Больше полувека как из деревушки Хернальс стал семнадцатым венским округом, но до сих пор не растерял свою простодушную провинциальность. Чего нельзя было сказать о Лине Пролль. В свои двадцать два она была абсолютно городской девушкой. Ей уже шёл бурлящий, деловой, модный Митте. Оттого её раздражало желание Эриха встречаться именно в Хернальсе. Чего ему, в конце концов, бояться? Общественного порицания? Да у любого более-менее предприимчивого коммерсанта в любовницах была секретарша. Зачастую с ней появлялись на деловых встречах, вечерних обедах с партнёрами. Все всё знали, и никого это не коробило.


Но Эрих, несмотря на относительную молодость, был щепетилен. В бюро отношения между ними были строго рабочими, и лишь вечерами в небольшой семейной гостинице в Хернальсе он переставал быть тем самым Эрихом Хоффнером и превращался в улыбчивого бонвиана — Эриха, ценящего жизнь и любящего удовольствия.


Все поменялось в сорок втором, когда стало ясно, что блицкрига на Востоке не будет. Тогда об этом ещё не говорили вслух, но жили каждый день как последний. По настоянию Эриха Нина с дочерью оставили венский дом и переехали в Бад-Фёслау. Эрих навещал их каждое воскресенье. А вся неделя теперь принадлежала Лине.


Уютные вечера в Хернальсе закончились. Теперь это было больше похоже на попойки в компании офицеров из управления лагерей Гузен. В перерывах между блюдами, за бокалом охлаждённого зекта, решалась судьба пары сотен заключённых, нужных Хоффнеру для собственного производства. Дамы были отдушиной и вносили в эти сборища лёгкий налёт благородства.


Ничто не говорило о том, что этот вечер станет исключением. Только вот, видимо, что-то почувствовав, из Фёслау приехала Нина.


Лина физически ощущала, как в ней закипает раздражение. Нет, она никогда не ревновала Эриха. Но смотреть, с каким умилением смотрит на него Нина… Будто не может насмотреться и надышаться. Будто ничего и никого не видит, кроме него. И самое противное — что ему это нравилось.


Внезапно шальная мысль молнией пронеслась в голове. Не дав себе времени передумать, Лина быстрым шагом подошла к ресторанному оркестру, а, возвращаясь, задорно подмигнула сидящему за столом лейтенанту, который весь вечер украдкой бросал на неё заинтересованные взгляды.


Оркестр заиграл про маленькое кафе в Хернальсе. Лёгкая, чуть снисходительная полуулыбка едва тронула губы Эриха. Он уверенно вёл в танце Нину, которая отчего-то танцевала с закрытыми глазами, доверчиво прижавшись к плечу мужа, который, в свою очередь, не отрывал взгляда от блистательной Лины. Копна её каштановых волос задорно взлетала при каждом повороте, а сверкающая улыбка озаряла лицо в ту минуту, когда она поворачивалась к Эриху.


Лейтенант. Самоуверенный, чопорный. Правда, неплохо танцующий. Она даже не запомнила, как его зовут, и не дала ему ни единого шанса продолжить знакомство.


Всё закончилось тринадцатого апреля сорок пятого. Всё сгинуло, пропало, как пропадает ночной морок в сумеречное декабрьское утро.


Лина вернулась в Хернальс. По утрам она старательно ухаживала за своим огородиком на заднем дворе, а вечерами работала кельнершей в небольшом кафе, которое пользовалось спросом среди американских офицеров. Лина не утратила своей миловидности. Каштановые волосы так же задорно взлетали при повороте головы, а чарующая улыбка время от времени озаряла лицо.


Соскучившиеся по женскому обществу офицеры приглашали её провести вечер в их компании, дарили дефицитные чулки, которые на Нашмаркте можно было выменять на любые продукты. Благо и пропуск во французскую зону Лина добыла себе в награду после одного из таких вечеров.


Пересуды, может, и ходили, но Лине было всё равно. До себя она никого не допускала, а посиделки и фривольные шуточки… Если господам офицерам нравится, то почему бы и нет?


Про Эриха она слышала только то, что его посадили. Кажется, на семь лет — за сотрудничество. Имущество конфисковали. Куда подевалась Нина с дочкой, она не знала, пока не повстречала её на рынке.


Нина Хоффнер старательно копалась во второсортных овощах, и по всему было видно, что даже такое она может себе позволить не каждый день. Лина не стала себя обнаруживать, но проследила за Ниной до её квартиры в Нойбау. С тех пор раз в месяц она подкладывала под её дверь старательно перевязанный бечёвкой продуктовый набор.


Один раз даже увидела, как угловатая девочка, скорее уже подросток, с юркими мышиными глазками, воровато оглянувшись по сторонам, втянула пакет внутрь.


На пятом году Лина стояла перед уже знакомой дверью и в третий раз читала табличку «Кромахер» вместо привычной взгляду «Хоффнер». Соседка из квартиры напротив рассказала, что Хоффнеры уехали.


А ещё через два года на пороге кафе в Хернальсе появился Эрих. Посеребрённые сединой виски и сеточка морщин вокруг глаз никак не портили его внешнего облика.


Кивком головы Лина указала на угловой столик. За стопкой вермута Эрих изливал перед Линой душу. Она слушала и не слушала. Ей казался странным этот человек из прошлого, когда само прошлое подёрнулось зыбким туманом столь желаемого всеми забвения.


Лишь когда Эрих упомянул про Нину, которая, как оказалось, развелась с Эрихом во время заключения и даже год назад повторно вышла замуж, Лина порывисто вскочила и, встряхнув локонами, как прежде, выставила Эриха и всех остальных, объявив, что с сегодняшнего дня маленькое кафе в Хернальсе работает строго до полуночи.

Загрузка...