Сумерки ещё не опустились, но лес уже дышал прохладой.
Пятеро друзей — трое парней и две девушки — раскинули плед у костра. Шумели пакетами, доставали пластиковые контейнеры, спорили, кто будет жарить сосиски.
— Ты только не поджарь до угля, как в прошлый раз, — засмеялась Аня и оттолкнула плечом Илью.
— Зато бактерий никаких, — парировал он, водружая шампур над костром.
Смех звучал громко и чуть фальшиво, но ребята сами этого не замечали.
В бутылке тихо щёлкал газ, над огнём потрескивали ветки.
Они говорили обо всём сразу: об универе, о тупых экзаменах, о том, что кто-то видел кабана в соседней деревне.
— Медведей тут точно нет, — сказал Дамир с видом знатока. — Их в этих краях лет двадцать как выбили.
— Да-да, расскажи это новостям, — усмехнулась Вика и ткнула телефоном: в ленте висела статья «Охотники снова видели следы в районе Чащи».
— Ерунда, — отмахнулся он. — Не пугай девчонок.
Костёр освещал только круг вокруг них, дальше начиналась темнота. Лес будто слушал.
Костёр осел тише, над углями поднимался сладковатый дым. От круга света до ближайших стволов — шагов десять, дальше начиналась плотная тёмная чаща.
— Слышали? — Вика подняла голову. Где-то правее хрустнула сухая ветка, коротко и тяжело, не как у птицы.
— Лось, — уверенно сказал Дамир, но взгляд у него неуверенно скользнул к темноте. — Или кабан. Они так ломают.
— Так ломает только тяжёлое, — пробормотал Илья и всё-таки прибавил жар костру.
Аня сходила за валежником к кромке леса и замерла:
— Идите сюда.
На влажной земле — отпечатки. Крупные, расплющенные, с явными подушечками и дугой когтей. Рядом — вывернутый муравейник, земля свежая, липкая; на сосне выше человеческого роста — четыре борозды, как ножом, только шире.
— Следы старые, — попытался отмахнуться Дамир. — Дождём смыло, видите?
— Дождя не было неделю, — сказала Аня. Голос вдруг стал сухим.
С опушки тянул встречный ветер — запах шёл прямо на них: кислая мокрая шерсть и привкус железа. Лес не шуршал; за границей света звуки будто приглушило. Где-то в глубине ещё раз коротко лопнула ветка. Потом — низкий, тяжёлый выдох, будто кто-то принюхался и снова растворился в темноте.
— Ладно, — сказал Илья, — давайте сидеть ближе к огню. Ничего умнее всё равно не придумаем.
— И не расходиться, — добавила Вика и машинально потушила экран телефона, чтобы не светить.
Они вернулись к кругу света. Машина осталась у просеки в километре. Связь прыгала: одно деление и пусто. За спинами темнота подступила на шаг ближе, но костёр этого не заметил.
Огонь подсел, на углях зашипел жир. Илья потянулся к связке хвороста — её оказалось меньше, чем думали.
— Дрова тают, ещё подкинуть бы, — сказал он.
— Я мигом к кромке, — отозвался Саша. — Две минуты.
— Я же сказал: не расходиться… — Илья не успел договорить: Саша уже шагнул в темноту, сгорбившись, чтобы обойти кусты.
Костёр отозвался новой порцией искр. Тишина стала плотнее, тени между стволами набухли. Сначала раздался обычный для сумерек шорох, потом — тяжёлый, как будто кто-то поставил ногу туда, где пусто, и земля приняла вес.
— Саша? — Аня поднялась. — Ты где?
Ответа не было. Только короткое фырк — низко, глухо, совсем близко.
Звук удара не был громким. Хлук — мягко, глухо, как когда валится сырое бревно. Кусты вздрогнули, и в полосе полутени показалась масса — не пятно, а форма: плечи выше человеческих, тяжёлая холка, широкая морда. В воздухе тут же потяжелел запах мокрой шерсти и железа — встречный ветер гнал его прямо к ним и уносил их запах в чащу.
— К огню! — выдохнул Илья, схватив длинную головёшку.
Саша даже не успел закричать как следует. Полувыкрик сорвался, когда туша качнулась вперёд. Рывок — короткий, без рева. Земля всхлипнула. Лапа, широкая, как лопата, описала дугу.
Вика закричала резким, чужим голосом. Дамир замёл у ног горящие ветки и швырнул их в темноту. Искры брызнули; одна легла на шкуру — зверь коротко хрюкнул из груди, не испуганно, раздражённо, будто отмахнулся от комара. Он поднял голову, и в отблеске стали видны глаза: без злобы — оценивающие. Саша уже был у земли, сложенный, как будто его переломили в талии. Одной лапой зверь держал его за куртку у лопатки; ткань трещала, нитки пилили воздух.
— Назад! — Илья пошёл вперёд с горящей палкой на шаг, на полшага. Медведь повернул морду, глянул мимо — сквозь — и сделал половину шага навстречу, даже не ускоряясь. Илья отступил, огонь дрогнул.
Аня выдернула из костра толстую головню голыми руками, пальцы зашипели — и всё равно швырнула. Горящая деревяшка ударила зверя по плечу; запахло палёной шерстью. Медведь качнул головой и, словно приняв решение, потянул Сашу назад, в кусты. Шорох был не громким, но тяжёлым, будто тащили мешок зерна. В мху легла тёмная полоса, сразу мокрая.
— Саша! — Вика рванулась, Илья удержал за локоть.
— Нельзя! — прохрипел он. — К огню! Держимся вместе!
Чаща сомкнулась, но зверь ушёл неглубоко. За границей света шуршало — метрах в пятнадцати. Пару секунд слышно было, как он переставляет что-то тяжёлое, потом — тишина. Встречный ветер всё так же нёс к ним кислую мокрую шерсть.
— Он вернётся, — глухо сказал Илья. — Подбросьте. Сделайте огонь выше.
Связь на телефоне у Вики мигнула одним делением и погасла. Костёр треснул, выпустил столб искр. За пределом света на миг очертилась спина зверя — выше человеческой грудной клетки, с провалом к крупу, — и растворилась снова.
— Машина — на просеке, примерно километр, — сухо сказала Аня. — Если вместе, успеем.
— Если он не пойдёт рядом, — выдохнул Дамир. В голосе был песок.
Тишина держалась у самой границы света.
Илья поднял ещё один горящий сук, второй сунул Ане. Вика достала из рюкзака свисток — пустяк, но зажала зубами. Они встали вплотную к огню, так близко, что жар сушил губы. Темнота отступала на метр и возвращалась.
— По моей команде, — сказал Илья. — Медленно. К просеке. Не бежим. Не орём. Не смотреть по сторонам. Если выйдет — швыряете в морду. Поняли?
Справа, совсем близко, тресь — будто подошва переломила сухую кору. Потом — низкое «уф» из груди. И снова тишина.
— Сейчас, — шёпотом сказал Илья. — Раз… два…
Третий счёт утонул в звуке, от которого у всех одновременно слепанулись глаза: короткий, резкий вдох, словно кто-то втянул их запах полной грудью через холодный фильтр.
— Три, — сказал Илья. — Пошли.
Они двинулись плотной связкой, по одному, держась за пылающие сучья как за поручни. Жар сушил лицам кожу; за спинами темнота шла рядом, как вода у борта.
Первые двадцать метров дались легко: под ногами ровная хвоя, кусты обходились, костёр позади ещё плевался искрами. Затем пошёл бурелом: выворотни, валежник, ямки от старых корней. Свисток у Вики тихо звякнул о зубы — она не заметила.
— Ровнее, — шепнул Илья. — Держим линию.
Справа что-то сопроводило их — не звук, а масса, идущая параллельно. Иногда слышно было, как по шкуре скользят ветки, как тяжёлая туша касается ствола и ствол отвечает глухим «бух». Встречный ветер всё ещё был у них в лицо — они знали, что зверь знает, где они.
— Просека — через лощину, — сказала Аня. — Снизу правее, потом вверх.
— По низине не задерживаться, — сказал Илья. — Там мягко — ноги тонут.
Они спустились. Мох стал губчатым, под пяткой плывало. Вика зацепилась кроссовком за корень и резко присела — огонь в её руке качнулся. Дамир поддержал, но в тот же миг справа шваркнуло — сухая ель отдала веткой по тюку воздуха, и из темноты выскочило плечо. Туша не бросилась — подрезала дугой, как пастух перегораживает путь.
— Назад-назад! — Илья встал между, вынося горящее.
Медведь остановился в двух шагах. Видно было только морду и плечо, остальное забирала тень. Он втянул воздух — коротко, с присвистом, — и шагнул параллельно, срезая траекторию к склону. Пахнуло тёплой прелой шерстью и сладким железом.
— Он гонит книзу, — сказала Аня. — Не даёт выйти на сухое.
— Слева в обход, — решил Илья. — Лестницей, по стволам. Не прыгать.
Они полезли через бурелом, как по сломанной лестнице. Пламя лизало кору, уголёк упал на мох и зашипел. Вика впервые тихо свистнула — тонко, почти детски. Ответом было то же фырк, только ближе, будто над ухом.
Дамир сорвался. Не выдержал. Метнул горящую палку в темноту и побежал вверх — вслепую, с шумом, ломая ветки, как олень.
— Стоять! — Илья рванулся, но поздно.
Массой — без крика — из кустов вылетел удар. Не прыжок, а подкат: зверь вышел фронтом и плечом снёс его на бедре. Хрустнуло, как мокрое дерево. Дамир упал на бок, выдышал воздух, ртом хватая тьму. Медведь даже не рычал. Он просто прижал его грудью к земле, как прижимают улетающую бумагу, и тихо, деловито переступил лапами, смещаясь так, чтобы вес лёг правильней.
— В морду! — Илья швырнул головню. Аня — следом. Огонь ударил по щеке зверя, шкваркнул. Тот качнул головой, сипло рыкнул из горла — не вопль, а короткий звук, — и потащил Дамира в сторону, как Сашу: быстро, низко, зигзагом между стволов. В мху осталась вдавленная борозда.
— Вперёд! — Илья почти не дышал. — Впереди светлее. Не оглядываться!
Они выбрались из лощины на более жёсткую землю. Хвоя снова стала пружинить. Между стволами мелькнул бледный прямоугольник — будто полоска неба.
— Просека, — сказала Аня. — Сотня метров.
Справа пошёл боковой шум — зверь шёл на равных, не ускоряясь. Как будто экономил силы.
— Держим темп, — шептал Илья. — Не бежать.
Вика не выдержала и всё-таки побежала последние десять метров — коротко, рывком. Илья сжал зубы, но не крикнул: звук — магнит.
Они вышли на просеку — узкую полосу между стенами леса. Здесь свет было легче собирать: небо серело. За линией кустов темнота стояла плотным, ровным занавесом.
— Машина — правее, — сказала Аня. — Минуты две.
Слева, по кромке просеки, что-то шло рядом — как тень машины на соседней полосе. Видеть не получалось, но шаги землика отдавались в подошвах. Медведь не бросался — вел.
— Ещё чуть-чуть, — сказал Илья. — Держим строй.
Свисток у Вики дрогнул между зубов. Ветер сменился — потянул в спину. Это было плохо: их запах ушёл вперёд.
Из кустов слева прозвучал короткий, чистый звук — как если бы кто-то щёлкнул языком. А потом — тишина, такая ровная, будто мир задержал дыхание.
— Не бег… — начал Илья.
В просеке, метрах в тридцати, мигнул красный огонёк — как отражённый стоп-сигнал. На миг всем показалось, что это их машина. А затем огонёк погас — просто капля на травинке поймала огонь их палок и отпустила.
— Идём, — сказал Илья. — Без фальстартов.
Слева разом смялись кусты. Зверь вывалился на просеку не стремительно, а плотно, как падает тяжёлый рюкзак: раз — и он уже здесь. Он шёл поперёк, перегораживая им путь к машине, как будто ставил шлагбаум.
— В морду, — тихо сказал Илья. — Сейчас.
Горящие головни пошли дугой. Одна шлёпнулась в траву, вторая чиркнула по щеке зверя и опала у лап. Медведь повёл головой, прикрыл глаз, короткий, презрительный выдох — как от комара. Этого хватило: на секунду открылся просвет.
— Вправо! — Илья толкнул Аню и Вику.
Они рванули вдоль кромки, почти касаясь кустов плечом. Под ногами зашуршала сухая трава, подошвы слетали с кочек. Слева, в тени, параллельно шёл боковой шум — тяжёлая масса снимала угол, не ускоряясь.
— Ещё чуть-чуть! — выдохнула Аня. — Видишь? — Вика кивнула: между стволами блеснули стекло и крыша. Их машина.
Илья остался на полшага сзади, прикрывая. Ключи у него звякнули в кармане — он рывком выдернул связку, глянул вперёд и бросил.
— Держи!
Металл сверкнул в тусклом свете и упал не в ладони, а в траву, ударившись о камень. Аня на ходу сбилась, нырнула вниз, нащупывая железо пальцами, обожженными от головни. Холодный пластик, кнопка под большим пальцем — бип. В темноте мигнули аварийки, тихо пискнули замки. Звук был коротким, чистым — и очень живым.
Медведь поднял голову. Повернул туда, где вспыхнули огни. И пошёл — не броском, а напором, чуть наискось, срезая им траекторию.
— Беги! — Илья шагнул навстречу и ударил огнём по воздуху, как саблей. — Беги!
Аня уже была у машины. Она ткнула кнопкой ещё раз — бип — и рванула ручку. Дверь поддалась. Вика практически влетела внутрь, ухнула на заднее сиденье, свернувшись, как ребёнок. Аня держала дверь, плечо в проём, и на секунду ей показалось, что успела.
Слева от кузова смялись кусты, тень двинулась ближе — и плечо зверя вошло в проём вместе с тенью. Удар был не громким. Дверь вдавило в Аню, металл пискнул и укусил по пальцам. Её развернуло, ключи выпали, повиснув на ремешке, и качнулись, ударившись о порог. Вика вскрикнула тонко, но звук застрял в сиденьях.
Илья успел только шагнуть к крылу — медведь полоснул лапой по кромке двери, как лопатой, и закрыл её обратно, прижав Аню к стойке. Воздух вылетел из неё вместе с звуком, которого не услышали. Зверь сделал ещё полшага, упёрся грудью, втянул коротко и повёл головой, смещая вес так, чтобы было правильно. Кузов сел на пружины.
Вика дернула внутреннюю ручку — дверь с её стороны дёрнулась и застыла: центральный замок щёлкнул, но перекос прижал металл. Она лихорадочно нажала кнопку ещё раз — мигнули аварийки — и увидела, как на панели вспыхнули лампы. Мир за стеклом был близко, как аквариум.
— Назад! — прохрипел Илья. Он обошёл носом, ударил палкой по фаре. Стекло треснуло с сухим «цак». Медведь повернул морду, не отпуская веса, и шагнул вдоль борта, срезая ещё сантиметры между Аней и железом. Он не торопился.
Аня попыталась вывернуть бедро, плечо скользнуло, ладонь нашла ручку — бесполезно: дверь стала тяжелее её тела. Она всё равно тянула, потому что иначе была только тьма. На секунду ей показалось, что кузов дрогнул в обратную сторону — но это Илья ударил сильнее, чем мог, и палка сломалась пополам.
Зверь коротко втянул воздух, как через фильтр, и отпустил. Не дверь — её. Вес ушёл, тело на миг стало лёгким. Вика дёрнула Аню внутрь, пальцы соскользнули — кожа была мокрой. Аня успела увидеть близко-близко: ткань сиденья, белую нитку из шва, собственное запястье, ободранное до розового. И темноту, которая двинулась снова — уже справа, от заднего крыла.
— Закрывай! — крикнул Илья.
Вика тянула дверь изнутри обеими руками. Замок щёлкнул. Дверь поехала. На сантиметр. На два. На три.
Медведь вошёл плечом в щель и толкнул, как плечом толкают тяжёлую дверь подъезда. Всё, что было внутри, качнулось. Ремешок с ключами соскочил с порога и упал в траву — тихо, как падает ложка на ковёр. Аня успела подумать только одно: почти.
Звук был коротким и очень простым — хлук. Как и раньше, когда валится сырое бревно.
Потом стало тихо.
Илья отступил от крыла, держа обугленную палку, которой уже нельзя было жечь, только махать.
— Лежи, — сказал он Вике. — Не шевелись. Сейчас я… ключи…
Ремешок с ключами лежал в траве у порога, совсем рядом, но будто в другой комнате. Илья опустился на колено, нащупал холодный пластик и поднял связку. В этот момент ветер снова переменился — дунул в просеку, от машины к лесу. Плохой ветер для людей: он понёс их запах к зверю.
Медведь стоял метрах в десяти, вровень с линией кустов. Он не бросался. Просто шёл, как идут туда, где лежит еда. Илья поднял руку с ключами и щёлкнул — мигнули аварийки. Зверь поднял голову и свернул чуть влево, срезая угол.
— Заводи! — крикнул Илья и метнулся к водительской двери.
Замок щёлкнул. Илья влетел внутрь, ключ нашёл замок с третьего раза. Стартер скребанул вхолостую — глухо, лениво, будто в холод. Второй раз. Третий. Панель моргнула и потухла. Аккумулятор не был мёртвым — просто слабым.
— Газ не жми, — выдохнул Илья, сам не веря, что это поможет. Он повернул ключ ещё раз. Стартер протянул длинно и обрубился. Снаружи, сразу у двери, вдохнули коротко, как через фильтр.
— Ложись, — прошептал он Вике.
Стекло со стороны задней двери покрылось паутиной трещин от первого удара, от второго — лопнуло и осыпалось внутрь, в салон, как тяжёлый дождь. Лапа влезла через рамку и нашла пустоту, щупая ковролин. Вика отпрянула к полу. Илья рванул ручник вниз, как будто это могло хоть что-то изменить, и снова провернул ключ. Стартер ещё раз скребанул — один, последний.
Медведь перевёл вес, навалился на стойку. Кузов присел и повёлся в сторону зверя — миллиметр за миллиметром. Воздух в салоне стал плотным, как мокрый войлок.
— Почти… — сказал Илья, сам не зная, чему он это сказал: замку? машине? себе?
Он ударил по клаксону — коротко, отчаянно. Звук вышел тонкий и глухой. В ответ зверь презрительно выдохнул и толкнул плечом ещё раз. Дверная рамка у заднего сиденья сломалась с сухим «цак». Внутрь полезла морда. Пахнуло тёплой мокрой шерстью и железом.
— Беги, — сказал Илья Вике, но бежать было некуда: его колено упиралось ей в рёбра, дверь с её стороны клинило, а с той — шла тень.
Он понял, что времени нет, и вывалился наружу, навстречу, с обугленной палкой в руке. Первый удар — по воздуху; второй — по морде, где бессмысленно; третий — по стойке, где больно только машине. Зверь повернул голову к нему, как к помехе, и шагнул вперёд, перекрыв Илью между собой и дверью.
На секунду показалось, что с просеки донёсся свет: где-то вдалеке, между стволами, мигнуло отражение — может, фара на трассе, может, просто вода на листьях поймала редкий отблеск. Надежда поднялась в Илье не мыслью — мышцей. Он сделал шаг, отводя зверя в сторону, чтобы дать Вике шанс. Медведь сделал то же самое — широким полукругом, как пастух, который ведёт стадо поперёк дороги.
Удар не был громким. Хлук. Как тогда, у костра. Воздух вылетел из Ильи вместе с тёплой парой, мир на миг сел на бок, будто его повернули. Земля приняла вес и не отдала.
Вика видела только кусками: как Илья исчезает в траве; как медведь, не рыча, переступает лапами, смещая массу; как ремешок с ключами снова соскальзывает с порога и падает в темноту — тихо, будто на ковёр. Потом стало очень тихо. Слишком.
Она вытянулась к водительскому месту, нашла ключ, провернула — в последний раз. Стартер только вздохнул: кх-кх — и тишина. Вика закрыла глаза и легла ниже, как её учил Илья — лицом в коврик, ладони над затылком. Снаружи было слышно, как ветки трутся о шкуру. Никаких слов, никакого «бу». Только тяжёлое дыхание, шаг, ещё шаг, и короткий вдох — через фильтр.
Ей на секунду показалось, что она успеет. Ещё один поворот ключа, ещё один вдох.
Потом в салоне стало очень тесно. И всё.
Ветер снова сменился — дунул лицом. Пахло мокрой шерстью и железом.
Просека опустела.