Действовал, наверное, какой-то природный анестетик, а потому боли в сердце я совсем не почувствовал. Только маленькая красная точка слева на груди осталась. Почти и незаметно.
Маринка втянула жало, и я понял, что она, конечно же, ни в чём не виновата, и руки у неё две, и глаза – не фасеточные. А что попа жёлтая, да в чёрную полоску, так то даже и красиво. Талия зато осиная – все завистницы обзавидуются.
И как я только мог на неё подумать? Это же моя Мариночка.
– Прости, родная, – я опустил взгляд и с недоумением уставился на бейсбольную биту, которую всё ещё продолжал сжимать в руке. Несколько секунд колебался, а затем протянул биту Маринке. – Это тебе, подарок!
Я смущённо улыбнулся. Простит?
Взгляд сердитый вроде. Но биту взяла, улыбнулась тоже – растаяло сердечко видно. Любит она биты. Да и вообще всякое деревянное. Вон хрумкает как – аж за ушами трещит. Да, а вот и уши как раз появились. И жвалы (мандибулы, ха-ха) обернулись жемчужной улыбкой. Только опилки на верхней губе – я пальцем провёл, убрал.
Мариночка взяла меня за руку.
– Пойдём, – нежно так сказала.
А я и пошёл за ней следом.
Вокруг – трупы, кишки всякие, кровища. Откуда взялось только – ума не приложу. Вон и товарищ Спирин лежит. Сумасшедший старик. Это он меня надоумил – про Маринку всякие гадости говорил. Что она будто бы из пришельцев… Этих, как их… Инсектоидов, во! Что людей убивает, а потом в них личинок откладывает. «Рен-ТВ» небось насмотрелся, дурак.
Интересно, что с ним случилось. Ноги почему-то отдельно валяются.
А денёк сегодня выдался чудесный, погожий. Небо синее-синее, и солнышко ярко светит.
Вспомнилась наша с Маринкой свадьба – тогда такая же погода была. И целый рой Маринкиных родственников. Я их как-то всех даже и не запомнил.
И сейчас – идут все по улице, нам навстречу, улыбаются и руками машут. Так они на Маринку похожи – одно лицо, я бы сказал.
А товарищ Спирин – наверное, предатель. Я по телику смотрел. Говорят, сейчас их развелось. У, контра! Ещё так убедительно говорил. Фотографии показывал.
Мы пришли в магазинчик башкирского мёда. Маринка стала есть мёд, а какой-то её родственник – продавца. Тоже, наверное, предателя.
Маринка протянула мне банку мёда и сказала: «Ешь!»
Я вообще-то люблю мёд.
И Маринку.
Продавец почему-то кричал. Громко так и нецензурно. Вот ведь… А если б тут дети были – об этом он подумал? Нехорошо это, когда ругаются.
Товарищ Спирин говорил: «Главное, Васёк, чтоб она тебя не ужалила! Тогда – хана!»
Сердце почему-то заныло. И грудь зачесалась.
Я почесал.
Не помогло.
А мёд был вкусный.
В магазин вбежали ещё несколько Маринкиных родичей и тоже стали есть мёд.
«Трутни!» – презрительно скривилась Маринка. Затем повернулась ко мне:
– Васенька, пойдём отсюда.
И улыбнулась, обворожительно так.
Я отдал банку одному из «трутней», и мы с Мариночкой снова вышли на улицу.
Над городом висели неопознанные объекты шестиугольной формы. Жёлтые такие, на пчелиные соты похожи.
Маринка указала на один такой.
– Нам туда, Васенька.
– А как же… – хотел было спросить я, но ответа не потребовалось.
Маринка прижалась ко мне, обняла, слизнула оставшийся мёд с моих губ, а за спиной у неё выросли крылья.
И мы полетели.
Ах, это волшебное чувство полёта! И Мариночка рядом. Что ещё нужно для счастья?
Но счастлив я почему-то был не до конца.
Голосом товарища Спирина откуда-то со дна подсознания вещал червячок сомнения.
«Она твою настоящую Маринку сожрала! Или ещё что похуже!»
Да как же сожрала-то? Когда вот же она, рядом.
– А зачем мы туда летим? – решил спросить.
Маринка хитро прищурилась.
– Так медовый месяц же, глупенький!
И рассмеялась.
Это всё объясняло.
Крылья её хлопали умиротворяюще, словно лопасти нежного вертолёта.
Малыш и Карлсон, вспомнил я. И банка варенья. Мёда…
«О, брат, это жулики!» – в подсознании не унимался товарищ Спирин.
– Что-то мне туда не хочется… – заметил я.
– А ну прекрати! Хватит этих твоих глупостей! – сердито крикнула на меня Маринка.
А вокруг жужжащей тучей сгустились похожие на неё как две капли воды родственники.
Все смотрели на меня как на врага народа.
Зазвонил мобильник.
– Я отвечу? – покосился вопросительно на Маринку и сунул руку в карман за телефоном.
Звонила жена товарища Спирина.
– Маргарита Степановна?
– Васька, твою мать! Живой? Сигнал поймала. Врубаю телепорт – держись!
Маринка зашипела, распахнула мандибулы и попыталась откусить мне лицо. Пространство вокруг задрожало и раскрасилось полярным сиянием.
А потом мы очутились в штабе… Это из памяти всплыло – «Штаб операции». Толстые металлические стены, низкий потолок, нервно мерцающие тусклые лампочки и жена товарища Спирина с дробовиком. Громкий выстрел снёс Мариночке полбашки. Жёлто-полосатое тело распласталось на холодном полу.
– Нет! – закричал я. – Что же вы делаете? Моя Мариночка!
Я рухнул на колени и заплакал. Слёзы текли ручьём.
– Мы же… У нас же… Медовый месяц…
Подошедшая Маргарита Степановна сочувственно похлопала меня по плечу и угостила водкой.
Водка была вкусная.
Через пару часов меня отпустило.
Помянули настоящую Мариночку и товарища Спирина, после чего я лёг спать.
А пришельцев мы победили. Так потом сказали в новостях и по «Рен-ТВ».