Массажный салон Госпожи Сафо Гера и Афина

Массажный салон госпожи Сафо

Гера

Сначала был звук.

Не героический гул труб и не чёткий марш. Низкий, липкий гул, в котором смешались работающие на пределе двигатели, визг металла, сорвавшегося с креплений, и те самые короткие, надтреснутые крики, которые смертные издают только один раз в жизни.

Бой шёл в долине, которая ещё полгода назад значилась на картах как «сельскохозяйственная зона». Поля пальмового масла — или кукурузы, или кофе, или риса: в конечном счёте, это не имело значения. Важно было только, что теперь по этим полям ползли танки, бежали люди и падали с неба горящие обломки.

С высоты Олимпа дым был похож на чёрные, рваные перья, вцепившиеся в землю. Сквозь дым рвались вспышки: жёлтые, белые, иногда — мерзко зеленоватые. Там, где стоял один из таких столбов, земля как будто проваливалась — и людей, и машины, и бетонные коробки, которые они называли домами, втягивало вовнутрь.

— Смотри, — сказала Гера. — Опять.

Она сидела на краю мраморной площадки, свесив босые ноги в бездну. Хлопок её хитона стекал по краю, как пролитое молоко. В руках — кубок с тёмным вином, но вино не пахло, не лилось и не пьянило: оно было скорее привычкой, чем напитком.

Афина стояла чуть позади, опершись ладонями о холодный камень. Шлем, обычно скрывающий глаза, сейчас лежал у её ног. В серых зрачках устроившейся на нём совы отражались вспышки.

— Северная провинция. — Она назвала координаты безошибочно, даже не взглянув на подлетающих ворон, несущих свитки. — Год назад там было почти десять тысяч жителей. Сейчас… — она на миг прикрыла глаза, слушая, — тридцать семь.

— Тридцать семь? — Гера хмыкнула. — Это даже меньше, чем богов на нашем последнем собрании.

Её голос был лёгким, почти насмешливым. Кто не знал бы — решил бы, что она говорит о неудавшемся приёме.

— Они не считают, — отозвалась Афина. — Ни свои потери, ни чужие. В этом и проблема.

Гера сделала вид, что не услышала.

Внизу вертолёт, похожий на чёрную стрекозу, накренился и пошёл к земле, оставляя за собой дорожку из огня. Откуда‑то с холма по нему ударила ракета — дешёвый, грубо собранный кусок металла с взрывчаткой, сделанный подростками. Их учили, что это — «оружие свободы», хотя железу было всё равно, за кого оно.

Вертолёт врезался в реку. Вода вспухла белым грибом пара и кровавыми пятнами. На берегу несколько фигур сначала побежали к месту падения, потом, увидев второй вертолёт, бросились врассыпную. Стрелок во втором усмехнулся и повёл стволом.

— Патронов не жалеют, — сухо констатировала Афина. — Людей — тоже. Логики ноль.

— Тебе неприятно? — Гера приподняла бровь. — Ты же любила смотреть на войну.

— На войну, — кивнула Афина. — Там, где есть цель, расчёт, дисциплина. Где солдат знает, за что умирает, а командир — почему его посылает. Это… — она мотнула подбородком в сторону долины, — это не война. Это… срыв нервов.

- Кстати, а за что они дерутся?

- Вначале это был спор из за веры, теперь просто одни ненавидят других.

Как по заказу, в дыму вспыхнула новая точка. Маленькая, неуловимая. Свет, похожий на язычок пламени зажигалки, вынырнул из середины дымного гриба и пошёл вверх.

Арес появлялся не торжественно. Никаких фанфар, барабанов и почётных кортежей. Сначала — только эта маленькая искра. Потом она растянулась в столб огня, из которого вырвался силуэт в броне.

Бога войны нельзя было спутать с человеком. Даже на расстоянии.

Он не был гигантом. Ростом чуть выше среднестатистического смертного, мышцы — не горы, а сплетённые канаты. Шрам через всё лицо, так и не заживший полностью со времён первой битвы за Трою. Глаза — не красные, не чёрные, а обычные тёмно-карие. Но то, как они горели, отличало его от любого генерала, которого когда‑либо видела Афина.

Рядом с ним вырвались ещё два женских силуэта.

Одна — в рваном платье, с волосами, спутанными в гнездо, в котором застряли тысячи мелких, острых предметов: осколки стекла, гильзы, обломки костей. На голове — корона из бритвенных лезвий. Она смеялась — тихо, но смех её отлично слышен был даже на Олимпе. Эридия.

Вторая — в доспехах, которые всё время меняли форму. То они напоминали чужую броню, то форму солдат из рекламы, то чёрный «космический» костюм из кино, то снова становились просто кожей. Она никогда не стояла на месте: всё время переминалась с ноги на ногу, роняя с пальцев капли крови и адреналина. Кидоима.

— Ты смотри, какая семейка, — пробормотала Гера. — Сынок и… его подружки.

Афина промолчала. Внизу Арес шагнул вперёд — и мир вокруг него дёрнулся.

Грохот усилился. Ударная волна, от которой ещё секунду назад шатались только деревья, теперь валили бетонные стены. Люди, которые уже готовы были бросать оружие, вдруг ощерились и побежали навстречу друг другу. Те, кто прятался в подвалах, выскочили на улицу с кухонными ножами. На командных пунктах офицеры, ещё секунду назад глядевшие на мониторы с паникой, вдруг почувствовали облегчение: «Наконец‑то! Сейчас пойдём в атаку, и всё станет ясно».

Арес не отдавал приказов. Он просто был.

Эридия шептала на ухо одному командиру, что вся его жизнь ничего не стоит без этого броска прямо сейчас. Кидоима вонзала пальцы в затылок другому, впрыскивая в мозг вспышки старых страхов, от которых он бежал всю жизнь.

— Они даже не замечают, что им стало легче, когда увидели его, — сказала Афина. — Им кажется, что это их решение.

— Им так удобнее, — кивнула Гера. — Свалить всё на богов. Всё самое мразотное — на него, всё самое жалкое — на нас.

Внизу начали использовать то, чего не было ни при Марафоне, ни при Каннах, ни при Трое.

Огни, упавшие на землю, не просто жгли. Они плавили. Человеческое тело превращалось в бесформенный комок за считанные секунды. Землю прожигало до такой глубины, что корни деревьев дымясь вылезали на поверхность, как вывороченные вены.

В воздухе поплыли обрывки чего‑то жёлтого, похожие на туман. Там, куда этот туман опускался, люди хватались за глаза, за горло, падали на колени и царапали землю, пока не стирали ногти.

— Твои любимые, — сказала Гера. — Лёгкая химия. Не бог грома, не бог моря — маленький человечек в лаборатории.

— Никакого смысла, — отозвалась Афина. — Они не берут укрепления, не контролируют коммуникации. Просто убивают, чтобы убивать.

— Значит, с военной точки зрения… — Гера наклонила голову.

— Это идиотизм, — прямо сказала Афина. — Это не стратегия. Это бойня.

Гера на миг прикрыла глаза. Когда открыла, от долины почти ничего не осталось. Земля была похожа на плохо заживший шрам: бугристый, чёрный, с пятнами застывшего металла.

— А помнишь, — тихо сказала она, — когда война была… ну, если не красивой, то хотя бы понятной?

— Помню, — отозвалась Афина. — Когда ты строишь линию, укрепляешь фланги, просчитываешь, сколько людей дойдёт. Когда каждый погибший — это потеря, а не статистика.

— Им, — Гера кивнула вниз, — так проще. Когда не видно ни лиц, ни глаз. Только цифры на табло.

— И всё же… — Афина выпрямилась. — Он — мой брат. И… часть того, что я есть.

Взгляд Геры чуть смягчился. На короткий миг в нём было не презрение к глупым смертным и не раздражение на вечно конфликтующих богов, а усталость женщины, которая слишком долго пытается держать всех в узде.

— В этом и проблема, — сказала она. — Ты — рассудок войны. Он — ярость. Пока вы вместе, мир живёт. Когда его перетаскивают к пустой ярости, без тебя… — она махнула рукой, как бы указывая на дымящиеся руины внизу, — мы получаем это.

Афина ничего не ответила. Внизу один из тех самых тридцати семи, оставшихся в живых, выбирался из под завала. Он ещё не знал, что через неделю умрёт от того, что вдохнул сегодня.

— Они думают, что придумали что то новое, — продолжила Гера, сама себе наливая ещё вина. — Назвали это красивыми словами. «Полный спектр». «Театр боевых действий». «Гуманитарные последствия». А по сути… всё та же свалка, только с другими игрушками.

— Раньше хаос выходил через них, — напомнила Афина. — Пиршества, оргии, танцы до потери сознания. Вакханалии. Теперь… — она кивнула на руины, — через это.

Гера скривилась.

— Спасибо, что напомнила мне про его маленький цирк Диониса, — сказала она, — Ему казалось, что если дать смертным вино и шлюх, они перестанут воевать. На пару тысяч лет хватило. Потом им стало мало.

— Потому что проводников хаоса стало меньше, — спокойно ответила Афина. — Вакханок нет. Их вырезали, прокляли, разогнали. Энергия не делась. Она нашла другой выход. Сейчас они сидят уткнувшись в экраны мониторов пуская слюни. Концертные залы и стадионы пустеют, никто не танцует под луной, не читает на площадях стихи под дождём, не совокупляется в безумных оргиях.

- Ты же считаешь оргии отвратительными – усмехнулась Гера- и в этом я с тобой согласна.

- Это всё таки лучше чем бессмысленное истребление, смерть ради смерти.

Арес поднялся к Олимпу так же легко, как спускался в долину: столб огня, искра, шаг — и вот он уже на площадке. Пахло гарью, кровью и каким‑то дешевым бензином.

— Смотрели? — спросил он, отбрасывая меч к стене. Оружие испачкало мрамор чем то тёмным.

— Да, — ответила Гера. — Ещё одна дырка в шкуре мира. Такой же формы, как твой кулак.

Арес усмехнулся. На щеках у него были следы копоти и чьей то крови. Не его — чужой.

— Они сами захотели, — сказал он. — Я только пришёл, когда их желание стало достаточно громким.

Эридия и Кидоима появились следом, как тени. Одна — присела у ног Ареса, перелистывая невидимую книгу, в которую, казалось, были вписаны все обиды этих смертных. Вторая — обежала по кругу площадку, как собака, сбрасывая с себя остатки адреналина.

— Ты доволен? — спросила Афина.

— Я жив, — пожал плечами Арес. — Значит, да.

— Мир — нет, — мягко сказала Гера.

— Мир всегда ноет, — отмахнулся он. — «Ой, мы устали, ой, нам плохо, ой, у нас всё болит». Им надо — они зовут. Я прихожу. Это честный договор.

— Раньше ты приходил, — напомнила Афина, — чтобы решать. Сейчас — чтобы рвать. Разница чувствуется даже отсюда.

На миг в его глазах мелькнуло что то похожее на досаду. Но Эридия уже шептала:

— Они предали тебя. Они забыли твои старые поля, старые щиты. Они хотят только крови, без чести.

Кидоима шипела:

— Зато как они кричат. Ты слышал, как кричал тот мальчик у реки? Как его отец плакал, когда понял, что стрелял в своего сына? Разве это не лучше любого гимна?

— Хватит, — резко оборвала их Гера.

Слова прозвучали не громко, но оба «спутника» отпрянули, как от удара. Даже Арес на миг выпрямился, как в строю.

— Ты видел, что там осталось? — спросила она.

— Да, — ответил он. — Ничего. Именно этого они и хотели.

— Ты уверен, что это они? — прищурилась Гера. — Не твои девочки? — она бросила короткий взгляд на Эридию и Кидоиму.

— Они лишь… — Эридия попыталась начать оправдание.

— Они — твоё эхо, — оборвала её Афина. — А ты — эхо чего? Самого себя?

Повисла тишина. Ветер с долины доносил запахи дыма и расплавленного металла, но сюда они не долетали.

Арес усмехнулся, но на этот раз как то тускло.

— Ты хочешь, чтобы я был послушным мальчиком, — сказал он. — А я — война. Такова моя суть.

— Такова, — согласилась Гера. — Но война тебе не подчиняется целиком. Часть её — она.

Она кивнула на Афину.

— Пока вы вместе держите поводок, мир стоит. Когда ты бросаешь его ей под ноги и бежишь за двумя… — она кивнула на Эридию и Кидоиму, — мы получаем то, что видели сегодня.

— Ты предлагаешь мне… — Арес перевёл взгляд на Афину. — Себя?

— Я предлагаю тебе не сойти с ума, — спокойно ответила Афина. — И не утащить за собой всех остальных.

Эридия издала звук, похожий на смешок. Кидоима фыркнула.

— Она — девочка‑книжка, — прошептала Эридия. — Она знает, как правильно, но не знает, как горячо.

— Она никогда не падала в грязь, — добавила Кидоима. — Только по мрамору ходит.

Гера медленно поднялась. Вино в кубке наконец то двинулось и, плеснувшись, окрасило край в рубиновый.

— Афродита была бы рада услышать, что вы считаете Афину холодной, — сказала она. — Жаль, что она… недоступна.

На лице Ареса отразилось что то вроде тени.

— Её не хватает, — бросил он. — Ты сама изгнала её.От неё хотя бы пахло жизнью.

— Жизнью, — усмехнулась Гера, — или тем, что она разбрасывала вокруг? В любом случае, сейчас её нет. А проблема — есть.

Она перевела взгляд с Ареса на Афину. Потом — обратно вниз, в долину.

— Мир трещит, — сказала она. — По швам, которые мы сами же и прострачивали веками. Если ничего не сделать, следующая такая долина будет не одна. Их будет… — она задумалась, — столько, сколько сейчас звёзд.

— Ты хочешь их спасти? — спросил Арес. - Зачем? Они давно молятся другим богам, в которых верят меньше чем в нас.

—Я хочу спасти себя, — честно ответила Гера. — И наш дом. Их — заодно. Они нам нужны. Без веры в них мы — просто шум в небе.

Она сделала ещё один глоток, поставила кубок на мрамор и добавила:

— Я найду способ вернуть Афродиту. И… вернуть вакханок. Чтобы их безумие снова вытягивало на себя часть того, что сейчас течёт через тебя.

— Вакханки? — фыркнул Арес. — Эти его шлюшки?

— Эти его «шлюшки» когда то удерживали половину твоей ярости в танцах и вине, — холодно сказала Афина. — Пока они кружили по лесам, города стояли.

— Сейчас в лесах мины, — заметил Арес. — И они, кстати, тоже мои.

— Раньше проводником был они, — Гера сделал глоток. Их бесстыдство, похоть, танцы — через них огонь хаоса заставлял этот мир двигаться, жить. Теперь проводников нет. Остались только трубы, в которые дует твоя ярость. Трубы из стали, бетона и плоти.

Она выпрямилась, поправила складки хитона.

— Я позабочусь об этом, — сказала она. — Ты можешь делать то, что умеешь. Но если хочешь, чтобы через сто лет твоё имя ещё звучало в устах живых, а не только в стоне умирающих, — не мешай мне.

— Ты просишь меня довериться тебе? — усмехнулся Арес.

— Я прошу тебя не вставать у меня на пути, — ответила Гера. — А там посмотрим, кому ты в итоге доверишься больше: этим двум… — взглядом она обозначила его спутниц, — или ей.

Арес на секунду встретился взглядом с Афиной. В её глазах не было ни вызова, ни страха. Только усталый интерес богини, которая сто раз просчитывал подобную ситуацию и ни разу не нашла идеального хода.

— Делай что хочешь, — сказал он наконец. — Только не трогай мои поля.

— Я как раз ими и занимаюсь, — усмехнулась Гера. — Вот только удобрение придётся сменить.

Он исчез так же, как появился: искра, столб, пустота. Эридия и Кидоима растворились следом.

Тишина на Олимпе показалась особенно густой на фоне только что отзвучавшего грохота.

— Ты правда собираешься вернуть её? — тихо спросила Афина, глядя не на Геру, а туда, где раньше жили десять тысяч, а теперь — тридцать семь.

— Афродиту? — уточнила Гера. — Да. Мне нужна её рука. К сожалению, в делах сердец я хуже, чем в делах браков.

— И вакханки? — добавила Афина. — Они же прокляты.

— Проклятие — это просто слово, — отмахнулась Гера. — За ним всегда стоит чей то слабый момент и желание его спрятать. У кого‑то было что скрывать — вот и вырезали тех, кто видел лишнее.

Она взяла кубок, посмотрела в густую тьму вина, как в зеркало.

— Я найду того, кто сможет их собрать, — сказала она. — Того, кто задолжал Афродите, ненавидит её и всё же лучше всех знает, как пахнет её благословение.

На миг в её взгляде промелькнуло имя, но она не произнесла его вслух.

— Сначала — он, — кивнула она в сторону дальнего зала, где уже слышался тихий смех и звон бокалов. — Потом — она. А потом… — губы Геры тронула улыбка, не добрая и не злая, а расчётливая, — посмотрим, кто именно кого использовал.

Афина опустила голову.

— И что ты хочешь от меня? — спросила она.

— Чтобы ты была готова, — ответила Гера. — Когда он в следующий раз бросит тебе поводок под ноги, а не в яму.

Она протянула кубок Афине.

— Пей, — сказала она. — Тебе понадобится терпение. И ясная голова. Его — у вас двоих.

Афина сделала глоток. Вино было терпким, с привкусом железа и дыма. Где то внизу новый самолёт уже заходил на цель.

От автора