Рассказ неплохо начинать с описания утра. Ночь с её страхами и угрозами позади, просыпается солнце, радостные, отдохнувшие люди выходят из домов…
Как бы не так!
Каждый, кого утро заставляет подняться ради каких-то неотложных дел, объявляет, что он несомненная сова, и нет времени суток хуже утра. Солнце растекается желтком яичницы, и мечтаешь, чтобы утренняя трапеза поскорей претворилась в приступ гастрита.
Как ни сокращай, ни урезай начало, рассказ неизбежно начнётся с первой фразы, даже если это предполагалось не начало, а конец рассказа.
И так тянется вся не рассказанная жизнь. Это при условии, что ты не писатель, а рассказчик. Романы чужды тебе, а о повести ты имеешь самое приблизительное представление. Главное — рассказ, было бы кому его рассказать.
Но ведь может быть не утро, не вечер и не середина дня, а просто рассказ сам по себе, не написанный, да почти и не сочинённый. Для того существуют пивнушки и кафе, а там случайные соседи по столику. Там рассказ может начаться, там же он и кончится. Ты говоришь, а он сидит напротив, слушает и не перебивает, лишь изредка кивает головой. А из твоих слов рождается рассказ. К сожалению, такое бывает лишь в художественных произведениях, которые пишутся, а не рассказываются. В реальности несостоявшийся слушатель встаёт и уходит, никак не обозначив, что он тебя слышал.
А я (поскольку речь идёт обо мне, и всё происходит со мной), встаю и иду в магазин, потому что мне некуда идти. Там что-то покупаю, плачу в кассу. Кассир меня никогда не обсчитывает, ведь попытка обмана была бы основанием для разговора, пусть и не вполне приятного.
Выхожу, сажусь на скамейку. Пара, сидящая рядом, немедленно встаёт и уходит. Так всегда.
Смотрю, что купил в магазине. На пакете написано, что это чипсы с луком и сметаной. Ни лука, ни сметаны внутри нет, но чипсы имеются. Зачем мне они? Но ем, что есть. Хруст чипсов можно считать единственным звуком, обращённым лично ко мне. Жаль, что он совершенно бессвязный. Вот всё и съедено, пустой пакет надо выбрасывать. Ближайшая урна в пяти шагах. Прокрастинация. Сую пакет в карман. Когда пойду к дому (но не вечером!) выгребу в первый попавшийся контейнер всё, чем уходящий день наполнил меня. Мусорник ничего не скажет, и, главное, ему бесполезно что-либо рассказывать.
И тут появляется живое существо. У него большие толстые лапы, которыми оно пытается влезть мне на колени. У него блестящие глаза и холодный мокрый нос. Какое прекрасное живое чудо!
Немедленно обнаруживается хозяйка и начинает наводить порядок:
— Мальва, не смей приставать к человеку!
Нет, пусть она пристаёт! Это же — Мальва, как я сразу не догадался. Не рассказ, а поэма.
Но хозяйка берёт Мальву на поводок и уводит. Мальва напрасно оборачивается, я остаюсь один. Поэма гаснет.
«Хорошо бы собаку купить», — не помню, кто это сказал. Я пробовал завести собаку; не получилось. Собака не уживается у меня, или я не уживаюсь у собаки. Купленные собаки убегают куда-то, а порой умирают. Я не могу сбежать от себя, но ведь помереть смогу? Это был бы конец рассказа.
Мальва, радость моя, где ты?