Мамагани

Всё, что оставалось делать, это бежать, рвать когти, смываться. Ночь в трущобах Небесного города ютится уплотнёнными сгустками смолянистой черноты; здесь неизбывен запах топлива и гари, а из труб на каждом углу то и дело белёсыми кляксами выпрыгивают клубы пара.

Рой бежал переулками и дворами, он очень хорошо знал эти места, и где-то в сознании слабо звучала мысль, что убийца, возможно, попросту потеряет его из виду. Говорили, что наёмник – приезжий, он едва ли не впервые оказался в Небесном городе. Однако, страх подстёгивал Роя сильнее, чем надежда на благополучное стечение обстоятельств.

Трущобы Небесного города – это и есть сама ночь, только без звёзд и туманностей. Высящееся над хилыми домишками небо горело искусственными огнями высоких небоскрёбов. Там нет ночи, там вечный свет; прошло то время, когда ночь опускалась на землю, отныне она постоянно клокочет где-то внизу, под ногами, ждёт, когда же зайдёт солнце, чтобы выбраться наружу, дряблой плотью облепить пожухшие стены старого города.

Убийца в белом, предупреждали его, он почему-то носит белый костюм, видно, не боится запачкаться. В самом деле, предположил Рой, не слышал, чтобы киллеры так отменно одевались. Сейчас беглецу было не до этого. Он пересёк дворик, где горело два или три окна, а по углам шарахались тени, ещё более чёрные, чем темнота вокруг, оставалось только догадываться, являлись ли эти тени человеческими. Проскочив в арку, Рой оказался на Уайт-стрит. Вроде в конце улицы дорога поворачивает прямиком к станции полуночного экспресса. Пешком минут десять. А бегом можно добраться минуты за три.

Вдалеке тяжёлыми колёсами очередного грузовика прогрохотала мостовая; звук встревожил Роя, он резко обернулся, однако, не увидел ничего, кроме устланной рваным и грязным туманом Уайт-стрит. Металлический лязг эхом проскочил по мощёным тротуарам и рассеялся, уступив место давно царившей здесь холодной тишине. Уличные фонари горели так тускло, что не освещали, а скорее наблюдали за спящей улицей. Рой замер. Сердце сжалось, превратилось в комок, столь маленький, что ему хватило места забиться где-то между рёбрами и продолжать там шустро отстукивать известный ритм.

Над трущобами пёстрый небосвод играл и пел; это пространство невообразимого избытка бороздили небольшие стайки дирижаблей.

Рой медленно двинулся вниз по Уайт-стрит, в сторону станции экспресса. Наверное, киллер вправду сбился со следа.

Пахло бензином, дешёвым табаком и мочой.

Что-то вспыхнуло. Где-то сбоку. Нечто мелкое и юркое. Оно явилось на секунду и тут же исчезло, будто опасаясь этой почти одушевлённой влажной темноты. Боль наступила не сразу: мысль сработала раньше чувства; беглец упал – пуля раздробила колено. Брусчатка оказалась ледяной и неимоверно твёрдой, напоминая кожный покров морского чудовища. Холод, собачий холод, отвратительный холод – не мороз, а проклятая тварь, что сквозь поры и жилы забирается в тело. Боль пришла, и назвать её адской было бы большим приуменьшением. Тело разинуло рот – тело лезло наружу криком. Подбитое животное, оно собирает в себе силы, дабы встретить смерть шквалом невообразимого отчаяния.

Внутри стало жарко. Рой держал руки на бедре, намертво вжавшись пальцами в ткань и кожу. Боль накатывала волнами, одна за одной, не прекращаясь.

Послышались шаги. Размеренные и спокойные, кажется, убийца даже не гнался за Роем, а просто заставил его попасть в заранее подготовленный капкан.

Завыл паровозный гудок.

Из глубины переулка появилась длинная, тощая фигура в белом костюме. Походка у фигуры была лёгкая, танцующая. В правой руке фигура держала револьвер.

- Нет, - выплюнул Рой. Он собрал все силы, чтобы вымолвить эту просьбу.

Киллер остановился в нескольких метрах от Роя, оставшись в переулке. Прицелившись, убийца сделал выстрел, и пуля, врезавшись точно в сердце, одним движением вышибла душу из тела. Рой ничего не успел понять: толчок, затем тьма. Фигура спрятала револьвер где-то внутри пиджака и ушла обратно в темноту.