Мама для дракончика или Жена к вылуплению

Мир накренился, и моя сила рванула в разные стороны в поисках опоры. Я зажмурилась и вцепилась пальцами в ручки стула. «Это просто кружится голова, это просто кажется», — говорила я себе, пытаясь успокоиться, но мне продолжало казаться, что стул наклоняется вместе с полом, и я сейчас рухну.

— Ой, Камилла, ты летишь! — восторженный голосок брата заставил-таки распахнуть глаза, и я увидела, что вместе со стулом зависла в полуметре над полом. Кажется, моя магия решила, что спасти от головокружения может полет.

Едва я осознала это, как стул вместе со мной рухнул вниз, от удара его ножки подломились, и я оказалась лежащей на полу.

— Где болит?! — Дэни немедленно бросился ко мне, его светлые локоны растрепались, челка упала на глаза, и я в очередной раз подумала, что нужно ее отстричь.

Болел бок, колено и локоть, но важнее было другое — нельзя было позволить ему увидеть мое лицо:

— Все в порядке, — я отвернулась и поспешно поправила шляпку с вуалью. — Все в порядке, Дэни, не о чем волноваться... — я с трудом сдержала вскрик, потому что неудачно оперлась на пораненный локоть. Зажмурилась, пережитая приступ боли.

— Точно все хорошо? — его рука почти коснулась моего плеча, но я шарахнулась в сторону, избегая прикосновения. Дэни замер испуганным истуканом, он ведь лишь хотел помочь, а я и хотела бы ему объяснить, но не могла найти слов.

— Боже правый, что у вас произошло?! — в столовую, катя перед собой тележку с обедом, зашла Марта, наша служанка.

Она немедленно развела бурную деятельность: помогла мне подняться, подала другой стул. Дэни отмер, будто забыл о произошедшем, плюхнулся на свое место, радостно улыбаясь. Остатки старого стула Марта сложила в углу, приговаривая:

— Попрошу мистера Фаркса, садовника соседей, посмотреть, можно ли с ним что-то сделать. Уверена, он не откажет, — я стыдливо опустила глаза, ведь мы не могли позволить себе тратить лишних денег из-за подобных казусов.

Затем она расставила перед нами приборы.

— О, супчик! — обрадовался Дэни.

Его ложка замелькала так быстро, что я едва успевала ее заметить, еще скорее он разделался с половинкой лепешки, на которую пошли остатки муки, оставшиеся в ларе.

— Возьми мою, — предложила я.

— Но как же ты?..

— Я не голодна. И, Марта, там осталась еще добавка супа?

— Да, леди Эйшир.

— Долей виконту.

Дэни радостно сжевал и вторую порцию постного супа с крупой, а я вспомнила, как забирала его из загородного поместья нашего рода два года назад пухлым трехлетним капризулей, вечно вымазанным в шоколаде. Он был избалован слугами, все желания его моментально исполнялись. А теперь он с удовольствием ест постный суп, радуется редким пирожкам с начинкой из фруктов нашего сада и не мечтает даже о шоколаде. Если есть в этом мире худший опекун для юных виконтов на свете, то это я.

Суп с крупой на овощном бульоне напоминал мне о годах, проведенных в пансионе для благородных магически одаренных девиц. Аппетита совсем не было, но я заставила себя съесть все до конца. Мне нужны были силы. Дэни в это время с удовольствием смаковал небольшую самодельную конфету из жженого сахара. Марта залила расплавленную массу прямо на тарелку, а потом, когда она застыла, разбила на кусочки, которые теперь выдавала виконту по чуть-чуть в качестве десерта. Я надеялась на урожай ягод в нашем саду, но даже с магической подпиткой они не могли созреть так рано.

— А теперь спать, — подытожила я, расправившись с супом.

— Но я не устал...

— Ты помнишь, что я говорила насчет дневного сна?

Он насупился, но все же произнес:

— Маленьким магам нужно хорошо есть, много двигаться и достаточно спать, чтобы их внутренний источник хорошо развивался, а тело было крепким, чтобы выдержать скачок силы.

— Вот именно. Поэтому нужно поспать. Идем.

Когда мы встали из-за стола, Дэни протянул ко мне руку, но я увернулась и лишь подтолкнула его вперед к лестнице. Он понурился, замечая мою отстраненность, а я судорожно сжала руки, спрятанные под перчатки.

Привычный ритуал: проследить, как братик переоденется и ляжет в кровать, опустить немного шторы, чтобы свет не бил в глаза, сесть на стул рядом. Здесь же на тумбочке привычно лежала книжка со сказками, и я с улыбкой потянулась к ней.

— Ты меня больше не любишь?

Вопрос заставил вздрогнуть и замереть:

— Люблю, конечно, почему ты спрашиваешь?

— Ты больше не целуешь меня, избегаешь. Даже не хочешь касаться. Я был плохим братом, и ты меня теперь ненавидишь? — в его зеленых глазах закипели слезы.

Мне хотелось его коснуться, обнять... но я сама обрывала это движение, сжимала в кулак руку в перчатке. Я могла попытаться только объяснить такими словами, чтобы понял даже пятилетний малыш:

— Я ведь болею, Дэни, ты знаешь...

— Я знаю, что теперь на тебя нельзя смотреть. Поэтому ты носишь вуаль и перчатки, не снимая. Но я не буду смотреть, честно. Я просто хочу тебя обнять.

— Я боюсь, — голос мой сорвался в хриплый сип. Нельзя проявлять такую слабость перед ребенком, нельзя, нужно быть ему опорой, сильной спиной. Но слезы все равно наворачиваются на глаза. — Я безумно боюсь заразить тебя. Никто ведь не знает, что это за болезнь такая...

— Но доктор ведь сказал, что это незаразно! — Какой умный, знает уже такие слова, знает, что спросить у доктора. Или он подслушивал? Как нехорошо! — И к тому же сам доктор спокойно трогает твои руки без перчаток, и так и не заразился. Значит и мне можно.

— Но вдруг...

— Ты меня просто больше не любишь!

Я никогда не могла отказать этим обидчиво надутым щекам, скорбно поджатым губам и полным слез глазам.

— Ладно. Только...

— Я не буду смотреть, обещаю!

Он действительно зажмурился, а я в сотый раз припомнила разговор с доктором ФицУильямом. Тот действительно клялся, что болезнь не заразна, не передается ни при прикосновениях, ни при поцелуях, никак. Поэтому я пересела на кровать, приподняла вуаль и аккуратно коснулась губами лба ребенка:

— Все, спи, — я поспешно отодвинулась и скрылась под вуалью. — Пусть тебе приснится что-нибудь светлое и красивое.

— Например, ты? — улыбнулся он, все еще не открывая глаз.

У меня перехватило горло. Ведь я уже не была той красавицей, которой он меня знал до болезни.

Оставив засопевшего Дэни, я тихонько притворила дверь и зашагала вниз по лестнице. Мне следовало заняться своими делами, пока есть возможность и никто не отвлекает, внезапно прерывая магическую вязь. По пути я с сожалением оглядывала наше жилище. Крошечный домик скорее подходил небольшой семье мещан, чем детей виконта Эйшир, но это все, что мы могли себе позволить. Всего две господских спальни на втором этаже, столовая, гостиная и кухня на первом, да еще крошечная комнатка для служанки. Марта делала у нас все: занималась и готовкой, и уборкой, поэтому рук у нее на все не хватало, в углу под лестницей периодически скапливалась пыль, а дверь в кладовую украшала паутина. Когда мы ожидали гостей, я не ленилась сама смести ее метелкой, но она нарастала вновь. Раньше до болезни я пыталась поддерживать дом в более подходящем состоянии, но теперь не было ни сил, ни лишних денег.

Сделала несколько шагов в сторону кухни и оказалась в небольшой прихожей, где на стене висело зеркало. В своих комнатах от зеркал я давно избавилась, и только здесь осталось одно, чтобы перед выходом из дома удостовериться, что с одеждой все в порядке.

Я ненавидела зеркала за то, что они не врали, никогда не врали. Люди отводили взгляд и говорили, что все не так уж ужасно, что с этим можно жить. А вот зеркала себя ложью не утруждали. Впервые за долгое время я подошла к этому зеркалу не для того, чтобы поправить платье или шляпку. Нет, сегодня я нервным движением отбросила с лица вуаль, а с рук перчатки.

От прежней красавицы-полуэльфийки остались разве что тяжелые заплетенные в косы каштановые волосы с огненным блеском, да яркие зеленые глаза. А вместо лица ужасающая маска из подживших и только открывшихся язв, струпьев, лопнувшей кожи, запекшейся крови... благодаря магии, зельям и крови эльфов в моих жилах раны постепенно закрывались, но победить болезнь не удавалось, тут же открывались новые болячки. Они покрывали все лицо и тыльную сторону рук, не распространяясь далее. Почему так? Никто не мог объяснить, будто вся кожа на тех частях тела, что обычно не закрывает одежда, оказалась поражена.

Каждое утро начиналось теперь со специального спрея, которым я покрывала все зараженные места: лицо и руки. Благодаря этому, я не чувствовала боли, не чувствовала вообще ничего, будто это не мое лицо, не мои руки. Ничего не болело, не зудело, не беспокоило... только лицо мое разлагалось прямо у меня на глазах, разве можно было назвать это жизнью? Раньше мне казалось, что это просто маска, что я смогу сорвать ее, избавиться от ее, и там, под ней, где-то есть мое настоящее лицо... я подняла руки к глазам, почти вцепилась ногтями в изуродованную кожу... я знала, что ничего не почувствую...

Зажмурилась и усилием воли опустила руки. Медленно натянула на них перчатки.

Я должна быть сильной ради Дэни. Я не могу позволить себе размякать, рыдать и упиваться своим горем, у меня на руках маленький ребенок, которому больше не на кого положиться. Поэтому я аккуратно поправила вуаль и, придерживая пышную юбку, прошла через кухню к задней двери. Там сбоку висел мой фартук для работы в саду и лежали инструменты, стояла корзинка с запасами. Я задумчиво порылась в ней и извлекла на свет крупную желтую луковицу. Прислушалась к своей внутренней силе и улыбнулась. То, что нужно.

Выбор подходящего места не занял много времени. Разрыхлила почву на грядке, полила водой ровно в необходимом количестве и аккуратно, не повреждая корешков, посадила луковицу. Теперь самое сложное. Я призвала свою магию и прикрыла глаза.

Энергия полилась в землю, подпитывая ее, а затем в корешки луковицы, постепенно пробуждая ее ото сна. Лишь когда она наполнилась силой, я сконцентрировала поток на самом растении. С каждой потраченной каплей магии я ощущала, как слабею. Пришлось упереться левой рукой о землю, чтобы не упасть. Права рука, через которую текла энергия, дрожала от напряжения. Перед глазами заплясали черные мушки, но я все равно продолжала питать своей жизненной силой сидящую во влажной земле луковицу.

Наконец, нежная желтая кожица лопнула, и показался толстенький светло-зеленый побег. Он быстро вытянулся вверх, мне нужно было следить за правильным распределением силы, чтобы побег остался достаточно мощным, чтобы устоять, но в то же время нельзя было его перекармливать. Вот я поняла, что высоты достаточно, из кончика показались три бутона, сперва тянувшиеся вверх, затем они склонились в разные стороны и начали удлиняться. По форме они напоминали головы змей или драконов, плотно сжатые лепестки обозначали форму челюсти. Тот бутон, что смотрел в мою сторону, рос быстрее других, но и остальные не отставали. Наконец, когда он достиг уже десятка сантиметров в длину, кончик его порозовел, а середина набухла. Набрав сил, он лопнул, раскрылся крупный похожий на розовую махровую лилию цветок амариллиса, столь наполненного магией, что вокруг тычинок даже при дневном свете было заметно золотистое сияние.

Облегченно выдохнув, я оборвала поток магии. Посмотрела на себя и тяжело вздохнула — во время работы я и не заметила, как окончательно осела на землю, платье было испачкано травой и влажной землей. Ну, ничего. Я перевела взгляд на сияющий силой амариллис и улыбнулась, довольная проделанной работой. Зато я смогу теперь расплатиться за помощь.

Тут в груди что-то сжалось, и я закашлялась. Горло продрало болью, я поспешила прижать ко рту белый платок. Чем больше я кашляла, тем становилась больнее, и с каждым судорожным вдохом меня все сильнее сковывал страх, что он станет последним... «только не так, только не сейчас», — билось в голове. Остатки магии рванули, было к источнику энергии, пытаясь восполнить резерв и поддержать физическое тело, но самым сильным вместилищем силы был тот самый амариллис.

«Нет, нельзя», — на остатках воли я взнуздала свою магию и заставила ее рассредоточиться. Не трогать грядки, обойти их кругом, взять у других растений по капельке энергии: старая крепкая верба, растущая у забора, поделилась тоненькой струйкой силы, заросли крапивы в канаве... так далеко, так больно, так сложно дотягиваться до них, когда вот она, чистая концентрированная энергия прямо перед носом... но я все равно не позволила себе слабости. И так довольно. По капельке, по крошке, стараясь не выпивать никаких растений до дна, чтобы они выжили и могли восстановиться. А я... я тоже выживу как-нибудь, наверное.