Маска синего кота 1 книга

День выдался по-настоящему чудесным — не просто хорошим, а таким, что казалось, будто сама вселенная решила улыбнуться. Яркое утреннее солнце медленно поднималось над крышами старых кирпичных домов, окрашивая их в мягкие оттенки янтаря и персика. Лучи просачивались сквозь листву, превращая обычную городскую улицу в нечто волшебное — каждый листок на деревьях словно светился изнутри, а тени на тротуаре растягивались, как живые узоры, медленно сдвигаясь под напором времени. Небо было безупречно чистым, как будто его только что вымыли — ни единого облачка, только бескрайняя голубая пустота, в которой парили редкие белые птицы, оставляя за собой тонкие, почти невидимые следы. Их крики звучали далеко вверху, как будто они обменивались тайнами, недоступными людям внизу.

Воздух был насыщен ароматами раннего лета: сладковатый запах цветущей акации, витающий над аллеями, смешивался с горьковатым ароматом свежескошенной травы, которую рабочие только что подстригли на газонах. Лёгкий ветерок, едва ощутимый на коже, пробирался между деревьями, играя с листьями, заставляя их шелестеть, как будто шептали друг другу древние истории. Где-то вдалеке играл фонтан — тонкий, мелодичный звук брызг, падающих в бетонный бассейн, смешивался с детским смехом и лающим отдалённым лаем собаки. Город дышал, просыпался, улыбался — и в этом утре было что-то почти сказочное.

Ника и Рома шли по знакомой аллее в городском парке «Светлячок» — месте, которое они считали своим личным уголком мира. Эта аллея была их маршрутом уже два года: каждые выходные, когда позволяла погода, они приходили сюда, чтобы поговорить, помечтать, просто быть вместе. Аллея была вымощена серой брусчаткой, слегка неровной, с трещинами, в которых упрямо пробивалась зелёная трава, будто природа не хотела сдаваться перед человеческим порядком. Камни местами были вытерты от времени, а некоторые — расшатались, из-за чего приходилось внимательно смотреть под ноги, особенно после дождя, когда они становились скользкими.

По обе стороны аллеи стояли старые липы, возраст которых, по слухам, превышал сто лет. Их стволы были толстыми, покрытыми трещиноватой корой, а кроны — густыми и тяжёлыми, создавая прохладную, почти прохладно-зелёную тень. В лучах солнца листья переливались оттенками изумруда, а на земле под деревьями лежали причудливые узоры из света и тени, будто кто-то нарисовал их аккуратным карандашом. В воздухе витал лёгкий аромат смолы и прошлогодних опавших листьев, смешанный с пыльцой, что кружилась в лучах.

На скамейках, покрашенных в тускло-зелёный цвет, сидели пожилые люди — кто с газетой, кто с вязанием, кто просто смотрел вдаль, как будто перебирая в памяти воспоминания. Один дедушка кормил голубей крошками хлеба, тихо разговаривая с ними, как с друзьями. Дети бегали по газонам, играя в «казаки-разбойники», их голоса звенели, как колокольчики, а один мальчик пытался запустить бумажного змея, который то взлетал, то падал, как будто не мог решить, хочет ли он быть свободным. Где-то вдалеке играл уличный музыкант — старик с аккордеоном, выводивший меланхоличную мелодию, от которой на мгновение всё вокруг замирало.

Ника шла чуть впереди, как всегда. Она была высокой для двенадцати лет — почти на голову выше Ромы — и двигалась с лёгкой, почти грациозной осанкой. Её короткие тёмные волосы были подстрижены «каскадом», и несколько прядей прилипли ко лбу от лёгкого пота. Карие глаза внимательно скользили по окружающему миру: она замечала всё — как старушка уронила платок, как воробей унёс крошку хлеба, как на скамейке появилась новая трещина. В руках она держала старый блокнот в потрёпанной кожаной обложке, потемневшей от времени и прикосновений. На обложке было выжжено имя: «Ника». Внутри — страницы, исписанные мелким, аккуратным почерком: заметки о погоде, странные фразы, которые она слышала, наблюдения за людьми, схемы возможных тайн. Этот блокнот был её святыней — дневником детектива, которым она мечтала стать.

Рома шёл следом, засунув руки в карманы джинсов. Он был светловолосым, с тонкими, чуть растрёпанными прядями, и веснушками, рассыпанными по носу и щекам, как будто солнце оставило на нём свою подпись. Его улыбка была почти постоянной — широкой, открытой, заразительной. Он нес с собой пластиковую бутылку с лимонадом, которую время от времени прикладывал к губам, не сводя глаз с Ники. Он знал, что она задумалась, и не мешал — просто шёл рядом, как верный спутник.

Они шли медленно, не спеша, как будто специально растягивали этот момент. Разговор был лёгким, но насыщенным. Ника рассказывала о книге, которую читала последние три дня — «Тень в переулке», детектив о загадочном воре, который крал не вещи, а воспоминания. Рома слушал, время от времени вставляя шутки:
— А если он украдёт твоё воспоминание о том, как ты съела весь торт, не поделившись со мной?
— Тогда я его найду первым, — парировала Ника, улыбаясь.

Они обсуждали вчерашний урок математики, где Рома не смог решить задачу про поезда, идущие навстречу друг другу, а Ника — потому что не услышала условие, так как писала заметку о странной мухе, которая сидела на учительском столе и, казалось, наблюдала за классом. Потом перешли к летним планам: Рома мечтал о велосипедных гонках по лесным тропам за городом, с трамплинами и крутими поворотами, а Ника — о поездке в старую библиотеку на окраине, где, по слухам, хранились книги с зашифрованными посланиями.

Их голоса смешивались с шумом парка, их смех — с пением птиц. Всё было как обычно.
Но вдруг — неожиданно, почти незаметно — атмосфера изменилась.
Воздух стал плотнее, будто в него добавили чего-то тяжёлого.
Свет, пробивавшийся сквозь листву, вдруг стал резче, контрастнее.
Тени под деревьями — глубже, как будто стали длиннее, чем должны быть в это время дня.
Даже смех детей вдалеке затих на мгновение, будто кто-то щёлкнул выключателем в реальности.

Ника остановилась.
Рома тоже замер.
Они переглянулись.
Без слов.
Но оба почувствовали: что-то вот-вот изменится.
Что-то странное приближается.
И оно уже ждёт за поворотом аллеи, у фонтана с бронзовыми лягушками.