Mother Mary
Я впиваюсь коленями в мокрую землю. Прошло уже несколько часов с тех пор, как все присутствующие покинули это страшное место — место, где единственное облако покрылось красками ада. Передо мной стоял деревянный крест, букет искусственных и свежих цветов. Моя Мария любила белые розы — это было символом нашего зимнего сада, где небольшие пучки этого чудного растения виднелись даже в суровые времена.
В такие времена она была более нежной, чем обычно. Сугробы хорошо влияли на неё.
Моя жена исчезла в один из зимних дней, и все твердили, якобы Мария погибла, якобы её тело было найдено в нашем пруду.
Вокруг нашего пруда были расставлены несколько каменных сооружений в честь Христа Спасителя. Она необычайно глубоко поклонялась Ему и, как казалось окружающим, была связана с самим Божеством, из-за чего на неё покушались множество поло́мников, дабы заполучить власть над иным миром.
Каждый вечер я представлял данную картину её мучительной казни: они, в монашеских одеяниях, обшитых крестами, тянут её по камням около пруда, и острые окончания булыжников царапают её тонкую кожу. Монахи медленно опускают её в ледяную воду, пока в тело шипами внедряется холод и кричать уже не остаётся сил. Они повторили это движение несколько раз, прежде чем она потеряла сознание.
Её нашли на берегу пруда в тот же вечер. Нашего с ней пруда около дома, что был усыпан её цветами. Её тело уже давно лежало трупом и робко подрагивалось в моём сознании, но, несмотря на холодную тушу, я принялся целовать дорогую мне женщину, которая уже была лишь гиблым сгустком.
Это видение прокручивалось в моём сознании после каждого упоминания того вечера.
Мне пришлось бы срезать все цветы до талого, дабы ничего больше не предвещало о её обманной гибели, но с того вечера цветы и каменные иконы были облиты бордовой засохшей краской, что была кровью Марии — так мне и твердили. Это убило во мне все цветения и страсти. Я погряз в тишине и больше не посещал ни пруд, ни даже двор.
Я считаю, что Мария рядом, ведь такое чудесное творение, как моя жена, не может просто исчезнуть. Она дотрагивается к моему сердцу, дотрагивается пальцами — и оно останавливается на мгновение.
Бог поможет мне возродить моё цветение в виде Марии, что она просвещала каждый угол этого вялого дома, что уже несколько недель пропитывался грехами.
Лишь единое спасение моё — икона над замшелой кроватью. Мне хотелось расцеловать изображение божьей силы, мне хотелось влиться в Бога, лишь дабы распустить эти заросшие бурьяном тёмные лепестки.
С самого рождения я знал, что Бог берёт меня за руку и ведёт к ней. Все обстоятельства жизни привели меня к возлюбленной, которая по какой-либо причине сбежала от мира сего, от заросшего бурьяном сада, что мы обновляли каждую весну, сажая новые бутоны её роз.
Но она дотрагивалась до моего замёрзшего сердца, и я понимал, что Мария рядом, что Бог ведёт меня к своей подопечной.
Как и ранее, каждое воскресенье я отдавался божьему слову и робкой молитве, в слезах прося увидеть её хотя бы на минуту. Я надеялся поймать её, дабы она забрала меня с собой, и мы вместе сбежали в долины ветров, где всегда бушует лишь вихрь и ничего более.
Я уснул. Бог привиделся мне во сне, поглядывал сквозь меня, словно католическая фреска — не меняя выражения лица, поникший и отчаянный. Но я не мог с Ним взаимодействовать: Он лишь открыл мне заснеженную тропу, где в конце коридора из деревьев и клумб стояла моя Мария в облике призрака.
Её тело было голым и просвечивалось солнечным светом; тело обрывалось в районе бёдер, что свидетельствовало о её духовном облике.
Всё, что я успел сделать, — это подбежать к своей жене и схватить её за руку.
Я визжал и умолял Марию взять мою руку, дабы мы проросли в единую материю. Но отчаяние поглотило меня в тот же миг, когда её рука прошла сквозь мою, и мы исчезли.
Проснувшись, я мигом отправился к пруду, где засохшая кровь до сих пор покрывала лепестки и снежную тропу. Эта тропа имела тот же коридор, что и во сне. Я прошёл сквозь него и почувствовал лёгкий зуд, словно моё тело разрывало на две половины.
Я прошёл далее, и всё вокруг оставило лишь густые напряжённые цвета: кровь на тропе превратилась в чёрные сгустки, словно нефть. Эти сгустки ручьём отплывали в центр тропы, где стояла женщина. Нефтяная кровь пробиралась к её голове. Она повернулась, и первое, на что я обратил внимание, — это букет белых роз. Я выкрикнул имя своей жены, но, подняв голову, ужаснулся. Её лицо покрывала чёрная фата, но сквозь неё просвечивались пустые глаза, истекающие той самой чёрной жидкостью; облезлая и обожжённая кожа. Она улыбнулась, и её острые клыки создавали единственный слой светлого оттенка.
Мне хотелось оборвать всё, что происходит вокруг, и вырваться наружу, но что-то не давало мне шевельнуться, и я снова ринулся в слёзы.
Я подползал к женщине на коленях, вырывая из себя стоны и визги.
— Я сделал всё неправильно, пожалуйста, исправь это!
Женщина подошла ко мне и протянула розу с лёгкой и якобы нежной улыбкой. Словно мать, она приласкала мою голову к своей груди и нежно поглаживала.
— Святая Мария является, она отведёт тебя к Богу, — сказала она тихим и мерзким голосом.
После чего её тело наклонилось ко мне, она открыла свою мокрую пасть и принялась отгрызать мою шею.
Я воссоединился с Марией. Я воссоединился с Богом.