Мастер Мечей

Империя, граница с Великой Степью

Я прекрасно понимал, как выгляжу со стороны. Вид, конечно, так себе. Усталый путник в пыльной потрепанной одежде, разбитых башмаках и с воспаленным от западного суховея лицом. Суховей мгновенно высушивает кожу и забивает все складочки мелкой пылью, от которой не спасают прикрывающие лицо повязки. Как следствие – противный скрип на зубах и солоноватый привкус во рту.

Перегородивший дорогу всадник выкрикнул несколько слов на незнакомом языке. Похоже, какой-то местный диалект. Он, наверное, считает, что весь мир должен понимать его клан. Речь всадника была краткой и, несомненно, содержала пустые вопросы, предваряющие нападение. Здесь, на границе Империи степняки рассматривают путников в качестве законного, а иногда и единственного, источника заработка.

Я остановился и посмотрел на всадника снизу вверх, прямо в глаза. Лицо его напоминало морщинистую маску, одну из тех, что одевают жители Окраин на праздник урожая. Видавший виды халат подпоясан широким ремнем с кинжалом, у седла – лук, кривая сабля и явно пустая сумка. Вряд ли он из ханской орды, скорее всего – свободный воин из ближайшего стойбища. Ханские нукеры выглядят куда лучше.

Всадник повторил вопрос, и на этот раз в его голосе зазвучали угрожающие нотки. В нос ударил едкий запах, всегда сопровождающий степняков – конский пот, немытое тело и дым костров, смешиваясь, образовывали такое густое облако, что, казалось, до него можно дотронуться. Впрочем, меня это не беспокоило – привык уже. Наоборот, даже удобно – засаду степных разбойников можно почувствовать за пару миль.

Я ждал. И который раз пытался почувствовать хоть какое-то волнение. Напрасно. Ничего. Увы – мне, как всегда, безразлично. А вот всадник явное нервничал – его раздражало мое молчание и вообще неправильность происходящего. Я должен был испугаться, что-то объяснять, хвататься за оружие… Но я молчал. У меня не было намерения раздражать степняков, мне действительно было безразлично. Десяток, сотня – какая разница, все это такая же пустота, как дрожащий на горизонте мираж зеленого оазиса.

От группы степняков отделился один – старик с выдубленным солнцем лицом на низенькой рыжей лошадке. Он подъехал, внимательно осмотрел меня, наклонился к первому всаднику, очевидно предводителю, и что-то тихо сказал, показывая на скрещенные мечи у меня за спиной. Предводитель ответил резко, но старик настаивал.

Я понимал, что наличие мечей само по себе не может вызвать колебание степняков. В конце концов, кто пойдет по степи безоружным? Их расчет всегда примитивен: «я – на коне, он – пеший, нас – много, он – один, у нас десятки сабель, у него только два меча…» Соотношение складывается не в мою пользу. Но, похоже, старик узнал меня, или, скорее, что-то почувствовал.

Предводитель покружил на коне, не спуская с меня злого взгляда, потом вдруг отрывисто крикнул, поднял коня на дыбы и поскакал прочь, сразу пустившись в галоп. Старик помедлил и перед тем, как последовать за ним, неумело, словно делал это первый раз в жизни, поклонился.

Я не ответил, повернулся и зашагал проч. Низкое оранжевое солнце заставляло жмуриться и отводить взгляд, мираж оазиса навязчиво переливался сочными красками, словно приглашал в свой призрачный мир. Перекати-поле застревали в глубоких колеях, сухо хрустели под ногами и рассыпались в сухую пыль, которую тут же подхватывал назойливый западный ветер.

От всадников осталась мутное пыльное облако, тянущееся на восток. Интересно, какие слова нашел старик, чтобы убедить их отказаться от легкой добычи? Степные грабители не отличаются логическим складом ума и никак не могли испугаться одинокого путника, пусть даже умелого воина, а эти, похоже были голодны и долго искали добычу.

Что же, сегодня они не умрут.

До города я дошел, когда солнце полностью почти опустилось за горизонт, оставив лишь мутное красное пятно. Еще немного, и небо почернеет, проступят звезды, и на степь опустится ночная прохлада. Похоже, я поспешил назвать это место городом – здесь всего десяток домов и постоялый двор. Весной еще была контора мэра, но теперь на ее месте осталось только несколько головешек.

Меня не интересовали ночлег в комнате с клопами и скудный ужин из пустой похлебки с черствым хлебом. Земля – чудесная постель, в заплечном мешке найдется кое-какая снедь, а вот с водой в степи все очень непросто. Здесь мне был нужен глубокий колодец, уходящий, по слухам, в землю чуть ли не на милю. Караванные колодцы в степи повысыхали, остались только источниках в имперских поселениях, форпостах и на больших стойбищах степняков. Неудивительно, что отношение к воде поменялось – еще пару лет назад в городах можно было бесплатно наполнить флягу, но теперь подобная благотворительность практически исчезла. Плати – и пей.

У деревянного сруба колодца на железной кровати с пружинной сеткой спал под потертым тулупчиком маленький мужичонка. Он звонко похрапывал, сопел и причмокивал губами, а кровать пронзительно скрипела при каждом его движении. Над сторожем, а это, несомненно, был именно сторож, покачивался единственный в городе фонарь, подмигивая сквозь закопченное стекло тусклым желтым огоньком.

В двух десятках шагов на постоялом дворе слышались громкие голоса, и играла музыка. Нетрезвый смех женщины сменился фальшиво исполняемой песней в четыре голоса. Это явно не местные, у здешних обитателей лишних денег на посиделки точно нет. здесь остались те, кому больше некуда идти. Новое развлечение золотой молодежи из предгорий – пивные туры через степь с остановками в факториях и кордонах. А что, шестиствольный огнестрел в обозе заставляет степняков держаться на приличном расстоянии, а дикая экзотика приятно щекочет нервы. К тому же местные девушки сговорчивы и нетребовательны, что с лихвой компенсирует отсутствие приличной выпивки и хорошей еды.

Деревянный люк колодца был закрыт ржавым навесным замком. Я подошел к спящему мужичонке и потряс за плечо. Он открыл глаза, огляделся по сторонам и сел на печально скрипнувшей кровати.

– Две монеты бутыль. Кружка – грош.

Сторож выдал заученную фразу, обдавая меня ароматом портянок и крепкого перегара.

– А фляга? – спросил я.

Сторож оценивающе посмотрел на мою флягу, оценил размеры и наморщил лоб, прикидывая:

– Две монеты.

– Почему? Весной шесть грошей стоило.

– Так-то весной… дождик-то когда был, а?

Я вздохнул – дорого, но выбора все равно нет. В трактире при постоялом дворе вода будет стоить раз в пять дороже.

– Ладно, давай.

Сторож поднялся и, согнувшись, держась за поясницу и покряхтывая, подошел к колодцу и открыл замок ключом, прицепленным цепочкой к поясу. Тяжелый замок звякнул, легко отделился от дужки и упал сторожу на ногу, отчего тот зашипел и выругался, отчаянно поминая нечестивую родню «этой железки».

Дверь постоялого двора приоткрылась, и сварливый женский голос приказал сторожу заткнуться. Тот в ответ злобно ощерился, сплюнул и послал женщину к дьяволу под хвост.

Тогда дверь распахнулась, словно от сильного удара изнутри, и во дворе появилась могучая хозяйка постоялого двора – известная на всю степь Дикая Лиззи в накидке из шкурок песчаных белок. За ней вышел высокий молодой человек в выбивающейся из-под ремня белой рубашке и модной кожаной куртке. У него за спиной маячили два бритых наголо громилы–телохранителя – как и положено, в черных костюмах с галстуками и с клинками в кожаных ножнах на поясе. С некоторых пор среди торговцев предгорий считалось неприличным выходить из дома без охраны.

Дикая Лиззи обрушила на голову несчастного сторожа целый поток проклятий. Бедняга пытался сопротивляться, но был буквально сметен ее напором и скоро запросил пощады, признав свою ничтожность и скудоумие.

Молодой спутник хозяйки не обратил на перепалку ни малейшего внимания, зато довольно бесцеремонно уставился на меня. Оглядев, он любезно улыбнулся и спросил:

– Позвольте узнать, куда следует благородный сударь?

Я не ответил. Дел в городе у меня не было, и беседовать с городскими гуляками я не собирался.

Один из телохранителей угрожающе двинулся вперед, вид у него был грозный и решительный:

– Ты что, оглох? Отвечай, когда тебя спрашивает благородный…

Молодой человек остановил его повелительным жестом:

– Постой, Гас, этот кусок тебе не по зубам, – и добавил, обращаясь уже ко мне: - простите его, мэтр, поверьте, мы никак не ожидали встретить в этом захолустье великого Мастера Мечей.

Гас охнул и отшатнулся, словно увидев ядовитую змею, а Лиззи со сторожем как по команде замолчали и уставились на меня.

Я не собирался вступать в разговоры, молча подошел к колодцу, поднял воротом ведро и наполнил флягу. Потом достал монеты и протянул сторожу. Однако он отступил на шаг, выставив перед собой вытянутые руки.

– Что вы, сударь, как можно… Угощайтесь! От заведения, так сказать…

– Да-да, от заведения, - подтвердила Дикая Лиззи густым басом.

Я пожал плечами и убрал деньги. Такое случается, хотя, как правило, слава означает повышенные расходы. Сделал глоток из фляжки и едва не поперхнулся – вода имела отвратительный вкус.

– Мэтр, – сказал молодой человек, – я прошу прощения за бестактность, но все же хочу пригласить вас разделить с нами скромный ужин. Вина не обещаю, но пиво у нас из Мооса, копченое мясо – от самого Саружа и, главное, к вашим услугам – свежайшая вода с гор. Соглашайтесь, мэтр, прошу вас!

Это уже интересно. Я кивнул и направился к входу в постоялый двор. Гас и другой телохранитель поспешно уступили дорогу, предпочитая держаться на расстоянии.

Внутри было чадно и шумно. Веселилась компания из полутора десятков великовозрастных оболтусов – разгоряченных парней, судя по всему, школяров старших классов, и девиц, явно не местных. Меня встретили гоготом и криками. Рыжеволосая девчонка бросила в мою сторону куриную косточку и распахнула блузку, демонстрируя грудь. Ничего, кстати, выдающегося. Похоже, компания сейчас начнет разбредаться по комнатам или же прямо тут предастся совместным утехам.

Мой спутник пренебрежительно махнул рукой собутыльникам и провел меня в боковую комнату, где был накрыт стол на двоих. Жареное мясо, маринованные овощи, свежие лепешки и бочонок пива. Я подошел к столу и постучал по бочонку – он был полон. К еде явно не притрагивались. Воздух здесь был свежее, а шум из главного зала едва доносился. Выглядит многообещающе… Ладно, поговорим.

Я сел на стул с высокой спинкой, молодой человек устроился напротив и жизнерадостно воскликнул:

– Прошу вас, мэтр! Угощайтесь!

Я кивнул, отрезал ломоть мяса, отломил хрустящую лепешку и обмакнул в красный острый соус. Действительно, неплохо!

Молодой человек следил за каждым моим движением, словно сам был поваром и с трепетом ожидал моей оценки.

– Вкусно? – спросил он.

– Да.

– Чудесно! Я искренне рад двум обстоятельствам: я смог доставить вам удовольствие, И вы, наконец-то заговорили! И то, и другое дорогого стоит, не так ли?

Мне не нужно смотреть на собеседника, чтобы понять лжет ли он. И сейчас я прекрасно понимал, что звучащая в голосе радость – не более чем искусное притворство. Впрочем, мне это безразлично.

– Итак, – молодой человек привстал и отвесил церемонный поклон, – разрешите представиться, меня зовут Петр.

Не видя реакции, он продолжил:

– Не будем ходить вокруг да около. У меня есть к вам предложение.

Ну, разумеется. Конечно же, я не поверил в случайно накрытый в тихом месте стол. Бьюсь об заклад, мне сейчас предложат отправить к праотцам папеньку-купца или пожилого дядюшку. Возможно, речь пойдет о негодяях-конкурентах. Не исключен вариант придворных интриг и острого желания устранить важного сановника. Сколько у меня было таких разговоров, сколько я слышал невероятно щедрых посулов! К счастью, слух о странном нежелании Мастера Мечей убивать за вознаграждение распространился по всем землям, и такого рода предложения поступали все реже.

Однако же, Петр пожелал нечто другое.

– Послушайте, уважаемый мэтр, я очень хотел бы с вами поговорить. Вы согласитесь? – Спросил он.

– Будете задавать вопросы? – уточнил я.

– Хотелось бы.

– Нет.

Петр не казался расстроенным.

– Отчего же? А-а, вы, наверное, думаете, что я прошу вас об одолжении? Вовсе нет! Я предлагаю сделку: вы – отвечаете на вопросы, я – компенсирую ваши усилия. Идет?

– Что значит, «компенсирую»? Предлагаете ужин за разговор?

– Ужин? – картинно обиделся Петр. – Как вы могли подумать! Я готов заплатить. Вот, посмотрите!

Он достал из кармана сложенный листок и протянул мне.

Это был вексель Объединенного Банкирского Дома Окраинных Земель на пятьдесят тысяч монет. Бумага, между прочим, интересная сама по себе. Объединенный Дом кому попало такие не дает. Говорят, они служат пропуском за Стену, но это, скорее всего, просто слухи.

– Пятьдесят тысяч за разговор? Я согласен. Одно условие…

– Я знаю, – заторопился Петр, – вы отвечаете только на то, что можете. Я понимаю, у вас есть кодекс…

– Нет, – я покачал головой, – у меня нет кодекса.

– Дело не в названиях. Всем известно о вашей скрытности. Я не осмелюсь принуждать вас... Словом, если вопрос окажется неприемлемым, просто не отвечайте. Говорите «нет».

– Мне это подходит, – сказал я и спрятал вексель во внутренний карман куртки.

Петр поднялся с места, подошел к угловому шкафу и взял с полки небольшой сверток, перевязанный витым шнуром.

– Вот, полюбуйтесь, мэтр!

Он раздвинул тарелки, поставил сверток на стол, развернул, и я увидел шкатулку, покрытую костяными и блестящими металлическими пластинами. Петр достал из мешочка на ремне маленький ключ, вставил в отверстие в крышке и несколько раз повернул. Внутри шкатулки что-то щелкнуло, и раздался звук, похожий на далекое жужжание басовитого шмеля.

– Мэтр, скажите что-нибудь! – предложил Петр.

– Что-нибудь.

Петр нажал на ключик и из шкатулки вдруг раздался странно знакомый голос, повторивший слова «Что-нибудь».

– Знаете, мэтр, это очень похоже на вас. Уверен, вы не узнаете, но именно так вас слышат другие. Удивительная, знаете ли, штука – мы слышим себя не так, как все прочие. Странно, правда?

– Бывает.

Петр снова нажал ключик, и шкатулка снова тихо зажужжала.

– Итак, начнем?

– К вашим услугам.

– Да… – Петр откашлялся. – Ваше имя, мэтр? Как вас зовут?

– Никак.

Я отправил в рот еще кусок мяса. Гм… действительно, очень вкусно.

– То есть, вы не помните?

– Не помню.

– Откуда вы родом?

Я развел руки, жестом подтверждая свои слова:

– Не помню.

– Ну, откуда-то из-за стены?

– Не помню.

– Да, – почесал затылок Петр, – не слишком вы разговорчивы.

– Я предупреждал.

– Я не в претензии… Скажите, а как вы получили свои, так сказать… способности?

– Следующий вопрос.

Я обратил внимание на его руки. Костяшки пальцев набиты, ногти коротко подстрижены «под мясо» – Петр явно не прочь подраться и привык к походной жизни. А эта пыль... ее не отмоешь даже пемзой, так что гулял он, получается, вовсе на пикниках в предгорьях.

Петр заметил мой взгляд, широко улыбнулся и убрал руки со стола.

– Скажите, мэтр, вы знаете других Мастеров?

– Уточните вопрос.

– Хорошо. Вы встречались с другими Мастерами?

Я кивнул:

– Да.

– Вы с ними как-нибудь согласуете свои действия?

– Нет.

Петр что-то поправил в шкатулке, озабоченно прислушался к ее жужжанию и продолжил:

– Мэтр, вы можете напомнить свои правила?

Я ответил четко и без запинки, хорошо продуманные фразы легко слетали с языка:

– Не убивать за деньги, не убивать без причины, не пытаться выйти за стену, не приходить не помощь.

– И только?

– Да.

– Что произойдет в случае, если вы нарушите правила?

– Следующий вопрос.

– Кто установил эти правила?

Этот вопрос Петр произнес быстро, с показным безразличием, но я–то понимал, что именно он интересует его больше всего.

– Не знаю.

У молодого человека была прекрасная выдержка. Даже я с трудом уловил его разочарование.

– Хорошо… Относительно вашего последнего правила… Вы действительно лишены сострадания?

– У меня нет однозначного ответа.

– А по вашей оценке?

– Наиболее вероятный ответ – «Да, лишен».

Петр помолчал, словно обдумывая мой ответ, потом удовлетворенно кивнул и спросил:

– Это же относится к другим эмоциям?

– Уточнение. Перечислите интересующие вас эмоции.

– Страх, гнев, радость, печаль… любовь, наконец.

– Страх и гнев – однозначно лишен. Радость и печаль – сложно сказать, скорее, всего, они есть, но почти незаметны. Любовь… не понимаю смысла этого слова.

– Интересно. А правда… правда, что вы неуязвимы? – Петр всем телом подался вперед, ожидая ответа.

– Уточните.

– Вас невозможно поразить холодным оружием и попасть пулей из огнестрела?

Я несколько секунд обдумывал ответ.

– Термин «невозможно» слишком сильный. Мне неизвестны пределы моих возможностей.

– Но вы же можете, например, устать? Ослабеть от голода?

– Да.

– Но это же означает уязвимость?

Я покачал головой:

– Нет. В бою я никогда не чувствовал усталости и слабости. В обычной жизни – да, я слабею, как и все.

– То есть, вы преображаетесь во время боя?

Я задумался. Не знаю, как правильно ответить – я же не вижу себя со стороны:

– Это не совсем точное описание. Но, скорее, да.

– Это происходит по вашему желанию или автоматически?

– Следующий.

На висках Петра выступили мелкие капли пота. Очевидно, вопрос ожидался серьезный.

– Мэтр, ходят слухи, что силу вам дает оружие. Ваши мечи. Это правда?

На этот раз я растянул губы, изображая улыбку. Цель вопросов была непонятна, и я решил, что пришло время вывести собеседника из равновесия.

– Истина никогда не бывает однозначной.

– Это ваш ответ?

– Да.

Однако же, против ожиданий, Петр, скорее, успокоился, нежели вышел из равновесия. Интересно у него работает психика…

– А вот объясните мне, как так получается, что вы живете, простите, конечно…

Он запнулся и осмотрел меня, причем во взгляде читалось явное неодобрение.

– Да-да, – продолжил Петр, – именно как бродяга. Ведь у вас неограниченные возможности! Хорошо, вы не убиваете за деньги. Ладно, пусть таковы ваши принципы. Но кто мешает вам занять высокое положение, пользуясь одним вашим именем? Да любой правитель отдаст половину казны, чтобы иметь вас подле себя! Тем более, мэтр, всем известна ваша щепетильность в выполнении обязательств. Вы сами при желании могли бы занять место правителя! Отсюда следует любопытное заключение. Ваши действия определяются не только четырьмя принципами, но и некоторыми иными установками. Возможно, моральными. Верно?

– Да, это так. Не уверен, что речь идет о морали, но в целом – верно.

– Вот! – воскликнул Петр. – Именно что верно! Но объясните мне, откуда вы взяли все эти моральные установки. Я, знаете ли, любопытен, и поинтересовался вашей жизнью. Вы с детства – один! С детства! Мальчик-бродяга с мечами за спиной, юноша, не имеющий друзей и крова, наконец, одинокий мужчина. Чтобы получить представление о нравственности, нужно общаться. А вы? Вы всегда один! Объясните, как вам удавалось выживать? Одинокий восьмилетний мальчик в степи, пусть даже с клинками, обречен!

Я слушал и, не теряя времени, отдавал должное жареному мясу. В здешних местах приходится довольствоваться вяленой бараниной. Вкусно, кстати, но однообразно. Заметив мой аппетит, Петр взял деревянную кружку с резной ручкой, и налил из бочонка пива. Черный как уголь напиток с шипеньем бил из медного краника, образуя белую медленно поднимающуюся пену.

– Угощайтесь, мэтр, – Петр пододвинул ко мне кружку и доброжелательно улыбнулся.

Я поблагодарил кивком.

– Простите меня за слова, которые могут показаться излишне горячими, – Петр развел руки и склонил голову, демонстрируя искреннее раскаяние.

– Извинения приняты.

– О, право, я не желал вас задеть…

Петр осмотрел меня с интересом, словно только что увидел. Лицо его вдруг стало неподвижным, хотя губы изображали легкую улыбку.

– Должен заранее попросить прощения… Вопрос может показаться неудобным.

– Пожалуйста. Мне безразлично.

Петр секунду помедлил, как будто собираясь с духом.

– Вы помните поместье Ласточки?

Я кивнул. Конечно же, я помнил.

– И вы можете рассказать, что там произошло? – быстро спросил он.

– Да. Если вам интересно. На самом деле все просто. Я остановился на ночь в поместье. Только потом узнал, что оно называлось Ласточки. Действительно, ласточек в восточных предгорьях видимо-невидимо. Там были сам хозяин, трое детей, четверо слуг, привратник, конюх. Ночью пришли степняки. Два десятка. Как они добрались до предгорий – непонятно, мимо баронских кордонов просто так не пройти. Вырезали всех.

– И вас не тронули?

Я пожал плечами:

– Нет.

– Почему?

– Меня узнали.

– И вы не вмешались?

В голосе Петра не было порицания – только искренний интерес. Я не понимал смысла его вопросов, но и не старался особо искать его.

– Нет. Мне было безразлично.

– Как интересно! – воскликнул Петр. – Вы спокойно допустили гибель приютивших вас людей, хотя могли спокойно расправиться с бандитами. И вас не мучают угрызения совести?

– Нет.

Он снова начал рассматривать меня, потом, наконец, кивнул и сказал:

– Благодарю. Разрешите последний вопрос.

– Разрешаю. За пятьдесят тысяч у вас очень большой кредит. Можете себя не ограничивать.

Лицо Петра на мгновение исказилось, но голос прозвучал спокойно и благожелательно.

– Я понимаю, вы безупречно владеете мечами. Но существует множество других способов лишить человека жизни. Я знаю… точнее, слышал, что вас многократно пытались заманить в ловушки. В горах даже открыли плотину, смыли три деревни, а вы – невредимы! Полагаю, что подмешать яд пытались неоднократно? Неужели вы бессмертный?

– Нет, – сказал я, – здесь все проще. Надо всего лишь не попадаться в ловушки.

– Так просто?

– Именно поэтому я не стал пить это пиво.

Петр вскочил и, уронив стул, отпрянул от стола. С глухим звоном упала оловянная миска, разлетевшиеся по полу маринованные овощи источали острый аромат.

– Догадливый, – сказал он изменившимся голосом, – и что теперь?

– Ничего, – я доел мясо и отставил тарелку, – уходи. За пятьдесят тысяч ты мог попробовать.

Петр замер на месте, словно раздумывая.

– Ну, уж нет! Редкий случай, надо воспользоваться!

В его руках словно ниоткуда возник клинок. Прекрасная скорость! Признаюсь, я не заметил, откуда он его вытащил! Я прислушался к своим эмоциям, но и сейчас не обнаружил никаких признаков волнения.

– Ты понимаешь, что умрешь? – спросил я, вытирая руки салфеткой. – Ты все еще можешь уйти – мясо было действительно вкусное.

Он рассмеялся.

– Пусть так. Смерть – это вообще забавная штука. Понимаю, что не поможет, но должен попробовать. Всегда мечтал увидеть это своими глазами.

Петр откинул полу куртки, левой рукой достал из подмышечной кобуры однозарядный огнестрел, направил на меня и выстрелил.

Одновременно с его движением я почувствовал нетерпеливую дрожь мечей у меня за спиной и жар, который зародился под солнечным сплетением и растекся по всему телу.

Разумеется, я не мог следить за полетом меча, так стремителен он был. В памяти, как всегда, отпечаталась лишь единственная неподвижная картина – момент соприкосновения пули и лезвия. Летящая стальная полоса вовсе не ровная, скорость изгибает ее, словно сделанную из бумаги, а вокруг места удара пули рождаются волны, похожие на те, что возникают после падения камня в воду…

– Это впечатляет, – сказал Петр, – действительно, впечатляет.

Он медленно поднял клинок над головой, направил острие на меня и замер в полной неподвижности.

Атака оказалась неожиданной. Петр сорвался с места с поразительной скоростью. Любой, оказавшийся на моем месте, был бы с неизбежностью рассечен пополам. Но разве может сталь причинить вред Мастеру Мечей?

Все закончилось очень быстро. Петр лежал на полу лицом вниз, в быстро расплывающейся луже крови. Я подобрал его меч. Узкий, чуть изогнутый клинок, превосходная сталь с необыкновенно красивым узорчатым рисунком и необычайно острое лезвие. Прекрасное оружие, уступающее, разве что, моему.

Я положил меч рядом с телом Петра – без необходимости я не брал вещи убитых. Возможно, действительно, правда состоит в том, что у меня есть моральные принципы. Никогда об этом раньше не задумывался.