МАКС


Поначалу сложно было понять, что именно происходит: всё путалось, вспыхивало, рассыпалось — до того момента, пока не обрушилась чернота. Так, словно непроницаемый занавес сорвался с петель и накрыл всю сцену.

Я лежал на спине и смотрел вверх — хотя даже в этом не было полной уверенности. Ни холода, ни тепла. Лежал ли я на чём-то твёрдом или мягком — понять было невозможно. Ни ощущений, ни чувств, ни эмоций. Будто я перестал существовать, и осталось одно сознание, кристальное и чистое.

Захотелось подняться, но я испытал сомнение. Разве это возможно? Я уже приготовился столкнуться с сопротивлением окаменевшего тела, но оно неожиданно подчинилось. Никаких усилий — и вот я уже стою.


Небо. Надо мной густое серое небо. Облака растекались по нему во все стороны, но в то же время неслись куда-то сплошным потоком. Никогда не думал, что так сложно описывать облака. Единая, бесконечная рябь — без малейшего просвета. Я хотел опустить глаза, но меня вдруг ослепила вспышка. Я ждал, что свет померкнет, но он продолжал слепить.


— Вы готовы? — раздался молодой мужской голос.


Я не двигался.


— Кто ты?


— Я М.А.К.С. — Модуль Активного Кибернетического Сопровождения. Разработан компанией «ПроМакс-Плюс» для сбора данных и их анализа.


— Я… я ничего не слышал о такой компании.


Голос в сфере неожиданно изменился и зазвучал так, словно включился рекламный ролик.


— Компания «ПроМакс-Плюс» — стартап, находящийся на стадии активного привлечения инвестиций. Мы принимаем криптовалюту, банковские переводы…


— Постойте, — перебил я. — Какие переводы…


— Простите, — вновь заговорил Макс. — Пока это только бета-модуль. После ознакомления с моей тестовой версией у вас будет возможность оставить отзыв. Извините, если ваши чувства оказались задеты.


— Чувства?


Внутри что-то кольнуло, резко и неприятно.


— Вы так и не дали ответ, — напомнил Макс. — Вы готовы?


К этому моменту глаза почти привыкли к яркому свету, и я стал различать висящую в воздухе сферу.


— Готов к чему?


— Проследовать за мной.


— Проследовать? Я что, арестован?


— Арестован? Нет, конечно. Вы не арестованы.


— Тогда почему я должен куда-то за тобой следовать?


— Простите, не понимаю вас, — Макс замялся.


— Ты же стартап. Значит, ещё недавно тебя здесь не было? Верно?


— Всё верно.


— Так что, без тебя я бы сам не дошёл?


Макс задумался. Сфера засветилась ярче и стала переливаться.


— Дошли бы… — наконец отозвался Макс. — Но тогда я не собрал бы данные.


— Чего тогда спрашивать, готов я или нет?


Прежде чем продолжить диалог, сфера опять некоторое время меняла оттенки.


— Просто многие оказываются не готовы, — ответил Макс.


— Не готовы к чему?


— Идти.


— Куда идти? — я начинал злиться.


— Идти дальше.


— Ты что, издеваешься? Дальше — куда?!


Я внезапно осознал, что первое возникшее чувство — гнев. Он просыпался постепенно, отряхивался, будто зверь после долгой спячки, и вдруг я ощутил ещё одно болезненное прикосновение, теперь — где-то под сердцем. В этот момент сфера отлетела в сторону.


— Туда, — произнёс Макс.


Передо мной оказалось сияние — и я даже не буду пытаться его описывать. Если уж вид облаков невозможно толком передать словами, то что говорить об этом. Я мог распознать лишь едва уловимые перламутрово-жемчужные переливы. Они странным образом закручивались, или, быть может, завихривались — если вообще можно так выразиться, — и при этом оставались неподвижными. Они одновременно пребывали в бесконечном количестве состояний. Знаю, о чём вы сейчас подумали: опять этот злосчастный квантовый кот…


Мысль о коте неожиданно вызвала внезапный болевой спазм. Где-то в районе солнечного сплетения. И хотя я и не дышал, возникло страшное ощущение удушья. Я пытался заговорить, но каждый звук давался мне с трудом.


— И что там? — всё же смог выдавить из себя.


— Инициация, — ответил Макс.


— И-инициация?


— Да, инициация.


— Знаешь… — Спазм постепенно отступал. — Когда будешь передавать информацию разработчикам, заодно скажи, чтобы их бот изъяснялся как-то попроще.


— Я не бот, — произнёс обиженным голосом Макс, а затем, как ни в чём не бывало, продолжил: — Отзыв будет передан. От вашего имени или анонимно?


— Да плевать как! — Боль уступила место гневу. — Лучше скажи, что означает эта твоя… инициация.


— Инициация — это то, что люди называют рождением.


— Рождением? В смысле «рождением»?


— Парадокс заключается в том, что люди так и не дали точного определения одному из самых ключевых процессов. Они называют его «рождение». При этом «рождаться» этимологически означает «прорастать». Но люди ведь не растения, верно?


— Не растения… — пробормотал я, с трудом улавливая смысл слов.


— Люди не прорастают — они инициируются, — ультимативно закончил Макс.


— Значит, мы должны праздновать не день рождения, а день инициации, — невольно усмехнулся я, но в ту же секунду что-то обожгло в груди. Из недр памяти всплыло видение.


«Мама. Та, какой я её почти не помню. Молодое красивое лицо. Она держит меня на руках и покачивается. Чувствую, как руки крепко сжимают тело. Мама вглядывается в меня и улыбается».


Я вздрогнул, и видение рассыпалось.


— День инициации… — тихо проговорил я, приходя в сознание. — Так что же тогда?.. Если и здесь инициация, и там… Получается переселение душ?


— Нет, — отрезал Макс. — Инициация — это не переселение душ. Это изменение состояния.


— Слушай, ты можешь просто сказать, что там?


— Даже при наличии полных данных, — произнёс Макс, — объяснить просто было бы невозможно. Вы готовы идти?


— Готов?.. Ну, конечно готов… А что, бывает иначе?


— Последнее время всё чаще и чаще, — как-то печально отозвался Макс.


Очередной укол.


«Я купаюсь в ванной со своими любимыми игрушками. Мама достаёт меня из воды и заворачивает с головой в полотенце. Пока она несёт меня в кроватку, я громко смеюсь и пытаюсь выбраться».


— И что они делают? — Я отгоняю видение.


— Остаются.


— Остаются?.. Где? — Я впервые оглянулся. — Здесь?


— И здесь тоже.


Нас окружали покачивающиеся в ночи деревья. Их листья трепетали в порывах ветра и тихо шуршали над покосившимися плитами, вырастающими из сырой земли. На жухлой траве печально сверкала роса, а кое-где лежали одинокие букеты, цветы в которых давно увяли.


— Пока никого не видно.


— Вы и не сможете их увидеть, — отозвался Макс, и я вновь повернулся к нему.


— Но тебя-то я вижу?


— Я всего лишь голографический интерфейс.


— Интерфейс?..


Голос в сфере опять сменился и зазвучал как рекламный ролик.


— В скором времени у пользователей появится возможность адаптировать аватар под любые предпочтения. Вы сможете выбрать кого-то из близких или даже любимого питомца.


Внутри всё сжалось.


— Да заткнись ты уже! — Звуки едва складывались в слова.


— Уже сейчас доступны настройки оттенка, яркости, контраста, — продолжала тараторить сфера. — В следующем обновлении ждите фильтры, маски и…


— Заткнись! Заткнись!


Повисла тишина.


— Я не понимаю… В чём вообще смысл-то этого тупого приложения?


— Пользователи, — вновь своим голосом продолжил Макс, — смогут получать послежизненный абонемент на услуги сопровождающего, чтобы скрасить период инициации.


— Скрасить? Да что ты собрался скрашивать?! Ты же толком объяснить ни черта не можешь!


— Статистика показывает, что недовольных клиентов пока нет.


— Ага… Плохой-то отзыв-то уже никто не оставит…


Макс не стал отвечать.


— Знаешь, а ведь случись у кого клиническая смерть, отзыв всё же появится, — зло усмехнулся я.


— Надо заметить, — будничным тоном сказал Макс, —после клинической смерти вероятность остаточных воспоминаний крайне мала. Более того, основная моя функция — это сбор информации и её анализ.


— Ну и какую ты собрал информацию? Почему многие остаются? Инициация — что?.. Что-то плохое?


— Точных данных об инициации у меня нет. Моё наблюдение ограничено самой инициацией. После того как процесс начинается, я утрачиваю возможность наблюдения.


«И всё же на хрен ты тогда нужен?..» — хотелось сказать мне, но спросил другое:


— Ты ведь со всеми здесь общаешься? Значит, знаешь, почему некоторые не идут. Они что, боятся?


— Нет. Инициации бояться нельзя. Это невозможно. Её никто не боится. Если основываться на моих наблюдениях, инициация — нечто столь же естественное, как желание птенца прыгнуть, чтобы взлететь.


При этих словах меня вновь сотрясла серия болезненных спазмов.


«Я стою у окна и прижимаю к груди мягкую игрушку. Это большой чёрный кот. Мама называет его Бегемот, но я не понимаю почему. На улице темно, и мама всё никак не возвращается. Я один, и мне страшно. Я сжимаю кота всё сильнее. Когда замок в двери поворачивается — бегу в коридор. „Я боялся, что ты не придёшь!“ — кричу я. Мама, не снимая куртки, опускается на колени, и обнимает меня. Я чувствую, как сильно она замёрзла. „Я здесь, сыночек. Не бойся, я с тобой“».


— Так если это явление, — преодолевая спазм, говорю я, — настолько естественное, чего люди туда не идут?


— Этой информацией я не обладаю. Мой процесс наблюдения сопряжён лишь с услугами по сопровождению.


— Да какая же это услуга? Провести туда, куда все и так могут дойти?.. А кто не может — ну и пусть?.. Обалдеть, какой-то развод мертвецов. Может, ещё допуслуги предложите?


Я тут же пожалел, что сказал об этом. Сфера моргнула, и вновь включилась реклама.


— Компания «ПроМакс-Плюс» с радостью предложит клиентам расширенные пакеты сопровождения…


Вдруг я перестал что-либо слышать. Голос загробной колонки отдалился, а взгляд непроизвольно обратился к перламутровому сиянию. Да, Макс оказался совершенно прав: я знал, что мне туда. Это был тот самый момент, когда ты не можешь ошибиться и точно знаешь — вот он, единственно правильный путь.

Если бы не этот чёртов Макс, я сразу бы туда и направился. Но почему же не иду сейчас? Может, я не могу двигаться? Я качнулся и ощутил движение, но в ответ меня тут же сковал новый приступ боли.


«Мама обнимает меня после какой-то ссоры. „Я люблю тебя“, — говорит она, стирая с моих щёк слёзы. „Ты не злишься?“ — спрашиваю я, утыкаясь в её плечо. „Нет, не сержусь“, — шепчет мама. „Простишь меня?“ — „Конечно прощу, сыночек. Всегда“».


— Извините, — прорвался сквозь время голос Макса, — вы так и не ответили на мой вопрос. Вы готовы?


Я хотел было ответить, что готов, но в памяти одно за другим продолжали вспыхивать воспоминания, каждое из которых сопровождалось болезненным уколом.


«Я возвращаюсь из школы. Первым делом дома прячу дневник, но мама его находит. В нём красными чернилами замечание от учителя. Я жду, что мама станет меня ругать, но вместо этого она садится рядом и мы оба молчим».


Укол.


«Мы с мамой играем в настольные игры, смеёмся. Перед сном она мне читает. Я засыпаю под её голос».


Укол.


«Я прихожу домой вусмерть пьяный. Мама просит меня вынести мусор и делает вид, будто ничего не замечает».


Ещё укол.


«Я собираю чемоданы — уезжаю на учёбу в другой город. Мама стоит в дверях и старается не плакать. „Всё будет хорошо, не волнуйся“, — говорю я. Мама остаётся одна».


— Понятно… — печально проговорил Макс. — Ещё один остающийся.


— Что? — Я вздрогнул, и вышел из оцепенения. — Что значит «ещё один»?..


— Так всегда и происходит. Сначала задают много вопросов, затем замолкают, о чём-то думают и потом остаются.


— Так… Так ведь это, получается… из-за тебя происходит!


— Интересное наблюдение.


— Наблюдение?! Да ведь из-за тебя души не могут в мир иной перейти!


— Простите, я здесь лишь для наблюдения.


Я попытался сделать шаг навстречу перламутровому сиянию, но грудь закололо так сильно, что я будто стал задыхаться.


— Что происходит? — В груди словно бы горел огонь.


— Согласно наблюдениям, — ответил Макс, — незавершённые эмоциональные конструкции чаще всего становятся препятствием к инициации и продолжают удерживать психоэнергетическую активность.


— Ты проще говорить можешь?


— Другими словами, вина — тяжкий груз.


— Тогда, может быть, ты поможешь?


— Чем я могу вам помочь?


— Ты можешь помочь дойти…


— Боюсь, это противоречит политике компании и этическим стандартам.


— Каким ещё, к чёрту, стандартам?!


— Вмешиваться в естественные процессы без полного понимания их природы запрещено Резолюцией № 122/AI Совета ООН по биоэтике о недопустимости вмешательства алгоритмических систем в трансцендентные переходы и пограничные состояния сознания.


— А сейчас ты не вмешиваешься? Я бы уже давно дошёл!


— Такая вероятность действительно существует.


— Так если существует, помоги!


— Я сказал, что существует лишь вероятность. Она не есть абсолют.


— Да какой, к чёрту, абсолют?! Вероятности что, недостаточно? Если бы ты меня не отвлёк, я бы уже был там! Ты сам резолюцию нарушаешь.


— Формально доказательств, подтверждающих, что моё присутствие каким-либо образом влияет на инициацию, не имеется.


— Ты же сам говоришь, что люди остаются всё чаще, — я почти рычал от гнева. — Может, это в тебе дело? Об этом не думал?!


— Спасибо. Я передам эту информацию разработчикам.


Я хотел было высказать всё, что думаю о его разработчиках, но сфера вдруг исчезла. Просто исчезла, будто её никогда здесь и не было.


— Макс?.. Эй, Макс? — Я остался один.


Вокруг — одни ограды и тихие нахмуренные надгробья. Порыв ветра качнул увядшие ленты на венке. Кладбище вдруг показалось мне знакомым. Я вышел на узкую дорожку, пошёл вперёд, и она вывела меня к центральной аллее. Точно. То самое… Вон там. Совсем недалеко отсюда.

Вдалеке тускло мерцал одинокий фонарь. От него доносился странный шум. Чем ближе я подходил, тем отчётливее он становился. Это была музыка. Нет, мелодия. И тут я понял: это звонил телефон.


«Я смотрю на экран. Вызов от мамы.

— Сыночек, ты приедешь на праздники?

— Мам, в эти, к сожалению, никак не смогу. Обязательно в следующий раз.

Но в следующий раз я тоже не приезжаю.

Мама говорит, что хочет завести кота. Ей одиноко — но об этом она молчит».


Фонарь остался позади. Я свернул на одну из тропинок и пошёл вглубь кладбища. Вскоре свет исчез. Я обернулся и увидел, что позади ничего нет. Будто за мной по пятам кралась чернота и пожирала всё. Но я уже был на месте. Всё верно. Именно здесь.

Я прочитал имя.

Мама внимательно смотрела на меня с надгробного камня.


— Привет, мам…


В глубине души я надеялся, что мама ответит. Но она молчала.


«„Теперь у меня есть кот, — радостно сообщила по телефону мама. — Назвала его Бегемот. Угадай почему?“ „Наверное, потому, что он большой и чёрный?“ — засмеялся я».


«Я приезжаю домой на каникулы. Мама выглядит неважно.

Я спрашиваю, что случилось, но она уверяет, что только немного простыла. Она часто сидит. Бегемот много времени проводит у неё на коленях».


«Мы созваниваемся часто, но говорим мало. У меня учёба, внеклассные занятия, встречи с друзьями. „Как Бегемот?“ — каждый раз спрашиваю я. „Это чудесный кот“, — смеётся мама и рассказывает об очередном происшествии, связанном с ним. Но мне не особо интересно слушать».


«Когда я приезжаю в последний раз, маму кладут в больницу. „Позаботься о Бегемоте, — говорит она. — Я ведь единственная, кто у него есть“».


«Я возвращаюсь в опустевшую квартиру, где прошло моё детство. Беру Бегемота на руки. Я снова один, и мне страшно. Я прижимаю Бегемота сильнее. Он не сопротивляется».


«Мамы не стало. Я на поминках. Здесь её подруги, но я почти никого не знаю. Спрашиваю, кто мог бы забрать кота».


Особо острое лезвие добирается до живота. Мама всё ещё внимательно наблюдает за мной с надгробного камня. Я пытаюсь найти в её глазах упрёк, но его там нет.


— Прости меня…


«Я держу Бегемота и прижимаю к себе. Ветеринар делает укол. Кот вздрагивает, напрягается, но даже не пытается вырваться. Его тело вдруг обмякает и безвольно повисает у меня в руках. Безжизненное. Бездыханное. Я будто снова сжимаю в руках ту самую игрушку. И невозможно поверить, что ещё мгновение назад в нём была жизнь».


На полированной поверхности камня собралась роса. Одна капля появилась в уголке маминого глаза и, дрогнув, скользнула вниз, оставив тонкий, блестящий след.


Не знаю, сколько я так стоял. Часы, дни или годы. Шли дожди, появлялось и заходило солнце. Я чувствовал, как сияние, что так манило меня, становится всё дальше, а потом и вовсе показалось, будто оно угасло для меня навсегда. Я не отводил взгляда от мамы и вдруг, неожиданно для себя самого, произнёс:


— Я люблю тебя, мама.


Лёгкий порыв ветра сорвался с ближайших ветвей, и мне показалось, он несёт с собой голос. Я прислушался.


— Я тоже тебя люблю, — ответила мама.


— Любишь?


— Конечно, люблю…


— Но я же…


Что-то ледяное коснулось сердца.


— Ты простишь меня?


— Чтобы ни произошло… Всегда.


Ветер снова качнул листья, и я, как когда-то, ощутил его прикосновение к лицу. Мне вдруг показалось, что я снова умею дышать, чувствовать вкус воздуха и втягивать носом запах земли. Внутри стало тепло — как будто к груди прижался большой чёрный кот и заурчал.


Яркий свет ударил в глаза, и возле меня вспыхнула знакомая сфера.


— Вы готовы? — прозвучал голос Макса.


— Да. Теперь готов.

Загрузка...