Mahou Shoujo Jordia-chan ✨

魔法少女ジョールディアちゃん

С одной стороны, на фоне ледяной атмосферы, висел огромный, расплывчатый, тусклый красный диск, который доминировал в небесах в вечном частном затмении большим газовым гигантом. Свет тут был приглушённым, из-за плотной атмосферы, но красный оттенок, безусловно, пронизывал всё. Небо напоминало закат, но в огромном масштабе, и это создавало удивительное ощущение того, что звезда на пути к своей гибели, испускает свои последние лучи, окрашивая облака в багровые и тёмно-оранжевые тона.

На противоположной стороне от распухшей нестабильной звезды, в пределах видимости, можно было наблюдать огромное и невообразимо яркое облако, три миллиарда лет назад на веки вечные лишившее жителей системы тёмных ночей. Это было великое, яркое пятно, охватившее большую часть небес.

Вдоль небосвода тянулись длинные, светящиеся потоки газа и звёзд. Эти потоки напоминали нечто вроде нитей, плавно перемещающихся по тёмному космосу, создавая впечатление активного слияния двух вскипевших океанов. В некоторых областях неба были видны яркие остаточные спиральные рукава галактики, создавая необычное ощущение, будто ты находишься в самом центре катастрофических событий.

О да, уже миллионы лет взрывались сверхновые и коллапсировали облака их звёздного газа, рождая новые сферы во встрепенувшихся туманностях. Яркие вспышки света от старых звёзд, умирающих в конце своей жизни, создали множество ярких точек на фоне туманной массы газов и пыли. Эти сверхновые были видны даже при тусклом свете красного гиганта.

Небо стало совсем другим, и исправить это было можно лишь искусственной ночью и искусственными звёздами — проекцией старого неба на городской купол.

Но, возможно, людям просто стоило смириться с тем, что мир изменился до неузнаваемости. Далёкие галактики исчезли за горизонтом наблюдения, старые звёзды сгинули, а галактики в её старом виде больше не было — она слилась в нечто новое с более массивной соседкой. И вместо вялой сверхмассивной чёрной дыры в центре Человечество получило ужасающую активную бездну, сотворённую слиянием двух галактических ядер.

Это был ярчайший квазар из центра новой, эллиптической галактики. И теперь увидеть объекты по ту сторону ядра было окончательно невозможно — свет квазара затмевал почти всю часть неба в том направлении, и красный гигант на переднем плане от ядра галактики не мог затемнить его.

Ночи, которых Человечество боялось столько лет, навсегда исчезли, и небеса до конца мира теперь будут сиять, как в раю, как в Эмпирее Данте.

Но свет новой галактики не развеет в сердцах тьму...

Тьма осталась непроглядной.

***

«Сатурн... Он такой пухлый с этого ракурса».

Можно было подумать, что такая мысль возникла у местного романтика ни с того, ни с сего, да пока он валялся на крыше своего дома, поглаживая керамическую кровлю. Однако это не совсем так. Ведь Жордии не нужно было лежать на крыше. Она могла позволить себе висеть вниз головой прямо с самой высокой точки возвышающегося над городом купола.

Даже так, отрицать, что Сатурн (с точки зрения наблюдателя на его спутнике) «слегка» располнел, было нельзя. Жордия хорошо чувствовала перспективу, и могла бы стать хорошей художницей, не будь она курицей без какого-либо шанса обрести руки вместо лап.

Но вы скажете: «Курицы не весят вниз головой, как летучие мыши», и будете полностью правы, только бы не один малозаметный нюанс...

Люди тоже не сохраняют положение верх кармашками слишком долго, а наша Жордия, решив воспользоваться взятым больничным, провисела так уже добрые полдня. Разве это не возмутительно для человека с почерком как у курицы? Мы тоже думаем, что возмутительно.

И не только мы...

***

— Чёртова девка! Опять! Она опять сделала это!

Это были завывающие причитания мэра, разбивающегося над руинами сити-холла после утренней стычки Жордии с очередной зверюшкой из искусственной чёрной дыры. Как только в городе научились генерировать чёрные дыры для двигателей космических кораблей и электростанций, этих зверюшек стало появляться всё больше и больше. Но почему они появляются вообще, рассказывать нам будет долго и не с руки.

— Ахтунг, господин Мэр! Берегись! — крикнули пожарники, выпуская струю пены в сторону горящего здания. Мэр их, разумеется, за своими причитаниями не услышал, потому-то и охладился в огнетушащей пенке в мгновение ока.

***

Услышав визг очнувшегося мэра, Жордия задрала голову и закатила взгляд, чтобы увидеть город, и если истолковать выражение её лица правильно, то можно сделать вывод, что ей абсолютно по барабану на страдания местного градоначальника. Ну ревёт и ревёт. Там, вон, мимо идёт проезжая часть, и она вся в кратерах, и горожане имущества потеряли не меньше, чем городская администрация.

В очередной раз ущерб перевалил за миллион stellapeso. И с самого утра, услыхав новости про схватку Жордии и малой сингулярии, горожане понимали: «Опять восстанавливать город с наших налогов! Всё, лишь бы не жили хорошо!», и, поверьте, вы понимаете их чувства.

«И всё же он такой толстенький» — вновь подумала Жордия перед тем, как вернуться к разглядыванию Сатурна. От слова «толстенький», что она мысленно произнесла, девушка съёжилась так, будто пыталась обнять сама себя. Или Сатурн?

Да, она представила себе, как обнимает Сатурн. Обнимает подобно игрушке из плюши, подушке пуховой, дакимакуре из плёнки! Ведь Сатурн такой большой и мягкий! Газовая планета, распухшая ещё больше от становления звезды Соль красным гигантом. Как же Жордии удержаться, чтобы не принять свой истинный облик и не опоясать Сатурн, крепко прижимая к груди?

О да, таковы сингулярии, обладающие зачатками разума — никогда не знают, чего они хотят, никогда не знают, что на самом деле чувствуют. Ведь как вакуумное существо из глубин чёрной дыры может что-то по-настоящему чувствовать?

***

— По предварительным оценкам «Центра Ликвидации Последствий города-купола Кирин», от утренней потасовки пострадало около трёх сотен зданий в Центральном Деловом Дистрикте, а также разрушен мост между дистриктом Нитатунарабе и дистриктом Кандо-кара. На восстановление сухопутной транспортной артерии между Увекари-нотереке-мосири и Нитне-камуй-мосири, по оценкам того же ЦЛПК, должно быть потрачено не менее пятнадцати миллиардов звёздных песо. Это на сто пятьдесят процентов выше цены изначального проекта.

Пока большой экран на небоскрёбе «Монтень» в Центральном Деловом Дистрикте показывал вечерний репортаж, едущие по домам на монорельсе офисные служащие уже не могли дослушать его до конца. Терпения не было.

— Ну спасибо так спасибо, уродливая лупкастерша!

— Биржа рухнула. За день так и не восстановилась.

— А вот не надо было вкладываться в курьеров, Сакамото-сан.

— О чём ты? Ты же сам вложился!

— Да потому что эта новая фирма была многообещающей. Кто ж знал, что эта сучка ударит монстром по Пятому Мосту?

— Ладно, не паникуйте, мужики. Завтра уже найдут обходные маршруты.

— Ага. Которыми до этого пользовались другие курьерские конторы?

— Поздно акции считать. Фирма молодая была. Много денег вложила в бронь моста. Боюсь, обанкротятся к концу недели.

— Да сука!

— Тише-тише. В поезде же, Сакамото.

— Да пошли вы! Я миллион песо как в унитаз смыл! Неужели эти сингулярии не понимают, как сильно портят мне жизнь?

— Да кому мы нужны, Сакамото-сан? Просто успокойтесь.

— Давай в бар, Сакамото. Пропьёшь остатки денег, а-ха-ха-ха!

— Хорошая идея. Ты платишь за нас четверых.

— От’ чёрт!

— Гы-гы! Что, съел?

***

Слышала ли Жордия плач города, пока зацикливалась взглядом на Сатурне? Возможно. Было ли ей всё равно? Сложно сказать наверняка.

— Ах, вечно они всем недовольны, — наконец, вслух позевала Жордия, делая разминку после долгого нахождения в одной и той же позе.

Сразу же после этого она оттолкнулась от потолка и перевернулась в воздухе, нацелившись подошвами туфель на крыши небоскрёбов. Что называется, взяла город на мушку концами своей обувки.

— Хоть кто бы поблагодарил, что ли, — свернула она губы трубочкой и без какого бы то ни было постепенного спуска оказалась в подворотне.

Она разрезала пальцем пространство, и в нём открылась микроскопическая чёрная дыра, в которую девица сунула руку, где-то с минуту что-то упорно отыскивая.

— Да блин! — цокнула она, перебираясь с ногу на ногу. — Где ж ты, су?..

Вон, в проёме меж двух зданий проехала машина, а Жордия всё так же рылась в чёрной дыре. Уже и пожарная машина, издалека раздающая вой сирены, выключила все звуки и мигалки, добросовестно проезжая в место постоянной дислокации. А Жордия раздражённо рвала на куски внутренности чёрной дыры, потеряв что-то очень важное!

Ан’, нет. Это была... просто серо-буро-малиновая школьная сумка. Звякая брелоками по краям, сумка досталась лапам Жордии, которая гневно рявкнула, сжала чёрную дыру в кулак и вышла на тротуар. Где-то в пригороде.

«Когда-нибудь я, сука, перестану терять вещи в сумке. Но, похоже, моя чёрная дыра быстрее растает, чем настанет этот момент».

Разодетая в матроску и юбку ниже колен старшеклассница не должна была привлекать лишнего внимания, гуляя (утром, днём или ночью) без портфеля. Поэтому долгое рытьё в дамской сумочке того стоило, чтобы спокойно дойти до дома. В ином случае полицейский или же гражданский патруль мог бы остановить её и отвезти к родителям, а родители Жордии, политкорректно выражаясь, были не в столь дееспособном состоянии, чтобы оправдываться перед жителями Кирин-кё.

По правде говоря, Жордии хотелось, чтобы её родители взаимодействовали с социум как можно реже. На то были свои причины.

***

«Ржавый Бодхисаттва поможет тебе. Приходи в наш Храм, очисти карму»

На фонарном столбе развивалось типичное объявление для Кирин-кё — присоединяться к Сабибуцу-дэра — Храму Ржавого Будды, — но Жордия отвернула взгляд, притворяясь, что этого заявления там не было вовсе. А оно сминалось под потоками воздуха из больших вентиляторов, встроенных прямо в тротуарную дорожку.

Появление таких листовок говорило о том, что Жордия прибывала на своих двоих в один из худших районов города-купола — Кандо-кару.

Увидев свалку вместо города, она даже приостановилась. Мысленно ворча, сделала храбреющий вдох.

***

Кандо-кара в городе Нитне-камуй-мосири — это раскинувшийся лабиринт возвышающихся, потрёпанных зданий, которые напирали на Жордию со всех сторон, оставляя улицы внизу тёмными и душными.

Сатурн массивно возвышался в ночном небе, блокируя любую надежду на солнечный свет; здесь только холодное, далёкое свечение искусственного освещения поддерживало жизнь в районе, хотя оно отбрасывало длинные, жуткие тени, из-за которых узкие переулки всё время казались затаившими дыхание.

Здесь застройка имела гнетущую плотность трущоб, где каждое строение было многослойно и сложено, как муравейники, тянущиеся к потолку. Стены были заполнены ржавым металлом и беспорядочными решётчатыми балконами, похожими на ребристые клетки, где десятки семей ютились в квартирах, рассчитанных всего на одного или двух человек. Груды самодельных ограждений и проволочной сетки не давали детям упасть с этих шатких насестов, но Жордии иногда казалось, что в этом дистрикте даже сами здания хотят поскорее упасть, развалить весь этот тихий ужас.

Над районом прорезали искусственную ночь монорельсовые линии, извиваясь над головой, словно вены в огромном, измождённом теле. Грузовые поезда, совершенно не обращая внимания на хаос внизу, лязгали и шипели, выпуская свой груз: старые металлические детали, треснувшие ящики, рваный пластик и любой другой мусор, который не нужен более благополучным районам. Он падал вниз, как дождь запустения и со временем добавлял слой за слоем на улицы Кандо-кары. Некоторые люди просеивали мусор, надеясь найти небольшой кусок металла или сломанный инструмент, который они смогли бы продать. Но успеха в сём предприятии добивались немногие.

— Эй, девочка. Почему ты гуляешь так поздно?

— ...

— Какая у тебя красивая сумочка... Небось, из наноуглерода.

— Не хочешь поделиться с нами? Ты выглядишь богатой. Пусть тебе родители другую купят.

— Да! Да! А эту сумку мы на башмачки для ребятишек наших разменяем. Что скажешь?

— ...

Две женщины-бродяги действительно пристали к Жордии, но она, долго терпя их, просто закрыла глаза, а затем открыла, и они тут же оказались в километре от неё.

— Ч-ч-что?!

Жордия услышала шокированные крики и приулыбнулась, с гордым видом вышагивая вдоль мусорных куч.

По данной сцене можно понять, что жизнь на земле в Кандо-каре была суровая и беспощадная. Горящие мусорные баки вдоль тротуаров, клубы едкого дыма, которые извивались и поднимались, как извращённые призраки. Семьи, сбившиеся вместе, чтобы согреться, жались к огню, в то время как другие рылись в отходах и отбросах в поисках еды. Собаки бродили стаями по переулкам, и они были полудикие, были подозрительно смелые. Они даже дрались за объедки и грызли кости — выброшенные останки тех, кто не пережил ночь.

Прохожие двигались по тротуару в устойчивой, бесконечной толпе, закутавшись от холода и грязи. Многие из них носили толстые шарфы или маски, защищая себя от смога, который спускался с фабрик, окружающих район. Это смесь рабочих, которые живут в крошечных, переполненных помещениях, бродяг, которым больше некуда было идти, и нескольких храбрых и отчаянных торговцев, торгующих сомнительными товарами из ветхих киосков.

Улицы гудели от звуков, голосов и машин — какофонии, которая то нарастала, то убывала в зависимости от смены рабочих фабрик и ночного гудения скудной энергетической сети.

«Да-да, крошка. Ты здесь живёшь» — напомнила себе Жордия, а то уж начала считать, что ошиблась дорогой и попала не туда, куда бы ей стоило.

— Эй, слышь, шлюшка!

Жордия не остановилась. Даже не посмотрела в сторону, с которой на неё бежали два парня в капюшонах, с ножами в кулаках.

— Гони бабло, а то выпотрошим, как рыб...

Не замедлив шага, не занизив задранного носа, Жордия продолжила путь и думала о своём, о насущном. А дуэт двух горемычных грабителей был поднят в воздух, перевёрнут верх ногами, и что-то кричал, умолял о пощаде. Но Жордия просто шла своею дорого. Она отдалялась от них всё дальше, дальше, и дальше.

Когда она отошла на безопасное расстояние, она их просто поставила на ноги, но ножи отобрала и метнула в мусорный контейнер под балконом.

— Опа! Страйк! — потёр ладонью о ладонь один из горемык, а второй дал ему по шее за неуместные комментарии.

«Хм!.. рисовая или пшеничная?.. Или перемешать?» — да, о чём-то таком мучительно думала Жордия, из-за чего не могла уделить достойного внимания опасным элементам, проживающим на данном райончике.

Архитектура в Кандо-каре, конечно, ощущалась живой в худшем смысле этого эпитета — от неё исходило подавляющее, удушающее присутствие, которое являлось одновременно как органичным, так и жестоким.

Из каждого окна и каждого балкона виднелись фигуры, перегибающиеся через перила, чтобы стряхнуть пыль, мусор или сигаретный пепел с верхних этажей. Те, кто жил получше — или, по крайней мере, кому повезло иметь вид — видели горы мусора в дистрикте Фитис, маячащие вдалеке. При том, что свалка с Фитисе — это в буквально постоянное напоминание о том, что, как бы плохо ни было в Кандо-каре, в Фитисе всё было гораздо хуже. Люди над Жордией высовывались с сигаретами, полузакрыв глаза от дыма, глядя на горизонт, где единственным изменением являлся цвет мусорных куч.

По сравнению с Кандо-карой, трущобы Фитиса — это настоящая яма Нитне-камуй-мосири. Его жители потеряли надежду на спасение, ибо это — чёртово болото из сломанной техники и разлагающихся отходов, которое едва ли сдержали бы несколько усталых мусорщиков. Жители Кандо-кары же, напротив, по крайней мере, имели сомнительную роскошь видеть «лучшую» сторону Кирин-кё — мерцающие огни гладких офисных башен Увекари вдалеке или силуэт Тейне-покла-мосири, где более состоятельные люди жили в холодной отрешённости, вдали от грязи.

Поднимаясь в свою квартиру, Жордия видела воду между двумя островами и видела оба богатых острова, описывая их про себя как: «Увекари-нотереке-мосири... отдельный мир... что кажется почти сном для тех, кто живёт здесь. Там улицы широкие, чистые и выстроились в ряд с возвышающимися стеклянными зданиями, которые мерцают под искусственным освещением, отражая несколько звёзд, видимых в тени Сатурна. Это место одетого с иголочки офисного планктона и звёзд шоу-бизнеса, хорошо освещённых правительственных учреждений и свойственного людям гипертрофированного тщеславия».

Жордия подошла к двери в конце галереи и призвала свою дамскую сумочку, теперь ища на дне чёрной дыры ключи.

«И всё же, несмотря на безнадёжность, Кандо-кара жива. Её люди, даже если они смирились с выживанием в этой мрачной среде, формируют сеть отношений, которые связывают их со своим дистриктом. Да, полагаю, эта странная преданность рождена их общими трудностями, которые мне сложно разделить. Но здесь люди знают имена друг друга; они узнают трудности друг друга, и хотя эта жизнь полна проблем, это всё же жизнь».

Так и не найдя ключей, Жордия просто гневно рявкнула и телепортировалась с места на место через дверь. Встав в прихожей, она оглядела тёмную квартиру и подумала, что родители уже спят.

— Правда, была б моя воля, я б замутила себе особняк в районе Тугр.

Она сказала это с дерзкой ухмылкой, зная, что ей на самом деле всё равно на роскошь. Хотя в Кандо-каре было чисто технически проще скрываться, она выбрала его, потому что просто так распорядилась случайность: попав в Кирин-кё, Жордия оказалась в Кандо-каре, и осела здесь именно поэтому. А дешевизна жилья, слабый контроль со стороны правительства, и отдалённость от остальной жизни города — дела третичные.

— Хэй, есть кто дома? — с ухмылкой спросила Жордия, потому что пошутила (ведь её родители всегда были дома).

Однако в комнате никого не оказалось. Только разруха.

— ... — мышцы над глазом Жордии задёргались.

Разруха. Только разруха.

— ... — очень быстро начали дёргаться.

Она и не надеялась на тёплый приём, но чтобы так... Это было за пределами её терпения.

— КАКОГО ХРЕНА? — прокричала Жордия, метая сумку в окно. Та разбила его и упала на голову мирно спящей кошке.

Жордия же заметила на диване записку, прибитую ножом. Убрав нож и подняв записку, не вытаскивая руки из-за головы, она постепенно пришла в себя и решилась прочитать оставленное послание.

— «Если хочешь, чтобы твои родаки остались в целости, приходи по такому-то адресу до истечения такого-то срока и стань работницей нашего борделя».

Записка сама себя смяла, а Жордия сжала кулаки и повернулась на выход.

***

В дистрикте Юго-Западный Нитне где-то на обочине было здание, всё в малиновом свете и неоне. В одной из комнат находились два боевика мафии, вооружённые одноручными автоматами. На кровати перед ними сидели мужчина и женщина с серыми глазами.

— Странные они какие-то.

— Думаешь?

— Не моргают совсем.

— Наркоманы, конечно. Ты, что, забыл, где раздобыл их Юта?

— Брось ты! В Кандо-каре живёт моя мамулечка-красатулечка. Не так-то там и плохо.

— Ну, тут ты прав... Эти хотя бы квартиру арендовали. Не то, что большинство тамошних бродяг.

Один из боевиков нагнулся к женщине и пощёлкал перед её носом пальцами.

— Хотя...

— Они вообще живые?

— Тут у Юты спрашивать надо.

— Наркоманы.

— Ага. Но... согласись, в этом есть и плюс.

Он присел рядом и приобнял женщину, начав жамкать её за грудь.

— Хух! Они похожи на кукол, но титьки у этой сучки что надо — такие настоящие!

— Значит, живая! А-ха-ха!

— А то! Хи-хи-хи!

Пока два боевика издевались над телом женщины, этажом повыше в конце коридора были раздвижные двери в офис в японском стиле. Главный их сидел за столиком и подписывал кистью какие-то бумаги, время от времени прикуривая из гладкой блестящей трубки.

До появления Жордии на перилах балкона в кабинете было тихо.

— Я знаю, что я — самая красивая девочка-волшебница на свете, но только тот, кто не ценит мою красоту по-настоящему, осмелился бы пригласить меня работать проституткой!

— Ты всё-таки пришла, — улыбнулся главный и отложил кисть на подставку. И, повернувшись, тут же удивился.

Он посмотрел на входную дверь, но там никого не было, кроме двух силуэтов охраны.

— А-сь?! — главный шокированно посмотрел на балкон.

— У меня к тебе только одна претензия... Если бы ты был агентом и искал айдолов в неблагополучном районе — это одно дело. Но ты... ты даже не пришёл ко мне с предложением стать моделью для твоего бутика. Ты даже не пригласил меня как знаменитый фотограф. Ты даже не попросил меня попозировать тебе, пока ты рисуешь кистью как художник, влюблённый в своё ремесло. Ты даже не сфотографировал мои трусики в поезде, чтобы потом вечно дрочить на меня.

— А... а... а...

— Я понимаю, что я очень красивая, но всё, что ты решил сделать с таким оружием массового поражения, как моя красота, это просто давать моё тело в аренду на десять минуточек или на какой-нибудь всенощный корпоратив?!!! Алло, с тобой всё в порядке, мужик? Если меня будут трахать одноразово, это будет означать лишь то, что мою красоту ценят поверхностно. Это как делать из звезды ресурсную базу, будто она — астероид. Ты не осознаёшь масштаба. И за это я должна хорошенько въебать тебе.

— Т-т-т...

— ...Что думаешь? Найдёшь оправдания, чтобы мой удар был помягче?

— ЗАТКНИСЬ! — крикнул мужик, и его охрана тут же ворвалась внутрь через бумажную перегородку. Они обнажили катаны.

— Брысь отсюда! — оскалила клыки Жордия и, спустившись с перил, без единого движения рукой, отбросила двух охранников в конец коридора, и далее они сами кубарем покатились вниз по лестнице.

— Т-т-т-ты... т-ты не просто д-девочка?!!!

— О чём ты?

Жордия не услышала ответа, но случайно заметила себя в зеркале.

— А, я не переоделась.

Поняв, что она всё ещё в школьной форме, Жордия элегантно сменила свой наряд, превратив форму в розово-фиолетовое кимоно со сплисованной длинной юбкой почти до самых щиколоток её босых ног, обутых в высокие гэта.

На секунду взгляд её был остр и гневен, как у беспристрастного защищающего божества, но...

— Ой, не то! Хи-хи-хи.

Неловко смеясь, она переоделась. Розово-фиолетовое кимоно стало короче, сплисованная юбка пропала, поясок стал потоньше и покороче, а на лице появилась чёрно-белая кибернетическая маска в форме медицинской повязки. И в глазу зажёгся электрический огонёк от непонятного устройства над глазом. И светодиод на единственном левом наушнике начал источать тусклое бледно-бирюзовое свечение.

И это вафуку имело особую форму, в отличие от предыдущего кимоно. Если правое плечо было как у обычного кимоно, то вот левое всегда было оголено. Рукав левой руки был сделан так, что он припускался, мягко сохраняя своё положение, при этом шёлковая линия воротника была такой же непрерывной, как и должна была (однако левая сторона груди всё равно была закрыта одеждой).

И тут искры в глазах Жордии приняли форму сердечек. И она замерцала сама по себе, расправляя свои длинные волосы. Она дёрнула рукой в сторону, выталкивая из рукава разноцветный веер и раскрывая его, как только ухватилась за него.

Звеня ресничками, Жордия встала в пространную неестественную позу и заговорила горячим (в отличие от прежнего отстранённого), но очень пафосным и наигранным голосом.

— Я не просто девочка! Я — САМАЯ НАСТОЯЩАЯ ДЕВОЧКА-ВОЛШЕБНИЦА, СУРУ-ДЗУРУ-ЙОИ!!!

— ... — главный поморгал.

— Ты похитил моих родителей, обмудище!

— ... — главный сглотнул.

— Ты не останешься безнаказанным! В этот раз тебе не уйти от правосудия, ибо я — девочка-волшебница Дискордия, супергероиня Кирин-кё!

— С-... Ссссссууупер-героииииняяяя?!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

— Этот город под моей стражей! Получай, злодей!

Не успела Жордия сделать рывок, чтобы ударить злодея сложенным веером, как в комнату ворвалась целая орава боевиков с автоматами и мечами. Они прикрыли отступление босса, а сами попытались бороться с Жордией, но она, даже не используя веер, раскидала их ногами, прыжками и...

Некоторые пули проходили Жордию насквозь, словно обегали её. Они оказывались в телах других боевиков, и это был настоящий френдлифаер при стрельбе по почти статичной цели.

— Это же...

Один из боевиков, сжимая в руках опущенную катану, углядел деформацию света вокруг Жордии в моменты, когда его противники «промахивались» по ней. И к нему пришло ужасающее озарение... Такое, что он аж бросил меч и бросился на балкон с криком «ЭТО СИНГУЛЯРИЯ!». Не успели остальные понять смысл слов, как он уже сиганул с балкона вниз, через пять этажей, дабы принять гибель от гравитации в 1G, лишь бы не умереть позорной смертью.

— Эй, ты чего? — удивилась такому самоубийству Жордия и прекратила избивать бандитов, протянув руку в сторону балкона, но время уже истекло, мужика было не спасти.

Боевики атаковали супергероиню, но она не замечала их ударов — пространство искривлялось так, что они постоянно промахивались, даже когда точно-точно знали, что попадут.

— Зачем он выбросился из окна-то? Я понимаю, что моя масса в триллион раз превышает ту, к которой вы привыкли, но... Я же не собираюсь её повышать сейчас, потому что в здании заложники! Если хотите бежать с поля боя — бегите по лестнице.

Впрочем, её увещеваний никто не заметил, и бой продолжался.

— А хотя... Чего я затупила-то?

Жордия таки встала как вкопанная и... напрягла лобик. По итогу, все атакующие были прижаты к полу.

— Так бы сразу!

Жордия просто вежливо перешагнула через беспомощных бандитов и косолапо, наигранно постанывая, бросилась в коридор, будто это она в испуге убежала, а не боевики не сумели превозмочь гравитацию в 7G.

— Не благодарите, ребята, — внезапно остановилась она в коридоре и заговорила обычным грубым голосом.

Она сочувственно мелькнула взглядом назад, а затем продолжила моэ-пробежку, будто и не останавливалась. Да, она специально притворилась напуганной до смерти милашкой, убегающей от толпы громил, чтобы не задевать их мужское достоинство.

А некоторые мужики от давления на грудную клетки аж харкали кровью. Если бы эффект массы не был отключён через сущую минуточку, они бы все склеили ласты от шести до десяти минут максимум.

***

Главный в сопровождении троих стрелков был сопровождён до машины, но Жордия повернула пространство, и перед главным опять представ парадный вход в его бордель. Его люди опять повернули его в сторону города, но уже через три шага они вновь пришли к парадному входу. И тут они снова повернулись спиной к борделю, и Жордия, парящая среди фонарных столбов, не выдержала, стерев машину, к которой они бежали, из пространства. Босс аж завизжал. И визжал, не слушаясь своих людей.

Он визжал, и визжал с каждым шагом Жордии вниз всё громче. А Жордия спокойно шла с неба на металлическую парковку, смущённо краснея от его визга.

— Эм... — она оказалась вплотную к боссу, и его люди разбежались кто куда. А она... она... Ну... она...

Она неловко поглаживала затылок, не зная, что делать с этой визжащей девчонкой. Вроде злодей, а вроде до смерти напуган, а между тем Жордия даже его машину не уничтожила.

— Эй-эй, не надо... Не надо плакать... П-пожалуйста.

Жордия попыталась успокоить визжащего мужчину, вернув его машину из складки пространства да на то самое место, где она была. Но визг продолжился.

— П... пожалуйста, перестань плакать... Я же ничего тебе не сделала. Да мне и стыдно теперь что-либо тебе делать. Тут в пору обнимать тебя и гладить по головке, напевая колыбельную.

— ДА ПОШЛА ТЫ! — разрыдался босс и бросился наутёк, но прибежал... прямо к решёткам камеры в полицейском участке. Будто за ним не было никакой голой стены.

Насвистывающий мелодию полицейский с ключами вошёл в коридор с камерами и прошёл мимо кричащего ему босса. Всё дело было в наушниках полицейского, из которых доносился жёсткий металл.

— ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ! УМОЛЯЮ! КТО-НИБУДЬ! ВЫПУСТИТЕ!

***

Жордия же сложила руки на груди и подпрыгнула на одной ножке, весело смеясь.

— Это очередной подвиг супергероини, о котором будут говорить миллионы благодарных людей! О да, Жордия Дискордия остаётся в тренде!

Учитывая хаотичную натуру Жордии и её попытки воплотить классический архетип магической сёдзё, не было ничего удивительного в том, что её смех был громкой, преувеличенной версией типичного смеха злодейки и вместе с тем героини махо-сёдзё — чрезмерно и театрально. Она пыталась имитировать то, что, по её мнению, звучало как «настоящий» смех волшебной девушки, но её хаотичная личность проявлялась в том, что делало его немного неловким и диким.

Её смех был комбинацией пронзительного, игривого хихиканья, за которым всегда следовал громкий, почти маниакальный взрыв, поскольку она не совсем понимала тонкий баланс элегантности и силы, к которому стремятся классические девочки-волшебницы. Её смех звучал намеренно натянуто, слишком сильно пытаясь быть милым и сильным одновременно, что добавляет ему очарования и хаотичности.

— О-хо-хо-хо-хо! ВА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

Вот он — сначала спокойный, притворно милый смех, а затем взрыв. Смех «オホホホホホ！ワハハハ！» . Она начинала с классического «о-хо-хо-хо» (オホホホ), подражая тем благородным и утончённым смехам волшебниц или злодеев из манги, аниме и игр. Но затем этот смех быстро превращался в хаотичный, громкий «ва-ха-ха-ха-ха» (ワハハハ), показывая, что она не может долго сохранять элегантность. Переход от милого к хаотичному соответствовал её личности, поскольку она пыталась быть тем, кем она не являлась по определению, и не могла полностью скрыть свою дикую сторону.

Её смех, вероятно, был слишком интенсивным и резким для большинства ситуаций, но, по мнению Жордии, это был идеальный смех девочки-волшебницы.

Жордия уже пошла в сторону борделя, как вдруг машина босса из-за аномалии пространства метнулась в здание и вызвала мощный взрыв. Жордия от испуга аж сама отпрыгнула.

— Неееееет!!!! — прокричала она обычным голосом и после крика прослезилась. — Сука! Ебаная квантовая запутанность! Я ж сняла каст с петлевого региона! Остался, что ль?!

Да, такое бывало с мелкими объектами, для искривления локального пространства которых не требовалось добавлять много массы. Обычно чем больше масса, тем больший объём петлевого региона захватывается в каст, и тем глубже искривление, и тем оно стабильнее. Однако на таких масштабах гравитация не перекрывает флуктуации квантовых полей вакуума, и эти флуктуации делают мизерные касты очень непредсказуемыми. Жордия вернула пространству вокруг машины нормальную топологию, но искривление уже запустило некоторые флуктуации, которые слегка... эм... откинули объект в бордель, превратив его в полыхающие руины.

— Сука, даже без схватки приношу проблемы этому городу.

Некоторое время Жордия шла по горящему зданию с суровым видом (своим обычным выражением лица), но при виде своих безвольных родителей тут же снова вошла в образ.

— Мама! Папа! Вы в порядке? Идёмте скорее.

От родителей Жордии, которых она подняла в воздух своим пространственным телекинезом (уплотняя пространство под телами мамы и папы), не было ни слуху, ни духу. Они вообще не реагировали на пожар (или реагировали как та жёлтая собака из мема).

— Кстати, мам, где ты потеряла халат? Домохозяйка без халата — как королева без короны. Нужно будет срочно сшить новый.

— ...

— Пап, сними уже с себя эту хрень.

Жордия подлетела к отцу и сдёрнула ему со лба листочек на скотче с надписью«Я — обоссанный половичок».

И так, по хлопку Жордии, все оказались дома, в уже налаженной квартире, с полностью ликвидированным бардаком.

— Что ж, сегодня обойдёмся без рисовой пшеничной каши. Наверное.

***

Жордия уложила своих родителей на диван (придав им позу обнимания друг друга), накрыла одеялком, выключила свет, а сама вышла на балкон, чтобы посмотреть на царственные районы по ту сторону большой воды. Те были окутаны одеянием ночи, но сияли достойно городу будущего.

«Зачем... я их спасла? — думала Жордия, саркастично улыбаясь. Оперившись о балкон, она щекой легла на свои руки, и в больших глазах отражались множественные, яркие, жёлтые огни центральной застройки. — Я ведь могла создать новых».

В облаках, за пределами купола, тоже были огоньки. Они были намного тусклее, но двигались быстро, с ракурса Жордии напоминая пылающих птиц, улетающих вдаль.

— Я ведь и так знаю причину, — пробурчала она вслух и оторвалась от перил.

Вытянувшись во весь рост, Жордия призвала из разрыва пространства миниатюрную копию своей чёрной дыры и, прежде всего, посмотрела через стекло вовнутрь комнаты. С нежностью в дыхании, она улыбнулась и, опустив голову, сунула руку в свою дамскую сумочку.

И, как оказалось, это была не просто дамская сумочка, а целая дамская спальня. Среди ничего, среди черноты и отсутствия света, были множественные вещи, висели прямо там и не двигались, даже когда хозяйка спотыкалась о них.

— Ох, я же убиралась сегодня на перемене! Здесь постоянно респавнящийся бардак — враг всех супергероинь!

Жордия подпрыгнула и оказалась окружена разными кислотными предметами от журналов, плакатов, карточек, гребешков, шампуней и до плечиков с платьями и велосипеда. И всё это со стереотипным обилием страз, фиолетового и розового. Но если нам от этого смешно, то она-то в порядке — ей искренне нравился такой стиль.

Свернувшись калачиком, будто на кровати, Жордия позвала пальцем один из журналов. Это был «MahouKKmp» («Mahou Kirin Kyou Multiplayer») — еженедельник с мангой в жанре махо-сёдзё.

Раскрыв далеко не свежий номер (она их коллекционировала, ибо... эм... места было полно) данного альманаха, Жордия нашла 24-ую главу любимой манги. И, видя на одном из фреймов героиню, она вспомнила, как увидела экранизацию этого фрейма несколько лет назад.

— Если б не то недоразумение...

***

Дом Жордии был пустой оболочкой нормальности — фасадом, который она тщательно создавала, чтобы вписаться в мир, который боялся бы её и охотился на неё, если бы узнал, кто она на самом деле. Её дом был пустой сценой, где актёры — её искусственные родители — играли свои роли без эмоций или мыслей. Простые биологические роботы.

Её «отец» сидел на диване, устремив пустой взгляд в телевизор, и смотрел бесконечные футбольные матчи, как будто ничто другое в мире не имело значения. Её «мать» переходила от задачи к задаче, мыла посуду, которая всегда была чистой, складывала белье, которое никогда не носилось, и всё это в идеальном, стерильном цикле. Они были созданы, чтобы быть идеальными, но они были бездушными, и Жордия чувствовала, как тяжесть её одиночества всё больше давит на неё с каждым днём.

Она пыталась взаимодействовать с ними, пыталась привлечь их внимание. Она задавала им вопросы, рассказывала им истории, даже пыталась вызвать какую-то привязанность, но ничего не получалось. Они отвечали только механическими фразами, бесстрастными улыбками и щёлканьем своих рутин. «Ужин готов, дорогая», — говорила её мать, хотя еда так и не была приготовлена. «Да, да», — бормотал её отец, всё ещё не отрывая глаз от футбольного матча, даже не взглянув в её сторону.

Однажды вечером, после многих лет молчаливого терпения невыносимой скуки, что-то внутри Жордии сломалось. Она почувствовала прилив разочарования, грубого и подавляющего, сжигающего её, как лесной пожар. Она ворвалась к отцу, который, как всегда, был поглощён последним матчем. Он даже не заметил её присутствия. Толпа в телевизоре ревела, словно издеваясь над ней. В порыве ярости она бросилась на отца, ударив сильнее, чем намеревалась. Её отец не вздрогнул и не закричал — он был неспособен на такие вещи. Вместо этого пульт выскользнул из его руки, со стуком упав на пол.

Телевизор замерцал, и впервые футбольный матч исчез с экрана. Когда помехи рассеялись, комнату заполнила другая сцена — яркий и живой мир, цвета которого переливались жизнью и магией.

— ... — Жордия медленно обернулась.

На экране девушки в сверкающих костюмах сражались с яркой, ослепительной энергией, кружась в дугах света и надежды. Их движения были грациозными, дерзкими и бесстрашными. Лидер группы — девочка-волшебница с высоко поднятой палочкой в форме символа «piece» — кричала что-то о дружбе и мужестве.

Жордия стояла там, застыв. Её глаза были широко раскрыты, а сердце колотилось, когда она всё это воспринимала. Она никогда раньше не видела ничего подобного.

— ...

Тепло, надежда, любовь, которыми делились эти волшебные девочки, — это было всё, чего не хватало её миру. Они не просто сражались с монстрами; они сражались, чтобы защитить что-то драгоценное. У них были друзья, мечты и сердца, полные эмоций. У них была цель.

— !!!

Глаза Жордии заблестели, когда её осенило — вот, чего ей не хватало на самом деле! Всё это время она притворялась человеком, заставляя себя жить в обыденной и пустой рутине этого мира, чтобы скрыть свою истинную природу, но при этом она также заперла своё собственное сердце.

У неё была сила — огромная сила гравитации, властвующей над топологией вакуума! — но не было направления, не было мечты. Но здесь, в этом фантастическом мире девочек-волшебниц, было видение того, какой она могла бы быть. Они были всем, чем она не была: любимы, восхищаемы и полны света. Но более того, у них было воображение. Они использовали свою силу не только для борьбы, но и для создания чего-то большего, чем они сами — надежды, радости и связей с другими.

— ~~Волшебная... д-девочка~~...

В этот момент что-то изменилось в её душе. Она не хотела быть просто ещё одной сингулярией из чёрной дыры, преследуемой и внушающей страх. Она не хотела разрушать или доминировать над миром, как ожидалось от космического хаоса и ребёнка сверхмассивного квазара.

Нет, она хотела жить, любить, стать чем-то большим, чем просто продуктом чёрной дыры. Она хотела быть настоящей волшебницей, такой же, как те, что на экране. Не имело значения, было ли это непрактичным, глупым, или никто не воспримет её всерьёз. Впервые она нашла то, во что могла верить: магию воображения и доброты.

С того дня Жордия — нет, Дискордия! — определила свой курс. Она будет строить свою собственную судьбу, свою собственную личность, став девочкой-волшебницей, которой она так глубоко восхищалась. Её катана будет её палочкой, её масса — её крыльями, а её мечты — её проводником. Даже если её путь будет кривой пародией на тех сверкающих героинь, она будет бороться, чтобы сделать мир ярче, даже своим хаотичным способом. Потому что она больше не была просто ожившим вакуумом от мгновенно сжатой вселенной, порождённой чёрной дырой. Она была надеждой, окутанной хаосом, маяком красочного безумия, которая просто хотела принести немного света в одинокий, равнодушный мир.

И поэтому, с новым чувством цели, Жордия Дискордия отправилась вперёд, не завоёвывать, а творить — волшебница по своему праву, полная решимости изменить мир одним взмахом своей радужной катаны.

***

— ... я бы так и не узнала, чего на самом деле хочу.

Да, если бы не то недоразумение с переключённым каналом, Жордия Сайгири никогда бы не стала Жордией Дискордией. Она могла никогда не додуматься до такой простой концепции, как использовать свои врождённые способности сингулярии в качестве «магии для делания мира лучше».

И когда жители Кирин-кё хейтят её после каждой разрушительной битвы с космическими врагами, они не знают, что без её вмешательства всё было бы гораздо, гораздо хуже.

Вспомнив былое, Жордия отбросила журнал в никуда и «перевернулась на другой бок», подложив ладошки под висок. Она посмотрела в пустоту и кривыми губами произнесла...

— Я — волшебная девочка. Больше не космический монстр, чья роль — сражаться с Дозорным... Теперь я — сама героиня на страже города. Я буду защищать Кирин-кё, не смотря ни на что. Потому что...

Жордия потупила взгляд в бок, стыдясь чего-то перед матерью. А в её глазах отразился театр теней — постановка о том, как храбрый рыцарь-копьеносец пронзил гротескное чудовище с восьмизубым мечом. И так из раза в раз пятнадцать поворотов фонового колеса. На шестнадцатом повороте чудовище отбросило от себя меч из восьми зубьев и бросилось наутёк от рыцаря и его оруженосцев. Оно прыгнуло и приземлилось под куполом никому неизвестного города, окружённого блокадой из висящих космических кораблей подле своей умирающей звезды. Там, под куполом, чудовище уменьшилось и приняло силуэт девочки с двумя хвостиками. И она пала обняла свои колени, спрятавшись между силуэтами небоскрёбов, и таким образом скрылась от взора свиты рыцаря, которая пролетела по небу на теневых колесницах.

— Я нашла компромисс.

Жордия закусила губу, но вместо крови из неё потекла вверх чёрная жидкость, сама пустота, отсутствие, истинный вакуум внутри чёрной дыры ложного.

— Город дал мне приют от взора Совета. И Дозорный не явится. Ибо, если он явится...

Силуэты театра теней показали продолжение представления: как дикая охота во главе с копьеносцем несётся по небесам и разрушает купол, вынуждая девочку выйти на суд её врагов. Она вновь обращается в монстра и разрушает город. И, как и все циклы вращения колеса до этого, конец был плохим для обоих. Аристократичный охотник пронзил зверя копьём, но умер, пропал в его объятиях (или пасти — силуэты теней не дали никаких деталей). И тогда настало бы время семнадцатого копьеносца, и уже семнадцатого возрождения чудовища из бездны. Но...

...Жордия не хотела продолжения этого театра. Не желала, чтобы колесо вращалось снова и снова. Она устала от этой судьбы. Она не выбирала такую судьбу. Это они наставили на неё орудия в первый раз, как она вышла наружу из своей зияющей чёрной дыры. Это они сделали её воплощением зла и хаоса. Это они из раза в раз пытаются повергнуть её раз и навсегда, чтобы затем найти нового врага.

Жордия понимала отсутствие смысла в этом мифе. Она — не хтоническое чудовище, не титан, а смертные — не олимпийцы. Никто и никого не обязан был повергать, но это есть. Оно просто происходит, и ничего с этим сделать нельзя.

Поэтому Жордия была здесь, в Кирин-кё, на Титане Сатурна, в системе красного гиганта Соль, находящегося на пороге сброса своей пылающей оболочки и превращения в белого карлика.

Девочка-волшебница из чёрной дыры...

... в мире, где всех уже тошнит от веры во вселенские чудеса.