Бар «У сингулярности» был тем местом, где шум стоял такой, что его можно было потрогать руками. Глиссирующие трели нео-джаза сливались с гулом голосов, треском разрядов голо-дартса и шипением раздатчиков синт-оля.
Я сидел в углу, в руке поблескивал очередной бокал с «Амбрессией», дорогим и безумно крепким шотом, который плавил мозг приятнее, чем плазменный резак плавит сталь. Сегодня было что праздновать.
Лира. Девушка с огненно-рыжими волосами и глазами цвета венерианского неба, дочь человека, чье имя в этом секторе произносили шепотом, только что ушла, оставив мне на прощание поцелуй, от которого до сих пор горели губы, и номер личного ком-канала, который стоил как годовая зарплата грузчика на орбитальном терминале.
Она пахла не синтетическими духами, как все, а чем-то настоящим... земным... быть может, ночным цветением на далекой Терре, о которой я только читал. А ее улыбка… Улыбка, которая обещала раскрыть все тайны этой вселенной и еще парочку из соседней.
Я чувствовал себя королем Централа. Непобедимым, удачливым, хитрым лисом, который утащил самый сочный виноград из самого охраняемого сада. Глупо? Безумно? Конечно! Но какая разница, когда «Амбрессия» течет по венам, а воспоминания о прошлой ночи заставляют сердце биться чаще.
Тень упала на мой стол, густая и тяжелая. Я лениво поднял голову, ожидая увидеть вышибалу или назойливого торговца стимуляторами. Но передо мной стояли двое. Не местные завсегдатаи и не служба безопасности. Их черная, без каких-либо опознавательных знаков, форма обтягивала тела, напичканные кибернетикой. Холодные, стеклянные глаза сканировали меня с ног до головы. Лица не выражали ровным счетом ничего.
– Артур Вейланд? – голос у одного был ровным, металлическим, будто его генерировал вокодер вместо голосовых связок.
Ощущение эйфории мгновенно испарилось. Ледяная струя трезвости ударила в голову. Я попытался изобразить наглую ухмылку.
– Ребята, вы ошиблись. Я тут просто выпиваю.
Крупная, увешанная сенсорами рука легла мне на плечо. Хватка была нечеловеческой, стальной. Боль пронзила ключицу.
– Ты! Идешь с нами!
– Да как вы смеете! А ну, отпусти! – Я попытался вырваться, но это было все равно что пытаться согнуть балку несущей конструкции, – Руки сломаю, твари! Вы знаете, с кем связались?!
В ответ на мою браваду второй молча взял меня за ноги. Мое тело оторвалось от пола. Я болтался в воздухе, как тушка на крюке, беспомощный и униженный. Все произошло так быстро, что я не успел даже понять. Мои протесты захлебнулись, когда меня грубо понесли к выходу, расталкивая посетителей. Никто в баре не шелохнулся. Ни вышибала, ни бармен, ни веселые компании. Все внезапно увлеклись своими напитками и беседами.
Меня грубо втолкнули в черный непрозрачный флаер, припаркованный в темном переулке. Дверь захлопнулась, отсекая последние звуки внешнего мира.
Пока флаер еще не тронулся с места, я почувствовал всплеск адреналина. «Всего двое», пронеслось в голове. С диким рыком я рванулся к противоположной двери, отчаянно молотя руками по запотевшему стеклу, параллельно пытаясь нащупать скрытую панель управления.
– Эй, это недоразумение! – крикнул я, в бессмысленной попытке открыть дверь. – Скажите своему боссу, что я… я извинюсь! Заплачу! Что угодно!
Мой «проводник», тот что побольше, даже не шевельнулся. Он просто развернулся и со скучающим видом двинул меня в солнечное сплетение сжатым кулаком. Воздух с силой вышел из легких, и я рухнул на сиденье, задыхаясь и извиваясь от боли. Удар был не сильный, не для того чтобы покалечить, а чтобы показать, что все мои попытки сбежать смешны.
– Мистер Синдри не принимает извинений.
Сердце упало куда-то в ботинки. Синдри. Один из лидеров синдиката «Кровавый Феникс». Отец той самой рыжеволосой девушки. Легенда о его жестокости ходила по всему сектору. Меня не убьют. Со мной сделают что-то похуже.
Флаер плавно взмыл и понесся над ночным Централом. Я смотрел на удаляющиеся огни города, за которым оставалась вся моя жизнь, и во мне что-то надломилось.
– Послушайте... – голос мой сорвался на шепот, предательски дрожа. – Пожалуйста. Я всё понимаю. Я... я был идиотом. Скажите ему... скажите Синдри, что все кредиты, что у меня есть, я все отдам. В долг возьму! Я всё сделаю. Любую работу.
– Просто заткнись, пока мы не выбили тебе зубы.
Я замолк, прижавшись лбом к холодному стеклу, и просто смотрел, как исчезает мой город. Через несколько минут мерное гудение двигателей сменилось тишиной. Мы приземлились. Двери со шипением открылись, и меня грубо вытолкнули наружу, в промозглый воздух ангара.
Мы стояли в огромном, продуваемом сквозняками ангаре, который гудел, как раненый зверь. Воздух вибрировал от грохота грузовых шаттлов и рёва сирен, смешиваясь с металлическими командами и мерными шагами. Повсюду царил хаос, подчиненный невидимому порядку. Строились в колонны люди в одинаковой серой униформе с пустыми, отрешенными лицами. Роботы-погрузчики с монотонным гудением тащили ящики с припасами и оружием.
Пока меня тащили к пункту мобилизации, мой взгляд зацепился за большую голограмму, висевшую под потолком. На ней показывали пресс-конференцию. Льстивый интервьювер в дорогом костюме задавал вопрос:
– Господин губернатор, как Объединенный Директорат комментирует ситуацию на Мальмстейнн-6? Какие меры предпринимаются для защиты граждан сектора?
Губернатор Централа, упитанный мужчина с гладкими, сытыми щеками и идеальной укладкой, излучал непоколебимую уверенность. Он сделал широкий, успокаивающий жест рукой.
– Дорогие граждане, прошу сохранять спокойствие! – его голос, усиленный динамиками, перекрывал грохот ангара. – Ситуация под полным контролем. Объединенный Директорат уже направил к периферии нашу самую мощную ударную группу, а именно сверхтяжелые звездолеты «Фьоргнир-14» и «Айндр-31» в сопровождении пятнадцати кораблей поддержки. Наш военный кулак, выкованный в тысячах конфликтов, способен разбить любого противника, известного или неизвестного! Переживать нечего. Человечество в полной безопасности!
Его пафосные слова, такие громкие и пустые, резали слух на фоне окружающей меня мрачной реальности, лиц с пустыми глазами, воющей сирены и стальных капсул, готовых поглотить новых жертв.
Меня приволокли к металлическому столу, за которым сидел военный с майорскими нашивками и усталым, циничным лицом человека, видевшего тысячи таких, как я. Один из громил синдиката грубо схватил мою руку и прижал ладонь к холодной поверхности сканера на столе.
– Доброволец? – безучастно спросил майор, даже не глядя на меня, пока система считывала биометрику.
– Нет, черт возьми! Меня похитили! Это незаконно! – закричал я, пытаясь вырвать руку, но железная хватка только усилилась. – Позовите офицера юстиции!
Майор наконец поднял на меня глаза. В них не было ни удивления, ни злости. Только скука.
– Юстиция тут не работает, сынок. Здесь работает только приказ Директората. И контракт. – Он ткнул пальцем в голопанель перед собой, где уже светилось мое имя. – Артур Вейланд. Призван по программе… добровольной мобилизации.
На экране всплыла надпись: «Цифровая подпись подтверждена».
– Я ничего не подписывал! Они просто приложили мою руку! – я попытался вырваться, но второй громила с силой надавил мне на плечо, заставляя замолчать от боли.
Тем временем первый конвоир молча протянул майору толстую пачку кредитных чипов. Тот бегло пересчитал их, кивнул и сунул в ящик стола.
– Отлично. Что ж…, пожалуй, отправим нашего добровольца в 104-ый ударный. Старший лейтенант из этого батальона как раз не долетел.
***
Душный, пропитанный запахом старой проводки воздух квартиры Шьяльдара вибрировал от приглушенного голоса новостного диктора. На огромной голопанели, занимавшей половину стены, плавали образы военной мощи: стальные громады звездолетов «Фьоргнир-14» и «Айндр-31», к которым, словно мелкие рыбешки к китам, сновали грузовые шаттлы.
«...погрузка припасов и техники для ударной группы завершена на девяносто процентов, – вещал невозмутимый голос за кадром. – Источники в Директорате сообщают, что операция по стабилизации ситуации на Мальмстейнн-6 начнется в ближайшие сорок восемь часов...»
Шьяльдар полулежал в кресле, погруженный в полумрак. Его пальцы механически перебирали древний, костяной брелок, единственная личная вещь в аскетичном помещении. Он не видел новостей. Он ощущал их. Чувствовал фальшь в отточенных фразах диктора, скрытую панику за бравурными рапортами. Директорат бросал на периферию слишком мало сил, словно отправлял не армию, а карательную экспедицию. Это было... нелогично. Опасно.
Его размышления прервал резкий, настойчивый звонок у входной двери. Не гости, никто из живых не знал его убежища. Не курьер, для них был общедоступный шлюз.
Шьяльдар медленно поднялся. Датчики на двери показывали одну-единственную сигнатуру: стандартный почтовый дрон уровня «Омега». Никакого оружия. Угрозы нет. Он откинул бронированную створку.
В проеме висел простой дрон-муха, его крошечные роторы отбрасывали на стены неровные тени. Манипулятор протянул маленький, плоский конверт из серой, неотсвечивающей синтетической бумаги. Ни обратного адреса, ни опознавательных знаков. Только шрифт. Шрифт Управления.
Тяжесть, холодная и знакомая, сжала его грудь. Он взял конверт. Дрон, выполнив миссию, беззвучно растворился в темноте коридора.
Шьяльдар вернулся в комнату, глухо захлопнув дверь. Он стоял посреди полумрака, держа в руках этот безобидный кусочек бумаги. Он знал, что внутри. Значит, время пришло. Ощущение грусти и горькой предопределенности накатило на него, но было мгновенно отстранено, отложено в специальный отсек сознания для последующего анализа. Эмоции были роскошью, которую он сейчас не мог себе позволить.
Он разорвал конверт. Внутри лежало две вещи: капсула с жидкостью цвета венозной крови, нейромедиатор экстремального доступа, и крошечный кристаллик, на котором был вытравлен всего один символ, нечитаемый для глаза, но понятный для нейроинтерфейса.
Не колеблясь, Шьяльдар поднес капсулу к вису, к почти невидимому порту. Раздалось тихое шипение, и холодок разлился по виску, а затем стремительно побежал по сосудам, достигая мозга. Мир на мгновение поплыл, краски стали неестественно яркими.
Он лег на кровать, зажав кристаллик в ладони. Его взгляд уставился в потолок, но он видел уже не бетонную плиту. Перед его внутренним взором вспыхнул тот самый символ. Ключ. Пароль был принят.
Шьяльдар закрыл глаза.
И перестал существовать.
Его сознание, подхваченное мощным потоком нейромедиатора, сорвалось с якоря биологии и устремилось в заранее определенную точку киберпространства. Это был не просто чат или голографическая конференция. Это был Защищенный Сегмент. Чистое информационное поле, где обитал коллективный разум Лунного Управления.
Здесь не было слов. Не было голосов. Мысли, идеи, отчеты, прогнозы, все сливалось в единый, оглушительный и прекрасный поток чистых данных. Он ощущал себя каплей в этом океане, сохраняя индивидуальность, но будучи частью целого.
Картина происходящего на Мальмстейнн-6 выстраивалась мгновенно, складываясь из тысяч разрозненных источников: отчеты разведки, аномальные энергетические выбросы, пропавшие корабли... Все это обрабатывалось, анализировалось, проходило через сито логических алгоритмов и интуитивных предсказаний.
И вердикт был единодушным, кристально ясным и пугающим: Директорат совершает катастрофическую ошибку. Они недооценивают угрозу. Их «элитная группа» не более чем щепка, которую бросили в ураган. Они даже не сочли нужным запросить помощь у Управления, предпочтя атаковать гордыней вместо стратегии.
В потоке данных возникла новая, приоритетная цель. Мгновенная калькуляция тысяч вероятностей. Решение пришло не как приказ, а как единственно возможный вывод: необходимо наблюдение. Прямое, незамедлительное, с высочайшим уровнем доступа.
И тут же был предложен и одобрен план. Полковник сил Директората, ответственный за финальную стадию мобилизации на Централе, уже похищен. Его личность скопирована.
Вся тяжесть этого вывода, этого решения, обрушилась на Шьяльдара. Теперь это был он. Без слов, без обсуждений, его сознание приняло данные: новый идентификатор, биометрические шаблоны, память полковника, тактические схемы его звездолёта, карта протоколов безопасности.
Связь оборвалась так же внезапно, как и началась.
Шьяльдар открыл глаза в своей тихой, душной квартире. На экране все так же показывали бравурные репортажи. Он поднялся с кровати. Его тело не изменилось, но внутри теперь жил другой человек. Лунное Управление уже взломало базу данных Директора и переписала биометрические данные полковника, чтобы не возникло проблем с идентификацией.
Полковник Арнольд Келлер.
Грусть и тяжесть исчезли, их место заняла холодная, отточенная целеустремленность. До его отправки оставалось сорок две минуты. Он вышел из квартиры, не оглядываясь.
***
Прохладный воздух студии был пропитан сладковатым успокоительным губернатора и терпким запахом перегруженной голографической техники. Яркий свет софитов выхватывал из полумрака два кресла, между которыми парила полупрозрачная карта сектора с тревожной меткой на Мальмстейнн-6.
– Господин губернатор, – голос интервьюера, популярного ведущего Лио Вандера, был бархатно-вкрадчивым, – а что насчёт Лунного Управления? Распространено мнение, что их экспертиза в области нестандартных угроз... беспрецедентна. Планирует ли Директорат обратиться к ним за помощью или консультацией?
Губернатор, словно ожидавший этого вопроса, сделал снисходительную гримасу, широко и тепло улыбнувшись в камеру.
– Дорогой Лио, я ценю вашу заботу о безопасности сектора, но уверяю вас, в этом нет абсолютно никакой необходимости. Лунное Управление, конечно же, уважаемая организация, безусловно. Но их методы... эфемерны. Они витают в облаках своих прогностических матриц и нейро-мантр. Ситуация же на Мальмстейнн-6 требует не гаданий, а решительных и понятных действий. Именно то, что могут предоставить наши доблестные силы под руководством Объединенного Директората.
– Но ведь колония... – не унимался Вандер.
– Колония на Мальмстейнн-6, – губернатор резко перебил его, – была основана и развивалась на частные инвестиции корпораций-членов Директората. «КсеноМайнинг», «Терраформ Индастриз» – вот кто вложил в нее кредиты и технологии, а не техно-жрицы из Управления. Это наш проект, наша ответственность. И мы с ней справимся сами, без привлечения сторонних... мистиков.
Вандер открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но губернатор уже повернулся к основной камере, давая понять, что тема закрыта.
В технической рубке, за звуконепроницаемым стеклом, где было на пару градусов жарче и пахло перегретым металлом и старым кофе, инженер по свету Марк щелкнул переключателем. Он наблюдал за эфиром на мониторе, жуя бутерброд.
– Слышал это? «Витают в облаках», – фыркнул он, обращаясь к режиссеру, толстому, лысеющему мужчине по имени Борис, который с рассеянным видом листал сценарий следующего выпуска. – Что думаешь об этом всём? Вторжение, пришельцы, все дела?
Борис, не отрываясь от бумаг, мотнул головой и хрипло процедил:
– Да пошли они нахуй, все эти твои вторжения. Лишь бы нас туда не отправили снимать эти ваши репортажи. Свет тащи, камеры, генераторы... Оно мне надо? Летать год на окраину обитаемого сектора, чтобы снять как наши палят из пушек по каким-то скалам? – Он наконец поднял на Марка усталые, покрасневшие глаза. – А так... Ну, подумаешь. Колония. Двести пятьдесят миллионов. Там одни шахтёры да инженеры, технари-затворники, которые десять лет подряд на небо не смотрят. Сдохнут, не сдохнут... Да всем вообще похуй. Главное рейтинги. И чтобы нам премию не урезали за сорванный эфир. Давай, следи за гребёным губером, у него опять пот проступил на лбу.
Марк кивнул, делая вид, что согласен с циничным боссом. Он взял пульт и отрегулировал софиты, чтобы скрыть выступившую на лбу губернатора испарину, но его собственные мысли были далеко.
«Витают в облаках, - мысленно повторил он язвительную фразу губернатора, - как будто эти утюги из Директората знают, что они делают»
Взгляд его скользнул по монитору, где над Мальмстейнн-6 мигал зловещий значок. Двести пятьдесят миллионов. Не просто цифра в отчете. Это же люди. Пусть и затворники, пусть и шахтеры. У каждого был дом, семьи, какие-то свои дурацкие традиции.
«Лучше бы, конечно, координировались с Управлением, – пронеслось в голове у Марка с кристальной ясностью. – Пусть их методы и похожи на магию, зато работают. Они хотя бы сначала подумают, а потом будут стрелять. А эти... эти корпоративные клоуны только и знают, что бульдозером давить. Накосячат так, что потом всем нам хуже будет.»
Он вздохнул и ткнул кнопку, убирая еще один блик с лысины губернатора. Мысли были крамольными, а потому тихими и глубоко спрятанными. Внешне он был всего лишь уставшим инженером, делающим свою работу.
***
Воздух пункта мобилизации был густым от запаха пота и металла. Всюду звенели болтовня, шаги по металлическому настилу и гул тяжёлой техники, грузившей контейнеры в брюхо вспомогательных грузовых кораблей. На стенах мерцали голограммы с новостными сводками: «Мальмстейнн-6 атакован неизвестной биологической угрозой!», «Объединенный Директорат отправляет экспедиционный корпус!», «Фьоргнир-14 и Айндр-31 ведут флот к окраинам!».
Сквозь эту суету уверенно шёл мужчина. Лет сорока с лишним, с идеальной, выточенной физической формой, он казался приземистым и невероятно плотным, как булыжник. Его лицо, выглядевшее моложе своих лет, было серьезным. А на правом виске, частично заходя на щёку и лоб, извивалась искусно выполненная татуировка в виде змеи.
Он подошёл к стойке, где офицер в форме Директората с отсутствующим видом оформлял документы. Пока майор был занят, взгляд мужчины скользнул по планкам с наградами на его груди. Большинство были стандартными, за выслугу, за участие в кампаниях. Но одна заставила его взгляд замедлиться, а внутренности сжаться в холодный ком. Крест Ландеры-7 с шестерёнкой пронзённой мечом. Награда ополченца.
Мужчина едва заметно поморщился. Он не был там, но знал эту историю. Знаменитую «схватку идиотов», как её прозвали в неофициальных хрониках. Когда две корпорации-члена Директората не нашли ничего лучше, чем решить свои экономические споры, столкнув лбами на планете свои же частные армии. 47-я армия клонов внезапно атаковала 112-ю, расквартированную на Ландере-7. Миллионы клонов, запрограммированных на уничтожение противника, превратили цветущую колонию в ад. А потом поднялись те, кого никто не спрашивал. Колонисты. Ополченцы. Они заплатили чудовищную цену, но смяли и разгромили обе обескровленные армии «хозяев». Это была звонкая пощечина всему Директорату. Пришлось срочно объявлять ополченцев героями, менять риторику и заключать кулуарные сделки, лишь бы не нести ещё большие убытки от полномасштабной войны с собственной же колонией.
И один из таких героев теперь сидел перед ним, решая, кто годен для новой войны.
– Доброволец. Хочу в 104-й ударный, – голос мужчины был спокоен, но внутри всё застыло. С этим человеком будет сложно.
Офицер, майор с надменным лицом, не глядя, взял протянутую идентификационную пластину, сунул её в считыватель. На экране поплыли данные. Лицо майора исказила едва заметная ухмылка.
– Так-так-так… Извините, но на добровольной основе мы вас принять не можем.
– На каком основании? – спросил мужчина, брови чуть поползли вниз.
– Основание: многократные нарушения дисциплины. Вам, я смотрю, есть что вспомнить, – офицер произнёс это с язвительной усмешкой, и его пальцы невольно коснулись креста Ландеры-7 на груди.
– Это было в другом веке, майор. Не думаю, что прошлое это повод отказывать добровольцу, когда горят периферийные миры.
Офицер откинулся на спинку кресла и внимательно, уже без намёка на ухмылку, посмотрел на собеседника. Его взгляд стал тяжёлым, оценивающим.
– Ладно, с дисциплиной понятно. А вот вопрос посерьёзнее: зачем тебе это? Судя по архивам, ты уже отслужил свои обязательные сорок лет. Сидел бы себе на Централе, бухал, трахался, балдел бы. Или нашёл бы спокойную работу. Зачем тебе снова в мясорубку?
– Призвание, майор. И разовая выплата. Очень большая выплата, – вежливо, но твёрдо ответил мужчина.
– Выплата? – офицер фыркнул, и в его глазах мелькнуло что-то знакомое, – ну да, за добровольность Директорат сыплет кредитами. Но кому их перечислять? Таким, как ты? У вас же есть пожизненное пособие, скромное, но есть. Зачем тебе деньги?
– У всех есть причины, майор.
– Вижу, – офицер помолчал, обдумывая. – Хорошо. Вот что. Если командир 104-го лично подтвердит, что готов взять тебя в свой батальон, несмотря на твое богатое прошлое, я оформлю документы.
Мужчина не стал ничего говорить. Он лишь достал компактное устройство связи, тапнул по экрану несколько раз и поднёс к уху. Через секунду он протянул аппарат офицеру.
Из динамика раздался хриплый голос: «Да, майор, я в курсе его личного дела. Беру на себя ответственность. Жду его в своём отряде».
Офицер взял устройство, прислушался. Его глаза сузились. Он слушал не слова, а сам голос, его тембр, едва уловимые цифровые шумы.
– Интересная нейросеть, – ледяным тоном произнёс он, бросая устройство на стойку. – Очень качественная. Но голос искусственный. Слишком идеальная дикция для командира Орлова, особенно после той его травмы гортани. Не выйдет. Отказ.
Мускулы на лице мужчины напряглись. Он глубоко вздохнул, сдерживая порыв. Его тон сменился с официального на почти просительный.
– Послушай, брат… Просто впиши меня. Тебе это ничего не стоит. Мне это нужно.
Офицер медленно поднялся. Его надменность сменилась на чистую, незамутнённую ненависть, выкованную в огне чужих корпоративных войн.
– Я тебе не брат, – прошипел он, – клоновская мразь. Думаешь, спрятал свой порядковый номер под татухой, и теперь ты человек? Думаешь, я не вижу в системе твой настоящий идентификатор? Так что иди отсюда, K-417, пока я не вызвал службу безопасности Директората.
Воздух застыл. Названный буквенно-цифровым кодом, мужчина на секунду замер. В его глазах мелькнула тысяча эмоций, ярость, боль, привычная горечь. Но ни одной из них он не дал вырваться наружу.
Он молча кивнул, развернулся и пошёл прочь от стойки. Он не ушёл из ангара, а лишь растворился в толпе таких же добровольцев, отброшенный к своему настоящему прошлому. Он стоял, глядя, как грузят последние контейнеры, и обдумывал следующие шаги. Следующие шаги солдата, которому некуда больше идти.
Он стоял, прислонившись к холодной титановой балке, и наблюдал за суетой. Мысли работали с холодной, выверенной точностью, отсекая нерабочие варианты. Его взгляд, отрешенный и цепкий одновременно, скользил по лицам, искал слабое звено.
И тогда он увидел её.
Молодая женщина в строгой, идеально отглаженной форме службы юстиции Директората. На её погонах красовались скромные лейтенантские шпалы. Она шла по ангару, с табелем в руках, с озабоченным и немного потерянным видом новичка, брошенного в эпицентр хаоса. Идеальная мишень.
Он оттолкнулся от балки и мягко преградил ей путь.
– Лейтенант, вы как раз вовремя. Помогите разобраться.
Девушка вздрогнула и подняла на него удивлённые глаза.
– Чем могу помочь, гражданин?
– Меня только что мобилизовали в 104-й ударный, – он сказал это абсолютно уверенным, деловым тоном, не оставляющим сомнений.
– Но на том пункте, – он махнул рукой в сторону ненавистного майора, – случился сбой. Документы не распечатали, в базу не внесли. Командир ждёт, а я тут в подвешенном состоянии. Не могли бы вы помочь ускорить процесс?
Его уверенность сработала. Молодая офицерша юстиции, явно желая проявить рвение и навести порядок, кивнула.
– Конечно, гражданин. Это непорядок. Пойдемте, разберемся.
Она повела его через ангар к другому пункту приёма, где за стойкой, заваленной папками и кружкой с остывшим кофе, сидел уставший мужчина с мешками под глазами.
– Капитан Зорин, – девушка обратилась к военному, - у этого гражданина проблема с документами. Его мобилизовали в 104-й ударный, но оформление не завершили.
Капитан, не отрываясь от монитора, тяжело вздохнул.
– Фамилия?
Доброволец назвал своё имя. Капитан постучал по клавиатуре залипшими от сладкого напитка пальцами.
– Ничего нет. Ни в очереди, ни в оформленных. Вы уверены, лейтенант?
Девушка растерялась. Её уверенность мгновенно испарилась.
– Гражданин утверждает, что... что его мобилизовали.
– В системе пусто, – бесстрастно констатировал капитан. – Значит, не мобилизовали.
Капитан Зорин злобно посмотрел на нескончаемую очередь добровольцев, потом на растерянное лицо лейтенанта юстиции и на твёрдое, невозмутимое лицо мужчины перед ним. Он был слишком уставшим, чтобы вдаваться в детали.
– Охренеть бюрократия, – с раздражением выдохнул он. – Ясно всё с вами. Хочешь в 104-й? На тебя же всё равно никто не претендует.
Он взял чистый бланк и начал быстро, почти не глядя, заполнять его с помощью штампа.
– Будете числиться в 104-м. Какая, к черту, разница, в каком вы батальоне, лишь бы шли туда, куда надо. Нам бы тут до утра хотя бы разгрестись.
Он ткнул штампом в бланк, оторвал копию и протянул её мужчине.
– Всё. Следующий!
Мужчина взял заветный листок. Бумага казалась невесомой и невероятно ценной. Он кивнул капитану, потом молодой офицерше, которая всё ещё выглядела слегка ошарашенной стремительностью происходящего.
– Благодарю вас за службу, лейтенант. Директорат вами доволен.
Развернувшись, он пошёл прочь, к трапам грузовых кораблей, сжимая в руке пропуск на войну. Иногда система давала сбой. И иногда этим сбоем нужно было просто уметь воспользоваться.
***
Дождь на Тринадцатом уровне Централа не был водой. Это была едкая взвесь из машинного масла, конденсата и городской грязи, что медленно разъедала пластиковые плащи прохожих. Но девушка его не чувствовала. Она стояла в тени грузового терминала, вцепившись пальцами в облупившуюся стену, и смотрела на неприметную дверь с неоновой надписью «Клуб Эйфория». Её дыхание сбивалось, тело била мелкая дрожь, а перед глазами проплывали обрывки лиц, прикосновений, унижений.
Она зажмурилась, пытаясь выдавить из себя образы, но они лишь впивались глубже, как занозы. Рука сама потянулась к внутреннему карману плаща. Холодный шприц-инжектор с прозрачной жидкостью.
Она с силой вжала инжектор в шею. Сначала ничего. Потом ледяной удар по позвоночнику. Мир зазвучал в стерео. Дрожь прекратилась. Тревога схлопнулась в крошечную, раскалённую точку в груди. Теперь это была не боль. Это была цель.
Её движения стали точными, экономичными. Она вошла в дверь. Приземистый охранник с сизым лицом оторвался от экрана.
– Эй, девочка, тебе куда? У нас по записи...
Она не дала ему договорить. Рука с пистолетом уже была наизготовке. Два выстрела, тихие, приглушённые глушителем. Первый в голову, второй, контрольный, в грудь. Он даже не успел удивиться.
Второй охранник из комнаты наблюдения выскочил с разбегу, но его реакция была запоздалой, размашистой. Она увернулась от его захвата, уперлась стволом ему под ребро и нажала на спуск. Он грузно рухнул.
Всё заняло меньше десяти секунд. Тишину нарушал только назойливый гул вентиляции и запах крови, смешивающийся с дешёвым ароматизатором.
Из-за портьеры появилась «Мама», дородная женщина в шелках, её накрашенное лицо исказил ужас.
– Детка... нет... подожди! Мы всё можем решить! Деньги? Нужны деньги? Я всё отдам!
В её глазах не было раскаяния. Был лишь животный страх и расчёт. Тот самый расчёт, что видела девушка каждый раз, когда та назначала ей «клиента».
Ответом был выстрел.
Лестница наверх. Кабинет босса. Дверь была не заперта.
Он сидел в кресле, за большим ониксовым столом, его зрачки были неестественно широки от дорогого стимулятора. Перед ним висели голограммы с отчётами, но он смотрел сквозь них. Увидев её, он не испугался. Его мозг, разогнанный химией, всё ещё искал выход.
– А... Это ты. – Он попытался улыбнуться, получилось жалко. – Слушай, я знаю, что мама могла перегнуть палку. Но мы же цивилизованные люди. Директорат... вернее, те, кто его реально контролирует... они не одобрят такого беспорядка. Синдикат тебя найдёт. Обязательно найдёт. Положи ствол, и мы договоримся. Я дам тебе всё, что захочешь.
Она впервые за весь вечер заговорила. Её голос был тихим, безжизненным, лишённым всяких эмоций. Все они остались там, внизу, на неоновых кушетках.
– Не найдёте.
Выстрел прозвучал громче остальных.
Она вышла на улицу. Тот же едкий дождь, тот же грязный воздух. Но что-то изменилось. Где-то вдали, на другом уровне, завыли сирены Службы Безопасности. Они были далеко. Они всегда будут опаздывать.
Она не чувствовала ни радости, ни торжества. Лишь оглушительную, вселенскую тишину внутри. Тяжёлый камень, что она таскала в груди годами, наконец-то сдвинулся с места.
Она сделала глубокий вдох. Впервые за долгое время её лёгкие наполнились не страхом, а воздухом. Чувством долга, наконец-то исполненного. И мучительным, горьким облегчением.
Сирены Службы Безопасности начинали звучать уже не в отдалении. Их вой пронизывал ярусы Централа, сливаясь в единый, нарастающий гул, который сужался вокруг нее, как петля. Она бежала по грязным мостам технического уровня, спускалась по шатким лестницам, срывая кожу на ладонях. Её сердце, ещё недавно замороженное нейростимулятором и яростью, теперь бешено колотилось, выстукивая один и тот же приговор: ее поймают. Обязательно поймают.
Она знала систему. Камеры лицевого следа уже выцепили её образ, дроны-патрули срезали углы, перекрывая возможные пути отхода. Она была на шаг впереди, но этот шаг стремительно сокращался. Мысль о том, что её ждёт, а это будет не быстрая казнь, а бесконечные допросы в холодных застенках Юстиции Директората, суд, а затем гипносознание в самой страшной тюрьме сектора, где её разум будут перемалывать вечность за вечностью, эта мысль вызывала тошноту.
Именно тогда её взгляд упал на мерцающую голограмму: «ДОБРОВОЛЬНАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ. ЗАЩИТИ СВОЙ СЕКТОР». А ниже, мелким шрифтом: «Критические миры. Повышенные выплаты».
Она замерла. Пункт мобилизации. Корабли на Мальмстейнн-6.
Это было другое самоубийство. Медленное, и возможно более кровавое. Но это был её выбор. Последний, отчаянный жест свободы, который она могла себе позволить. Сидеть в клетке у Директората она не собирается.
Решение созрело мгновенно, с ясностью обречённого. Она резко сменила направление, протиснулась в толпу таких же потерянных душ и отбросов, стекавшихся к ангарам, и растворилась среди них.
Внутри царил хаос. Воздух гудел от голосов, грохота погрузочной техники и треска голограмм. Она прошла мимо стойки, где какой-то коренастый мужчина с татуировкой-змеёй о чем-то горячо спорил с майором, и встала в другую очередь, в более короткую, более быструю.
Её очередь подошла. Офицер за стойкой, тот самый уставший капитан Зорин, даже не взглянул на неё.
– Фамилия, возраст, предпочтительный род войск, – пробурчал он, уставившись в экран.
Она назвала первое, что пришло в голову. Имя, которое никогда не принадлежало ей. Возраст, который казался сейчас абстракцией.
– Без разницы, – прохрипела она. Голос звучал чужим, прокуренным.
– С документами проблемы? – капитан наконец поднял на неё глаза. В его взгляде не было интереса, лишь усталая профессиональная подозрительность. Он видел таких, бегущих от долгов, от правосудия, от себя.
Где-то снаружи, совсем близко, резко просигналила сирена СБ. Мускулы на её лице напряглись, но она не дрогнула, уставившись куда-то в пространство за его головой.
Капитан Зорин проследил за её взглядом, потом снова посмотрел на неё. На её слишком бледное лицо, на слишком яркие глаза, на пальцы, сжатые в белые кулаки. Он видел всё. Он видел историю, написанную на её лице, видел панику, приглушённую адреналином. Он вздохнул. Ещё одна. Беглянка. Конвейеру всё равно.
– Ладно, – он плюхнул штамп на чистый бланк. – Определяем вас в... смотрите, пехотный, 104-й ударный батальон. Небось, всё равно, куда. Подписывайте здесь.
Она молча приложила свою руку.
– Держите, – он сунул ей распечатку с её новым, сиюминутно сгенерированным будущим.
Она отошла от стойки, сжимая холодный лист распределения. Судорожный вдох. Никакого облегчения не было. Была только всепоглощающая пустота. Сирена Службы Безопасности затихла, уплывая в другом направлении.
Она проскользнула к раздаче обмундирования, получила свёрток с грубой тканью. Её пальцы скользнули по шву куртки.
Побег не удался. Он просто сменил форму. Теперь она бежала на самый край света, прямо в пасть к чудовищам. Но это был её выбор.