Мамона

1983 год

В ночи лесной массив, произрастающий на западной оконечности города, казался черным бездонным океаном, тем самым краем земли, который некогда пытались отыскать моряки, верившие в плоскую землю. Древние высокие деревья бесцеремонно и по-хозяйски нагло цеплялись за землю по одну сторону дороги, плавно превращая эту дорогу из асфальтовой в грунтовую, заводя её в тупик, а после и вовсе пожирая там, где лес сливался с границами старого городского кладбища.

Место это было красивое и по-своему романтичное. Овражистая местность, осины растут вперемешку с кленами, орехами, каштанами и дубами. А совсем рядом покосившаяся проржавевшая оградка, между стыками которой образовались настолько широкие проёмы, что туда и толстопузый человек пролезет. По этой причине свою первоначальную функцию ограда не выполняла. Однако обнаружилась другая, даже более важная: создание особой кладбищенской атмосферы, явственная демонстрация бренности бытия. Если идти по кромке леса, то по одну сторону вековые деревья, тянущиеся высоко вверх, по сравнению с которыми человек – простая блоха, а по другую - кресты и памятники, отрезанные от леса доживающей свои последние годы оградой. Что ни делай, как ни старайся – всё напрасно. Время победит железо и сталь, корни прорастут, повалят заборчик, лишь кресты останутся как безжалостное напоминание о том, что жизнь – лишь миг, тщетный, бессмысленный, ведущий тебя из никуда в никуда.

Ощущения эти многократно усиливались тёмной ночью, когда старая луна умирала, а молодой месяц ещё не успел народиться. В небе лишь холодные бесчувственные звёзды, безразличные к человеческим чаяниям, вечные, неподвижные, гордые, а оттого лишь оттеняющие мимолётность жизни, бессмысленность бытия.

Впрочем, испытать эти чувства мог не каждый, а только человек особого склада. Парочка шельмоватого вида мужиков, бросивших свой красный «Москвич» со скрученными номерами у дороги, к таковым не относилось. Полноватый коренастый Андрей в одной руке нёс кирку, а в другой лопату. Его мелкий, плюгавенький спутник Ярик шёл с лопатой и мешками, болтал без умолку.

- Там тысяч на десять золота, не меньше. У неё все руки браслетами обвешаны, а на пальцах перстни и кольца. Камушки на солнце так ярко блестели, загляденье. По пять тысяч на руки – так и работать не надо будет, да, Андрюха? Я сразу в Ялту или Судак укачу. А может в Гагры. Потом «Москвич» отцовский продам, «Жигули» куплю. Или даже «Волгу»! Все обзавидуются!

Андрей пропускал мимо ушей трындеж подельника, потому что если тот говорил правду, то мечты его никогда не сбудутся. Десять тысяч – огромные деньги. И в отличие от глуповатого Ярика, никогда не бывавшего на зоне, сидевший Андрей прекрасно знал, что делиться с фраером просто стыдно. Поэтому Ярик либо отдаст все деньги добровольно, либо Андрей убьёт его и всё заберёт себе. Первый вариант был вероятнее – поколотить тщедушного Ярослава не составит труда, а если тот станет грозить милицией, можно напомнить, что за расхищение могилы они оба отправятся на зону. Этого будет достаточно, чтобы Ярик смирился со своей участью. Правда, второй вариант Андрею нравился больше, потому что прожужжавший ему уши нежеланный компаньон жутко его раздражал. Его смерть доставила бы Андрею удовольствие. Особенно медленная смерть.

Между тем тропинка, по которой шла парочка расхитителей могил, вплотную подошла к ограде кладбища и тянулась вдоль неё, раздваиваясь там, где в ограде имелись широкие прорехи. На одном из таких разветвлений Ярик застыл, стал вглядываться в портреты на ближайших могилах.

- Чего встал? – спросил Андрей.

- Мужика усатого ищу. Я его запомнил. Нужная тропинка прямо у его могилы проходила, - объяснил Ярик, слеповато щурясь. – Вот он! – обрадованно воскликнул мужчина, подойдя вплотную к могиле. – Нам туда! – указал направление, после чего расхитители двинулись по тропинке и вскоре вышли к невысокой куче земли, над которой возвышался деревянный крест. Ни имени, ни фамилии, только даты «10.05.1966 – 17.08.1983». Тени, отбрасываемые захоронением в неровном свете звёзд, выглядели зловеще и отталкивающе. Словно разорванное на части человеческое тело разбросали и осветили фонариком с треснувшей лампочкой.

- Здесь? – Андрей вопросительно посмотрел на стихшего Ярика.

Тот кивнул, облизал пересохшие губы, крепко сжал черенок лопаты, размышляя. Желанные десять тысяч рублей отчего-то утратили свою привлекательность. Предстояло копать свежую могилу, от которой так и веяло невнятной, непроизнесённой и оттого ещё более страшной угрозой.

- Тогда чё стоишь? Копай! – сказал Андрей, бросив кирку в сторону, принялся орудовать лопатой.

Ярик чуть повременил, но всё же присоединился к действу.

Земля была мягкая, копалось легко, не прошло и часа, когда лопата Андрея стукнулась о крышку гроба. Закончив расчистку, преступник сначала вручную попробовал снять крышку, а когда это не вышло, потянулся за киркой и в несколько ударов разбил её на мелкие кусочки. В гробу лежала молодая закоченевшая покойница. На лице застыло выражение умиротворения, густые чёрные волосы прилипли ко лбу, напоминали тоненьких червячков, каким-то образом пробравшихся в гроб и начавших пожирать молодое сытное тело с головы. На глаза девушки лежали две старинные монеты, а ниже…

О, Ярик не соврал. На шее золотые цепочки, на руках браслеты, перстни, кольца, в ушах бесценные серьги. Андрей довольно улыбнулся, принялся обирать покойницу.

- Мешок давай! – крикнул он побледневшему и дрожавшему от страха Ярику, который выбрался из могилы, стоял у края ямы и с ужасом наблюдал за развернувшейся перед ним сценой разграбления.

- Ты там уснул что ли?! – зло рявкнул Андрей, когда сокровища уже не помещались у него в карманах и руках, а он никак не мог снять застрявший на безымянном пальце левой руке перстень с крупным драгоценным камнем. – И нож кинь заодно, я ей палец отрежу, никак не снять.

После этих слов Ярик ощутил приступ тошноты, он отошёл от края ямы, его вырвало прямо на соседнюю могилу, после чего он без сил упал на землю и тихонько заплакал. Он уже раскаивался в содеянном. Но теперь отступать было поздно. Взял брошенный на землю мешок, достал из кармана ножик вернулся к выкопанной могиле и застыл, выронив всё из рук.

Пока его не было, покойница села в гробу, открыла свои мёртвые чёрные глаза, вцепилась окостеневшими руками в глотку Андрея и методично удушала его, не обращая внимания на попытки грабителя вырваться из стальной хватки её безжалостных худощавых кистей. Андрей слабел, руки его сделались ватными, поползли вниз, сами собой стали изворачиваться, перекручиваться, расходиться в разные стороны, глаза закрылись, изо рта вышло немного пены вперемешку с сукровицей. Тело его стало содрогаться, жизнь стремительно покидала обессилившие члены, ещё несколько отчаянных приступов судорог и грабитель застыл, убитый как ему поначалу казалось беспомощной жертвой.

Ярик наблюдал всю эту сцену от начала до конца, не в силах оторваться. Только когда покойница отбросила тело Андрея и посмотрела вверх своими полными ярости за поруганную честь глазами на подельника убитого, Ярик заорал и бросился прочь, позабыв обо всём на свете.

Покойница слабо ухмыльнулась, медленно опустилась обратно в гроб, закрыла глаза. Какое-то время ничего не происходило, кладбище погрузилось в привычную тишину и покой, лишь растревоженная могила излучала волны угрозы, но и они вскоре улеглись. Однако потом тело покойницы содрогнулось, живот начал надуваться, распухать, низ платья задрался, кожа покойницы неестественно забугрилась, растянулась, лопнула. В образовавшихся отверстиях появились абсолютно чёрные пальцы. Кожа в области пупка разорвалась, оттуда вылезло перемазанное ошметками плоти существо, открыло усеянные сеточкой сосудов глаза, посмотрело на валявшегося рядом с гробом мертвеца, наклонилось к нему, задрало рубашку, улыбнулось, продемонстрировав неестественно белые зубы, впилось ими в бок тела Андрея, вгрызалось всё глубже и глубже, меняя свои собственные размеры, забралось внутрь. Мертвец вздрогнул, пошевелился, открыл глаза. Посмотрел на покойницу, поправил её платье, выбросил из могилы кирку, сам вылез на поверхность, старательно закопал яму, собрал все инструменты и, подняв нос и тщательно внюхиваясь, двинулся по следу Ярика.

…

Памятники супругам Яковлевым поставили летом. Гранитные, со стелой в половину человеческого роста. Стас не хотел никаких эпитафий, лишь лаконичное «Александр Николаевич Яковлев 13 V 1954-29 III 1982». С Оксаной так просто не получилось, её родители настояли на банальном «от родных и близких», что Стаса сильно разозлило, но перечить он не стал. А сейчас смотрел на готовые памятники и злился на себя, что не стал спорить. Из-за дурацкой фразочки ему казалось, будто памятник поставили в долг, и мертвой оставили напоминание, кому именно она должна вернуть деньги.

Сашенька не смотрела на дядю, от раздражения игравшего желваками на скулах, села на гранит и поочередно обнимала то отцову, то материну стелу. Ваня держался за спиной Стаса, ничего не говорил и чувствовал себя явно не в своей тарелке. Он вообще придерживался точки зрения, что на могилы ходить не стоит, не любил кладбища и мертвецов. Наверное, потому, что постоянно имел с последними дело.

С целью побороть раздражение Стас начал вспоминать день похорон. Даже предположить не мог, что будет столько народу. Люди толпились на узеньких дорожках, между древних могилок, подходили, чтобы бросить горсть земли в могилу. Конца и края им не было. Приехали даже брат с сестрой из посёлка, где Стас с Сашкой столкнулись с удельницами. Наташа и Коля. Оказалось, Сашка с ними всё это время переписывался, ездили друг к другу гостить. Стас обмолвился со старыми знакомыми парочкой слов, узнал, что Коля живёт в Москве, работает там главным инженером на каком-то крупном предприятии, Наташа воплотила свою мечту и стала переводчицей с французского, но Москва ей не понравилась, она перебралась в Краснодар и первой узнала о смерти Сашки. Зачем они рассказывали это Стасу, тот не понимал. Раздражение уже тогда поселилось где-то внутри него и не отпускало. Хотелось наорать на Наташу и Колю, хотелось разогнать всех этих людей, которых он почти не знал, уйти домой, спрятаться у себя в квартире и не выходить. Никогда больше не выходить на белый свет.

Стас тряхнул головой. Вместо того, чтобы побороть раздражение, воспоминания лишь усилили его. Ксюшенька, где теперь она?

- Тебе не стоило за мной приезжать, папа. Это случилось из-за меня, - сказала она ему, когда тот вернулся домой после похорон.

Поцеловала двоюродную сестру и уехала. Раз в пару месяцев присылала письма без обратного адреса. Больше Стас ничего о ней не знал. И это не просто раздражало Стаса, это выбешивало его! Всё было ради Ксении, и что в итоге вышло? Сашенька лишилась родителей, он… он вообще не знал, как дальше жить, ради чего… До того была ясная цель – спасти дочь. А теперь, когда та уехала, не осталось ничего!

- Что с Сашей? Ей же семь в сентябре исполняется. Думаешь её в этом году в школу отдавать? – заговорил Ваня, заметивший, как друг кривит своё лицо. Может разговор поможет отвлечься?

- Не знаю, - ответил Стас. – У меня ей не нравится, хочет сюда переехать. Квартира ей досталась, как последней прописанной, я опекун, в принципе, могу принять такое решение.

- Не надо, - покачал головой Ваня. – Город этот странный какой-то. После случая с ивой я тебя уж не тревожил, но чертовщины тут творится… Я у себя в морге на всякое насмотрелся. Да что далеко ходить. Вот, из свежего. Явился мужичок в милицию с повинной. Говорит, грабил могилы с подельником. Пришли, значит, в часть кладбища, где цыгане своих традиционно хоронили, свежую могилу крестницы какого-то барона разрыли. И что ты думаешь? Покойница, якобы, поднялась из гроба, подельника убила, мужик чудом спасся. Но это не самое интересное. Понятно, что в милиции у виска покрутили, но порядок есть порядок, всё проверять стали. Думали, мужичок-то под дурачка закосить хочет, убил своего подельника, а теперь тюрьмы боится. Так нет же, рецидивист, которого он в подельники записал, живым оказался. Ничего не знает. Когда мужичку «подельника» привели, у первого истерика случилась, пришлось в психушку везти, до сих пор там сидит.

Стас внимательно слушал Ваню, задумчиво кивал и, когда друг закончил рассказ, с удивлением отметил, что впервые за год с лишним он по-настоящему отвлёкся от навязчивых мыслей о Сашке и Оксане.

- А цыганку на этом кладбище похоронили? – спросил Стас.

- Да. Если хочешь, можем сходить туда.

- Хочу, - честно сказал Стас, подошёл к Сашеньке, поцеловал её в макушку, прошептал на ухо, что нужно идти.

- Ещё чуть-чуть, - попросила девочка.

- Жду, но только чуть-чуть, - произнёс Стас, снова ощутив прилив отступившего было раздражения.

Сашенька просидела в обнимку со стелой матери ещё минут пять, только после того, как Стас повторил, что им нужно идти, встала, поцеловала портрет Оксаны и портрет Сашки, подошла к дяде. Стас взял девочку за руку, погладил по голове и посмотрел на Ваню.

- Пошли.

Кладбище располагалось на холмистой местности, идти пришлось в горку, которая становилась всё круче. Цыганские захоронения находились на самом краю некрополя. У свежей могилы стоял черноволосый низкий цыган лет сорока с густой курчавой шевелюрой и серьгой в одном ухе. Он сосредоточено смотрел на могилу, а когда заметил приближение незнакомцев, нахмурился, почесал переносицу и не отводил взгляда от компании, состоящей из двух мужчин и маленькой девочки.

- Это здесь, - тихонько шепнул Ваня, когда от могилы их отделяло метров тридцать. – Но, наверное, зайдём попозже, не будем мешать.

- Последи за Сашенькой, - сказал Стас, переложив ладошку девочки из своей руки в руку своего крепкого приятеля, решительно направился к цыгану.

Смуглый мужчина не отводил от Стаса своих глубоких чёрных глаз. И хотя самого цыгана назвать красивым было нельзя, его взгляд был очень выразительным, говорил о принципиальности и эмоциональности, возможно даже несдержанности своего обладателя.

Стас подошёл, встал рядом и глянул на могилу. Покойница была совсем молодой, умерла две недели назад. Почему-то ни имени, ни фамилии на табличке не указали, лишь даты. После Стас, не обращая внимание на продолжавшего пялиться на него цыгана, стал внимательно осматривать холмик земли. Если кто-то и пытался повторно раскопать могилу, то это произошло достаточно давно, никаких следов не осталось. Да и что вообще можно было обнаружить? Могила-то свежая.

- Ты кто такой? – грубо спросил цыган, не выдержав Стасовой наглости.

- Что? – Стас, уже погрузившийся в свои мысли, повернулся к цыгану.

- Кто такой? – тот начинал закипать, взгляд его полыхал праведным гневом.

- Я фольклорист, Станислав Николаевич Яковлев. Вы, вероятно, слышали, что про эту могилу рассказывают? Якобы её хотели разграбить. Вот я и проверяю эту информацию.

- И с чего это фольклорист таким занимается?

- А я необычный фольклорист, - Стас пристально посмотрел в глаза цыгану, почувствовал, что тот поверит ему. – Я, видите ли, верю в истории, которые изучаю. И тому грабителю, который про восставшую из мёртвых покойницу рассказал, тоже почти верю. Если он сказал правду, то погребённой здесь особе нужна моя помощь.

Цыган часто задышал, отвёл глаза в сторону, снова потёр переносицу пальцами.

- Вы говорите правду? – приглушённо спросил он. – Думаете, Миркею могли проклясть?

- Я не говорил про проклятье, - заметил Стас. – Если вам что-то известно, расскажите. Я правда хочу помочь вам, э-э-э, простите, не знаю вашего имени.

Глаза цыгана сделались красными, но он сдержался, не заплакал.

- Милош, - представился он. – Меня зовут Милош.

Стас кивнул.

- Здесь похоронена моя племянница, - начал цыган, и от этой фразы Стаса будто кипятком ошпарило. Он даже подался назад, Милош, правда, не заметил. – У меня с семьёй в молодости случился разлад, я не захотел брать в жёны сосватанную мне женщину. Хотя какую там женщину, мне тогда четырнадцать было, ей двенадцать, - Милош горько усмехнулся. – Тогда как раз кочевку стали запрещать, про меня даже в газете написали, потому что я, как простой советский гражданин, устроился на завод, параллельно учился в ПТУ. «Цыганский пролетарий ведёт войну с архаичными обычаями своего народа» и фотография, где я за станком стою. Но несмотря на мой разрыв с родителями, с братом я остался близок. Если подумать, удивительно, ведь у нас такая большая разница в возрасте.

Стас опять вздрогнул. Ему начинало казаться, что всё происходящее какая-то изощрённая попытка предупредить его о чём-то.

- Он против воли отца не пошёл, женился в одиннадцать на тринадцатилетней, а в шестнадцать у него уже появилась Миркея. Тогда у меня своих детей не было, и племянницу я полюбил, как родную дочь. Привозил ей гостинцы из командировок, каждую свободную минуту старался проводить дома у брата или приглашал его с дочерью к себе. Как-то, когда его дети играли во дворе, у нас с братом завязался разговор. Зря, сказал он тогда, ты не послушал родителей. Живёшь сейчас в однокомнатной квартире, как в скворечнике, а у меня вот дом, хозяйство, семья, ни в чём не нуждаюсь. Я промолчал, но вижу – брата что-то тяготит, он не ради хвастовства всё это говорит, а словно успокоить себя хочет. Жду, думаю, раз тему затронул, сам всё расскажет. Ну он и рассказал. Родители, говорит, меня заставили крестным отцом Миркеи сделать известного колдуна из нашего табора. Я его хорошо помнил, колдуна этого. Он в шестидесятые внезапно разбогател, дом себе двухэтажный построил, да огромный, как дворец. Рассказывали, что внутри всё обставил дорогущим гарнитуром, импортным. Откуда взял деньги – никто не знает. Почему власти нажитым богатством не интересуются – тоже загадка. Но как разбогател, стал пользоваться уважением в цыганской общине, выбрали бароном, большим человеком. И родители наши, желая породниться с колдуном, настояли, чтобы брат мой попросил его стать крестным отцом Миркеи. А барон и согласился. И вроде с того дня дела брата в гору пошли, да вот только на душе беспокойно стало. Я и так, и эдак выведать пытаюсь, что ж ему покоя не даёт. Он отмалчивался, отмалчивался, а потом и сказал. Сон мне снится, говорит. Пещера, глубокая, тёмная. Я спускаюсь, а внутри, куда ни просачивается даже лучик света, прячется что-то страшное, темнее самой темноты. Оно алчущее, ненасытное. И хоть глазами не вижу, но разумом понимаю, чудище это вцепилось в Миркею и не отпускает. Вот такую историю рассказал мне брат. И сон этот снился ему из ночи в ночь, на протяжении долгих лет. Уже тогда я заподозрил – дело нечисто, нельзя колдуна в крестные отцы брать! Но как помочь брату не знал. Да и жизнь вроде шла своим чередом. Он всё богател, Миркею удачно замуж выдал, она внука ему в пятнадцать родила и через год умерла. Сам барон на похороны явился, в гроб столько побрякушек золотых накидали – слава по всему городу пошла! И не боялся ведь колдун, что могилу вскроют. И властей не боялся. Никто не смел ему перечить. Пришёл я после похорон брата утешить, а он сидит, словно статуя, смотрит в одну точку и еле-еле губами шевелит. Я его спрашиваю, ты чего? А он слабо так улыбается и говорит: сны-то, Милош, прекратились. Впервые за шестнадцать лет я выспался. Страшно мне стало, ушёл я тогда, и каждый день на могилу Миркеи хожу. А когда слух прошёл про грабителей, так и совсем гадко на душе. Говорят, выдумка это всё. А я, как и вы, верю. Боюсь, Миркея проклята своим крестным отцом, и как помочь ей я не знаю. Может знаете вы? – Милош посмотрел на Стаса и замолчал.

Завороженный историей Стас рассеяно кивнул. В рассказе Милоша он в первую очередь увидел параллели со своей собственной жизнью. Миркея умерла, но Саша была жива. Пока.

«Всегда родные, - подумал Стас, - всегда любимые».

Кем был цыганский барон? Принадлежал ли он к культу, с которым столкнулся Стас? Нужно было во всём разобраться. В день смерти брата Стас понял, Сашу оставили в живых не случайно. И возможно теперь ему дадут понять, какую цену придётся заплатить, чтобы она жила и дальше.

- Я попробую вам помочь, Милош, - выдавил из себя Стас. – Вы где живёте? У вас в квартире телефон есть?

- У меня уже не квартира, разменял её на дом здесь, недалеко от кладбища. Телефон есть, - Милош назвал номер и адрес. Стас запомнил, пообещал позвонить, как только что-то выяснит, пошёл к дожидавшимся его Ване и Саше.

- Постойте, - окликнул его Милош. – Я не всё рассказал. Меня тревожит не только смерть Миркеи. Недавно я женился, по любви. Человек я уже не молодой и это, наверное, последняя моя надежда на семейное счастье. Жена два месяца назад родила. Мальчишка, черноглазый, богатырь, - Милош слабо улыбнулся. – На похоронах Миркеи ко мне подошёл барон и сказал, что хочет стать крестным моего сына. Я растерялся, не нашёлся, что ответить. А он прищурился и добавил: ну подумай, Милош, только знай, я не каждому такое предлагаю и никому не прощаю отказов. Теперь вот гадаю, как быть. Если породнюсь с колдуном, не ждёт ли малыша судьба Миркеи?

- Я вам позвоню, - пообещал Стас и вернулся к другу и племяннице. Они отправились по тропинке вниз, к выходу с кладбища.

- Слушай, Ваня, - а этот мужичок, ну который про разграбление могилы рассказывал, с ним побеседовать-то можно?

- Да, конечно. У нас, слава богу, психушки ещё не режимные объекты, - Ваня улыбнулся. – Езжай в больничку, представься другом, если он не буйный, то тебе его даже из закрытого отделения приведут. Домой придём, я его имя узнаю.

Стас кивнул и в тот же день, ближе к вечеру, когда Ваня узнал, что грабителя звали Ярославом Васильевым, отправился в психушку.

Здание городской психиатрической больницы располагалась на самой окраине города и по праву считалось самой старой постройкой в этих местах. Просторная территория, благоустроенный двор и небольшая рощица, растущая прямо за оградой. Уютные асфальтовые дорожки, по которым неторопливо прогуливались больные, тихое пение птиц, с виду умиротворяющая обстановка. Но Стасу отчего-то стало не по себе. Главный корпус находился в глубине двора. Желтоватые стены, изгибавшийся буквой «П» фасад, лукообразная башенка над крышей – единственное напоминание о монастырском прошлом - высокие черные тяжелые двери, походившие на пасть мифического морского чудовища. Дискомфорт, испытываемый Стасом, усилился, тем не менее он вошёл и, поговорив с дежурной медсестрой, спросил о Ярославе Васильеве. Та, порывшись в своём журнальчике, спросила, кем Стас ему приходится, тот соврал, назвавшись другом семьи. Медсестра кивнула.

- Хорошо, я его позову, но он может и отказаться. Я его хорошо знаю, такой, как бы это сказать, шугливый. Наверное, параноидная шизофрения. Пойдёмте, это в другом корпусе.

Миновав двор, они вошли в соседнее здание, в котором Стасу даже дышаться стало легче. Пока медсестра ходила за Ярославом, Стас рассматривал главный корпус, не отводил взгляд от луковидной башенки с торчащим из её вершины штырём, не мог понять, почему именно этот элемент так притягивает его взгляд. Тем временем Васильев выглянул из одного коридорчика, бросил короткий взгляд в сторону Стаса, спрятался, но через несколько секунд снова показался уже в сопровождении медсестры.

- Согласился, - объявила медсестра.

Ярослав же стал в сторонке и внимательно рассматривал Стаса.

- Привет, Ярослав, - попытавшись изобразить радушие, поздоровался Стас. – Не могли бы вы нас оставить наедине, - обратился к медсестре следом.

- Вы только не вздумайте ему побег организовывать, - строго сказала медсестра.

- Ну что вы, какой побег? Вы же ему помочь хотите.

- Все вы так говорите, - ответила скептически настроенная медсестра и отошла в сторонку, затронула другую медработницу и начала болтать с ней на житейские темы.

Убедившись, что та их не подслушивает, Стас изменился в лице, строго посмотрел на Ярослава, хотел представиться, но тот заговорил первым.

- Я почему вышел – ты незнакомый. Он бы не забрался в тело незнакомого.

- Кто? – пропустив формальности, включился в разговор Стас.

- Чёрный, страшный, только зубы и глаза белые-белые, - взволновано заговорил Ярослав. – Ты ведь поэтому пришёл, да? Я сразу понял – этот мужик что-то знает! Он из сведущих! Ты друг патологоанатома, Иван Трофимовича? Про него в городе болтают. Говорят, с нечистью борется.

Стас невольно улыбнулся. Даже предположить не мог, что за Ваней закрепилась такая слава в городе.

- Тогда рассказывай толком, я слушаю.

- Да-да, - кивнул Ярослав и пересказал подробности той ночи, когда его подельника Андрея Соколова убило чудовище, прятавшееся в теле молодой цыганки. – Но это полбеды. Я как здесь оказался – Андрюха меня преследовать стал! Никто не верит, а эта тварь, что внутри него, она людей меняет, как мы одежду. Натянет шкуру одного – и вот он Андрей, натянет другого – и это уже не Андрей, а кто-то ещё. Понимаешь? Я отсюда почему не убегаю, хотя мог бы – больничку, похоже, эта тварь побаивается, не смеет сюда соваться. Но облик она может принять любой, - Ярослав возбудился, глаза его плясали, взор сделался мутным. - Я как утром, после разграбления могилы, к Андрюхе пришёл домой, жене его всё рассказать, так понял – не Аня это больше, нет. Добралось чудовище и до неё, прячется под шкурой женщины, заманить меня в дом хотело. Но я не дурак, убежал, в милицию пошёл, всё рассказал, они мне встречу с тем, кто Андрюхой притворился организовали, а потом меня сюда определили. Оказалось, к лучшему.

Стас кивнул, хотя после того, как Ярослав стал рассказывать про жену, сомнения закрались в душу фольклориста. Может перед ним и правда сумасшедший?

- Слушай, Ярослав…

- Ярик, меня так все зовут.

- Хорошо, Ярик. Ты мне адрес Андрея дать можешь? Я схожу, всё разузнаю.

- Конечно, только аккуратно. Я уверен, что это чудовище убило и жену, и сына Андрюхиного. И раз идёшь туда, к тебе я больше выходить не буду, пусть друг твой, патологоанатом придёт. Я его знаю, если чудовище в него заберётся, то меня не проведёт.

Стас согласился, получил адрес и ушёл, передав Ярослава в руки медсестры. Откладывать разбирательство в долгий ящик Яковлев не собирался, сразу же поехал к Андрею домой.

Когда он добрался в другой район города, уже стало темнеть. Знойный летний вечер располагал к прогулкам, в тупиковом переулке, где жил Андрей, народу было немного, все выбрались в городские парки и сады. По домам сидели старички, в окнах уже зажегся свет. Однако по названному Ярославом адресу было тихо. Окна темные, на дворе никого. Стас постучал в калитку – тишина. Осмотрелся по сторонам – пока его никто не заметил. Больше стучать не стал. Если Ярослав говорил правду, это бесполезно.

Вместо этого перескочил через невысокий заборчик, тихонько приземлился в палисадник и снова воровато осмотрелся – вроде бы никого из соседей поблизости не было. Согнувшись в три погибели, Стас выбрался во двор и вошёл внутрь дома, дверь которого не была заперта.

- Хозяева, - не слишком громко произнёс он на входе. Никто не отозвался.

Он медленно побрёл вперёд и сразу же увидел в прилегавшей к коридору комнате фигуру на диване, укрытую тёплым одеялом. Это при почти тридцатиградусной жаре!

- Извините, - окликнул Стас человека, заходя в комнату. – Вы спите?

Он подошёл поближе и увидел, что на диване лежала мертвая женщина. Лицо сине-белое с чёрными губами, руки под одеялом, глаза прикрыты. Отведя взгляд в сторону, Стас увидел, что из-под теневой занавески торчали ноги мальчишки. Ярослав оказался прав.

Осознав всю серьёзность ситуации, Стас быстро покинул дом и на квартиру к Ване шёл пешком, опустив голову вниз. Волнение не улегалось. Казалось, только он поднимется на свой этаж, спрячется в квартире, как в двери позвонят, и наряд милиции арестует его за причастность к убийству семьи Соколова. Чтобы хоть как-то унять тревогу, Стас позвонил Милошу и сказал, что хочет встретиться с бароном.

- Не знаю, примет ли он вас, - ответил цыган.

- Примет, - заверил Стас, думая о «Писании Морены», которое лежало у него в сумке. После спасения дочери, древний том он повсюду возил с собой.

- Живёт он в спальном районе города, - Милош объяснил, как добраться к барону, Стас поблагодарил его и попрощался.

Ночь прошла беспокойно, Стас ворочался с бока на бок и не мог уснуть, всё думал о завтрашнем дне, задремал лишь под утро. Но с поездкой не торопился, внимательно пролистал «Писание Морены», и долго выбирал подходящее заклинание, чтобы навести ужас на цыганского колдуна. Отправился к тому после обеда, спрятав книгу в чехол и взяв с собой.

Дом у барона и вправду был красивый – из красного кирпича, с беседкой перед домом, с балконом на втором этаже, с виноградной лозой, вьющейся по железной сетке, натянутой прямо над двором. Если в остальной части улицы народу почти не было – взрослые на работе, дети в лагерях – перед домом колдуна крутились цыгане, беседовали, а заметив Стаса, насторожились.

- Ты к кому идёшь? – выскочила вперёд сердитая цыганка.

- К барону вашему дело есть, - заявил Стас.

- А он тебя ждёт?

- Ждёт. Скажи, что я принёс книгу, которую он очень давно искал и готов её продать.

Цыганка сверлила Стаса недоверчивым взглядом, но потом всё-таки ушла. Мужчины смолкли, подошли ближе, постепенно образуя кольцо вокруг фольклориста. Стас почувствовал себя неуютно, но старался держаться уверенно. Спасёт ли его книга от толпы разъяренных цыган?

- Заходи, гаджё, барон хочет тебя видеть, - крикнула цыганка.

Мужчины тут же потеряли интерес к Стасу, часть вернулась в беседку, часть отошла к дороге, продолжила свой разговор.

Стас вошёл во двор, заметив чёрную «Волгу» в гараже – единицы могли позволить себе такую машину - поднялся по примыкавшей к внешней стене лестнице на второй этаж, вошёл в дом через балкончик, оказавшись в просторном помещении, украшенном пёстрыми коврами, большим количеством позолоченных статуэток и высокими изящными вазами. На диване сидел худощавый старик среднего роста, с глубокими чёрными глазами и длинной седой бородой. Он пристально посмотрел на Стаса, встал, пересел за столик, располагавшийся напротив дивана, жестом предложил сесть гостю на стул, стоявший в сторонке.

- Ну и что за книгу ты мне принёс? – спросил он.

- Книга подождёт, - по-хамски уверенно заявил Стас. – Сначала о деле. Говорят, недавно у тебя умерла крестница. Когда её могилу попытались разграбить, она восстала из мертвых и убила одного из грабителей, передав ему своё проклятье. Тот начал охотиться за своим подельником, но когда не сумел добраться до него, убил своих жену и сына, чьи тела тоже стал использовать в своих целях.

- Ты с ума сошёл, гаджё? Что за глупости? – цыган усмехался, но в его глазах разгоралась ненависть.

- Глупости или нет, а рассказать обо всём придётся.

- Давай уточним, - цыган привстал. – Ты считаешь, что я сумел пробудить мертвую, заставить её убить трёх человек, при этом являешься в мой дом, открыто об этом говоришь и выдвигаешь мне требования? По-твоему, это умно?

Стас тоже слабо улыбнулся, полез в лежащую у него на коленях сумку и вынул из чехла древний том, шумно положил его на стол, позволив цыгану взглянуть на обложку, после открыл книгу на нужной странице и внимательно посмотрел на цыгана. Тот перестал улыбаться.

- Ты знаешь, что это за книга колдун? Заклинание, которое я собираюсь прочитать, убьёт тебя этой же ночью. Сам я, перед тем как идти сюда, прочитал заговор, который убережёт меня от любых твоих чар. Поэтому ты мне всё расскажешь, волхв Морены, либо не доживёшь до полуночи, решай сам.

Стас склонил голову над книгой, намереваясь начать читать заклинания. Барон подскочил с места, выставил руки перед собой.

- Стой! Не читай! Что ты хочешь знать?

- Где твой культ? Как мне найти Морену?

- Но я не служу Морене.

- А кому служишь?

Цыган молчал, Стас снова склонился над книгой и начал произносить первые слова заклинания.

- Мамоне!

Стасу было знакомо это имя. Так звали богиню богатства. Теперь ясно, как барон сколотил такое состояния при советской власти, оставаясь невидимым для карающей длани прокуратуры. Но лично Стасу это ничего не давало, а значит от цыгана можно было избавиться. С его смертью проклятье должно исчезнуть, и мертвые освободятся. Поэтому без лишних слов Стас начал читать заклинание.

- Стой! – завопил цыган. – Скажи, что ты хочешь от Морены, я помогу тебе!

Стас хотел исправить то, что случилось. Вернуть Сашку и Оксану! Обезопасить Сашу!

- Хочу заставить вернуть тех, кого она забрала! Я пытался призвать её с помощью книги, она не явилась, - ответил Стас. – Теперь я ищу её служителей.

- Ты ищешь не то, - цыган почувствовал себя увереннее. – Морену обманули лишь однажды. Человек, который обрёл бессмертие. Он знает о ней всё, гораздо больше, чем её жрицы. Я знаю, как найти того человека, но расскажу тебе только после клятвы на крови.

Цыган подошёл к красивому резному буфету, что стоял у стены, достал из шкафчика нож и направился к Стасу. Сначала порезал себе ладонь, потом протянул нож Яковлеву.

- Что будет с мертвецом и со вторым грабителем? – Стас не торопился брать нож.

- Первый убьёт второго. Но тебя-то это не касается, правда? – барон с хитрым прищуром посмотрел на Стаса. – Ты ищешь другое.

Стас на мгновение задумался. Сейчас он мог принять решение, последствия которого будут непоправимы. Ярослав был неплохим человеком, просто свернул не на ту дорожку. Но Сашка… Если существовал хотя бы мизерный шанс спасти его, Стас не имел права отказываться. Какую бы цену за это не пришлось заплатить.

Он взял нож и порезал свою ладонь, после чего они с цыганом пожали руки. Барон улыбнулся, снова почувствовав себя уверенно, сел на своё место и медленно начал рассказывать.

- Никто не знает, как ему удалось бежать от самой смерти. Известно только, что лишь для Морены он стал невидим. Остальные боги знают, где он.

«Остальные боги, - подумал Стас, - значит есть и другие книги!»

- Моя владычица откликнется на мою мольбу.

- Хочешь сказать, ты не знаешь, как его найти? – вспылил Стас.

- Сейчас нет, но ответ ты получишь до заката, - спокойно ответил цыган. – Мы скрепили слово кровью, уловки невозможны.

Стас встал и, не прощаясь, направился к двери, но у выхода замер на месте.

- Что пряталось в теле твоей крестницы? Что убивает людей в городе?

- Это тебя уже не касается, - хмыкнул цыган.

Стас ничего не ответил, ушёл прочь.

Шлялся по городу до самого вечера, стараясь ни о чём не думать. Когда вернулся на квартиру к Ване, застал хозяина и Сашеньку пьющими чай.

- Дядя! – племянница вскочила и бросилась к Стасу обниматься. – Где ты был весь день?

- Так, дела.

- Тебе тут письмо пришло, - сказал Ваня, протягивая Стасу конверт. – И ещё одно: мне час назад позвонили, кто-то пробрался в закрытое отделение и задушил Васильева. А когда домой к его подельнику Соколову поехали, там полный дом трупов. Знаешь что об этом?

Стас кивнул, достав из конверта листок бумаги с единственным словом «Горно-Алтайск».

- Расскажешь?

- Если не обидишься, предпочту промолчать, - вздохнув, ответил Стас.

- Не обижусь, - ответил Ваня.

В городе у Стаса оставалось последнее дело. Утром они попрощались с Ваней, но поехали не к выезду, а в сторону кладбища. Заехали в жилой район, соседствовавший с некрополем. Саша вопросов не задавала.

- Подожди немного, - сказал Стас, остановившись у калитки дома.

Постучал, нащупав лежавшее в кармане послание, которое он написал ночью. Если цыгана не будет дома, он передаст его тому, кто откроет. Калитка отворилась, на улицу выглянула полная смуглая молодая женщина.

- Здравствуйте. Вам кого? – спросила она, с любопытством поглядывая на Яковлева.

- Здравствуйте. Милоша, если он дома.

- Да, сейчас позову, - женщина ушла, а через пару минут в калитке появился уже знакомый Яковлеву цыган.

- Пришли всё-таки, не соврали. А почему не позвонили? - Милош окинул Стаса взглядом с ног до головы.

- Вы спрашивали про барона, говорили, он хочет стать крестным отцом вашего сына.

Милош кивнул.

- Так вот, барон колдун, это бесспорно.

- Я это и без вас знал.

- И вы были правы, вашу умершую племянницу прокляли, она стала сосудом для… - Стас запнулся, увидев, что губы Милоша дрожат, глаза наполняются слезами. – В общем, это та цена, которую пришлось заплатить, взяв в крестные отцы колдуна.

Лучше бы цыган это прочитал! Говорить с глазу на глаз всё как есть тяжело.

Повисла пауза. Со двора донёсся плач ребёнка – сына Милоша.

- Так что ты мне посоветуешь? – внезапно перейдя на «ты», обратился Милош к Яковлеву. – Соглашаться, брать его в крестные отцы, или послать к чёрту?

Стас опустил голову и, не глядя в глаза цыгану, ответил:

- Решайте сами. Я не знаю. Хорошего решения здесь быть не может. Скажу одно – у колдуна достаточно власти, чтобы навредить вашему ребёнку.

После ушёл, ничего не добавив. Отвёз Сашеньку на могилу к родителям, попрощаться, а потом они уехали из города.

…

Поздний вечер. На небе уже появились первые звёзды, месяц в нагловатой манере напирает на почти спрятавшееся за горизонтом солнце, намекая, что пора бы подвинуться. Знойно. Усталые взрослые возвращаются с грядок домой. По пояс голые мужчины омываются колодезной водой, животные разбегаются по своим дворам. Только детворе всё ни по чём, детишки кружатся по деревне и окрестностям, шумят, веселятся, играют. По проселочной дороге идут брат и сестра. Мальчику Валере девять, он дул губы и ворчал, словно дед, недовольный младшей сестрой. Семилетняя Настя не сумела забраться на высокую шелковницу, что в полях за деревней, хныкала, пока мальчишки пачкались фиолетовым соком плодов растения, звала Валеру, просила забрать домой. Пацаны хохотали, дразнили его. Но делать нечего – пришлось спуститься, исполнить просьбу младшей сестры.

Неудивительно, что настроение у Валеры было паршивое. Зато Настя сразу развеселилась, бегала из стороны в сторону, забиралась в густые заросли лопухов и сорной травы, бросалась в брата репеем, надеялась, что тот ответит, развеселится, но он дулся на неё и с пресным лицом брёл по дороге.

Тут откуда-то спереди донеслось жалобное мычание коровы. Валера удивился, поднял голову. Он прекрасно знал, что всех сельских коров уже давно развели по дворам.

- Смотри, Валера! – Настя указала на застывшее на лужайке животное. Рыжая шерсть взъерошена, один рог скошен набок и запах… Коровы не благоухают, но эта источала какой-то специфический, неприятный аромат.

- Надо ей помочь! – Настя подбежала к несчастному животному, стала гладить корову.

Валера держался в стороне, всматривался – не было у них в деревне таких коров - принюхивался, не мог понять, что напоминает ему приторный сладковатый аромат. Животное между тем опять замычало и тут, прямо из его брюха, что-то вылезло. Черное, измазанное слизью, кровью, внутренностями, оно ухватило Настю, повалило на землю, вцепилось в шею, стало душить!

Валера замер, инстинктивно попятился, потом сделал шаг назад. Он был готов защитить сестру от кого-угодно: от хулигана, от драчуна, да даже от взрослого. Но то, что было внутри коровы… Мальчик никогда не видел ничего подобного, он просто застыл, словно примёрз к месту, и наблюдал за тем, как жизнь покидает его младшую сестру.

Между тем тварь, прятавшаяся в брюхе коровы, целиком выползала наружу. Чёрная, как смоль, она глядела по сторонам своими кипенно-белыми глазами с узенькой полоской кошачьего зрачка, демонстрировала миру оскал своих до прозрачности белых зубов. Как только это вылезло из коровы, животное затихло, медленно стало заваливаться на бок, а потом стремительно рухнуло, перестав демонстрировать какие-либо признаки жизни. Настя тоже больше не дёргалась, её ручки, которыми она вцепилась в запястья чудовища, вдруг выпрямились, выгнулись, задрожали. Девочка умерла. Оскал на морде чёрного существа сменился ухмылкой, белые зубы контрастировали с чёрной кожей, всё происходило как во сне. Чудовище встало и двинулось к Валере.

Мальчишка оттаял, зашевелился, бросился прочь, в заросли лопуха, по нехоженому полю, подальше от убийцы его сестры. Он бежал и не оглядывался, не издавал ни звука, лишь отчаянно хватал ртом воздух и надеялся спастись от чёрного чудовища. Когда понял, что за ним никто не гонится, остановился, пришло осознание произошедшего. Это был не сон, прямо у него на глазах убили сестру, а он стоял и смотрел!

Валера заплакал от жалости к Насте, от ненависти к себе и из-за отвращения к своей трусости. Нужно бежать к родителям, рассказать им обо всём, да поскорее! Может быть Настю ещё можно спасти! Воодушевившись этой мыслью, Валера бросился назад, в деревню, к своему двору. Мчался, как скорая на экстренный вызов, запыхался, выбился из сил. Вот он дом, вот крыльцо, а там… а там…

Там папа усадил Настю себе на колени, что-то шептал ей на ушко, а она звонко смеялась. Валера застыл в нерешительности, отец заметил его.

- Явился не запылился, - сердито произнёс папа. – Я тебе что сказал, следить за сестрой! А ты её одну домой отправил.

- Да, - Настя ехидно улыбнулась и посмотрела на Валеру. Эти кипенно-белые белки глаза, эти прозрачно-белые зубы, а там, под личиной его сестры, чёрная как морская пучина кожа.

- Ладно уж, наказывать не стану, сестра за тебя заступилась. Иди руки мой да ужинай, мать тебе маковку оставила, хоть я всё Насте хотел отдать.

- Да, - снова этот ехидный писклявый голосок, так похожий на голос его сестры.

Валера ничего не сказал, пошёл на кухню, поел, после направился в их общую с сестрой комнату, лёг, укрылся с головой простыней, закрыл глаза, всё ещё пытаясь убедить себя – это сон, если уснуть во сне, то проснёшься в настоящем мире, где Настюшу не убивали, он не бросал сестру, а чудовище в её облике не сидело на коленях отца…

Дверь комнаты приоткрылась.

- Вон как забегался, - полушёпотом произнёс отец, - сразу спать. Иди, Настюша, тоже ложись.

- Хорошо, - пропищало чудовище, натянувшее на себя шкуру сестры.

Дверь закрылась, чудовище устроилось на соседней кровати, затаилось. Взрослые ещё какое-то время повозились и тоже легли спать. Стало темно, тихо и страшно.

- Валера, - прошептало чудовище, - это я, Настя. Ты спишь, Валера?

Мальчик не спал, зажмурился, крепче натянул на голову простыню, вцепился в ткань своими побелевшими пальцами.

- Валера, - ехидно произнесло чудовище, - сейчас я тебя убью.

Мальчик услышал, как чудовище спрыгивает с кроватки его сестры, мягко приземляется пухлыми детскими пяточками на деревянный пол, идёт по комнате, приближается к нему, застывает в шаге от Валеры.

- Валера, я буду убивать тебя медленно-медленно. Чтобы ты почувствовал, как это - умирать, - писклявый тихий голосок звучал страшнее рёва шатуна.

- А хочешь, вместо тебя, я убью маму? Или папу? – чудовищу было весело. Оно знало, что Валера не спал, но подыгрывало ему. - Если ты спишь, я так и сделаю. Когда проснёшься, я съем родителей, и бабушку с дедушкой. Ты откроешь глаза и утром у тебя никогошеньки не останется. Слышишь, Валера? Я иду их есть.

Детские ступни зашлепали по полу, дверь спальни приоткрылась.

- Валера, я решила. Сначала я убью маму. Выдавлю ей глаза, её красивые, голубые глаза, потом отгрызу ей губы, и только после позволю умереть, разорву своими зубами её шею. Слышишь, Валера? Ты можешь спасти их, умереть вместо них, если перестанешь притворяться спящим.

От страха мальчик даже дышать перестал, ничего не сказал.

- Трус, - пропищало чудовище и выскользнуло из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Утром трупик Насти вытащили из колодца. Все решили, что девочка захотела достать холодной колодезной воды, упала в яму и утонула. Только её брат знал – Настя умерла за несколько часов до этого. А чудовище, что спряталось внутри неё, никуда не делось. Оно затаилось и рано или поздно объявится. Но в следующий раз Валера не испугается, будет готов. Такое обещание он дал самому себе.