Медвежий угол

Труп медведя обнаружил Митяй.

Первым из нас собрал палатку, шмурдяк, и пошёл по урезу воды до ручья, который мы заприметили ещё вечером по-над плёсом, где сегодня ночевали. Водицы захотел набрать ручьевой, на ход весла.

Свистнул.

Что-то крикнул…

Пошли и мы с Костиком.

Зрелище оказалось малоприятным.

Признаки головы почти отсутствовали, туша была разодрана, а внутренности выжраны.

По смердящему запаху и наслоению следов, можно было предположить, что трупу несколько дней, а вот тот, который жрал пострадавшего, заходил уже несколько раз.

Медведь казался молодым, когти на остатках лапы были не крупные, но следы около трупа — огромные, не меньше 43-го размера человеческой обуви в длину.

— Давайте-ка потихоньку валить отсюда. — предложил Костик и тревожно оглядел доступные глазу пейзажи. — Не хватало нам ещё с медведем-каннибалом встретиться.

— Валим. — поддержал я Костяна.

Снимались суетливо, покидали наспех собранный шмурдяк в лодки, и, почти молча, свалили. Пейзажи, со второго плана не возвращались, хотя мы сверлили глазами оба берега и близлежащие окрестности. Бодрый и радостный щебет пернатых совсем не радовал.

Подташнивало.

Кто бы мог подумать, что эйфория первых четырёх дней сплава улетучится за секунду. И вроде бы люди мы взрослые, и всякое видáли, и медведя видáли, но медведя-каннибала не видáли, и даже не планировали с ним встречаться. Собирались сполна вкусить природных красот, наловить рыбёхи, хорошо выговориться у костра, размеренно попивая взвар из чая, душистой листвы и терпкой заполярной ягоды.

Маршрут в этот раз выбирали не самый сложный, две речки до перехода, три — после, пару озёр на пешем участке — по обстановке. Всего около 500 километров.

Надувной флот у нас компактный, лёгкий: Митяй на байдарке, у Костика пакрафт двухместный, у меня — соло. Еды брали по минимуму, с прицелом и преимущественно на пеший ход. Рыбу же планировалось ловить повсеместно и без оправданий. Хариусок, к слову, нас не подводил, ловился исправно, и за первые четыре дня, хватало и на юшку, и на жарёху.

Ну вот…

А теперь подташнивало, и не хотелось ни ухи, ни ягод. Хотелось побыстрее и подальше свалить.

— Надо покидать петард перед сном. — предложил Костик, когда мы спешились на приверхе одного из островков, который специально вылавливали глазами по ходу сплава и нашли только в сумерках.

— Обрати внимание на локацию, в этой излучине ветер почти в спину. — сообразил Митяй. — Если каннибал сверху, то не услышит не только звуки, но и запахи. Перекусим консервами, а петарды нужно пересчитать, и не раскидывать попусту.

Так и поступили. Петарды не пересчитали, перекусили и спали по очереди, точнее — не спали.

Ближе к обеду следующего сплавного дня мандраж немного поутих, и удалось половить рыбы. Митяю даже повезло зацепить пару гольцов, и он с непривычки изгваздал всю байдарку рыбьими соплями, так уж он боролся с неугомонным уловом. У меня же рыбалка совсем не заладилась, настроение совсем упало, всё раздражало или угнетало. В конечном итоге, я зевнул и насадил пакрафт на незамеченный сук ветровала. Пришлось поспешно чалиться, чтобы не утопить шмурдяк и заклеить пробоину. На ближайшем галечном плёсе наметили экстренный лагерь: я возился с ремкомплектом, Костик чистил рыбу, а Митяй взялся осмотреть окрестности на предмет медвежьих следов. Нашёл однозначное указание на олений брод с набитыми копытами тропками, где медвежьих следов не обнаружилось, и нам тут же показалось, что жизнь налаживается. Ужин получился сытным и духоподъёмным, пробоина подсохла и ушла на второй план, треск костра и запах свежезаваренного чая вернул ощущение Природы-Матушки, запели разноголосые стрекотухи, и потянуло в сон…

— Говорят, Воркута, на каком-то инородском наречии означает «Медвежий угол» — вернул напряжение в гармонию блаженной вечёрки Митяй.

— Ага, и Кондопога, тоже — «Медвежий угол», на каком-то из финно-угорских языков.— проявил эрудицию Костя.

— Ярославль образован на месте населённого пункта «Медвежий угол». — вставил свои пять копеек и я.

— В Ярике-то, откуда медведи? — не поверил Костя.

— Медведи — везде. — резонно заметил Митяй. — Но там, где много чего пожрать есть, медведи не каннибалят.

— Я читал где-то в пабликах, что пару лет был плохой урожай ягод… — в моей голове всплыли какие-то обрывки суждений из интернета.

— Либо, крупный самец устраняет конкурентов, из-за малого количества самок в окру́ге. — добавил Митяй.

— А ещё эта, как её инце…, инцес… инцесфагия, кажется, или инфантофагия. — я силился вспомнить термин, но точно не был уверен в правильности наименования того зверства, когда взрослые особи поедают детей.

— Вот вы нашли темку «для побазарить». — напрягся Костик. — давайте лучше петарды посчитаем, — и взялся расчехлить гермомешок…

Ночь облегчения не принесла. В какой-то момент к шуму речки добавились увесистые плюхи, потом — зловещий шелест гальки, а вибрирующее низкими обертонами дыхание заморозило кровь в наших жилах.

— Мишка! — Как можно ровнее прошептал Митяй. — товсь петарды!

— Погодь, Диман. — прошипел в ответ Костик. — кажется, он у лодок. Не привлекай внимания, жрачки не найдёт и уйдёт.

— Мляцць, я лодку не вымыл… — Митяй вспомнил, что не смыл рыбью слизь с байдарки.

А ещё через минуту-другую кряхтяще-сопящий ужас прервался звонким хлопком и свистом сдувающейся лодки.

— Мляццць! — снова прошипел Митяй, в след удаляющемуся трехтактным медвежьим аллюром, четырёхлапому шелесту гальки. — Говорил мне батя: «Возьми карабин»…

— Ушёл? — жутким шёпотом наивной надежды, прошипел Костик.

— Вроде… — это я уже предположил.

Спать, понятное дело, никто уже не мог, но и выходить было страшно, вдруг косолапый вернётся и учует наши запахи?! Но вдруг случилось иное: ночной размеренный речной шум надорвал жуткий грохочущий рык.

— Не ушёл. — обречено сдулся Костя.

Нет, медведь не ушёл. Любопытному мишке, порвавшему Димкину байдарку, встретился зверь покрупнее и покровожаднее. Именно его, леденящий душу рык, слышали безоружные дурачки, заплутавшие в медвежьем углу. Казалось, в двух соседних сопках, которые высились горбами ниже по течению, зловещий рык резонировал и размножался, заражая прибрежный хвойник смертельной судорогой. Рык умирающего от тупых гулких ударов и треска переломанных костей молодого медведя, казался совсем жалким и постепенно угасал.

— Пацаны. — прошипел Митяй. — Быстро вяжем самое необходимое на спины, вспоминаем, где чьё весло стоит, и если вдруг эта харя попрёт на нас, взрываем петарды и прыгаем в пакрафты.

Палатки зашелестели спальниками, пока ещё метрах в полуста вниз по реке, медведь-каннибал рвал плоть молодого, любопытного до туристских продуктовых запасов, лишнего в этом медвежьем углу, медвежонка. Костя чуть слышно расстегнул молнию и высунул один глаз в палаточную щель.

— Чо там? — прошептал я, догадавшись, что Костик изучает обстановку.

— Не видно! — прошипел в ответ Костик. — Серое всё.

— Небо? — прошептал Димка.

— Минут 20-30 до контраста.

— Готовимся. — прошептал Митяй. — Моё весло видишь, Костян?

— Вроде бы ровное пятно, не ломаное… но это не точно.

— Чего у тебя в носовом?

— Насос, консервы, зарядка.

— Ноги воткну?

— Захочешь — воткнёшь.

— Макс. — спросил Митяй. — Спутник у тебя?

— У тебя же. — ответил я. — в ящике с солнечной панелью и коптером.

— Так, ящик я помню где…

Когда под свинцом заполярной белой ночи зарозовело, а противоположный берег дал внятный контраст береговой линии, легковооружённые, снаряжённые только самым необходимым для выживания, туристы, пионерским гуськом погрузились в пакрафты, и, почти бесшумно, махнув пару раз вёслами в направлении противоположного берега, вышли на стремнину.

Сложились пополам и прикинулись брёвнами.

Огромная шерстяная гора завтракала в излучине, там, где стремнина огибала косу. Гора чавкала и рвала ткани младшего сородича, гора с жадностью сглатывала куски плоти, а протолкнув кусок — выдыхала с рыком. Когда два заметных бревна приблизились к косе, шерстяная гора подняла огромную голову, и я увидел окровавленную пасть, огромные белые клыки в потеках крови и этот ужасающий блеск чёрных глаз, наполненных зловещей рубиновой бесконечностью.

Я совсем перестал дышать и закрыл глаза.

А вот Костик не выдержал…

Первая петарда, блеснув вспышкой на воздухе — в воде потухла, вторая квакнула в омуте, и только третья долетела до прибрежной гальки, и тогда, от мощного хлопка у меня заложило уши и распахнуло глаза. Этот момент я никогда не забуду. Шерстяная гора встала на фоне свинцово-розового неба в полный рост, задрала огромные лапы с когтями-ножами, и с чудовищным рыком, резонирующим в сопках-верблюдах — кинулась на двухместный пакрафт, в одно мгновение смяла его, и навалившись всей своей огромной тушей, затянула под воду оцепеневших и совершенно беспомощных пассажиров двухместной надувной лодки.

Вот он — край, краеугольный камень, камень преткновения, момент истины… Судный день. Как ещё назвать событие, которое перевернуло твою жизнь?! Разделило на «до» и «после»...

Лучик наивной надежды забрезжил, когда из под скомканного пакрафта появилась залитая кровью голова Митяя. Он аккуратно, и как будто хладнокровно, подтащил лодку на полив, заправил пробитый баллон в люльку первого номера, и аккуратно подтолкнул покалеченное плавсредство в направлении стремнины.
— Уходи, Максим! — не громко, но как гром среди ясного неба, прозвучал Димкин приказ.
— Митяй! — это вообще всё, что я мог прокричать в ответ, горло как будто стянуло стальными тисками.
— И даже не думай возвращаться! — убедительно махнул рукой, в которой блеснул холодным металлом охотничий нож. Махнул Митяй в направлении условного устья, а сам — развернулся, и отбивая ногой набегающий поток, бросился в направлении суводи, где безумный «хозяин тайги» полоскал в розовой пене, безжизненное тело Костика.*

Потом уже, я долго размышлял, был ли смысл включаться в наивную стрельбу петардами, отмахиваться веслом, был ли смысл погибнуть за компанию или по воле судьбы. Но это было потом, а сейчас я бежал, бежал как последний трус и предатель, выгребая веслом как никогда, спасая свою шкуру и оправдывая побег животным страхом. Бежал из окрестностей медвежьего угла, тесного ущелья меж сопками-верблюдами, где пировал таёжный монстр невиданной силы, и где потом, в ветровальных крепях, у русла небольшого ручья, текущего через ягодную долину, нашли останки моих друзей.

———————

*дописка