Мать-Сыра Земля

Пролог.

«…Кроме перечисленных, в мифологии северных праславян существовало божество женского рода, именовавшееся не иначе, как Мать-Сыра Земля. Прежнее ошибочное толкование сути и природы данного божества антропологами и исследователями фольклора придало ему иной вектор моральной направленности, чем вложенный изначально нашими предками. В описаниях и толкованиях ученых и специалистов обычно данное божество предстает прародительницей всего живого, защитницей, матерью плодородия и жизни. Это в корне неверно, поскольку данная точка зрения наивно и однобоко исходит из тезиса о том, что источником жизни для наших далеких предков считалась земля! Последние исследования недавно появившихся источников прямо свидетельствуют о хтонической, в изначальной сути этого определения, сущности Богини Земли Сырой. А раскопки курганов в Тверской области и частично в Верхнем Сырце убедительно доказывают, что наши предки не только поклонялись Матери-Сырой Земле именно как божеству смерти, но и регулярно устраивали во славу Её человеческие жертвоприношения, умерщвляя предварительно подготовленных собратьев невероятно ужасными способами, описание которых невозможно здесь по причине их жестокости. Таким образом на краткое время удовлетворялся, по представлениям наших прародителей, неуемный аппетит жадной, жестокой и ненасытной богини…».

Их передачи «В кого верили наши предки?» на телеканале Рен-ТВ от 23 октября текущего года. Закадровый текст читает Сергей Чонишвили.

1. Кладбище.

Рано или поздно каждый из нас оказывается на кладбище.

По своей воле или в связи с окончанием жизненного пути.

Оля шла по центральной дорожки «старого», давно и под завязку заполненного городского кладбища по собственной воле.

Она направлялась на могилу мамы.

Оле было неуютно.

Во-первых, после обеда погода испортилась окончательно. Мерзкий мелкий осенний дождик то принимался лениво моросить, то ненадолго прекращался, оставляя в свежем до густоты воздухе взвесь мельчайших капель. Не спасала даже длинная серая куртка с капюшоном, натянутым по самые брови: противная влажность дано уже пробралась Оле под свитер, и распространилась по всему телу, как некая гигантская распластавшаяся медуза. Хотелось поскорее все с себя сбросить и тщательно вытереться сухим колючим полотенцем, привезенным из Турции.

Во-вторых, эта невысокая черноволосая сорокалетняя женщина с бледным лицом и зелеными потухшими глазками ужасно устала после такого долгого, кажущегося бесконечным рабочего дня. Она плелась по щебенке, еле переставляя ноги. Сейчас бы домой, под одеяло, с тарелкой горячего супа на прикроватном столике и бубнящим фоном теликом на стене напротив.

Но… Придется немного потерпеть.

Оля уже несколько раз откладывала и переносила визит к маме, так что теперь было бы совсем по-свински развернуться и пойти обратно, к остановке. Годовщина маминой смерти - в эту пятницу, а могилка наверняка по пояс заросла бурьяном. Кто еще приведет ее в порядок, если не единственная дочь, которую мамочка так нежно любила? Других родственников и близких у Оли не осталось.

Ну, а в-третьих…

Оля готова была поклясться, что кто-то за ней пристально наблюдает.

2. Тени.

Да, кладбище – не самое приятное на свете место.

Сколькими слезами, страданиями оно наполнено? Каким невыносимым отчаянием и тоской! Не прибавляют радости и невольно появляющиеся, стоит лишь шагнуть за ворота этого приюта мертвых, мысли о том, что все мы тут когда-то будем… Рано или поздно. Никто не знает, когда: сегодня ты пришел навестить любимого человека, а завтра уже и сам лежишь рядом, в двух метрах под поверхностью земли.

Однако не только эти мысли тревожили Олю. Мамина могила располагалась довольно далеко, у окраины кладбища, идти туда предстояло минут пятнадцать, не меньше. Сейчас, пройдя неспешным шагом лишь треть пути, женщина поняла, что дождь прекратился, а на деревья и могилы вокруг опустился легкий туман. Скорее даже марево.

И вот из этого марева в Олю стали вглядываться. Сначала она не обратила внимания. Шла устало, угнувшись, сосредоточившись на мыслях и воспоминаниях о маме, о дне похорон, когда она медленно двигалась по этой же самой дороге следом за обитым ярко-красным полотнищем гробом.

И вдруг она почувствовала откуда-то справа взгляд.

Обернулась. Принялась всматриваться в марево, дрожащее в воздухе и мешающее сосредоточиться на предметах вокруг.

Вон, там… Это такой ствол у дерева? Или… кто-то выглядывает из-за него?

Время было довольно сумрачное для осеннего дня, световой день был на излете, тучи на небе добавляли мрачности, и тут можно было каждую ветку принять за чей-то силуэт. За весь пройденный пока путь Оля не встретила ни единой живой души. Будний день, вечер, противная погода… Кто пойдет на кладбище в такое время? Бомжи? Хулиганы?

Оля прибавила шаг. Сходит, отделается и скорее назад, под одеяло, к супу и телику с Рен-ТВ!

В этот момент позади слева громко и сухо хрустнула ветка. Оля резко обернулась в ту сторону и краем глаза успела заметить мелькнувшую тень, которая мгновенно слилась с высокими кустами.

У Оли похолодело в груди. Она откинула капюшон, и принялась озираться вокруг. Взгляд выхватывал странной формы деревья, словно имевшие руки, рационально необъяснимые кочки между оград, похожие на согнувшиеся человеческие фигуры, трепещущие в безветрии кусты.

Господи, да что же это?

3. Звуки.

Оля зашагала быстрее, стараясь не смотреть по сторонам. Ей надо просто дойти до маминой могилы! А там… Там мама поможет! Если не физически, то хотя бы своим незримым присутствием.

В конце концов, у страха глаза велики. Ветерок, вороны, алкаши, марево это чертово – всегда есть логичное объяснение тому, что мерещится. Дома она еще со смехом вспомнит о том, как тряслись ее ноги при каждом шаге. Надо же быть такой дурой, чтобы на ночь глядя попереться на кладбище! Ха-ха! Точно как в тупом ужастике, которые Оля почему-то ненавидела всей душой.

Так, она идет уже довольно долго, значит, теперь недалеко.

Оля приняла левее, приблизилась к оградам, стала всматриваться в надписи на памятниках. Впереди должна быть развилка, на которой следовало свернуть вправо. А там два квартала, влево и второй участок в глубине… Мамин!

Но перед той развилкой, прямо возле центральной дорожки, находилась могила Олиной подруги, Насти Зайцевой, разбившейся позапрошлым летом с мужем. Настю похоронили с мамой. Это был ориентир: дойти до Насти и вправо!

Оля, изо всех сил пытающаяся не смотреть по сторонам и пропускать мимо ушей хрупкание и странные деревянные стуки слева и справа, все всматривалась - когда появятся два черных прямоугольника памятников со знакомыми именами и лицами.

Но ориентир все никак не появлялся. Оля ускорила шаг настолько, насколько могла. Вон? Нет. А там? Похоже, но нет. А это…? Не то, не то!

Да черт побери!

Зато теперь постороннее присутствие невозможно было не заметить. Как не странно, звуки раздавались и позади, и слева, и справа, а несколько раз даже впереди. Сквозь странное марево скользили бесформенные тени, отделялись от деревьев, чтобы прильнуть к другим деревьям. Воздух сгустился, внезапно сильно похолодало, и из Олиного рта стал вырываться частый парок сбивчивого дыхания.

За Олей словно шла стая… кого-то… Людей? Животных?

Возвращаться назад? Когда большая часть пути уже пройдена? Вот-вот Настюшкина могила! Тем более что позади – явная опасность.

Идти вперед? В неизвестность?

Дилемма…

Но Оля не останавливалась. Могилы Зайцевых все не было и не было, как и развилки, хотя по времени она уже давно должна была появиться. Несмотря на то, что Оля до рези в глазах всматривалась за ограды, на памятниках она не узнавала ни одной фамилии. Более того, сами памятники становились все более странными. Современные мраморные плиты в какой-то момент уступили место раскрошившимся надгробиям из прошлого века, с голубками и вензелями, с полустертыми надписями. Голощаповъ Николай, 1901-1912, Кологривый Кузьма Минеевич, 1896-1931, Сизых Прасковья и Ульяна, мать и дочь, р. 1888, р. 1904.

Что за черт? Оля ходила по центральной дорожке «старого» кладбища десятки раз, имена умерших на подсознании впечатывались в память и всплывали при повторном взгляде легко. Каргополов? Это у кривой осины. Напротив мусорки лежат братья Морозовы. Степанов – известный в городе врач. Бывший. А тут какие-то впервые увиденные Кологривый, Сизых и Гловощаповъ???

Олю внезапно осенила мысль. Трясущимися руками она судорожно достала из кармана куртки смартфон. Кому бы позвонить? Коллеге по работе? Что сказать? Забери с кладбища? Кому охота ехать в ночь ради коллеги по работе? Неудобно. В такси? Они подъедут к воротам, внутрь проезд запрещен, тут не развернешься. А если б Оля попала сейчас к воротам, ей и такси не нужно – там остановка маршрутки в десяти шагах…

Но даже вызов ненужного такси или звонок коллеге был невозможен. Сети не было. Ни одного деления.

Изо всех сил надеясь, что это временный технический сбой, Оля все же торопливо выбрала из списка недавних контактов «Сергей электрик», нажала на зеленую кнопку.

Не пошли даже гудки. В телефоне, с силой прижатом к уху, что-то шипело и тихо, пронзительно звенело, но никаких гудков слышно не было.

В отчаянии Оля сунула телефон обратно в карман, развернулась и побежала назад. Там, позади, как оказалось, туман сгустился сильнее, белесые клубы закручивались вокруг нее, стремительно летящей по дорожке.

Теперь в этом белесом мареве вокруг Оли заметались многочисленные тени, уже не прячась, не скрываясь: совсем крошечные, округлые, проворные, и здоровенные, неповоротливые, в пару человеческие ростов.

Треск, напоминающий звук ломающихся веток и валежника, заглушал всё вокруг, бил по ушам, давил на мозг, не пускал…

Не в силах совладать с охватившим ее диким ужасом, Оля уже не могла остановиться, летела как безумная – вперед, вперед, не разбирая дороги, прямо в белую с темными пятнами фигур муть. Куда угодно, лишь бы подальше от этой жути, от этих оглушительных звуков.

4. Глазницы.

Неизвестно, сколько бы еще Оля пробежала, если бы не споткнулась о крупный камень в щебенке, и не полетела лицом вниз, чудом избежав удара головой. Не имея сил вновь вскочить на ноги и припустить дальше, женщина сжалась, подтянула ноги к животу, обхватила руками голову, закрыла глаза и уши. Приготовилась к боли.

Так она пролежала несколько минут, которые показались ей часами.

Время шло, но боль не наступала.

Оля осторожно опустила руки. Ветер завывал в вершинах деревьев, которые, покачиваясь, тихо и ритмично поскрипывали. Других звуков уже не было. Да и туман, сгустившийся во время бегства, растворился. Женщина медленно, осторожно села, осмотрелась исподлобья. Она все еще на центральной дорожке между могил.

Стемнело. Однако тучи как-то незаметно разошлись, открыв на небе, прямо над кромкой деревьев, зрачок полной, непривычно желтой луны, которая теперь ярко освещала мрачный кладбищенский пейзаж.

Речи уже не шло о посещении маминой могилы. Вернуться бы к выходу…

Оля еще раз осмотрелась. В лунном свете неожиданно увидела знакомую надпись на могильном памятнике.

«Зайцева Анастасия, 1970-2022».

Оля шагнула ближе, вгляделась в портрет на мраморе. Настюшка, бывшая при жизни хохотушкой, и улыбавшаяся даже на памятнике, теперь выглядела странно. Губы искривлены в презрительной ухмылке, которая обнажила острые кончики редких зубов. Но страшнее было то, что на лицо ее упали странные тени, словно вместо глаз были пустые черные кружки. Оля подошла к оградке, сделала пару шагов в сторону, чтобы получше рассмотреть портрет.

Глаз у Насти не было! На их месте в мраморе были две выемки, совсем небольшие, но расположенные так, что глаза стали пустыми глазницами.

Это было жутко, и Оля отшатнулась. Машинально перевела взгляд на памятник рядом. На нее с похожей презрительно-злобной ухмылкой смотрела Настина мама, милая и приветливая при жизни женщина. У нее тоже не было глаз! Пустые глазницы в мраморе! Кто-то специально ковырял изображения умерших людей?

Оля отступила на дорогу, решительно двинула вперед. Если тут могилы Зайцевых, то впереди долгожданная развилка. Она почувствовала, что сейчас сильнее всего хочет оказаться у мамы, та поможет ей, придаст сил, развеет жуткий морок, который уже не казался глупым стечением обстоятельств.

Сейчас будет перекресток. Вот, вот, сейчас! Скоро. За той осинкой! Еще несколько шагов. Еще несколько.

Оля не узнавала кладбище. А хуже было то, что развилки всё не было и не было. В свете луны дорожка, по которой торопливо шла Оля, теперь напоминала трассу, уходящую куда-то в деревья и кусты, в бесконечность.

Хотя Оля старалась не рассматривать памятники вокруг, глаз невольно скользил по ним. Умершие люди следили за ней с надгробий пустыми глазницами и скривленными гримасами, словно презирая за то, что она живая.

5. Домик на кладбище.

Памятники стали попадаться все реже и реже, зато чаще на могилах стояли кресты. Настоящие, старинные, срубленные наспех, покосившиеся… Как в историческом кино.

На них висели портреты погребенных. У мужчин, женщин, стариков и детей вместо глаз были черные провалы. Такие же черные дыры были вместо ртов и носов. Бледные дети, старухи со спутанными волосами, молодые и зрелые мужчины жуткого вида… И чем дальше уходила Оля, тем старше и страшнее становились даты смерти на крестах: 1903, 1882, 1830, 1809…

Этого просто не могло быть!

Позади вновь хрустнула ветка, и Оля стремительно обернулась. Там, справа, возле одной из могил, с огромным, высотой и формой напоминавшим виселицу крестом, стояла странная фигура в черном. Прямая, худая и длинная как палка, похожая на древний языческий тотем, который Оля видела не раз на любимом Рен-ТВ.

Вместо лица у фигуры какое-то смутное смазанное пятно, постоянно ускользающее от внимания. Несмотря на это, Оля могла с уверенностью сказать, что фигура пристально на нее смотрит. Через несколько секунд взаимного рассматривания фигура медленно подняла руку и, все еще не сводя с Оли взгляда, указала куда-то вперед и в сторону.

Женщина машинально повернула голову.

Как она могла не заметить? Там, впереди, могилки заканчивались, а на открытом месте, прямо возле начинающегося дальше густого леса, стоял небольшой домик, выглядящий вполне современно, по-человечески. По нормальному!

Оля вернулась взглядом к длинной темной фигуре, но там было уже пусто, только ветер трепетал листья на ветках кривой березы.

Женщина из последних сил бросилась к домику, но за несколько шагов от крыльца остановилась.

Внутри кто-то громко разговаривал.

Ну, слава Богам, наконец-то люди!

Оля постучала в деревянную дверь и, не дожидаясь ответа, решительно шагнула за порог.

Внутри дом состоял из единственной, довольно просторной комнаты. Посреди нее стоял диван, на котором сидел мужчина средних лет, смотревший до этого телевизор на тумбочке перед собой. Телевизор показывал яркие картинки и говорил тем самым громким мужским закадровым голосом, который и услышала Оля перед домом.

В дальнем углу комнаты стояли в беспорядке инструменты: лопаты, вилы, грабли, лежали топор и пила, по полу была щедро, комьями, рассыпана черная мокрая земля.

В остальном это была обычная жилая комната, совмещенная с кухней и спальней: у дальней стены – разобранная кровать с разбросанными небрежно подушками и смятым одеялом, слева от входной двери – газовая плита, мойка, холодильник. А еще шкафы – платяной и книжный, зеркало в половину человеческого роста, ковер перед диваном, стулья.

Впрочем, все это Оля увидела уже потом. Первым делом она стремительно и порывисто шагнула к мужчине на диване, который удивленно повернулся в ее сторону и теперь напряженно рассматривал дрожащую, как осиновый лист, гостью.

- З…здрассте… - только сейчас Оля почувствовала, что мышцы ее рта свела судорога, а зубы выстукивали дробь. – Я тут… Вот… Здрассте… Вы мне поможете?

- Женщина, - улыбнулся мужчина, вставая и осторожно приближаясь к Оле. – Успокойтесь! За вами что, покойники гнались?

Оля неожиданно почувствовала, как ее щеку защекотала слезинка, следом - еще, одновременно - из другого глаза… Затем она заплакала, негромко и стыдливо, прикрыв лицо дрожащими грязными ладонями.

Мужчина придвинул Оле стул, взял за плечи, мягко усадил. Оля угнулась и принялась плакать, периодически шмыгая носом. Говорить она не могла.

- Тихо, тихо… - мужчина стоял рядом и гладил Олю по голове, - плакать нормально. Поплачьте, поплачьте…

6. Копач.

Впрочем, плакала Оля недолго. Все-таки она была скорее человеком рациональным, чем эмоциональным.

Она достала платок из кармана куртки, промокнула опухшие глаза, стыдливо подняла голову и искоса взглянула на стоявшего возле нее мужчину.

Внешне он был приятен: довольно высок, черная шевелюра и густая борода, многочисленные морщинки вокруг глубоко посаженных глаз. Одет он был в очень грязные, явно рабочие джинсы и толстый мешковатый свитер, закрывающий горло.

- Вы мне поможете? – спросила Оля, застенчиво улыбнувшись.

- Конечно, - энергично кивнул тот. – Нечасто у меня появляются такие симпатичные женщины!

- Что вы… - смутилась Оля. - Но… Но я вас… домик ваш… никогда не видела!

Она озадаченно огляделась, снова подняла голову на улыбающегося бородача:

– Вы… простите… кто?

Мужчина вернулся к телевизору, сделал звук тише, на ходу спросил:

- А вы что, так хорошо знаете это кладбище?

- Нуу… - смутилась Оля, - не настолько, конечно. Я к маме теперь регулярно хожу. Она ближе к окраине…

- К окраине, - медленно повторил мужчина, усмехнулся и направился к газовой плите. Кружкой набрал в древний жестяной чайник воды из огромного желтого ведра, не спеша зажег длинной спичкой газ, поставил чайник на огонь, стал доставать кружки, банки с травами, готовить чай. Наконец, снова спросил: - А за окраину ходили?

- Нет… - растерялась Оля. – Там вроде поля. Мама почти в самом конце…

- Ну вот, - поучительно сообщил мужчина, - я так и думал. Теперь туда никто не ходит. Некому. Все скорбящие по древним предкам сами стали предками и ложатся всё ближе к входу. А изначальных предков не помнит совсем никто. Как и вы, Оля. Только вон, - он кивнул на телевизор, - ученые всё копаются, правду ищут…

- А вы…? – Оля неожиданно насторожилась. Откуда мужчина знает ее имя?

- Я смотритель, - объяснил мужчина. – Главный Копач. Я тут всё знаю. Каждую могилку. И вашей мамы знаю, и кто к кому ходит. На самом деле ходят немного. Большинство покойников забыто.

- Ааа… - протянула Оля, не зная, что сказать.

Чайник пронзительно засвистел. Женщина немного успокоилась, ей стало даже уютно, так тепло, спокойно. Уходить в опустившуюся за окно ночь ужасно не хотелось. И все же она спросила:

- А как мне выйти к остановке? Похоже, я зашла слишком далеко, и… Заблудилась...

- Заблудилась? - мужчина протянул ей кружку, из которой густо валил ароматный пар заваривающегося чая. Сел напротив. – Сомневаюсь. Чего там блудить-то? Дорога от ворот прямая. Идете до могилы Зайцевых, там развилка, направо, два квартала и чуть вглубь… Но вы пошли сразу ко мне. Так что всё правильно… А к остановке… Я, хотя дорогу и знаю, но в ночь туда не пойду. Мне и тут хорошо…

- Но… как мне быть? – растерялась Оля. – Вы же обещали… помочь…

Копач пожал плечами и громко отхлебнул чай:

- Побудете у меня…

- Может, у вас есть связь? – жалостливо спросила Оля. Выходить в ночь не хотелось, но и оставаться здесь неожиданно расхотелось. Этот мужчина начал казаться ей странным. - Мой смартфон что-то…

- Зачем мне связь? – перебил ее мужчина, – кому надо, меня сам находит. И если мне кто надобен – я знаю, как человека найти.

Оле стало неуютно, она отставила кружку, встала со стула, пока не решаясь двинуться к двери. Однако Копач тоже встал, подошел к инструментам, взял лопату и, не глядя на гостью, растерянно стоявшей посреди комнаты, пробормотал:

- Мне тут… Доделать надо… Я через пару минут…

И вышел в ночь.

Олю охватило беспокойство. Странный Копач теперь пугал ее не меньше призраков на кладбище. Говорит непонятно и многозначительно, помогать не хочет, хотя всё вокруг знает, теперь вот ночью с лопатой куда-то поперся… Надо бы поискать что-нибудь… полезное… А вдруг… Хоть нож какой-нибудь, что ли?

В шкафчиках над плитой отсутствовали не только ножи, но и посуда, кастрюли или сковороды, даже элементарные ложки и вилки.

Холодильник оказался абсолютно пуст. Он даже не морозил.

В платяном шкафу было так же пусто, как в холодильнике, только еще и пыльно.

На полках с книгами стояли деревянные кирпичики с нарисованными обложками, а безделушки на полках и картинки в рамочках были страшно древними.

Теперь Оля явственно чувствовала запах плесени, который с каждой секундой распространялся все сильнее и сильнее. Вода в ведре оказалась мутной и затхлой. Вместо трав в успевшей остыть кружке обнаружились то ли водоросли, то ли тина.

Правда, телевизор был настоящий. Только он показывал один и тот же отрывок из какой-то передачи.

«…Кроме перечисленных, в мифологии северных праславян существовало божество женского рода, именовавшееся не иначе, как Мать-Сыра Земля. Прежнее ошибочное толкование исследователей фольклора и антропологов…»

На экране показывали кладбище, камера двигалась между могил, приближая и отдаляя кресты и надгробия. В какой-то момент изображение приблизилось к очередному памятнику, и Оля с ужасом узнала в глубине мраморного прямоугольника свое фото.

И свое имя.

7. Могила.

Оля в ужасе отшатнулась, вскрикнула, кинулась к двери.

Та резко распахнулась.

На пороге стоял Копач. На лице его блуждала улыбка, которая теперь выглядела зловеще.

А еще вместо глаз у него были пустые черные глазницы.

В крепкой костлявой руке Копач сжимал черенок лопаты, с которой на пол лениво, словно нехотя, шмякались комья жирной влажной грязи.

За спиной Копача Луна освещала длинную черную фигуру. Ту самую, что Оля видела у странного креста.

- Я всё доделал, - голос Копача дрожал от восторга и радости, как натянутая тетива. – Пора!

Он шагнул к Оле.

Та завизжала, бросилась на вошедшего с кулаками. Но силы были неравными. Копач свободной рукой схватил бьющуюся в истерике женщину за предплечье, и, не обращая внимания на сопротивление жертвы, поволок на улицу.

Стоявшая поодаль черная фигура наблюдала, но не шевелилась.

- Нет! Нет!! Неееет!!! – закричала Оля. – Пусти! Пустиииии!!!

Копач, не останавливаясь, игнорируя Олины крики и трепыхания, стремительно потащил Олю к чаще за домиком.

Она не успела опомниться, как оказалась на поляне, окруженной со всех сторон деревьями. В ужасе заметила в траве прямоугольник могилы и пирамиду выкопанной земли.

Копач с нечеловеческой силой толкнул женщину, та покатилась кубарем, но быстро вскочила на ноги и устремилась в противоположную сторону, в лес, под деревья, под спасительные ветви, в темноту, где ее не найдут.

Копач, не пытаясь преследовать жертву, громко захохотал.

Оля почти успела добежать до кромки, когда навстречу ей из мрака чащи вышел человек. Он был в полуистлевшей одежде, в которую одевают покойника. Глаз у него не было, но он смотрел на Олю.

Рядом с первым из деревьев шагнул второй. Третий, четвертый…

Покойники выходили и выходили из леса на край поляны, останавливались и оборачивали голову в сторону Оли, бесстрастно разглядывая ее пустыми глазницами черепов. Они были повсюду. Пробиться сквозь них было невозможно.

А затем раздался треск деревьев, громкий настолько, что Оля судорожно заткнула уши и повалилась спиной в мокрую траву.

Взгляд ее окаменело уперся в поднимающуюся над деревьями циклопическую фигуру, уходящую в покрытое яркими звездами небо.

Богиня имела ноги, руки, голову, но это было единственное, чем она напоминала человека. Тело ее состояло из переплетенных деревьев, кустов, веток, валежника, мха, травы, цветов и камней… Всё это густо скрепляла черная земля, блестевшая в лунном свете. Человеческих глаз у нее не было, но она наклонилась вниз и уставилась на онемевшую Олю.

Звук, напоминающий гудение гигантского самолетного двигателя, пронесся над головой жертвы.

М-М-М-М!

Волосы Оли зашевелились, от звука и от непрекращающегося ужаса.

- Довольна! Мать довольна! – звонко вскричал Копач и бросился к лежащей на земле жертве. – Принимает! Она принимает!

Покойники, окружающие поляну, тоже одобрительно загудели, задвигались. Ужасающие, кажущиеся нереальными звуки заполнили всю Вселенную вокруг женщины, у которой не было сил даже пошевелиться.

Копач схватил лежащую в оцепенении Олю, рывком поднял на ноги, но лишь для того, чтобы изо всех сил толкнуть в могилу.

Ей казалось, что летела она на дно бесконечно долго. На самом же деле Оля ударилась о мягкое дно могилы всего через секунду.

Звуки снаружи приглушились, вместо них в лицо ударила горсть сырой земли.

Еще одна горсть, еще и еще…

Потом звуки окончательно стихли.