Маленький ангел

— Мариш, сможешь полчасика побыть дома одна? — спрашивает мама, натягивая на мою старшую сестрёнку Иринку колготки, и то и дело встревожено поглядывая на часы, — Сашка! Ты где?! Выходить уже надо! А то снова опоздаешь на первый урок!

Сашка пулей вылетает из туалета, натягивает на себя впопыхах куртку и шапку. Последнюю столь криво, что оба уха торчат наружу. Как впрочем и швы самой шапки.

— Шиворот-навыворот! Шиворот-навыворот! Значит точно выпорят! — смеемся мы с Иринкой и показываем одновременно брату язык. Тот в ответ корчит нам препротивную рожу, запихивая при этом ноги в ботинки.

— Ира! Комбинезон! — кричит мама и мчится на кухню, где уже вовсю весело фырчит кастрюля с компотом, — Сашка! Шапку поправь!

Сестрёнка послушно сползает на пол и начинает умело натягивать на себя комбинезон. Красивый, розовый, с единорогами. Точно такой же как и у меня, только большой. Застегивает молнию, натягивает на ноги серебристые ботиночки. Топает — и подошва вспыхивает разноцветными огоньками. Как в сказке!

— Сашка! Ты снова перепутал ботинки?! — восклицает мама, вернувшись с кухни, — да что это такое! До начала урока всего десять минут!

Становится на колени и быстро-быстро меняет местами ботинки. Совсем некрасивые. Черные. И без огоньков. Что поделать — мальчикам вечно нравится какая-то гадость!

— Маришка, не будешь бояться? — спрашивает у меня мама, накидывая на себя пальто и позвякивая ключами.

— Не буду! — обещаю я ей. Хотя мне уже жуть как страшно! Прежде я ещё никогда не оставалась одна. Но — я ведь уже большая! Ещё пять дней, и мне исполнится целых четыре года! А в четыре года уже стыдно бояться! Но все равно глаза щипет от слез, а голос дрожит, хоть я и изо всех сил улыбаюсь. Мне так хочется пойти с ними! На улице весело светит солнце, а небо синее-синее, без единого облачка! Впервые, после стольких дождливых дней! Так хочется насобирать побольше каштанов, желудей и ярких осенних листьев — желтых, красных, оранжевых! Поиграть в догонялки с Темкой, или же поделать секретики с Аней. Не зря же я насобирала столько красивых фантиков из-под конфет?! А ещё — наша воспитательница в садике, Анна Григорьевна, обещала, что научит лепить из пластилина единорогов! Я уже даже придумала, какого хочу — розового, с оранжевой гривой и сиреневыми глазами! А вместо этого — приходится сидеть дома из-за дурацких соплей!

Сашка выскакивает за дверь, размахивая рюкзаком, на котором нарисована какая-то страшная рожа, и над чем-то хохочет. Следом за ним выходит Иринка, таща на себе самокат. А после и мама, обвешанная пакетами. Дверь закрывается, и пару раз со скрежетом проворачивается в замке ключ. И — тишина. Звенящая и противная. Прям как мои сопли.

Я всхлипываю. Становится ужасно-ужасно обидно. Из-за того, что меня оставили дома одну-одинешеньку. Из-за того, что я так и не смогу слепить сегодня из пластилина единорога. И особенно из-за того, что мама напоследок не обняла и не поцеловала меня. Вот Иринку бы точно поцеловали! И Сашку! А про меня просто забыли! По щекам начинают течь слезы, но я быстро стираю их рукавом. Гляжу на часы. Интересно, полчаса — это долго? Стрелки ползут медленно-медленно. И мне — вдруг ни с того, ни с сего становится страшно.

Печально бреду на кухню и смотрю на окно. Точно! Из него же виден подъезд и почти вся дорога до сада! Подхожу, приподнимаюсь на цыпочки и кладу подбородок на подоконник. И —ничего не вижу. Кроме других домов, синего-синего неба и солнца. Окно чуть приоткрыто. Легкий ветерок легонько треплет мне локоны, доносит шум дороги и перестук стройки. Интересно, а мама с Иринкой и Сашкой уже вышли на улицу? Сашка все также размахивает рюкзаком или нет? А Иринка? Идет с мамой за руку или вновь что есть мочи мчится на самокате к дороге? Вот бы забраться повыше и все как следует разглядеть!

Я оглядываюсь и замечаю стул. Зеленый, как и все у нас на кухне. С полустертым корявым рисунком на спинке — Сашкиным. Он много чего нарисовал, пока был малышом. Мы с Иринкой то и дело обнаруживаем следы его творчества: то под ковром, то под столом. И — даже за батареей.

Двигаю стул к окну. Он тяжелый, приходится толкать изо всех сил. Высовываю от напряга язык, смотрю на часы. Длинная стрелка чуть сдвинулась — прошло полчаса или нет? Не понятно. Как же это и впрямь долго — полчаса! Целая вечность!

Наконец стул оказывается прямиком у окна. Я заскакиваю на него. Смотрю. А вот и они! Сашка как обычно скачет козлом, а мама стоит рядом с Иринкой, что-то ей поправляет. Я стучу по стеклу — вдруг услышат?! Хотя… Этаж у нас девятый или десятый. Все никак не могу запомнить… А может… Может крикнуть прямо в окно? Вот они удивятся!

— Ау! — что есть мочи кричу в оконную щель. Улыбаюсь тому, как же хорошо я это придумала. Но — меня снова не слышат. Иринка уже мчится во всю на самокате, а Сашка, размахивая рюкзаком, бежит следом за ней.

Я залезаю на подоконник. Как высоко! И как же хорошо отсюда все видно! Чуть щурюсь от яркого солнца. А вот и козырек подъезда прямо под нашим окном! Дорога, садик и школа! Какие маленькие машины! Словно игрушечные! А люди! Крошечные как муравьи!

— Ау! — снова кричу я в оконную щель. Интересно, а если открыть окно нараспашку, то может быть меня наконец услышат? Тянусь к ручке, нажимаю сначала одной рукой. Какая тугая! Обхватываю ее двумя ладошками и начинаю давить на нее что есть мочи. И — окно резко распахивается! Я было начинаю заваливаться назад, но в последний момент отталкиваюсь от спинки стула ногой. Облегченно вздыхаю, оперевшись о сетку. Специальную, что не пускает домой комаров. Гляжу вниз: мама, Иринка и Сашка ещё не ушли. Стоят — и глядят вверх. Прям на меня! Я весело машу им рукой, улыбаюсь. Снова кричу:

— Ау!

Мама тоже что-то кричит мне в ответ. Машет руками. Я сильнее вжимаюсь в сетку, чтобы лучше расслышать. И вдруг — проваливаюсь и начинаю лететь. Мимо проносится окна, совсем рядышком пролетает голубь — белый-белый как снег. Надо же! А падать, оказывается, совсем-совсем и не страшно! А — даже весело! Козырек над подъездом все ближе и ближе! Бум! И я вдруг оказываюсь стоящей на тротуаре. Совсем-совсем рядом с мамой, Иринкой и Сашкой. И как только я здесь очутилась?! Настоящее волшебство!

– Мама! Мамочка! — я хватаю за руку маму, тяну на себя, — ты видела?! Видела?!Я летела! Как птица!

Но мама не замечает меня. Все смотрит на козырек над подъездом. И шепчет:

— Мариша… Моя Мариша…

— Мама, я тут! Посмотри на меня! — продолжаю тянуть ее за руку. Гляжу на козырек — и ничего не вижу. Лишь слышу жалобный то ли стон, то ли плач, что доносится сверху.

— Видели! Девочка упала?!

— Совсем маленькая!

— Плачет! Ещё жива! Звоните в скорую!

— Мама! Мамочка! — кричу я, но меня отчего-то никто, совершенно никто не слышит, — Иринка! Сашка! Я не упала! А полетела! Вот же я!

Иринка и Сашке все также не мигая глядят на козырек над подъездом. А затем — Иринка падает на колени, закрывает лицо руками и начинает истошно кричать.

— Марина? Внученька? — слышу вдруг голос. Усталый и ужасно печальный. Оглядываюсь. И вижу незнакомую тетю в простом длинном платье белого цвета.

— Тетенька, а почему мама меня не слышит? И Иринка так страшно кричит? — спрашиваю я у нее, — и кто это там так жалобно стонет?

— Пойдём со мной, мой маленький ангел, — говорит тетя, и — за ее спиной распускаются белоснежные крылья.

— Тетенька, мне нельзя уходить с незнакомыми. Мама будет ругаться, — я делаю шаг назад. Снова хватаю мамочку за руку. Но та все так же не замечает меня. Все глядит на козырек над подъездом и плачет. Тихо-тихо и горько-горько. Интересно, из-за чего?!

— Я не незнакомая, — тетя садится на корточки передо мною, — я твоя бабушка, Вера.

— Баба Вера?! Та что живет на облачке?! Мама рассказывала о тебе! — лицо тети и правда кажется мне знакомым. И — очень и очень похожим на маму.

— Да, на облачке, — улыбается мне она. И по ее щеке сбегает слеза, переливаясь на солнце словно самый настоящий бриллиант, — теперь, мой маленький ангел, ты будешь жить там вместе со мною.

Она подхватывает меня на руки. Взмахивает широкими белоснежными крыльями и — взлетает. Поднимается все выше и выше. Я было хочу взглянуть на козырек над подъездом, увидать наконец, кто же там так жалобно стонет, но баба Вера закрывает мне глаза своею рукой.

— Тебе не стоит этого видеть, мой маленький ангел. Придет время и ты сама все поймёшь.

Когда она наконец отнимает ладонь, мы уже высоко-высоко. Даже выше нашего дома.

— Баба Вера! А когда я наконец-то смогу вернуться домой? У меня же День Рождение скоро! И в садик надо идти! И я так и не слепила из пластилина единорога! И мама… Мамочка! Я хочу к маме! К Иринке! И к Сашке!

— Ты еще увидишь их, маленький ангел. Но сейчас нас ждут Небеса…