Мечта

Кафе «У Последнего Порога» не значилось ни в одном путеводителе. Оно находилось в серой зоне, в переулке, который на картах обозначался как «проезд несуществующий». Сюда не заходили случайные прохожие. Сюда попадали.

Меня зовут Артур, и я здесь официант. Моя униформа — это идеально выглаженный фрак, от которого слегка пахнет нафталином и слабым, почти выветрившимся, запахом серы. Моя улыбка — это натренированный до автоматизма оскал, не доходящий до глаз. Моя работа – это обслуживать клиентов нашего кафе.

Сегодняшний вечер был точно таким же, как и все предыдущие. В зале, украшенном картинами несравненного Босха, сидели самые разные клиенты. В углу деловито потягивала что-то розовое и пузырящееся дама с шеей, неестественно вытянутой, как у жирафа. За соседним столиком три господина в деловых костюмах, но с козлиными копытами вместо ног, оживлённо обсуждали слияние адов.

Ко мне подошёл новый посетитель. Выглядел он… нормально. Слишком нормально. Обычное лицо, обычные дрожащие руки. Видимо, новичок.

- Простите, - прошептал он, - я, кажется, ошибся дверью.

- Никто никогда не ошибается дверью, сэр! - ответил я своим поставленным, безжизненным голосом. - Позвольте предложить вам наше меню.

Он с опаской взял в руки кожаную папку. Замок на ней был в виде стилизованного звериного клыка. А кожа была с татуировкой «Не забуду ма…». Остальное нужно было читать с обратной стороны. Но клиент даже не обратил на это внимания. Жаль. Я так гордился именно этой папкой, сделанной из одного клиента… Но, впрочем, прочь воспоминания. Замок на папке щёлкнул, и меню раскрылось.

Я наблюдал, как по его лицу ползёт смертельная бледность. Он читал:

Закуски:

«Сальтисон из языков болтливых грешников»,

«Холодец из застывших слёз»,

«Жаркое из рёбрышек, томлённое на углях самобичевания».

Напитки:

«Экстракт чистой зависти»,

«Дистиллят безысходности»,

«Коктейль „Вспомни всё“ со льдом из забытых обещаний».

- Я… я не голоден… - тихо промолвил он.

- Голод не имеет к этому никакого отношения, сэр! - вежливо парировал я. - Это вопрос насыщения. Или искупления. Разделить эти понятия здесь не всегда просто.

В этот момент из кухни донёсся оглушительный рёв, смешанный с металлическим лязгом и приятным ароматом подгоревшей плоти. Посетитель вздрогнул.

- Что у вас сегодня на специальное предложение? - раздался приятный бархатный голос. Это была та самая дама с длинной шеей. Она игриво обвивала ею ножку своего стула.

- Сегодня, мадам, шеф рекомендует «Беспокойный пудинг». Готовится из спинного мозга паникёра, взбивается с сахаром иллюзорных надежд и подаётся с карамелизированными осколками собственного достоинства. – пришлось мне ответить клиентке, на время покинув задумавшегося посетителя.

- Восхитительно! - просипела она, игриво подмигивая. - Я беру. И к нему - бокал «Забвения». Обязательно с моей любимой «Розой последней страсти». Только, прошу, бокал не дистиллированного, а выдержанного в дубовых бочках из-под разочарования.

- Прекрасный выбор, мадам.

Я повернулся к новичку. Он смотрел на меня с немым ужасом.

- Я… мне тоже это… - пробормотал он, тыча пальцем в меню. - И воды. Обычной воды.

- Воды желаний неисполненных? Или, может быть, воды из реки Леты? - уточнил я.

- Просто воды! Из-под крана!

- Как пожелаете, сэр. Из-под крана с ржавчиной вечных сожалений или кристально чистой, но с примесью осознания тщетности бытия? Кстати, как мне обращаться к вам?

Он просто закрыл лицо руками. И тихо представился:

- Бафомет. Я у вас впервые. Мне бы вот это блюдо - «Козлиная нога, запеченная в проклятиях» с гарниром из «Черных роз, выращенных на слезах». И можно вас попросить, чтобы было много дыма.

Я отнёс заказы на кухню. Шеф, массивное существо с головой быка и руками-молотами, что-то неистово толок в ступе, из которой доносились приглушённые стоны.

- Один «Беспокойный» и один «Новичок-стандарт из козлиной ноги». - сказал я.

Шеф хрипло усмехнулся:

- О да. «Суповой набор грешника» для новичка. С гренками из чёрствой гордыни. Люблю новичков.

Я кивнул и вышел, пока шеф не начал рассказывать очередную похабную шутку про инквизиторов и ведьм, которых не сразу возводили на костёр.

Разнося заказы, я наблюдал за клиентами. Они ели. Ели с аппетитом, с удовольствием. Деловая троица с копытами смаковала «Филе офиса с гарниром из сплетен», дама с шеей томно закрывала глаза, пробуя пудинг, из которого на тарелке доносился тихий плач. Вишенка на пудинге мелко дрожала. Все они были счастливы. Они получали то, что заслуживали. То, что было гармонично их сущности.

А я стоял с подносом у служебной двери и грустил.

Это была не та грусть, которую можно было бы заказать в нашем меню. Она была тихой, светлой и совершенно неуместной в этом месте. Она приходила ко мне в перерывах, между подачей «Ассорти из проваленных проектов» и «Мусса из растоптанных мечтаний».

Я мечтал о тортике.

Не о том, что подавали у нас - «Торт „Наполеон“ из слоёв чужого успеха с кремом из злорадства». Нет. Я видел его однажды. Во сне. Или это было не во сне? Смутное воспоминание из какой-то другой, нездешней жизни.

Он был маленьким, круглым, бисквитным. Покрытым белоснежным масляным кремом. И сверху, в самом центре, лежала одна-единственная долька засахарившегося лимона. Ярко-желтая, почти глянцевая от карамели. Она была символом чего-то простого, невинного и безвозвратно утраченного. Радости без подвоха. Сладости без послевкусия пепла.

- Официант! - позвал один из козлоногих господ. - Мой «Дижестив из переваренной совести» подгорел. Принесите другой.

- Сию минуту, сэр.

Я вернулся на кухню. Шеф, ругаясь, швырнул в огонь новую порцию. Пламя взвыло от восторга. Стоны усилились.

Выглянув в зал, я увидел, что новичок медленно ел свой «Суповой набор из козлиной ноги». Вокруг столика клубился дым. Пахло серой. Он ел, и по его лицу текли слёзы, но он не мог остановиться. Суп, густой и мутный, будто впитывал в себя всю его жизненную силу. Гренки хрустели, как кости.

- Всё в порядке, сэр? - автоматически спросил я.

- Он… он напоминает мне столовую в моём офисе. - рыдая, ответил он. - Тот же вкус безысходности.

- Шеф будет рад, что вы оценили аутентичность. - сказал я и отошёл.

Вечер подходил к концу. Клиенты, насытившись, медленно расходились, оставляя на столах пустые тарелки и щедрые чаевые - монетки из сплава тоски и одиночества. Дама с длинной шеей, слегка пошатываясь, выплыла за дверь. Её шея обвилась вокруг уличного фонаря, и она что-то нежно ему напевала, размахивая «Розой последней страсти», видимо намекая на что-то.

Новичок всё ещё задумчиво разглядывал что-то в тарелке. Рядом освободился предпоследний занятый столик. Там лежала недоеденная порция «Фарша из нерешительности». Я смотрел на этот комок серой массы и снова подумал о том тортике. О лимонной дольке.

Может быть, она была кислой? Может быть, крем был слишком приторным? Но какая разница. Это был выбор. Простой выбор между «вкусно» и «не очень». А не между «мучительно, но знакомо» и «ещё мучительнее и незнакомо».

Я зашёл в подсобку, сел на ящик с запасом «Слёз луковичных, но искренних» и закрыл глаза. Тщетно пытался удержать в памяти тот образ: солнечный свет, а не адское зарево, настоящий, тёплый свет, падающий на белую глазурь и лимонную дольку.

За дверью послышался голос шефа:

- Артур! Кончился «Экстракт банального зла». Сбегай в погреб!

- Иду… - ответил я, срываясь с ящика.

Я шёл по холодному каменному коридору, и в голове у меня звучал один и тот же вопрос, жужжащий, как муха в липкой ловушке. Где же тот мир, в котором пекут такие тортики? И самый главный, самый адский вопрос: был ли я там когда-нибудь на самом деле? Или торт с лимонной долькой — это и есть самая изощрённая пытка, специально для меня придуманная? Надежда, которую нельзя осуществить, но и забыть о которой невозможно.

Я открыл тяжёлую дверь в погреб. Оттуда пахло могильным холодом и бесконечностью. Вздохнув, шагнул внутрь. Мне нужно было найти банку с экстрактом. А потом снять свой фрак, свою улыбку и заняться новичком. Ведь кафе «У Последнего Порога» работало вечно. А официант Артур был его частью. И ему было вменено в обязанность пополнять запасы для изысканных мясных блюд. Да и шеф-повар не поймёт, если новичок сможет просто так выйти из кафе. Даже если его зовут Бафомет.