила молодка, умело управляясь со своим нехитрым инвентарём.

– Какой ещё чай? – проворчал мужик, стоящий на подаче.

– С барской кладовой. Сладкий. С пирожками, – сумела расслышать его девушка, что само по себе было удивительно среди такого шума.

Работу остановили и народ не спеша потянулся под навес, где был сооружён грубо сколоченный стол и имелась пара длинных лавок.

– Ух ты, а духмяной-то какой! – потянул носом один из работников над кружкой и сделав глоток, закатил глаза, – И вправду сладкий!

– Балует нас барин. Отродясь такого чая не пил. А крепкий-то какой, – радостно осклабился молодой парень, – С чем у тебя пироги, Аксиньюшка?

– Каждому по два с мясом и один со смородиновым вареньем, – деловито ответила девица, наделяя работников выпечкой весьма приличных размеров.

– А ты чего с нами не садишься?

– Некогда мне. Сейчас на следующий ток поеду. Вон на той подводе и подбросят, – мотнула она головой на разгруженную телегу, – Мне ещё две бригады кормить - поить, – загремела девушка опорожненными чугунками.

– Николка, сколь денег-то мы уже сегодня заработали?

– По пятьдесят пять копеек на нос, – тут же гордо ответил парнишка, который ныне зарабатывал наравне со взрослыми, умело вращая ветром колесо молотилки и заодно создавая поток воздуха для веялки.

Заметил барин его старания и успехи в овладении магией. Самолично перл изготовил. Ещё и порадовался за него, сказав, что перл очень удачный вышел.

– Ох тыж... Каждый бы день так, глядишь, и женился бы по осени, – намеренно громко произнёс тот парень, что недавно был недоволен урожаем.

Втихаря он уже к обоюдному удовольствию успел обменяться с пацаном, отдав ему свой сладкий пирожок взамен на мясной.

– Котлы бы лучше погрузить помог, жених осенний, – нашласьс ответом девушка, пыхнув румянцем.

– Так со всем нашим удовольствием, – тут же подорвался он из-за стола, едва не опрокинув лавку.

На него даже ругаться не стали. Усталость брала своё. Но чай всех неожиданно взбодрил, как и рассказ Николки про премии и доску Почёта. Словно второе дыхание у работников открылось. До ночи ещё столько же намолотили. В село возвращались уже по темноте, распластавшись без сил в подводах поверх мешков с зерном, но чувствуя себя героями.

Трёх профессоров из Дерптского университета я заманил к себе обещаниями не только показа невиданного урожая, но и посулом, что каждый из гостей получит от меня в подарок ведёрный бочонок отличного кальвадоса. Как бы то ни было, а прибыли все трое, кого приглашал. Пусть своими глазами посмотрят, что не врали им студенты при защите дипломов, описывая новые формы и способы ведения хозяйства.

Прибыли профессора на крытой университетской повозке, напоминающей дилижанс, и пожалуй, сначала они больше всего охренели от тех дорог, которые увидели и прочувствовали на подъездах к моему поместью. Ни ухаб, ни ям. Я и дальше границ села лёгкий ямочный ремонт оплатил, но ровно до конца своих владений. Песьяцкий помог. Сумел же мне где-то целую артель в сорок граборов* найти.

Золотые люди! Землекопы от Бога! Я их главному столько планов накидал, что они у меня тут жить останутся. А уж когда я им лопаты и кирки на заказ пообещал сделать...

*Крестьяне сложные и трудоёмкие земляные работы сами почти не делали, хотя теоретически могли. Для этого звали людей специальной профессии - грабарь (или грабор). При этом грабари не только копали ямы, они производили вообще очень широкий спектр любых земляных работ, проявляя изрядные знания.

Заодно я пару журналистов из Пскова пригласил. Хотя, какие они журналисты – одно название, но губернатор мне с гордостью преподносил, что у каждого в год по три - пять публикаций статей в Питерских и Московских газетах случается. Пусть попытают счастья. А уж я постараюсь им так всё подать, чтобы тянуло на сенсацию. Хотя, там одно только описание самолётов, строящихся для Императорской Семьи – уже само по себе сенсация.

Зачем мне это нужно? Так глупостей не хочу. Ознакомил меня тут Виктор Иванович, сколько денег Англия на нашей пеньке, льне, дёгте и чугуне поднимает. И как немцы свой скот и коней нашим зерном откармливают. А у нас... Иногда полдеревни "кусочничать" уходит по весне. Стыдоба-то какая!

И если раньше я особо на такие расклады повлиять не мог, то с получением денег от французских банкиров всё переменилось. Нет, этих денег не хватит, чтобы прокормить всех страждущих. Так оно и бесполезно. Не рыбу нужно дарить голодным, а удочку.

Собственно, для этого мне журналюги и нужны. Мало того, я ещё сам пару статеек напишу и Дельвига запрягу, чтобы они были опубликованы. Пусть даже за взятку.

И да, Дельвиг мне нужен. Как и солома, которой у меня начало скапливаться офигеть сколько. Не одна сотня тонн. Её сейчас в скирды смётывают, но я пока не уверен, что смогу успеть за всем.

Казалось бы – какая связь может быть между Дельвигом и соломой?

Если что – самая прямая.

Солома, сваренная в котле - скороварке, даст целлюлозу. Очень много целлюлозы.

Примерно треть от веса соломы. Дальше мы добавим в неё много древесной массы, перемолотой в муку, чуть-чуть мела и получим крайне дешёвую газетную бумагу. А чего бы ей не быть дешёвой, если восемьдесят процентов её состава, наносимого на янки - цилиндр придётся на берёзу, просто перетёртую жерновами в кашицеобразную пульпу. Да, желтеть на солнце такая бумага будет весьма заметно, но кого такие тонкости волнуют, когда речь идёт о газетной бумаге. Зато цена... В две копейки мне такая газета обойдётся, при тираже в пять тысяч, чтобы она не стала убыточной. Это если начать с выпуска два раза в неделю.

Не хочу скрывать – мне скоро нужен будет свой собственный рупор, способный доносить моё мнение до всех слоёв населения нынешней Российской Империи. Пока в то, что написано в газетах, верят все. Надеюсь, моя газета, самая дешёвая в России, позволит мне донести до дворян, что время самолюбования и пышных празднеств закончилось. Пора всем браться за дело, а не порхать мотыльками по балам. И в качестве индикаторов у меня – мои лицейские друзья, будущие декабристы. Смогу их переубедить – значит я на верном пути.

** ** **

За всеми делами в Велье не оставалась без внимания и торговля в столице. Я раз в неделю отправлял сестре на продажу одним из самолётов несколько швейных машинок с запчастями и иглами, ткань, стальные перья с ручками да готовые чернила, и такой порядок вещей пока всех устраивал. Но в один из дней на связь вышла Ольга и сообщила, что встречи со мной ищет тайный советник Пётр Григорьевич Демидов.

– Кто это вообще такой? – взглянул я Виктора Ивановича, присутствующего при моём разговоре с сестрой. – Этих Демидовых по Руси, хоть пруд пруди. При этом, не считая фамилии и родства с основателями династии, не каждый из них имеет непосредственное отношение к металлургии.

– В чём-то вы, безусловно, правы, – согласился с моим мнением тульпа. – Демидовых по стране и, правда, немало. "Кагинские", "суксунские", "тагильские". Из последних ещё и "итальянские" пошли... Одним словом, каких только нет. А Пётр Григорьевич и вовсе "ревдинский". Но в данный момент он ничем не владеет, кроме домов в столице и усадьбы в Ревде, потому что в начале века Ревдинско-Рождественские и Бисертский заводы он продал Зеленцову, а доставшиеся в наследство от дяди Кыштымские заводы – Расторгуеву. Забыл сказать, что в Ревде за Демидовым медеплавильный заводик числится, но его активом можно не считать, поскольку он не работает из-за отсутствия сырья.

– Не находите, что словосочетание "нищий Демидов" звучит, как оксюморон? – с трудом представил я столь плачевное положение прославленной фамилии. – Если всё так печально, то зачем Демидову встреча со мной? А главное – зачем эта встреча нужна мне?

– Скорее всего, Пётр Григорьевич хочет заказать вам гидроплан, – предположил Виктор Иванович. – Возможно, даже не столько для себя, сколько для своего сына Алексея. Дело в том, что в этом году Ревдинско-Рождественские и Бисертский заводы отошли в казну из-за того, что Зеленцов оказался никудышным хозяином и был объявлен банкротом. После аудита заводы будут выставлены на торги, и в реальной истории тот же Алексей Григорьевич выкупил заводы предков, но только в двадцать девятом году.

– Хотите сказать, что Демидов-младший целых десять лет не мог получить заводы обратно в собственность? – удивило меня услышанное. – В прочем, если с бюрократами и казнокрадами ещё можно пободаться, то с дорогами у нас дело швах. Помнится Пушкин на путешествие из Питера в Оренбург и обратно три месяца потратил. Понятное дело, что часть времени у него ушла на встречи с людьми и непредвиденные остановки, но расстояния у нас огромные и за пару дней на лошадях всех дел не решишь. Хорошо, хочет Демидов самолёт – это его дело. Пусть в очередь встаёт, если деньги на гидроплан имеет. Мне с него какая выгода?

– В семи верстах от Ревдинского завода под горой Масловой имеются залежи ревдинскита с содержанием никеля более сорока пяти процентов. Такой никельсодержащей руды, свободной от мышьяка и серы больше в мире нет нигде. Вру, есть ещё в Новой Каледонии, что в Тихом океане расположена, но добычу минеральных ресурсов там начнут только в конце века. Организуйте с Демидовым какое-нибудь общество, помогите ему с самолётом, а взамен потребуйте помимо дивидендов некоторое количество никеля, который научите добывать и обрабатывать.

– Заманчиво, – согласился я с Виктором Ивановичем. – Вот только, если я сейчас в столицу сорвусь, то тот же Демидов сочтёт, что мне он нужен больше, чем я ему. Так что, пусть ждёт. Мне ещё в Москву и Нижний Новгород нужно слетать. Кстати, а зачем нам никель?

– Вообще-то никель является одним из компонентов легированной стали. С ним стволы орудий прочнее будут. Да и перья у вас без позолоты быстро ржавеют. Ещё бы добычу хромита наладить на Гологорском месторождении и можно нержавейку делать.

– А далеко от Ревды это месторождение? – не мог не спросить я, заинтригованный фантазиями Виктора Ивановича. – Сами знаете, что у меня с географией не очень.

– Ревдинский завод использует сырьё с рудника на Волчьей Магнитной горе. Это месторождение находится в восьми верстах на северо-восток от завода. Если по тому же азимуту пройти дальше ещё четыре версты, то и наткнёшься на Гологорский хромовый рудник.

Чего-чего, а такой близости месторождения к заводу я не ожидал. Как говорится, протяни руку и найдёшь искомое.

– Насколько там руда богата хромом и как глубоко лежит? –

– Месторождение обнаружили в шестьдесят четвёртом году и первое время руду добывали открытым способом. Хромит залегает в виде обширного штока, поэтому добыча проводилась практически без выемки пустой породы. Содержание окиси хрома на руднике составляет более сорока пяти процентов, – без запинки выдал мне сведения Виктор Иванович, словно уже давно отрепетировал доклад. – Это очень много. Но главное в том, что в начале двадцатого века этот рудник считался самым крупным из разведанных на Урале месторождений хромитов.

** ** **

Не думал, что задержусь в Москве более чем на день, но, как говорится, человек предполагает, а Господь располагает. Стоило мне прилететь в Первопрестольную, как в небесной канцелярии решили дать земле водички и выстрелили по Златоглавой тугими струями дождя вперемежку с мощными порывами ветра. Пришлось остановиться в доме Минаевой и развлекаться с грызунами.

Нет, я вовсе не стал крысоловом. Просто Катерина Матвеевна поддалась веяниям моды и приобрела двух морских свинок, о чём с нескрываемой гордостью передо мной и похвасталась после сытного обеда, организованного в честь моего приезда.

– Ой, какие милые зверушки, – с воплями подлетела Лариса к большой клетке, где сидели два грызуна. – Александр Сергеевич, а вы знаете, что в Европу морских свинок привезли из Перу, а там их откармливают на мясо?

– Голод не тётка, а злой дядька, – философски заметил я. – Жить захочешь и крыс жрать будешь. Я как-то раз мясо нутрии пробовал. Если бы не знал, что ем, сказал бы что жую крольчатину.

Лариса кивком дала понять, что согласна со мною, рассмотрела содержимое кормушки, находящейся в клетке с животными, и поморщила носик:

– Скажите хозяйке, чтобы не давала зверюшкам в корм что попало. Это только, кажется, что свинка, как и крыса, может питаться всем подряд – на самом деле многие продукты для неё опасны.

Выяснив, что Минаева слабо разбирается в еде для грызунов, пришлось под диктовку Ларисы составить рацион питания и отдельно указать продукты, которыми свинок кормить нельзя ни в коем случае.

– Откуда такие познания? – полюбопытствовала Екатерина Матвеевна, мельком прочтя всё написанное мною. – Мне сказали, что свинки эти заморские и не так давно появились в России.

– Еще будучи в лицее я встречал этих животных в руках у одной из фрейлин, – на ходу начал сочинять я историю, которую Минаевой будет трудно проверить. – Та мне и поведала, чем можно кормить свинок.

Возможно, наш диалог о животных продлился бы и дольше, но в дом занесли товары, которые я доставил из Велье. Понятное дело, что краску для тканей не привезли на двор Минаевой, а отправили сразу на мануфактуру, но мне и без этого было чем удивить хозяйку и дядю. – Что скажете? – с любопытством посмотрел я на Екатерину Матвеевну, доставшую из прозрачного полиэтиленового пакета, белоснежную манишку, пошитую в Велье. – Как вам ткань? А какая ровная строчка? Мы для пробы полторы сотни манишек разных размеров и манжет к ним пошили. Если товар пойдёт, то можем увеличить выпуск.

– Не пойдёт, а улетит, – проснулся в хозяйке купеческая хватка. – Батистовая сорочка стоит пятьдесят рублей, что далеко не каждому по карману, а манишку можно за двадцать пять продавать. Думаю, что за неделю распродам, если и того раньше кто-нибудь гуртом всё сразу не скупит. Так что, будьте готовы, Александр Сергеевич, к увеличению объёма своего производства. А ткань и пошив и правда, идеальные.

Как ни странно, но идею с манишками подала не Лариса, а Виктор Иванович. Где-то он в своё время прочитал, что манишка в середине девятнадцатого века пользовалась спросом у разночинцев из-за того, что стоила значительно дешевле цельной сорочки, потому что ткани и труда на неё уходит меньше, а при сюртуке невозможно определить, что именно надето на человека. Этим и пользовались люди с относительно скромным достатком – надевали манишку и сшитые из такой же ткани манжеты, и щеголяли в них, словно являются владельцами дорогих сорочек. Распознать подобный фарс было практически невозможно, потому что этикет не позволял мужчине находиться при людях не то, что без сюртука – его даже расстегивать полностью было нельзя. Если же по какой-то причине есть желание расстегнуться, например, в жаркую погоду, то будь добр быть в жилетке.

Кстати, про запрет на распахнутый сюртук я знал из воспоминаний своего предшественника. Дело в том, что форма лицеистов состояла из сорочки, жилетки и сюртука. В один из жарких дней Пушкин с одноклассниками на прогулке позволили себе расстегнуть сюртуки, за что получили выговор от одного из воспитателей. Неизвестно чем бы кончилось дело, но об этом случае узнал директор лицея Энгельгардт и встал на сторону лицеистов, апеллировав к тому, что парни ничем себя не дискредитировали, поскольку под сюртуком были застёгнутые жилетки, как того и требуют правила ношения одежды.

– Пётр Исаакович, для тебя тоже есть презент из Велье, – вынул я из кучи один из пакетов с вложенным листком, на котором были инициалы получателя. – Вы с Павлом Исааковичем одной комплекции, так что выкройки делали по нему. Надеюсь, не ошиблись.

С этими словами я отдал дяде пакет с парой сорочек, одну из которых Ганнибал принялся тут же примерять, наплевав на все правила этикета.

– Как тебе, Катенька? – крутился около ростового зеркала дядя. – Вроде угадал племяш с размером.

– Такую красоту и сюртуком грех скрывать, – оценила Минаева обнову Петра Исааковича. – И надевать не нужно через голову – пуговицы во весь рост. Боюсь представить, сколько труда в эту вещь вложено и сколько это добро может стоить. А эта полочка на спине для чего?

С этими словами Екатерина Матвеевна ткнула дядю в район лопаток.

– Кокетка, – уточнил я название детали одежды. – Делает посадку по плечам идеальной. Ну и защищает ткань на линии плеч от разрывов при натяжении. Поэтому её сделали двойной.

Если манишка была идеей Виктора Ивановича, то кокетка, как и вся сорочка в целом полностью заслуга Ларисы. Нет, я, конечно, тоже участие в кройке принимал, но работал только карандашом и ножницами, а руководила процессом тульпа.

– А пуговицы из чего? – не ускользнула фурнитура от внимания Минаевой. – На цвет, словно перламутр, а на ощупь не он.

– Пластмассовые, – небрежно ответил я. – По составу примерно такие же, как и пакеты, в которых я вам товары привёз. Только пластик жёстче и краситель добавили, а потом по формам разлили. Но это я так, утрировано говорю, чтобы не нужными подробностями не грузить. Копеечный товар. Можете стирать и даже кипятить – краска не слезет.

– И полно у тебя такого копеечного товара? – приподняв бровь, посмотрела на меня хозяйка дома. – С собой привёз?

– Не подумал, что обычные пуговицы кому-то будут интересны, – честно покаялся я. – Несколько штук про запас к сорочкам дяди есть, а больше не взял. Надо?

– Не то слово, – фыркнула Екатерина Матвеевна. – На таких мелочах люди состояния делают. Есть возможность прислать на продажу?

Всё-таки общение с бывшей купчихой имеет свою выгоду. Лично я в жизни не догадался бы, что на каких-то пуговицах можно заработать, практически ничего не вкладывая. Если подумать, то я этими пуговицами разных форм и оттенков могу всю Россию завалить, а прийти к такой мысли сам не смог.

– Сколько на пробу прислать? – перешёл наш разговор в деловое русло. – Большого гросса* для первого раза хватит?

* Гросс – мера счёта мелкого товара, равная 12 дюжинам, то есть 144 штукам. Большой гросс – дюжина гроссов, которая равна 1728.

– Если форма и цвета будут интересные, то на пару недель не хватит, – покачала головой хозяйка дома и пояснила. – Осень на носу, а стало быть, люди к балам начнут готовиться. Порой на некоторые женские платья пуговиц уходит столько, что их стоимость превышает цену самого наряда. Если есть возможность, то делайте и присылайте больше – что с прилавка не уйдёт, то коробейники выкупят.

– Как скажете, – согласился я с Екатериной Матвеевной. – Кстати, вам тоже подарок передали. Чтобы я не был понят превратно, сразу оговорюсь, что я только передаю презент, а благодарить за него можете Варвару Тихоновну. Это она настояла, чтобы для вас пошили столь изумительную вещицу.

При этом я выудил из товара очередной пакет и передал его Минаевой. Думал, что она посмотрит подарок позже, но какой там. Стоило пакету оказаться в её руках, как она, ведомая женским любопытством, достала батистовую ночную сорочку кремового цвета.

– Ой, какая красота! – нисколько не стесняясь меня, прикинула женщина на себя ночнушку и, подойдя к зеркалу, оттолкнула от него бедром дядю. – В такой не то что спать, ходить и то жалко. А какое великолепное кружево по манжетам. Тоже у себя делаете? Есть на продажу?

– Что-что, а кружево мы пока в промышленных масштабах не ткём, – развёл я руками. – Это ручная работа моих мастериц. Но нить наша. Из Велье.

– Хороший лён у вас, – опытным глазом оценила купчиха кружева и ткань, – Чистый, гладкий. Таким гордится впору.

А я что, я и горжусь.