Не смею видеть, не смею верить...
Бежать и чуждость до дна измерить,
Спешить, дыханье сбивая в кашу,
В любую истину, но не в вашу...
(Ольга Гусева)
Шесть часов вечера только, а темно и серо, и небо давит и истекает слезами. Мелкие капли отбивают чечётку на лобовом стекле, опережая мечущиеся туда-сюда «дворники».
Венедикта ехала на дачу, благо пятница, и на работу завтра не надо. У неё были совсем другие планы на выходные – стирка, уборка, закупка продуктов на неделю, бдение у плиты. Рутина, короче. Видеть никого не хотелось, Может, фильмец какой-нибудь вечером. Но это неточно.
Но вдруг собралась и поехала в своё «гнездо», как выражается её закадычная подруга Наталья. Середина марта – не самый дачный сезон. Кочки жухлой прошлогодней травы не особо радуют глаз. Голые ветви ещё не проснувшихся от зимней спячки деревьев безнадёжно тянутся к тусклому мутно-серому небу. Островки слежавшегося волглого снега вдоль дорожек напоминают о зиме, которая чуть шагнула за порог, но может и вернуться, если решит, что срок её ещё не истёк. Совсем не ласковый промозглый ветер студит руки и пробирается под одежду. Всё так.
Но поутру уже кричат чайки, и какие-то мелкие пичужки заменили синиц и снегирей, а подснежники упорно тянут острые стрелки бутонов сквозь оттаявший под мартовскими дождями суглинок, чуть прикрытый прошлогодней грязно-бурой листвой.
Венедикта ехала на дачу, чтобы вдохнуть мартовский воздух молодой, ещё робкой весны. Чтобы резкий сырой ветер вытеснил из головы все тяжёлые мысли, со стайерской настойчивостью нарезающие круг за кругом в её голове.
Вчера Венедикта узнала, что проект, которому она отдала три года своей жизни, закрывают «за бесперспективностью» (а на самом деле, из-за того, что открывшиеся перспективы пошли вразрез с точкой зрения высокого начальства). Но осознание, а за ним злость и отчаяние пришли лишь сегодня. И эти не самые приятные эмоции вытолкнули её из городской квартиры под набухшее стылым мартовским дождём небо. И Венедикта точно знала, что именно это ей сейчас и требуется.
Тени размытые
Талой водою струятся сквозь ночь.
Смыслы избитые
Больше не могут помочь,
Отгородиться,
Забыться, не слышать, не знать…
То что присниться
Суметь бы ещё опознать.
Дачный домик встретил Венедикту ненавязчивым теплом постоянно работающей кварцевой печки – в помещении было отнюдь не жарко, однако же к вечеру ртутный столбик на уличном термометре настойчиво стремился к нулевой отметке, поэтому контраст между уютным, слегка пахнущим хвойным деревом домашним воздухом и зябким наружным оказался весьма ощутимым, и Венедикта с удовольствием погрузилась в мягко окутавшую её ауру своего загородного жилища.
Густо-синяя слякотная тишина за золотистыми листьями полупрозрачной занавески, чашка крепкого чая с лимоном и сырный крекер несколько притупили общий минор мыслей Венедикты. Она включила старенькую магнитолу, теперь уже выполнявшую единственную функцию озвучивания радиоволн, и комната наполнилась негромкими стонами электрогитары и шершавым вокалом на непонятном Венедикте языке, и эта случайная музыкальная композиция неожиданно сработала лучше любого самого сильного транквилизатора. И когда голова Венедикты через полчаса погрузилась в прохладную мягкость подушки, от мрачных мыслей Венедикты остались лишь неясные размытые тени на периферии сознания.
И приснился Венедикте сон.