Маньчжурское небо

Вагоны мерно раскачивались, привычно стучали колеса на стыках, поскрипывали двери в тамбурах, иногда откуда-то спереди раздавался гудок паровоза. На поворотах можно было наблюдать, как он деловито дымит, протаскивая цепь вагонов все дальше и дальше в наступающие восточные сумерки. Здесь они, казалось, все больше сгущались. Экспресс ехал в ночь. Заунывные степи постепенно сменились глухими непролазными лесами. И все также были редки жилые поселения. Люди не спешили в край, некогда в необычайно короткий срок кинутый предприимчивыми людьми в ноги православному царю. Цивилизация не поспевала за казацкой удачей и вот уже как триста лет Империя не могла толком переварить огромные пространства. Железная дорога, как стремительно летящее копье соединило территории, обещая Зауралью скорое благоденствие.

Поезд Москва-Харбин шел по расписанию. Лет как семь закончились лихие годы, когда ты мог запросто застрять где-нибудь на глухом полустанке. Безо всякой перспективы к дальнейшему движению и даже надежды. Только спаянные железной фронтовой дисциплиной боевые части смогли тогда пройти по самой длинной железной дороге в мире. Сейчас же фирменный экспресс желтой расцветки с нарисованными на вагонах драконами несся вперед безостановочно. Останавливаясь лишь в крупных городах, чтобы заправиться всем необходимым и для легкого моциона пассажиров. Все в нем было подчинено скорости и порядку.

В купе мягкого вагона скучали за картами четверо мужчин. Они сидели за столом в военной форме, но все в разной. Что для экспресса Москва-Харбин было делом обычным уже последние лет двадцать. Первая русско-японская, вторая и не затихающая до сих пор Маньчжурская кампании. Воинские эшелоны с теплушками и первым классом постепенно сменились обычными гражданскими вагонами стандартного образца. Такой же стандарт просматривался и в скромном убранстве купе мягкого вагона. Обитые тканью диваны, откинутые вверх мягкие лежаки второго этажа. Все достаточно скромно и без лишнего эпатажа. В свете социальных перемен вызывающая роскошь была не в чести. Республику заняло римское понимание ее смысла, ведь она напрямую переводилась, как «Общее дело». Лишь фирменная расцветка недешевой обивки салона, затейливые рожки прикроватных ламп, начищенные до блеска медяшки и неизменные мельхиоровые подстаканники выдавали статус едущих в таких вагонах пассажиров. Но на то и фирменный экспресс.

Один из молодых людей, щеголь с узкими черными усиками, присущие больше гвардии старой столицы, приподнял зеленую занавеску. Разглядев промелькнувшую надпись на небольшой станции, он с легкой ленцой протянул:

- Господа, мы никак к Канску подъезжаем.

- Берлинский, вы выучили все станции Транссиба?

- Чай не в первый раз по здешним местам проезжаю. До чего же широка Россия!

Сидевший около двери офицер глубокомысленно заметил:

- Значит, завтра будем в Иркутске.

Попутчики покосились на ротмистра с крылышками на погонах. Он, как сел в Красноярске так почти не проронил ни слова. А их компания уже успела за дорогу сплотиться. Так что его мысль всех несколько удивила.

Лебедев, молоденький корнет с вечно до блеска начищенными кавалерийскими сапогами, которые ни в какую не желал сменить на ботинки, живо поинтересовался:

- Вы так считаете, милейший?

- Экспресс на этом участке дает семьдесят километров в час. То есть мы проедем его за двенадцать часов и после завтрака прибудем в известнейший град Иркутск. Советую всем выйти там и прогуляться.

Щеголь с усиками согласился:

- Мы можем даже успеть там позавтракать в буфете.

Третий сидевший в купе офицер, штабс-капитан артиллерист с широким русским лицом добро улыбнулся:

- Да неужели вам наш ресторан опротивел, Берлинский?

Щеголь откинулся на мягкой спинке дивана. По нему было заметно, что он привык к более изысканной обстановке, но сейчас хочет разделить сии скромные апартаменты с товарища по оружию.

- Вы не понимаете, дружище. Размять ноги, посмотреть на публику, выпить свежего кофию с булочками.

- И еще можно покрасоваться перед барышнями.

- Русанов, вы несносны! Это же тогда следует достать парадный костюм. Боюсь, что придется отдать его проводнику, чтобы погладить и привести в порядок.

- Не стоит, гвардеец, - все удивленно обернулись к ротмистру. – В этих местах любят настоящих воинов в цинской пыли.

Берлинский задумчиво перетасовывал карты.

- Вам бы, ротмистр, вирши сочинять!

- Баловался по молодости в салонах.

Господа офицеры тут же оживились. Пассажиры уже за время движения немножко наскучили друг другу, а тут новое лицо, да еще несколько необычное! Три нашивки за ранения, наградные планки по австрийском моде украшали его новый мундир. Так обычно их цепляли на мундир бывалые вояки, понюхавшие пороха. И все это венчалось крылышками на погонах. Ротмистр представлял очередную загадку.

- Может, и мы удостоимся чести услышать их, любезнейший?

Тень улыбки пробежала по бледному лицу авиатора.

- К чему?

- Все до банальности просто, скука! – Русанов, как опытный артиллерист, привык крепко стоять на ногах и решать, что необходимо в данную минуту. – Господа, есть предложение пройтись в салон поужинать. В Канске выйти к вокзалу и купить бутылочку Шустовского.

- Две, штабс-капитан.

- Хорошо, две! И расписать затем пулю. Ротмистр?

- Всегда за любое движение.

- Другого ответа от авиатора и не ждал!

Все посмотрели друг на друга и живо рассмеялись. Такой настрой присущ любой молодой компании, не отягощенной на время иными заботами. Тем более, что они сцепились друг с другом и испытывали взаимную симпатию. Для человека, едущего на войну, это вдвойне ценно.

Они вошли в вагон-ресторан так, как приличествовало офицерам. Это за дверями купе можно было позволить себе лишнюю шутку или даже поребячиться. Но реноме офицерского корпуса в стремительные двадцатые оказалось выше мелочей. Именно благодаря ему России удалось недавно выстоять под бурей перемен и катастроф. Степенно они прошли через услужливо открытую служкой дверь и остановились возле бара, рассматривая «Первый салон». Лица все те же! Почему-то именно в этом ресторане любила сидеть публика из первого класса. Хотя в экспрессе их было два и еще вагон-бар. Артиллерист уверенно повел плечами и двинулся к свободному столику, что стоял в углу салона. Там было свободней для их компании. Немедля возле господ-офицеров нарисовался стюард. С былой выправкой он походил на бывшего унтера. Берлинский поприветствовал его как старого знакомого.

- Что, Егорша, болят старые раны?

- А то как же! У Байкала, боюсь, слягу. Сыро там.

- Что нам посоветуешь?

- Таймень. Свежайший, грузили в Красноярке. И пироги с язигой.

- Тогда тащи на всех. Да, господа?

Лишь корнет немного покраснел, артиллерист его правильно понял и тихо проговорил:

- Ничего, милейший. Все мы были молодыми, коньяк за наш счет.

- Но как можно…

- Офицерское братство, мой друг.

Стюард распорядился на кухне и вернулся с несколькими бутылками.

- Что желаете на аперитив, ваши благородия?

Трое согласили на Бехеровку, но авиатор заметил бутылку с местным бальзамом.

- На кедровых орешках?

- Так точно-с! Рекомендую.

Ротмистр опрокинул стопку и закусил соленым орешком, затем внимательно глянул на бывшего унтера.

- Братец, не бывал ли ты около Мукдена.

Стюард разлил всем еще по одной, но его рука в этот раз чуть дрогнула.

- Было дело. Жарко тогда случилось.

- Я тебя помню, это ты вытащил полковника из горящего броневика. Третья железная бригада?

Унтер побледнел и уставился на офицера:

- Господин корнет… Извиняйте, ротмистр. Вы же умерли?

Все офицеры разом замолчали, подозревая нечто важное.

- Как видишь жив, Егор!

Неожиданно для остальных авиатор вскочил с места и крепко обнял стюарда.

- Корнет… – бывший унтер не смог сдержать слез. – Крепко по нам тогда ударили. Сколько лет прошло. Вы все там же?

- Нет, сейчас уже в небесной кавалерии. С отпуска возвращаюсь.

Унтер понятливо кивнул:

- После ранения? Я сам ушел опосля контузии, вот и работенка неплохая подвернулась. Шеф у нас тоже из Мукденских. Господа, я сейчас.

Берлинский провел пальцами по узким усикам и задумчиво произнес:

- Вот как оно бывает.

Русанов постучал костяшками пальцами по столу:

- Так получается, ротмистр, вы уже давно воюете. Со второй кампании. По вам и не скажешь.

- Особенность такая нашей фамилии. Молодыми долго выглядим. Покойный дед при дворе Царства польского был принят. Так и отслужил там в кавалергардах.

- Так вы?

- Из литвинской шляхты. Но это уже осталось в прошлом. Мы все сейчас граждане Республики.

Им принесли блюда, и все неспешно принялись за еду. Корнет улыбнулся:

- Я честно думал, что таймень — это такой сибирский зверь.

- Нет, братец, это огромная рыба. Как видите, очень вкусная.

- Такое в столичных ресторанах не подадут.

Берлинский задумался:

- Так мы же завтра будем Байкал проезжать! Там на станции продают чудесный копченый омуль!

Русанов тут же деловито изрек:

- Тогда надо в Иркутске пиво брать!

- Право, господа, мы с вами тогда доедем ли до Харбина?

- Ничего, в крайнем случае выгрузят!

Офицеры дружно захохотали, обращая на себя внимание. Но корчить из себя «благородных девиц» больше не сумели. Берлинский закусил порогом с чаем и блаженно откинулся на спинке стула.

- Вкушайте, господа офицеры, дальше такого не будет.

- Плохо снабжают?

- Нет, сейчас определенно лучше. Как глава тыловой службы четвертого корпуса вам отвечаю. У меня все солдаты сыты, одеты и обуты. За то и ценят. Знаете, как сложно доставить или закупить на месте все необходимое?

Русанов заёрничал:

- Знаем. Да так, чтобы и к рукам прилипло, и за это не поплохело.

- Но-но! Времена контрибуций давно прошли. Слава богу, у немцев научились вести орднунг.

- Немцы могут. Как только у нас пошли поставки их орудий, так мы сразу стали чаще попадать в цель. Не они бы, отдали Маньчжурию англичанам с потрохами!

- Совершенно с вами согласен. Попробуйте пироги, штаб-капитан. Только из-за них я хожу сюда. В Харбине, поверьте, вы нигде не найдете настоящих русских пирогов. Китайская лапша мне уже в горле комом стоит.

- Но аэропланы все-таки лучше у американцев.

Все обернулись на ротмистра. Корнет неожиданно загорелся:

- Ну почему же! В Петрограде строят отличные «Соколы».

- Это на Балканах они соколы, а здесь хромые утки. Я бы променял наши три крыла на одно американское. В отличие от записных экспертов я летал на тех и других типах. Немцы хороши, но не орлы.

Ротмистр выглядел флегматичным и не был настроен на спор.

Поэтому Русанов незаметно положил руку на ногу горячего корнета и поинтересовался:

- А на скольких вы летали, дражаший?

Авиатор задумался:

- Если считать с теми этажерками, что имелись у нас в начале Великой войны, то на сорока трех.

- Ого! – Берлинский не сдержался. – Но я слышал, что летчики в небе долго не живут?

Ротмистр меланхолично пожал плечами:

- На войне, вообще, живут недолго. Мы некоторое время воевали в одной эскадрилье с баловнем судьбы «Красным бароном», но все равно нашелся американец, укоротивший его жизненный путь.

- Вы… - корнет задохнулся. - Вы видели самого фон Рихтгофена?!

- И не только видел, молодой человек, но и прикрывал его хвост. Он был отличным собеседником и знатным выпивохой. Предвосхищаю ваш вопрос. В том бою меня рядом не было. Нас по политическим причинам тогда их Эльзаса вывели.

Русанов поджал губы:

- Я считаю, что не стоило проливать русскую кровь за фрицев.

- Возможно, дражайший. Но посудите сами, что мне было тогда делать? Авиаторов после войны оказалось слишком много. Я считаю, что, участвуя во войне против англичан и американцев, мы научились по-настоящему пилотировать. И это помогло нам выиграть вторую кампанию в богом забытой Циньской империи. Из нашей боевой эскадрилья мы развернули целый корпус, что побил экспедиционные силы англичан и канадцев.

Берлинский тихо промолвил:

- Я слышал о вашем корпусе. Пусть другие рода войск обижаются, но именно вы и принесли нам тогда победу.

Ротмистр сузил глаза, обернувшись на тыловика:

- Мукден?

- Нет, я прибыл позже. Но слышал не раз отменные отзывы от ветеранов. Интересные были времена. Я еще был пехотным поручиком, командовал пулеметным отрядом. Как же было тогда сложно достать воду для охлаждения кожухов!

В этот момент к ним приблизился Егор, за ним следовал шеф ресторана, неся на тарелке затейливо украшенное пирожное.

- Вот, вашим благородиям от старых служак презент.

Офицеры смутились. Остальные зрители действа были заметно впечатлены. Фронтовая служба в послевоенном обществе ценилась.

- Право, Егорша, не стоило!

- От всего сердца. Сибирское с клюквой и кедровыми орешками.

- Благодарствую от всего сердца!

Ротмистр сердечно облобызал двух бывших унтеров, именно в этот момент проходящий мимо гвардейский офицер будто бы случайно задел обшлагом своего франтоватого мундира край пирожного. Он тут же разъярился, что тут же выразилось на узкой физиономии.

- Тысяча шакалов! Раззява, ты куда смотришь!

- Извиняюсь, ваше благородие! – стюард по вбитой некогда привычке вытянулся во фрунт.

- Сын ослицы! Ты знаешь, сколько этот мундир стоит?!

- Виноват, ваше благородие.

- Шайтан-арба, а не экспресс! На моей родине тобой бы уже кормили псов, русак!

На Егоршу было страшно смотреть, лицо свело судорогой от лютой несправедливости, на глазах появились слезы. Вот его друг шеф, наоборот, сжал крепкие кулаки. Пассажиры незримо разделились на два неравных лагеря. Офицеры и народ попроще были явно на стороне стюарда, остальные остались равнодушными. Как и положено клиентам первого класса. Они белая кость, что им до страданий низших? Несколько сытых лет и уже начали забываться ужасы недавней кровавой смуты. Обстановка в ресторане резко накалилась. Потому что ротмистр не оставил обиду незамеченной и придвинулся к обидчику.

- Это возмутительно, корнет. Я не позволю вам оскорблять человеческое достоинство!

Франт снова вспыхнул, его черные глаза загорелись:

- Какое может быть достоинство у русской собаки!

- Вы зарываетесь, корнет! Перед вами стоит старший по званию. Немедленно извинитесь!

Молодой кавалерист выпятил грудь. Бледное лицо залила краска. Видимо, его никогда доселе не ставили на место.

- Ты знаешь, кто я?

Ротмистр набычился:

- Очередная кавказская выскочка! Мальчишка, еще пороха не нюхал, а уже оскорбил двух заслуженных ветеранов. У нас за такой порку устраивают на псарне!

Гвардеец окончательно вскипел:

- Такое оскорбление смывают только кровью!

Ротмистр усмехнулся уголками губ. Его точно нельзя было взять на понт.

- Всегда к вашим услугам! Или пойдете на попятную.

Сопровождающие франта мужчины потянули его в сторону выхода:

- Князь, угомонитесь!

- Нет, только дуэль. Или ты струсил, летун? Так и есть, мужик пусть и образованный не имеет чести.

Ротмистр улыбался во все зубы, как будто ожидал нечто подобное.

- Кто бы говорил, обладатель отары овец и одной крепостной башни. К вашим услугам потомственный шляхтич Саковец. Имею четь преподать вам кровавый урок. На первой же подходящей станции!

- Я принимаю вызов! – глаза кавказца горели, а ноздри раздувались. – На саблях!

- Извольте. Здесь принято сражаться на маньчжурских! Потому что мы в Азии. Господа, прошу оказать мне честь быть секундантами.

И снова пассажиры разделились на две неравные части. Офицеры, оба ветерана, и пассажиры задних вагонов были на стороне фронтовика. Но и сторонников кавказского князя оказалось не так много. Большинство из знати просто осуждали сам факт конфликта и проявляли чисто зрительское любопытство к действу. Неужели им оказалось мало зверств короткого гражданского конфликта конца десятых? Хотя многие пересидели его заграницей, выведя заранее средства из страны. И ехали они в Харбин скорее всего не просто ради развлечения. На любом военном конфликте можно неплохо заработать. И участвуют в таком действе обычно люди определенного толка, без совести, чести, с чувством безразмерного цинизма.

Так что граница между сословиями, несмотря на официальную пропаганду, никуда не делась. Ощущение душности и не несправедливости толкало людей дальше от столиц. И вот два этих противоположных края общества в данный момент стояли друг против друга. И одни точно знали, у кого в руках оружие. Накал стремительно сменился взаимной холодностью. Даже ресторанные служки начали двигаться медленней и не так предупредительно. Опасно задевать чувства людей, еще помнивших, как горят хозяйские усадьбы, и к рву на расстрел тащат хорошо одетых людей.

В Канске встретил стылостью. Замечательно морозно и ветрено. Конец августа в Сибири не тоже самое, что сей месяц в срединной России. Офицеры зябко кутались в башлыки, гражданские лица в плащи и капоты. Но те и другие выглядели одинаково встревоженными и ошеломленными. Как быстро в ресторане состоялся переход от обмена колкостями к кровавому состязанию. Такое было немыслимо в столичных салонах или иных присутственных местах. «Схватки чести» были давно запрещены, как императором, таки и последующей Директорией. Но несколько тяжелых войн с обесцениванием человеческой жизни, и общая нервозность общества способствовали тому, что на дуэли посматривали сквозь пальцы. Не поощрялись лишь дуэли по навету и пьяному делу. И вряд ли тогда дело обошлось бы гауптвахтой. Здесь же поезд шел в сторону фронта. И ехали в нем люди, готовые идти на смерть.

Дуэль состоялась не на привокзальном перроне, а с другой стороны поезда на платформе, без лишних свидетелей. Поезд стоял в Канске достаточно долго, поэтому никто не спешил. Саковец вышел в накинутой на плечи шинели, всем видом показывая, что совершенно не мандражирует. Его попутчики шли рядом. Русанов нес в рука саблю. Она отличалась от общепринятой в Европейской части России и несколько смахивала на самурайский меч тати. Но на Дальнем Востоке и воевать приходилось не с европейцами. Так что кавалерия перешла на них еще во время второй войны. Благо военная промышленность к тому времени уже раскрутили маховик производства и снабдила войска новым видом сабли. Казаки остались при своем, им кавказская шашка пришлась по душе.

В стороне переговаривались унтеры, едущие в последнем вагоне. Старший и усатый открыто усмехался:

- Я бы на месте князька в ноги летуну поклонился.

- Чего так?

- Слышал я про этого ротмистра. Рубака он отменный, в плену у япошек был. Сбежал, зарубив всю стражу.

- То есть он не всегда был авиатором?

- Правильно мыслишь. Из боевых.

- Тогда я на горца не поставлю.

- Чего завелись?

- Значит, есть причина. Кровь горяча, но еще не проливал. Головой не думает.

- Вот сейчас без нее и останется.

Все покосились на усатого унтера, но промолчали. Если честно, то им было все равно до разборок высших сословий. Сейчас каждый был за себя и строил будущее лично. Как и писали в многочисленных прокламациях от правительства. Россия будущего - общество единоличных хозяев!

Князь был бледен, но на уговоры сопровождавших не реагировал. В нем кипела горячая южная кровь. Он не мог спустить русаку, пусть и шляхтичу оскорбление. Седобородый мужчина попытался решить дело миром, обратившись к Берлинскому. Тот ответил, что без прилюдных извинений это невозможно. Немаловажный член горного тейпа и сам оказался удивлен причиной дуэли. Что офицеру честь какого-то бывшего солдата? Он иногда не понимал русских всем своим естеством. Примите золото, женщин или баранов и оставьте свои предубеждения! Чести нет, есть лишь звериное желание выжить. Все остальное показуха!

Кавказец держал малознакомое оружие осторожно, но все равно был уверен в своих силах. Его учили фехтованию с детства с различными видами холодного оружия. Маньчжурская сабля отличалась большим изгибом, который распространяется не только на клинок, но и на рукоять. Но самым большим отличием этой сабли от европейской являлось отсутствие закрытой гарды. Сабля была немного тяжелей и крутилась от этого сильнее. Потенциально обещая опасные раны. Но князь считал, что его развитых мышц хватит для работы с ней. Он с иронией наблюдал за странной разминкой ротмистра. Зачем крутить в руках палку? Если ты настоящий джигит – бери в руки кинжал!

Между дуэлянтами встал полковник из соседнего купе:

- Стороны готовы?

- Да!

- Так точно!

- Сходимся!

Только что неспешный с виду Саковец на деле оказался стремительным бойцом, серьезно напугав сопровождающих кавказского князя. Он не делал излишне резких движений, но клинок в его крепкой руке мелькал с молниеносной легкостью. Князь вскоре внезапно осознал, что долго так не вытянет. Кисть уже заныла, сказывалась непривычная тяжесть, а отбивать хлесткие удары противника приходилось часто. Ротмистр постоянно вел атаку, навязывая свои правила ведения боя. Оставался лишь один выход - совершить что-то особенное, подловить этого проклятого русака на ошибке.

Стоящие по сторонам зрители поддерживали дерущихся. Со стороны младшего состава особенно часто раздавались ободряющие крики. В окнах вагонов были усеяны любопытствующими лицами. Из двери выглядывал испуганный донельзя проводник, он кому-то кричал вглубь вагона, но сам вниз не спускался. События последнего десятилетия ожесточили народ, никто не призывал к согласию, лишь ожидали развязки. Но не думали, что она будет такой кровавой. Потому что кроме ожиданий стоит изучить юридические тонкости жизни Зауралья.

Из присутствующих разве что один Берлинский знал об этом. Но он уже понял, с кем имеет дело и благоразумно помалкивал. В его глазах плясали огни прошедших пожаров.

Князь увидел потенциальную возможность и немедленно ударил. Ему показалось, что авиатор сделал чересчур широкий замах саблей и можно рубануть вскользь по клинку и попасть по незащищенным пальцам. Их прикрывали разве что тонкие перчатки с дырочками. Удар пусть и был подлым, но зато верным. Главное на Кавказе – победа любой ценой. Сказатели ашуги позднее сочинят приемлемое сказание о благородном воине. Но что-то пошло не так. Нет, удар был, но тяжелая сабля соскользнула, не причинив особого вреда противнику. Ротмистр зашипел от боли, но сумел совершить задуманный смертоносный удар. Его уклонение оказалось ловушкой.

Кавказский кавалерист так и не узнал, что в Маньчжурии принято носить армированные перчатки. Он даже почувствовать ничего не успел, как мир вокруг начал тускнеть и исчезать. Разве что успели увидеть красную струю перед собой. Это фонтанировала его кровь. Удар по шее тяжелой саблей смертелен! Она разом перерезала сонную артерию и вскрыла часть горла. Почти перерубила шею. Кто-то вскрикнул в толпе от ужаса, но далеко не все сразу осознали последствия схватки. Дуэль шла до смерти. Так пожелал сам горячий князь.

Понимание пришло, когда молодец свалился наземь поверженной куклой. Тут же послышались женские вопли, переходящие в визги. На лицах мелькала откровенная растерянность. Кто-то запоздало звал доктора, друге полицию. Офицеры молчали, проигрывая в голове перипетии короткой схватки и отдавая должное мастерству авиатора. Гражданские лица не понимали всей тяжести ситуации. Так все произошедшее смахивало на некий цирк. За толпой зевак уже слышались трели полицейских свистков и требование немедля разойтись.

Усатый унтер коротко заметил:

- Не жилец.

- Ротмистр навыков не растерял.

- Жить захочешь, всему научишься.

Молодой вахмистр горячо прокричал:

- Молодец, отомстил за наших!

Остальные обернулись в его сторону. Неформальный авторитет их круга унтер нежданно согласился.

- Так и есть. Свой брат фронтовик. Схожу, пожалуй, к Егорше. А вы по вагонам, не видите - жандармы бегут. Не торопятся, суки.

Вахмистр восхищенно зацокал языком:

- Вот под таким сотником я был служил! Сам орел и мы за ним.

- Рахмат!

К поверженному горцу бросился седобородый мужчина в бурке. Он еще не понимал, что тот умер.

- Доктора! Скорее!

Подошедший горбоносый мужчина в цивильном платье заметил:

- Поздно. От такого удара не спасают. Он уже истек кровью.

- Право, разве разрешено драться до смерти?

- Убийца!

- Господа, ротмистр в своем праве. Помолчите.

- Не буду.

- А где вы были раньше?

Разборки гражданских прекратило приближение жандармов.

С ними же прибежал комендант станции. Увидев мертвого, он побледнел и пришлось говорить штаб-ротмистру:

- Кто второй дуэлянт?

Саковец накинул на плечи шинель и сейчас снимал перчатки.

- Это я.

- Вы знаете, что дуэли запрещены? К тому же вы дрались до смерти.

- Так и было.

Авиатор был спокоен и смотрел на жандарма насмешливо. Тот же не знал, как выкарабкаться из весьма пикантной ситуации. В экспрессе ехало достаточно боевых офицеров, а штаб-ротмистр еще помнил те времена, когда его брата запросто поднимали на штыки.

- Господин комендант?

Военный начальник станции не сразу понял, что отвечать ему.

- Так… это… надобно арестовать…

- Кого?

- Его?

Вперед выступил Берлинский:

- Все условия дуэли были соблюдены. За что арестовывать?

- Как за что? – удивился комендант. На его памяти это первая дуэль, и он был несколько растерян.

- Вот именно не за что. Вот свидетели договора. Вот секунданты. Господа, вы готовы подписать бумаги?

Все дружно ответили согласием.

- Но позвольте, как мы …

Берлинский кивнул начавшему понимать суть дела штаб-ротмистру и взял коменданта под руку:

- Дражайший. Дело в том, что мы находимся в азиатской части Республики. А здесь собственный свод законов. Дуэли до смерти не запрещены. Представляете?

Военный начальник станции проглотил все заготовленные для жесткого ответа слова и обернулся на жандарма. Тот подтвердил:

- Так и есть, и господа об этом знали.

Бородач сначала выслушивал беседу молча, но затем запальчиво закричал:

- Мальчик не знал об этом, он просто хотел наказать наглеца!

Ему внезапно с нескрываемой злобой ответил Берлинский:

- Мальчика сначала следовало научить манерам, а затем выводить к людям.

- Да я тебя!

- Стоять! Уведите его! Господа, расходитесь, здесь больше нечего делать. Очистить перрон!

Жандармы живо засуетились. Убитого накрыли невесть откуда покрывалом. Комендант осторожно подошел к жандармскому офицеру:

- А что делать с убитым?

- Заберем его в городской морг. Оформим, как несчастный случай.

- А так можно?

- Нужно! Мне успели кое-что шепнуть об этом ротмистре. Он из «Красной эскадрильи» князя Петра Долгорукова. И протеже самого генерала Деникина.

Комендант мгновенно все осознал и убежал распоряжаться.

Ротмистр Саковец, входя в купе, удивленно остановился. Его встречали стоя.

- Полноте, господа! Это же было не сражение.

Русанов подкрутил усы и указал на стол:

- Прошу садиться.

Авиатор заметил пузатую бутылку и усмехнулся:

- И когда вы только успели?

- Как началось общее брожение. Зато в буфет очереди не случилось!

Берлинский тем временем деловито сервировал столик, используя вместо тарелок бумажные салфетки.

Корнет молодцевато вытянулся с серебряным бокалом в руках:

- За победу, господа!

Некая гримаса пробежала по лицу ротмистра,

- Не стоит, мой молодой друг. Давайте лучше тост за жизнь.

Все молча выпили и уселись, отдав должное балыку и сардинам. Берлинский иронично заметил:

- Сказывают, что нас отлучат от вагона-ресторана.

Офицеры рассмеялись:

- Значит, будем ходить в бар!

В этот момент в дверь постучались. К удивлению попутчиков, за ней показался Егор. Он безо всяких разговоров затащил в купе тележку, на коих развозили по вагонам провизию.

- Ты чего Егорша?

- Так вы, ваше благородие, так наше угощение и не попробовали. И весть вам от шефа, - бывший военный снизил голос. – Не все посетители желают видеть вас у нас после крайнего инцидента. Так что мы будем сами вам доставлять обеды. Передавайте через стюарда ваши пожелания.

- Право, милейший, не стоит!

- Не спорьте! Вы люди молодые, вам кушать хорошо требуется. И мне передали, что вам будет скидка от заведения.

- Егорша, выпьешь с нами.

- С вами, господин ротмистр, завсегда. Но чутка!

Попутчики выпили, закусили и растеклись по диванам. Русанов задумчиво смотрел в окно:

- Еще лет восемь назад они нас готовы были к стенке поставить, а сейчас пирожное в купе доставляют.

Берлинский хотел возразить, но махнул рукой, скосив глаза на Саковца. Ротмистр достал папиросы, но перед тем, как выйти в коридор, бросил:

- Они также изменились, как и мы. Вся страна стала иной.

Затем он долго стоял в тамбуре, как будто пытаясь высмотреть что-то в ночной тайге. Ему вспоминался огненный 1918.