Медведь и феечки

Москва, июнь.

Элеонора Рифатовна, строгая и печальная, встретила их в кабинете. Стоя. Тонкие руки крепко сжимают спинку стула, вечно усталые серые глаза, не мигая, смотрят сквозь сильные очки. Медведь вошел первым, Надя, не отпуская его руки – следом. Встали.

- Ну?.. – не слишком вежливо спросил Медведь, разбивая лёд тишины. Надя еще крепче сжала его руку. – Как мы?..

Элеонора Рифатовна покачала головой:

- Снова нет, к моему огромному сожалению. Ребята, я вам не могу помочь. Не тратьте деньги – видите же, не выходит ничего. Мы с вами почти год мучаемся, а без толку.

- Значит… - снова Медведь.

- Именно, - кивнула врач. – Пока мы не в силах победить ваше бесплодие, никакие техники не работают. Но вы не унывайте! Во-первых, вы еще молоды, и, вполне возможно, через несколько лет откроют, придумают что-то такое, что и вам непременно поможет. Кроме того…

- Да? – обернулся Медведь уже в дверях.

- Всегда есть место для чуда, - неуверенно произнесла Элеонора Рифатовна. Медведь кивнул и тихо закрыл дверь.

Надежда разрыдалась уже на улице.

Москва, декабрь.

- Севыч, пойми: ну не продам я это! Я не знаю, как это вообще позиционировать: социальный квест с элементами файтинга? Или как еще?

- Ладно, Гер. Я понял. Давай пить.

Гера вскочил, огляделся затравленно и непонимающе, будто не в своей квартире был, и не старинного друга принимал, а попался в сети коварных террористов и теперь незнамо где торговался за свою жизнь. Открыл шкаф, извлек большую бутылку виски, поставил на стол. Снова сел, пригладил залысины, поправил очки.

- Не обижайся, я действительно не могу помочь в этом. Штука классная, но рынка для нее не вижу. Кстати, а рисовал кто?

- Надя. В июне начала, закончила недавно.

- Блин, куда же это пристроить-то…

- Гер, всё, проехали. Хватит. Наливай.

- Только давай по чуть? А то с тобой пить – так через полчаса под стол сыграешь.

- Себе – по чуть, - разрешил Медведь.

Следующий день, благо Гера сбежал на работу, Медведь провел на диване. Спал, смотрел кино, снова спал. Один раз поел, покурил, выпил чаю. Ни к спиртному, ни к компьютеру не притрагивался. В три коротко пискнул телефон: пора. Медведь умылся, оделся, захлопнул за собой дверь. По пути на вокзал надо не забыть зайти в магазин.

Здесь и сейчас?

Да, надо же не забыть зайти в магазин, купить батон хлеба и бутылку минералки. А то возвращаться придется с полдороги, время терять. ОК, сделано. Теперь вспомнить бы, как идти… Точно, второй переулок направо. За углом – два милиционера. Тут очень важно вообще не дать им заговорить. Успеют спросить «Ваши документы, гражданин?» - всё, пропал. Поэтому Медведь дал в рыло одному, вырубил другого, добил первого. Пудовые кулаки – хорошо, никакого кастета не надо. Отволок служивых за угол, пусть отдыхают. Угрызений совести – ноль: всё равно это «оборотни в погонах», других тут и нет почти, исключения, увы, крайне редки. Дальше, дальше. Переулок узенький, меньше двух метров. А навстречу – машина. Ревет мотором, увеличивает скорость. Не думая, что делает, Медведь побежал вперед, прямо на надвигающиеся фары. За секунду до столкновения прыгнул вправо, в подворотню. «Кайенн» промчался дальше. Будем надеяться, что не вернется. Медведь отдышался, закурил. В свете зажигалки под ногами что-то блеснуло. Нагнулся, подобрал метровый кусок трубы на три четверти дюйма. Пока оставим: вдруг пригодится?

Пригодилось немедля: не успел выйти в тот же переулок, как налетел жуткий бомж с ножом в руке. Пришлось отоварить его той самой трубой. После пятого удара оборванец упал и затих, а из кармана его выпал ржавый ключ от висячего замка. Медведь подобрал находку - на всякий случай. Пошел дальше, трубу пока выбрасывать не стал. И не пожалел об этом, потому что из следующей подворотни выскочили еще два вонючих разбойника. Успокоил и их, продолжил путь, напрягая слух: почудилось, что где-то то ли плачет, то ли поет ребенок. Вдалеке, сквозь гул вечернего города, прорезался звук милицейской сирены. Что ж, поторопимся.

Точно, поют. Вернее, поет. Девочка, кажется:

Три малолетних феечки

Дрожали на скамеечке,

А ветер злой декабрьский

Им крылья оборвал.

Но тут явился дядечка,

Всем выдал по конфеточке,

Погладил по головочкам,

И старшую забрал.

Теперь бедняжка в Турции

На ниве проституции

Работает на дядечку,

И гибнет ни за грош.

Оставшиеся феечки

Рыдают на скамеечке,

И думают, как дядечку

Им насадить на нож…

Медведь нашел место, где лучше всего слышно. Голос как из-под земли… А! Подвал, наверное. Он присел, всмотрелся: сквозь грязное окошко будто свет пробивается тусклый. Точно, подвал!

- Интересуетесь, уважаемый? Или так просто?

- Ну… - буркнул Медведь, медленно вставая. Против него стоял щуплый мужичонка с травматическим пистолетом в руке.

- Не «ну», а вали-ка ты отсюда, дядя, подобру-поздорову.

Быстрым ударом Медведь выбил «Осу» из руки непрошенного собеседника, затем ногой в живот, бросил трубу и домесил кулаками. Так, а дверь, дверь-то где в этот клятый подвал? Ага, вот она. Заперта на висячий замок. Добро, теперь сюда бомжацкий ключик. Подходит? Куда б он делся. Чик-трак, а вот и я. Отвязал девочку от стула, дал ей хлеба и минералки.

«Вы успешно завершили пятый уровень. Ребёнок спасён! Удочерить? (Да, Нет).

Медведь нажал на «Нет», в противном случае придется высидеть нуднейшую очередь в госучреждение, слушая крышесносящую трепотню таких же, как он, страдальцев, и, достоявшись, попасть на прием к Чиновнику, который объяснит, что все очень и очень непросто и долго, но вот если… ну, вы понимаете, да? Во-от в таком размере… И всё непременно и, что важно, немедленно получится…

Дальше два пути. Либо загореться праведным гневом и пойти на поиски Честного Мента. Там предлагается выбор из трех кандидатур, все трое – те еще рожи, но один из них реально честный. Угадаешь – твое счастье: Чиновник идет за решетку, а ты с правильно оформленным ребенком – либо домой, либо на следующий уровень. А не угадаешь – ой, худо тебе придется от того оборотня в погонах, ой, ху-удо… Но можно поддаться на уговоры Чиновника, и дать сразу. Тогда в дверь немедленно вломится тот самый Честный Мент, и на нары вы с Чиновником поедете вместе, а спасенного ребенка отправят в детский дом… Так что обойдемся пока без официальных процедур. «Сохранить». «Выйти». Перекур.

Медведь закрыл ноутбук, убрал в карман. Тронул за плечо сидящего напротив парнишку с электронной книжкой: «Место придержи?..» - тот кивнул. Встал, прошел в тамбур. Электричка шла шустро, колеса весело считали стыки рельсов, и мигали за замерзшими окнами огни. В голове пусто, и это хорошо. Стоп, даже и об этом не думаем, не думаем. Курим… Покурили.

Сел на свое место, потянулся было за ноутбуком – продолжить. Махнул рукой – незачем, и это надоело. Остановились на станции с кулинарным названием «Подсолнечная», покатили дальше… Медведь смотрел в мутное окно и считал мелькавшие за ним огни.

Громыхнули двери, развязно гуднула гармошка.

- Уважаемые пассажиры! Послушайте, пожалуйста, настоящую сиротскую песню в исполнении настоящей сироты! И подайте, кто сколько сможет! – ворвался в сонную одурь вагона звонкий беззастенчивый девичий голосок. – Песенка про феечек!

Две одиноких феечки

На честные копеечки

Купили булку черствую,

И стали ее есть.

Шли хулиганы пьяные,

Обдолбанные, странные,

Поймали они старшую,

Забрали её честь.

Помадою намазана,

К игле навек привязана,

За дозу спит с бандитами,

И в этом – её путь.

А младшая всё мается,

По поездам слоняется.

Эх, тётечки и дядечки!

Спасите, кто-нибудь!

Песня кончилась, гармошка смолкла, а вагон наполнился рыданиями, звоном монет и шелестом купюр. Медведь дёрнулся тоже достать бумажник, и проснулся.

Вагон все так же сонно гудел, шелестя отнюдь не десятками и полтинниками, а газетами и покетбуками; тот паренек напротив, что читал электронную книжку, продолжал это занятие, только на лице его теперь была написана некоторая брезгливость, и уши заострились, будто у эльфа какого. А небольшое пространство между Медведем и окном (никогда вплотную не садился – дует) занимала неряшливо одетая девочка, лет восьми-девяти. Она снова дёрнула Медведя за рукав:

- Слышь, дядь… Пожрать есть чё?

- Ща поищем, - в тон ей буркнул он. Первая мысль: «Батон и минералка!» Вторая: «Блин, то ж в игре было!». Третья: «Бутерброды!». В каждую, куда бы он ни направлялся, поездку, Надя давала ему пакет с бутербродами. Он их почти никогда не ел, а если и ел – то совсем чуть, не забывая выбросить оставшиеся максимально далеко от дома: найдёт – обидится. Сейчас остался нетронутым весь мешок.

- Ого! Шикарно живешь, дядя! – повеселела девочка, заполучив полдюжины бутербродов с сырокопченой колбасой. – Вку-у-усенько… Спасибо, дядь. Можно я немножко посижу тут, да?

- Сиди, - кивнул Медведь. – Потом на работу?

- Не-е, - с набитым ртом мотнула головой она. – Не хочу. Не буду. Хватит с меня. Лучше уж в детдом сдаться…

- И не страшно?

- Слышь, давай пока не будем о грустном, ладно? Дай пожрать спокойно… Ой!

- Что такое? – напрягся он.

- Чуть развернись, чтоб меня не запасли, - прошептала она. Медведь покладисто прикрыл девчонку, стараясь сделать это максимально естественно. По вагону проталкивались три невзрачных мужичка. – Всё, - выдохнула она через какое-то время. – Ушли.

- Начальство? – С пониманием спросил Медведь.

- Не, щипачи. Ну, карманники. Но они ж все друг друга знают…

- То есть, они сейчас?..

- Ну да, скорее всего. Ладно, дядь. Спасибо тебе. Пойду-ка я отсюда, пожалуй.

- Звать-то тебя как? – придержал он бойкую побирушку за рукав.

- Натаха. А ты кто?

- Медведь.

- Крутое погоняло, - уважительно покачала она головой. – Ладно, пока.

Медведь пожал плечами.

- И зачем из себя добренького корчить, а? – поспешил озвучить свою гражданскую позицию тот, напротив, с электрокнижкой. - Мужик, она в месяц больше имеет, чем ты за квартал заработаешь! Думаешь, кто на «Мерседесах» ездит? Нищие! Такие вот попрошайки!

- Знаешь, Элронд, - ответствовал Медведь. - Ты это… Лучше не говори ничего, не надо.

Тот поджал губы и вернулся к чтению.

Тверь. Пересадочная станция: через сорок минут отсюда уйдет смешной поезд о трех вагонах, транзитом через полугород-полупоселок увозящий редких пассажиров в беспросветную, по московским меркам, глухомань. Но в глухомань сегодня не нужно: как раз в том населенном пункте с сомнительным статусом Медведь оставил свой пикап. Он вышел из электрички, закурил. В дверях соседнего вагона рыдала женщина:

- Кошелёк… Как же… там всё…

«Щипачи. Ну, карманники…» - вспомнил он и оглянулся, ища те неприметные лица. Но ни их, ни Натахи не обнаружил. Тут объявили, что нужный поезд уже подали. Он перешел на нужную платформу, подошел к вагону, улыбнулся давно знакомой проводнице:

- Привет, Ань. Как оно?

- Здрав будь, Медведь. А я замуж выхожу!

- Вот и умница. Слушай, давай я вещи тут оставлю, а сам погуляю малость?

- Давай, конечно.

Снова перрон, снова сигарета. Пошли, Сева, пошли. И никакого пива – через три часа за руль. Просто ходим. Так, чтобы не разгуливаться – триста шагов в сторону вокзала – и обратно. Там чайку, потом вагончик тронется, перрон останется… останется…

Он их узнал сразу – тех троих, от кого пряталась Натаха. И рыдавшую женщину тоже узнал. Она пыталась выхватить у вора свой кошелек – приметный, под змеиную кожу, но оранжевого цвета.

Все двенадцать уровней игры – с очередями в госконторах и тщетными поисками честных; сиротские песни, впечатавшиеся в подкорку; все Надеждины слёзы и бессонные ночи – все это спрессовалось в маленький черный шарик где-то посреди Медведя. А потом шарик взорвался.

- Господа, - громко сказал Медведь, подбирая с земли метровый кусок трубы на три четверти, - Прошу прощения, но я очень хочу вас избить.

Щипачи переглянулись, и тут мир превратился в замедленное и почему-то черно-белое кино. Один полез за пазуху, но получил трубой под дых и упал. Второму досталось по ногам, третьему – ногой в пах (какое тут благородство, друзья мои? И так один к трем дерусь!). Медведь с наслаждением добивал лежачих, выкрикивая очень много громких слов, а сзади уже набегала куча… помощников? Подельников? Не имеет значения. Врагов. Медведь провел пальцем по лицу: кровь. Чужая. Слизнул. Ухмыльнулся и пошел на толпу, уверенный в собственной несокрушимости и, вместе с тем, совершенно точно зная, что живым не выйдет.

…Уложил шестого, пропустил первый удар, затем второй. Кто-то полоснул ножом по ногам, и, уже оседая, он увидел Наталью. Куда подевались застиранные штанишки и пальтецо сорокалетней давности? Серебряное платье сверкало на феечке, гневно резали воздух слюдяные крылышки, а волшебная палочка в ее руке извергала молнии, от которых головы врагов превращались в самые обыкновенные тыквы, а каждый садовод знает, что расколоть спелую тыкву – пара пустяков, достаточно уронить хорошенько…

И бежала Аня, размахивая какой-то ни к селу ни к городу скалкой, а с другой стороны спешил самый настоящий Честный Мент, и он свистел в свисток и стрелял в воздух, и все паровозы на вокзале немедленно засвистели-загудели, а враги побежали, но это все поздно, поздно, потому что Медведя-то уже убили.

Он лежал на окровавленном снегу, и рыдала Аня, и Наталья тоже рыдала, и всей её волшебной силы тут было мало.

- Спой… Про феечку… Про последнюю… - прохрипел Медведь.

Она кивнула, и, глотая слёзы, запела:

Последняя из феечек

Нашла кулёчек семечек.

Сидит, как птичка, лузгает,

И плачет о своём.

Шла молодая вдовушка,

Увидела воробушка:

«Не плачь, - сказала, - милая,

Пойдем со мною в дом!»

Не обманула феечку,

Взяла с собою девочку:

«Ты будешь моей доченькой,

Забудь скорее зло!»

И всё отныне – гладь да тишь,

И плачет – о сестрицах лишь,

Но в целом, надобно сказать:

Ей очень повезло.

- Спасибо, феечка… Прощай. – И умер Медведь.

Здесь и сейчас.

И проснулся в квартире у Геры, на диване. Вскочил, огляделся, выдохнул, сел. Посмотрел на часы: полдень. Гера ушел в восемь, он сам перебрался сюда в девять. Три часа придавил, нормально. Электричка – в пять с копейками. Прошел в ванную, умылся холодной водой, внимательно осмотрел себя в зеркале: не, всё нормально, всё приснилось. Похмелья ноль, что тоже хорошо. Тогда вперед. Медведь покурил, оделся, захлопнул за собой дверь. По пути на вокзал надо не забыть зайти в магазин. Но сперва – дело.

- Алло, Гер, здорово. Не, все в норме. Проведи меня в контору, а? Да не, не бойся. Я не к тебе, к шефу. Ага. Давай, жду.

Переговоры шли три часа, но закончились успешно.

- Главное, - сделайте так, как я прошу, - повторил Всеволод Васильевич Медведевский, он же просто Медведь, пожимая руку директору. – А лично мне… Нам… Нам ничего не надо.

Вышел из здания, купил в ларьке нарезной батон и бутылку «Новотерской», и пошел в сторону вокзала…

Москва, полгода спустя.

Гера не терпел телевидения. Но шеф в приказном порядке обязал весь отдел смотреть в этот час бизнес-канал, потому что ожидался сюжет о фирме.

«… А теперь – новости игровой индустрии. Шестой месяц лидерство удерживает социальный файтинг-квест «Рождественский рассказ», эксклюзивно распространяемый компанией «Гаврила». Как известно, анонимный разработчик всю свою долю от продаж игры направляет в фонд борьбы с бесплодием и в детские дома Тверской области. По информации от «Гаврилы», разработчик не планирует развивать эту игру, что, безусловно, крайне расстраивает многочисленных фанатов «Рождественского рассказа»…».

В сто какой-то там раз за эти полгода Гера чувствовал себя очень-очень плохо…

Москва, еще два месяца спустя

Элеонора Рифатовна вошла в кабинет как всегда, без четверти восемь. Поздоровалась с медсестрой, попросила кофе.

- Да, прислали что-нибудь? – спросила она, имея в виду материалы конференции в Атланте, закончившейся три дня назад.

- Да, прислали, чуть не забыла, - и медсестра положила на стол стандартный конверт. Вскрыв его, Элеонора Рифатовна нашла лишь фотокарточку. На ней стояли, обнявшись, счастливые мужчина и женщина. Как их… Надя и Сева, точно. У ног их лежал пёс, а Надя, между прочим, была месяце примерно на восьмом.

Позабыв про кофе, Элеонора Рифатовна долго молча сидела, неотрывно глядя в потолок.

- Все-таки они волшебные существа, эти дети… Гномики… Феечки… - шептала она. - Как они нас находят? Что мы должны сделать?

В мир ее вернул голос медсестры:

- Уже пять минут девятого!

- Отлично, Наташа. Начинаем приём.