Все произошло слишком быстро, словно по щелчку пальцев, и первые несколько мгновений я лежал, не в силах поверить в то, что моя предосторожность всё-таки сработала.
Нет времени предаваться пустым размышлениям, у меня есть от силы несколько минут, чтобы оживить лежащее на земле тело, в которое переместилась моя душа. Мысленно рисую пикт вита-ренес. Вот заодно и выясню, сработает ли изобретенный мною знак, или же мне совсем скоро предстоит вновь отправиться в небытие. Запуск! Ну же, действуй!..
Никогда еще секунды не тянулись так долго в напряженном ожидании чуда. А затем невыносимая боль вдруг пронзила меня от макушки до пят, внутри что-то звучно булькнуло. Еле успел повернуть голову набок и, мне так показалось, половину легких выкашлял кровью. Дико болела грудь, будто меня погребло под горным обвалом.
Тело удалось оживить, и я был счастлив вдвойне этому обстоятельству: и как новый обладатель этого самого тела, и как изобретатель пикта, который только что получил наглядное подтверждение, что тот работает. Но толку от воскрешения будет мало, если тело срочно не подлатать. Вита-ренес запускает только те системы, без которых организм функционировать не может, а всё остальное лечит по остаточному принципу.
Я мысленно нарисовал уже совершенно обыкновенный пикт вита-сана. Запуск! Хм, непохоже, что мне стало лучше. Видимо, тело пострадало настолько серьезно, что одной невербальной константы мало. Значит, стоит по старинке нарисовать всё вручную, вот только поблизости нет ни карандаша, ни пергамента. А и не беда, изображу на самом себе, так даже лучше.
Руки двигаются с трудом, вялые и беспомощные, но я упорно вывожу ими на груди наизусть заученный когда-то пикт. Запуск!
Вот, вроде становится легче. Подношу правую руку к груди, рассматриваю. Она вся густо измазана кровью. Да, похоже, ближайшие дни этому телу придется усиленно бороться с последствиями анемии. Главное, что раны затягиваются, это я хорошо чувствую. Даже лучше, чем хотелось бы в подобной ситуации, очень уж это неприятное и болезненное ощущение.
Но до полного исцеления пока что очень далеко. Жаль, еще на один пикт меня просто не хватит. Да и не подействует он, увы. Слишком сильное разряжение образовалось здесь после первых двух. Пока оно затянется, несколько часов пройти успеет. Витальность в ближайших окрестностях я, без сомнения, высосал качественно.
Меж тем откуда-то слышатся приближающиеся голоса.
— Срочно пустите меня, я адвокат Владимира Лазарева, принес подписанное Императором помилование!
— Ты опоздал, парень. Лазарева расстреляли десять минут назад.
— Нет! — раздался полный отчаяния крик. — Не-е-ет!
— Если хочешь, можешь подойти попрощаться со своим подопечным, его тело еще не убрали. Похоронная команда как обычно запаздывает, чертовы лентяи.
Я слышу шаги. Сквозь приоткрытые веки вижу худого темноволосого парня, который идет прямо ко мне. На его лице невыразимое страдание, он еле сдерживается от того, чтобы не зарыдать в голос. Присаживается возле меня с тяжелым вздохом.
— Прости, Володя. Они сделали всё, чтобы я не успел тебя спасти. Нарочно тянули время. Еще и машину мою на штрафстоянку забрали, уроды, пришлось такси ловить. Да какая уже разница! Твари! Ненавижу их всех! Нет в этом мире справедливости!
Хочу его поправить. Справедливость есть. Теперь точно есть, ведь недаром меня зовут Юстиниан, что означает «справедливый». Какой мерой моему роду было отмерено, той обидчикам его и воздастся. Но не могу произнести ни слова, вместо этого сплевываю скопившуюся во рту кровь и вновь откашливаюсь, чтобы не захлебнуться.
— Что?! Володька, ты жив?! Он жив! Слышите меня? Лазарев жив! Срочно медиков!
— Поверь, ты принимаешь желаемое за действительное. Лазарев мертвее мертвого, я сам проверял…
Я вновь откашлялся и тихо застонал, не в силах больше сдерживать рвущую меня на части боль.
— Да ладно? — изумился мужик. — Сколько лет здесь работаю, а ни разу такого не видел! Вот же мазилы! Как так можно было с пяти-то стволов мимо сердца попасть? И врач тоже хорош, заладил: да мертвый он, мертвый, чего там еще смотреть.
— Срочно звоните диспетчеру! Напоминаю: Владимир Дмитриевич Лазарев больше не заключенный! — в голосе моего заступника зазвучала сталь. — Вы не имеете права отказывать ему в получении первой помощи, в противном случае как его адвокат я буду вынужден подать на вас жалобу в надзорное ведомство, и будьте уверены, я не премину так сделать, если вы сию же секунду не позовете медиков. И не ваших коновалов, а гражданских с реанимобилем! Владимир потерял очень много крови!
Похоже, мужик постарше — тюремщик. Моего потомка, которого звали Владимиром Лазаревым, лишили жизни в то время, как он уже был помилован, и сюда спешил с официальным подтверждением его защитник. Но, судя по всему, кто-то сделал всё возможное, чтобы задержать его в дороге.
Ладно, Юстиниан Живописец, ты ещё успеешь во всем разобраться. А сейчас твоя первоочередная задача — выжить.
Если меня заберут отсюда и перевезут в другое место, где достаточно витальности, я смогу нарисовать вита-сана еще раз. Главное дожить до этого момента. Согласитесь: было бы бесконечно обидно перенестись через несколько десятилетий, а то и столетий, чтобы попасть в тело только что погибшего последнего мужчины моего рода, и тут же умереть вновь, так и не исполнив своего предназначения.
Да, я когда-то создал пиктограмму восстановления, завязав её на пассивный поиск по живой крови с единственным ограничением: из потомков учитывались только мужчины. Перенос моей души должен был мгновенно запуститься, как только поиск не сможет обнаружить ни одного живого носителя.
Даже описать не могу, как пришлось поломать голову и сколько мини-пиктов слить воедино, чтобы создать именно то, что мне нужно, а затем добраться до источника витальности и запустить это монструозное изобретение. Ресурсов оно сожрало просто немеряно, едва не осушив источник целиком. И я до последнего не знал, получится ли у меня задуманное. Но как только что выяснилось — всё сработало отлично. Не зря я считал себя одним из лучших Живописцев своего времени.
Почему поиск велся только по мужчинам? Да потому что пикт интегра должен был перенести меня в тело только что погибшего человека, которое я планировал воскресить и исцелить, сделав его носителем своей души. А представить себя в теле женщины я просто не мог. Я дожил в мужском облике до глубокой старости, им же планировал оставаться и в том случае, если мой род прервется, и я буду вынужден возрождать его с нуля.
— Тут режимный объект, людям со стороны хода нет, понимать надо, — продолжались меж тем препирательства тюремщика и моего заступника.
— Вы пропустите сюда врачей, которых я только что вызвал! Вызвал сам, потому что вы так и не выполнили моего законного требования! И не смейте чинить медикам препоны, вы меня поняли? Иначе я костьми лягу, но вы вылетите отсюда без выходного пособия и без права на досрочную пенсию, которой ваша братия так гордится. Вам не удастся добить Владимира Дмитриевича!
Пока парень бушевал и объяснял тюремщику, насколько тот неправ, я отключился. Моему новому телу и впрямь изрядно досталось.
Пришёл в себя уже в помещении. Промозглый двор под открытым небом и с щербатыми кирпичными стенами по периметру остался где-то в прошлом. Ко мне были подсоединены какие-то диковинные трубочки, по которым напрямую в тело поступало что-то… видимо, полезное, раз я чувствовал себя не в пример лучше. Осмотревшись внимательнее, понял, что полусижу-полулежу на высокой кровати, на которую, пожалуй, просто так и не залезешь. По крайней мере в моем нынешнем состоянии. Рядом стояли, моргали разноцветными огоньками и пищали разные коробки. Хм, похоже, вот эти наклейки на мне напрямую с ними соединены. Зачем и для чего?..
Пахло здесь странно. Не алхимией, но чем-то похожим. Достаточно резкий запах, от которого мой давний знакомец Елизар, одор-мастер, наверняка пришел бы в неистовство. Еще бы, с его тонким обонянием нюхать подобное было просто невыносимо. А мне ничего, вполне терпимо.
Еще в глаза бросилась какая-то запредельная чистота. Даже удивительно, учитывая то, в каком состоянии находилась моя грудная клетка. Похоже, прежде чем положить меня сюда, целители хорошенько меня отмыли. Я не смог уловить исходящий от себя запах застарелой крови, как ни пытался это сделать.
И все-таки интересно, каким именно образом был лишен жизни мой потомок? Пока я пытался залечить раны с помощью вита-сана, сообразил, что тело в нескольких местах пробито насквозь чем-то тонким и круглым. Меня убивали радиа-мастера? Только им под силу выпустить лучи такой силы. И тогда понятно, почему их было пятеро: если бы с первого раза палачу не удалось меня прикончить, ждать, пока он накопит сил на второй удар, пришлось бы несколько часов. Тогда запомним. Сегодня это называется расстрелом, а лучи-убийцы — стволами. Даже удивительно, что мне после этого удалось в том месте хоть какие-то крохи витальности собрать, чтобы запустить свои пикты. Повезло, что и говорить.
Меж тем дверь открылась, и в комнату вошел человек в странном наряде цвета юной кислицы. Какой-то бесформенный балахон, волосы убраны под шапочку. На лице играет улыбка, но такая, не искренняя, а вроде как положено ему улыбаться, вот он и тянет старательно уголки губ в разные стороны.
— Здравствуйте, Владимир Дмитриевич! Гляжу, вы уже очнулись. Признаться, ваш случай иначе как чудесным спасением не назовешь. Все пули прошли навылет, чудом не задев жизненно важные органы. Последствия пневмоторакса тоже удалось достаточно быстро ликвидировать. Скажу больше, на вас всё заживает чудовищно быстро и совершенно безо всяких последствий, поэтому ваш случай вызывает у меня глубокий профессиональный интерес напополам с восторгом!
Я отметил про себя два незнакомых термина, а также то, что он использовал рядом слова «чудесный» и «чудовищный», причем в одном и том же значении, как мне показалось.
— Сколько времени я здесь провел?
Мой новый голос звучал хрипло и незнакомо для уха. Ничего, привыкну. Я ведь даже не знаю, сколько лет этому телу, хотя, если судить по рукам, последний потомок был достаточно молод.
— Вас привезли вчера в обед, а сейчас уже поздний вечер. Так что, получается, чуть больше суток вы у нас в гостях. Может, у вас есть какие-то пожелания?
Желудок тут же немузыкально воспроизвел пассаж, с головой выдав мои немудреные хотелки.
— Мне бы перекусить. Такое ощущение, будто вечность не ел.
— Ну да, учитывая сколько времени прошло с вашего последнего завтрака в роли приговоренного… Впрочем, прошу простить мою бестактность. Сейчас распоряжусь. Вам подадут куриный бульон с подсушенным хлебом. К сожалению, думать о более плотной пище вам пока рано.
Чем-то мне этот человек упорно не нравился, а я привык доверять своей интуиции. Вида не подал, но внутренне оставался настороже вплоть до того момента, пока врач не покинул мою комнату. Только после этого я с облегчением выдохнул.
Через непродолжительный срок дверь вновь распахнулась и появилась девица в таком же балахоне, как и у предыдущего визитера, вся разница лишь в том, что он был слегка приталенный. Девица толкала перед собой столик, и тот катился по полу прямо ко мне, одуряюще благоухая вареной дичью. Подойдя ближе, она нажала сбоку на мою кровать, после чего с обеих сторон из поручней вдруг выдвинулись панели с неровными краями и крайне удачно состыковались друг в друга. Девица поставила на них тарелку, положила ложку и блюдечко с белыми сухарями. Я с некоторым запозданием осознал, что мне только что накрыли стол. Однако… в наше время ничего подобного и в помине не было, даже в мастерских самых продвинутых артефакторов.
От её помощи я решительно отказался, не забыв при этом поблагодарить. Впрочем, судя по её физиономии, мои благодарности ей точно были не нужны. А еще я заметил, что в те моменты, когда девица не разговаривала со мной, она постоянно что-то жевала. У нее застряла во рту еда, и она не может ее вытащить? Или она скрежещет зубами, испытывая сильные отрицательные эмоции? Странно, конечно. У нас бы, пожалуй, её точно сочли больной. А здесь вон поди ж ты, всё наоборот: больной — это я, а вот эти люди в зеленых балахонах меня лечат.
Суп, кстати, пах куда лучше, чем был на вкус. Совершенно пустой, к тому же еще и недосоленный. Да и мяса туда положили, будто обокрали. Три крохотных ошметка куриной грудки, это вообще ни о чем. Но я терпеливо съел всё до последней капли. Вот теперь мне гораздо лучше.
Признаться, я не заглядывал так далеко, когда создавал пикты интегра и вита-ренес. Вообще от всей души надеялся на то, что надобности в них никогда не появится, а мой род будет жить, процветать и преумножаться из года в год. Но что-то глубоко внутри советовало перестраховаться. И теперь я вижу: правильно сделал, что поверил своему предвидению, не сулящему ничего хорошего.
Итак, случилось то, что случилось. И теперь мне придется крайне быстро учиться жить в новых для себя условиях. А попутно выяснять, как мои потомки докатились до такого дна. Если сами, буду предельно огорчен и неприятно удивлен степенью их вырождения. Если же им кто-то помог, мне нужно выяснить имена этих «помощников», дабы выказать им ответную благодарность.
Насколько я понял, мой заступник очень по-доброму относился к Лазареву. Думаю, он не откажется ответить на мои вопросы. С чего-то же мне надо начинать свой путь. А учитывая то, что от погибшего Владимира мне достались лишь какие-то базовые вещи вроде владения языком и умения читать, а все его воспоминания оказались надежно заблокированы… вопросов тех будет с избытком.
В первую очередь надо как-то объяснить адвокату мою потерю памяти, а то я ведь даже не знаю, как его зовут. Затем выяснить, в каком состоянии находится мое имущество, если таковое есть. Понять, по какой причине Лазарев был обвинен и казнен, но при этом параллельно помилован. Узнать, были ли у парня враги, и по какой причине он с ними не ладил. Да тут одних разговоров не меньше, чем на неделю намечается!
Свет в моей комнате стал тише, будто его приглушили. Удивительно! И никаких свечей при этом! Я даже запаха их не чувствую. Похоже, с такими светильниками в них больше нет надобности.
Девица появилась вновь, забрала пустую тарелку, вновь нажала сбоку на кровать, и панели, разъехавшись, скрылись в своих нишах. Я следил за этим завороженный, будто ребенок на ярмарке за трюками заезжего фокусника. Похоже, с того момента, как я был жив и находился в собственном теле, прошло действительно очень много времени, раз мир изменился настолько сильно.
После этого свет приглушили еще сильнее, и комнату залил приятный полумрак. Глаза сами собой начали слипаться. Видимо, на это и был расчет тех, кто регулировал здесь освещение.
Меж тем дверь вновь отворилась, пропустив еще одну женщину в балахоне. Эта в отличие от предыдущих носила на лице кусок ткани с тонкими петлями, заведенными за уши.
— Вы кто? — поинтересовался я, глядя на то, как она ловко впрыскивает с помощью полупрозрачного приспособления с иглой какую-то жидкость в бутыль у моего изголовья. Ту самую бутыль, от которой тянулась трубочка, заведенная внутрь моей левой руки.
— Я ваша ночная медсестра. Ввожу в капельницу лекарство, которое велел добавить ваш лечащий врач. Как раз выспитесь и к утру получите полную дозу.
— И что это за лекарство?
— Витаминный коктейль для усиления иммунитета, — почти без заминки ответила медсестра, после чего убрала свое приспособление в карман. — Спокойной ночи!
Она вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. А я в приступе внезапной тревоги почувствовал нарастающее головокружение. Что-то здесь явно было не так.
Из последних сил я потянулся к трубочке и вырвал её вместе с иглой из своего тела…
От автора